Такого не может быть, нет!

Чёрная служебная «волга» генерала Золотарёва подъехала к штабу вертолётного полка. У подъезда её встретил дежурный по полку гвардии майор, указал генералу дорогу. Оба молча поднялись по широкой лестнице, отдав честь, прошли мимо часового и двух полковых знамён — одно «новое», другое «старое» советское. Вошли в приёмную командира вертолётного полка. Дежурный офицер по штабу встал, приветствуя генерала, указал на дверь кабинета.

— Здравия желаю, товарищ генерал. Проходите, пожалуйста, командир полка Герой России, гвардии полковник Богданов Виктор Владимирович ждёт вас. Прошу.

Предупредительно открыл перед генералом дверь кабинета. Навстречу гостю, встречая, из-за стола легко поднимается гвардии полковник. Высокий, средних лет, спортивного сложения офицер со звездой Героя России на кителе, идёт навстречу.

— Здравия желаю, товарищ генерал, проходите, пожалуйста… О!.. — Полковник на полуслове умолкает, напряжённым взглядом внимательно смотрит на гостя.

— Спасибо, — воспользовавшись заминкой, благодарит генерал. — Добрый день, товарищ… — тоже останавливается, с восхищением указывает глазами на звезду «Героя».

Богданов всё ещё в изумлении смотрит на гостя, но отмахивается.

— Да-да, Герой, Герой, товарищ генерал, не обращайте внимания, я уже привык. Это, как говорится, не предмет нашей… эээ… нашего знакомства… для вас просто гвардии полковник и всё. Мне это привычнее.

— Всё равно — поздравляю. Просто так — в наше время, — замечает генерал. — «Героя» не дают… Это — честь! Это заслужить надо. Я это понимаю!

Богданов слушает, но в смысл похоже не вникает, всё так же напряжённо вглядывается в лицо генерала, его фигуру, о чём-то думает.

— Да ничего особенного, товарищ генерал. Спасибо. — С заминокой отвечает. — У нас каждый второй лётчик в полку герой… Без преувеличения. Вот такие ребята! Уж я-то знаю. Представлял документы! Дают правда не всем. Больше посмертно… Мне — при жизни. Повезло. Ладно, не будем об этом.

Говорит, а сам думает о другом. Такое впечатление, что он о чём-то спросить генерала хочет, но вынужден соблюдать положенный этикет. А генералу всё, кажется, удобно. Всё нравится. И строгое убранство кабинета, и чистота и порядок на территории, и в штабе, и лица офицеров, и макеты-копии боевых вертолётов на столе и отдельном столике, и групповые фотографии пилотов на стене, и отдельные портреты, сам командир вертолётного полка со звездой Героя на кителе рядом с министром обороны страны.

— Тем не менее, поздравляю, и рад знакомству с вами, товарищ… эээ… гвардии полковник, — говорит он и протягивает полковнику руку.

— И я очень рад… — Богданов исподволь продолжает рассматривает лицо генерала, изучает, забывшись, задерживает руку генерала в своей. — Только…

— Что только? — с интересом переспрашивает генерал Золотарёв.

— Товарищ генерал…

— Можно просто — Юрий Михайлович…

— Юрий Михайлович, умм… Извините за любопытство, — мнётся полковник. — Я, как только вы вошли… Я глазам своим не верю! Понимаете… Я удивлён! Поражён просто! Скажите, у вас случайно брата нет, близнеца, а?

Золотарёв вскидывает брови.

— А что такое? Что-то не так? — Шутливо оглядывает себя.

— Да нет, Юрий… Михайлович, дело в том… Да вы присаживайтесь, пожалуйста, я что-то растерялся. Вы очень похожи на одного человека, вернее он на вас… как две капли… Я можно сказать только что, пару-тройку часов назад с ним разговаривал, вернее познакомился. Вам чай, кофе, коньяк?

— Нет-нет, спасибо. Только чай, если можно.

Богданов склоняется к переговорному устройству: «Саша, Александр Яковлевич, два чая нам, и сладкого чего-нибудь»…

— Я просто поражён сходством, — возвращаясь к разговору, разводя руками, смущённо произносит полковник. — Это невероятно, хотя…

Вошёл помдеж с разносом, прошёл, поставил его перед генералом.

— Угощайтесь, пожалуйста, Юрий Михайлович, — приглашает Богданов. — Всё свежее.

Золотарёв видит заминку и смущение полковника, понимает причину. Это и не удивительно. Он бы и сам на его месте растерялся. Странным было бы, если бы Богданов не заметил сходства, не удивился. Всё правильно, Богданов правильно реагировал. И Золотарёву приятно было наблюдать эту сцену, играть в ней. Как и в предыдущей, если откровенно, со Змеем-Горынычем. Потому что в ней была Аня! Анечка! Аннушка!

— Спасибо! Это очень интересно, что вы говорите — про двойника. И кто он такой? Офицер? Гражданский? Откуда, где служит?

Богданов совсем растерян. Золотарёв с восторженной радостью замечает это, доволен произведённым эффектом, наслаждается видом растерянного полковника. Но не злорадствует, его веселит ситуация.

— Нигде он не служит… Тцц… — Полковник с удивлением крутит головой. И так посмотрит на гостя, и этак. — Сходство, товарищ генерал, просто поразительное. Никак не ожидал! В запасе он. — И вновь вглядывается в лицо генерала. — Только тот человек вроде чуть ниже вас, я вижу, и легче, худее… И зовут его, кстати, как и ваше отчество, Михаил… Может отец ваш?.. — И немедленно одёргивает себя. — Нет-нет, извините, это, конечно, исключено, потому что возраст почти… такой же… Да, главное, он же заикается! Заика он, что характерно! В Афгане контузило. Представляете? А вы не заикаетесь.

Золотарёв с видимым интересом слушает, с последним соглашается.

— Да, это мне не характерно. Но вы меня заинтриговали, Виктор Владимирович. — Замечает он, и переспрашивает — Михаилом, говорите, его зовут… А в Афганистане он где служил, когда?

Богданов торопливо рассказывает.

— В мото-маневренной группе. Командиром миномётного взвода, в Шибергане. А мы как раз в Кирке дислоцировались. Представляете? Несколько командировок за речку. От звонка, до звонка. Правда не все вернулись, к сожалению.

Золотарёв грустно кивает головой.

— Так он пограничник, значит! — отзывается он. Взгляд генерала становится чуть тёплым, но с хитринкой. — Линейные заставы, говорите? Это хорошо. Близкое мне совсем. Я ведь тоже там… эээ… с пограничников начинал. Хорошо помню: так домой всегда хотелось!.. Жара, песок, «духи», «зелёнка», мины… «В Чёрном тюльпане, с водкой в стакане…»

Богданов эхом подхватывает:

— «Молча плывём мы…» Золотарёв обрывает.

— Да, полковник… было время. Десантные «коровы»…

— …Ми-8, «крокодилы», — так же задумчиво продолжает Богданов и поясняет. — Крокодилы — это мы! Я звеном сначала командовал, потом эскадрильей, Академия, и всё остальное…

— …груз 200…

— Да! Груз 200. Это да! — вздыхает Богданов. — Тяжёлая страница. Ужасная! Наломали мы дров. Один я сколько хороших ребят потерял… Тцц!

Генерал задумался, перебирая в памяти те страницы.

— …Мда… людей потеряли, технику, время… Главное, людей. Меня потом в пограничный отряд перевели, — заметил генерал. — Потом тоже Академия, потом… Так вот и… Хорошо, а как его фамилия, может я служил с ним, может знаю?

Богданов не сразу понял, о ком генерал спрашивает.

— Фамилия? А, фамилия… А вот фамилию я не успел спросить. Сейчас узнаем. Одну минуту. Пейте чай, товарищ генерал, пейте.

Вернулся к столу, взял со стола сотовый телефон, быстро набрал номер. Ему тут же ответили. Богданов лицом посветлел.

— Анюта, солнышко, это я, да… — воскликнул он. Золотарёв немедленно представил её образ. Да, она солнышко! Да, Анюточка! Цветок! От нахлынувших чувств, в душе и на лице у генерала разгладилось, отозвалось улыбкой. Богданов говорил по телефону, а сам искоса, с интересом поглядывал на генерала, что это с гостем, что он вспомнил. — Скажи мне, ласточка, а ты не помнишь, как фамилия нашего друга Михаила? Как? Конев, говоришь? Серьёзно? Понятно. — Прикрыв трубку рукой, сообщает гостю. — Конев у него фамилия. Случайно не встречали? Не знаете?

— Конев… Конев… — задумчиво повторяет названную фамилию Золотарёв, и вдруг лицо его озаряет радостная улыбка. — Конев! Так я знаю Конева. Знаком с ним! Это, наверное, его отец. Даже очень хорошо знаю. В Москве живёт. На пенсии сейчас, на отдыхе. И адрес его знаю, в доме бывал. Профессор. У нас в Академии тактику читал. Ветеран. Фронтовик. Учёный. Жутко строгий. Умница. Вот такой человечище! Генерал армии, Герой Советского Союза, бывший командующий 28-й Ударной танковой армией. Орденоносец. У него наград, помню, кителя не хватало. А печатных работ — уйма. Я помню. Штудировал. Грамотные работы, талантливые, современные. Очень интересный человек, заслуженный, уважаемый…

— Нет-нет, Юрий Михайлович, что вы, это исключено. — Решительно замахал руками Богданов. — Этого не может быть! У такого отца и такой сын! Нет-нет, я не думаю. Я же его знаю. Я беседовал с ним, разговаривал. Человек без семьи, без работы, заика. Старший лейтенант запаса. Конюхом устроился. Жена его бросила. Один остался. Вся биография. Просто наш человек. Незаслуженно забытый командованием, своей страной. Как многие. Афганец. Орден «Славы», «За мужество». Контужен. Комиссован. Хороший человек. Таких много. Один я таких сколько знаю. Нет-нет. Это исключено. — Вновь вернулся к разговору по телефону. — Анечка, ты твёрдо уверена, что он Конев? Он тебе так сказал? А родственники, кроме жены? Один значит! Понятно. — Выразительно смотрит на генерала Золотарёва. — А где он сейчас, Анечка? — Вновь спрашивает сестру. — Я могу с ним поговорить?.. Где? К зубному ушёл… Когда? Недавно! А он вернётся? Хорошо. Когда вернётся, сразу мне сообщи. Нет-нет, не беспокойся, ничего серьёзного, неясности уточню и всё.

Отключил телефон, положил на стол.

— В совпадения я не верю. Уверен, это другой Конев. Однофамилец.

Золотарёв наслаждается уверенным заявлением Змея-Горыныча, но вида не подаёт.

— И я в совпадения не верю, и на кофейной гуще не гадаю. Я предлагаю оставить эту тему до выяснения. Поговорим о наших проблемах.

Богданов, глядя на Золотарёва, освобождаясь от наваждения, переключается.

— Да-да, давайте поговорим. Частично я в курсе. Мне мои заместители в завуалированной форме уже сообщили предложение вашего заместителя снять с повестки дня это странное пари. Я, в принципе, не возражаю. Для нас это действительно несерьёзно. Полковника Палия я уже наказал, чтобы не провоцировал, да и соревноваться не вижу смысла: наш ансамбль «Поющее крыло» лауреат всех последних ежегодных конкурсов «Армейская песня». Было бы не честно нам, например, соревноваться с вашим прославленным оркестром. Правильно? Тут — также. Палию я уже выговор сделал. Ещё раз что-либо подобное выкинет, он у меня не только свои сапоги съест, без воды и без соли, но и…

— Одну минуту, я не понял… Сапоги и были условием проигрыша?! — удивлённо переспрашивает генерал.

— И погоны тоже… — дополняет полковник.

— Вот дела! Не слабо! Я этого не знал. — Признаётся Золотарёв. — Ну, Уляшов, ну…. Мне он ничего об этом не говорил… Хмм…

— За честь войск, товарищ генерал, что только не… съешь… Хотя я это осуждаю.

— И я против. У меня есть встречное предложение к вам, товарищ гвардии полковник. Строго между нами.

— Я слушаю, — наклоняется Богданов.

— Только без утечки даже заместителям, — предупреждает Золотарёв. — Категорически «строго»! Под грифом четырежды «секретно».

— Моё слово командира пойдёт? — спрашивает полковник.

— Вполне, Виктор Владимирович, как и слово офицера, кстати, — замечает генерал. — Я предлагаю вот что: пусть всё идёт как наши заместители организовали, вроде мы не договорились, а мы с вами, так сказать, устроим им неожиданный…

— Форсаж?!

— Скорее форс-мажор, полковник. Полный, причём. С командованием я договорюсь.

Богданов энергично и с удовольствием потирает руки.

— Это мне нравится. Это интересно. Не возражаю. Главное, неожиданно. Как стрельба по целям со взлёта. Очень интересно. Это по-нашему.

— Теперь о сути и деталях. Что я предлагаю… — говорит Золотарёв.

— Внимательно слушаю.