Признание «Михаила»

Услышав над лесом звук двигателя вертолёта, Анна не удивилась, брат, наверное, летит, поняла она. Удивилась другому, почему не предупредил о прилёте. Обычно он звонил. Даже если без гостя летел. Спрашивал, что на ужин приготовлено, либо на обед, заказывал порой. Минут за тридцать обычно до прилёта. А сейчас… Как-то необычно, непонятно. Анна заторопилась, склонила голову над цветком, нежно погладила его тоненький стебель и едва заметные листочки, она находилась в закрытой оранжерее. Цветок ещё болел. Редкий в этих краях, маленький. Ещё не прижился. Плохо ему ещё здесь. Недавно привезли. Но ничего, ничего, переболеет. Нужно переболеть, акклиматизироваться. Анна несколько раз в день заходила посмотреть на него, как он?! Присаживалась возле, разговаривала с ним, жалела, он похоже слушал, листочки порой трепетали, как она видела или ей так казалось… Ему нужно время, знала, ещё немного — бедненький! — неделю, две… Сейчас заспешила на выход.

Брат подъехал на электромобильчике. Пара таких гольфкаров всегда стояла на вертолётной площадке, под навесом. Другие обычно на гольф-поле. Едва соскочив с сиденья, ВВ, чем-то возбуждённый, взъерошенный, спросил:

— Анюта, он здесь? Где он? — не понимая, она вскинула брови, он нетерпеливо пояснил. — Ну, Миша, Миша, наш Михаил.

Анна удивилась, но спрашивать не стала, пожала плечами.

— Миша? Он на общем манеже. Брокера прогуливает. Я доверила. А что, что-то случилось?

Валерий Владимирович её уже не слушал, запрыгнул в автомобиль, бросил на ходу:

— Не беспокойся, родная, всё хорошо. Поговорить надо.

Заику он увидел на манеже. Наблюдая, остановился. Похож. Сильно похож, отметил он, просто одно лицо. Такого быть не может, не может быть и всё. Не мо… К тому же и ростом, пожалуй, чуть пониже, и лицом попроще, но… Поразительно! Виктор Владимирович несколько минут постоял в стороне, растерянно и с любопытством не столько наблюдая, сколько изучая конюха, наблюдал за его спокойными действиями. Тот, увлечённый работой, не видел грозного Змея-Горыныча, стоя в центре условного круга на длинном поводе лёгкой рысцой разминал рысака. Конь, раздувая ноздри, храпел, доволен был, вроде улыбался, ровно и красиво вскидывал ноги, раз за разом пробегал круг. Шерсть его лоснилась от пота… Разогрелся! Красавец! Наконец Михаил закончил разминку, сбавил бег рысака.

Виктор Владимирович быстро подошёл.

— Миша, можно тебя? Разговор есть.

Заика улыбался, остановив коня, похлопывал его по длинной шее, оглянулся на голос.

— Ааа, п-привет, Витя, я с…сейчас…

Виктор Владимирович не мог ждать, сдерживая напор и нетерпение в голосе, спросил.

— Скажи, земляк, ты не слыхал, у вас на заставе ещё один Конев, говорят, был. Капитан или майор… Твой однофамилец, получается… Был, нет, не помнишь, нет?

Заика заметно удивился, и рысак вроде тоже, косил на ВВ фиолетовым с глубокой чернотой взглядом.

— То-оже Ко-онев? — заинтересованно переспросил Михаил, потом почти уверенно произнёс. — Н-нет… М-может в округе где, я н-не помню… — И рысак, словно подтверждая, уверенно помотал головой. — Тпру, Брокер, не балуй, — одёрнул рысака Михаил, и пожал плечами. — Но н-на заставе то-точно н-нет. При м-мне нет… М-мо-ожет позже… А что?

Виктор Владимирович заметно нервничал, не отставал.

— Может быть брат у тебя есть, близнец или похожий?

— Н-нет, я бы знал. Я у матери о-один был. Т-точно, — уверенно заявил Михаил. — Да ты го-овори всё ка-ак есть, не те-емни.

Виктор Владимирович с облегчением выдохнул.

— Извини, брат, я думал это ты темнишь. Понимаешь, я сегодня человека встретил, как две капли — ты. Вылитый. Может чуть постарше, и он… генерал.

Заика восхищённо вскинул голову.

— Ух ты. Я с-слышал, что-то про дв-во-ойников. Есть, го-оворят на свете. Случаются. Но чтобы с-сразу ге… ге-енералы… И что?

Виктор Владимирович уже успокоился, говорил легко и без напряжения, поверил. Вернее, убедился. Михаил развеял его сомнения. И действительно, генерал был вроде выше, пусть и на пару-тройку сантиметров, но выше и лицом жёстче, начальственней.

— Да нет, ничего. Я просто подумал… — Ещё раз мысленно совместил в памяти два этих образа, улыбнулся. — Нет, ничего я не подумал. Всё нормально, земляк. — Виктор Владимирович обнял заику за плечи, дружески хлопнул по плечу. — Наваждение, брат. Не бери в голову. А ты значит к зубному ходил, и «Брокера» размял. Растёшь! Молодец. Доверяют! Хороший конь. Нравится?

Михаил полностью с этим согласен был, как и со сменой темы разговора.

— К…краса-авец. Мо-олодой ещё то-олько.

И оба они посмотрели на рысака. Рысак, жуя губами, головой обоим кивал, бил копытом.

— Гляди, понимает, что о нём говорят!

— Д-да, у-умница!

— Чистокровный Гольштинец. Анюткин любимец. Прямо из Германии его мать и привезли. У нас он здесь и родился. Красавец.

Заика неожиданно вдруг напрягся, перестал улыбаться, заглядывая ВВ в лицо, серьёзно сказал.

— Витя, из-звини, к-кстати, об А-анютке. Я у те-ебя, руки тво-оей се-естры хочу про-осить. Влю-юбился, сразу и-ии… о-око-оо…

Виктор Владимирович на секунду растерялся, лицо его потемнело, он усмехнулся и сдерживая злость, передразнил.

— Ага, окончательно… Я понимаю. Да ты что, Михаил? Извини, конечно, ты мой брат и всё такое, фронтовик, к тому же, но… На это я согласие не дам. Категорически. Не дам!

— По-очему? Потому что за-а… за-аика я? — спросил Михаил, стараясь уловить взгляд собеседника.

Виктор Владимирович, отводя взгляд, скривился.

— Нет, конечно. Просто я слово матери дал оберегать её от ошибки, от разных… эээ… необдуманного шага… Спасибо, раз уже прокололся.

— Я всё обдумал, — взволнованно заверил Михаил. Даже заикание его исчезло. На что ВВ внимания не обратил, потому что тоже нервничал. Почти рычал.

— Ты слышал, нет, я сказал! Нет! Это не возможно. Нет, нет и нет! Этого не будет никогда. Всё! Я слово дал.

— Я сде-елаю её счастливой. Слово офицера.

ВВ как споткнулся, в упор глядя в глаза заики, с усмешкой зло произнёс.

— Ты с ума сошёл? Миш ка, ты посмотри на себя! Посмотри! Какой ты офицер? Ты отставник, извини. Ты инвалид. Ты себя прокормить не можешь, а она…

— Что она? — Михаил смотрел уже не мигая, лицо его закаменело.

ВВ не выдержал взгляда, спрятал злость за улыбкой. Улыбки не получилось.

— А может ты на приданое её, земляк, позарился, а? На богатство её потянуло?

Михаил сжал кулаки.

— За-аткнись, дурак. Ещё о-одно такое слово, по мо…мо-орде получишь!

ВВ восхитился.

— Ух, ты… по морде?! Вот ты как заговорил. Понимаю. По-мужски! А если у тебя не получится… по морде мне надавать?

— По-олучится, — заверил заика.

— А ну, давай, ударь меня.

— А за генерала бы отдал? — неожиданно спросил Михаил.

— За генерала? Отдал бы! — Без раздумья ответил Виктор Владимирович.

— На, получай! — в отчаянии крикнул Михаил, влепляя «обидчику» крепкую оплеуху.

ВВ устоял, но ответно схватил Михаида за грудки, сделал подсечку, и они оба покатились по земле. То один сверху, то другой… Невинный в начале разговор перерос в некрасивую потасовку.

На выручку спешили охранники, бежала и Анна.

— Мальчики… Витя… Миша… Витя… — Анна подбежала первой, попыталась разнять дерущихся. — Прекратите! Прекратите немедленно. Я прошу вас. Да что ж это такое….

Подскочила охрана, сразу пятеро. Дерущихся с трудом растащили по сторонам.

— Ишь ты, руки он её захотел, — дёргаясь в руках крепких охранников, шипел «Змей-Горыныч». Охранники не столько его держали, сколь заслоняли, отряхивали при этом пыль с его одежды. — Я покажу тебе — «руки»…

Другие охранники, трое, один сзади «Михаила» схватил за шею на удавку, двое других руки заломили.

— Ага, получил, чистоплюй двуличный, получил? — дёргался заика, стараясь вырваться. — Ещё получишь!

Один из охранников, тот, что впустил когда-то заику на территорию, сначала замахнулся на Михаила, прикрикнув:

— Заткнись, ты, урод кастрированный! Ты на кого руку поднял, бомж несчастный. Н-на! — хха, хха… несколько раз бьёт лжеКонева коленом и кулаком в живот, поворачивается к «хозяину». — Виктор Владимирович, разрешите, мы ему мозги вправим…

— Не трогать! — Неожиданно кричит Виктор Владимирович. — Отставить! Я сам. Это наше дело.

Охранник теряется, недоумевает. Они все в растерянности. Ситуация нештатная.

— Но ведь он же вас…

— Пошли вон! Отпустите его. Меня отпустите.

Анна, в слезах, умаляет.

— Витя, мальчики, успокойтесь. Что с вами? Вы в синяках все. Вымазались. Оба. Не отпускайте их. Держите.

Дикая картина, неприятная. К тому же детский вопль…

— Отпустите его! Он хороший! — увёртываясь от рук Анны, мальчонка влетает в круг, подбежал к «заике», громко рыдая, стучит кулаками по бёдрам охранников, выше достать он не может. — Отпустите. Отпустите.

— Дениска, Денис! — кричит Виктор Владимирович. — Ты что? Ты не понял.

Охранники «хозяина» отпускают, но Михаила держат надёжно, крепко.

ВВ бросается к Дениске, подхватывает его на руки, прижимает к себе.

— Ты не понял, родной, ты не понял. Он плохой, он нехороший.

— Нет, он хороший. Не троньте его. Ма-ама! — мальчонка тянется руками к Анне, ревёт, размазывает по лицу слёзы.

Мама? Анна его мама?! Анечка! Анюта!!

Богданов передаёт племянника сестре, тяжело дыша, отряхивает брюки, косится на оторванный грязный рукав своей некогда белой рубашки, говорит сестре:

— Ты представляешь, он твоей руки захотел. Этот ханурик, сволочь. Ему в дурдоме после Афгана надо сидеть. Дениска, родной, не плачь. Всё хорошо, всё хорошо!

Михаил в долгу не остаётся.

— Дениска, не плачь! — тоже, успокаивая, просит мальчонку, и в сторону ВВ с болью и обидой. — Тебе тоже там надо быть, дурак двуличный. Братом ещё прикидывался, земляком. Какой ты земляк, ты торгаш с рынка. Помидорами тебе торговать, а не слово матери держать.

Ещё недослушав, лицо ВВ искажается злобой, он вновь бросается на Михаила, но его перехватывают охранники. Дениска ещё громче рыдает. Оба противника безуспешно бьются в руках охранников.

— Витя, ты что? Какой руки? Миша? О чём вы? — не понимая, спрашивает Анна. — Дениска, сынок, успокойся, мама с тобой. Я здесь!

Конев кричит ей:

— Я вашей руки у него попросил. Я люблю вас.

Анна замирает.

— Моей руки…

— Нет, я сказал! Нет. Никогда! Нет! — Рычит ВВ, и тоже пытается вырваться. — Отпустите меня. Я ему добавлю.

— Ага, до-обавит он, — тяжело дышит Михаил, кривится, зло сплёвывает. — Сопли вытри, салага.

— А-а-а… — из груди обиженного «брата» вырывается бессильный громкий стон. Его почти на весу уже держат охранники.

— Виктор Владимирович, за ворота его? — услужливо спрашивает один из охранников, явно подсказывая решение проблемы. — Выкидывать? Мы ему там…

— Дядя Миша-а-а… — Рыдает Дениска…

— Нет, я сказал, — рвётся из рук «хозяин». Но бойцовский пыл его уже вроде прошёл. Нервные всполохи только в голосе отражаются. — Идите по местам… Все идите! Мы сами разберёмся.

«Михаила» это уже не интересует, он смотрит на Анну, спрашивает её. Для всех это звучит полным диссонансом с ситуацией, для Анны похоже тоже.

— Аня, а ты согласна?

Анна теряется, бормочет:

— Миша, мальчики, я ещё…

ВВ перебивает ответ сестры, не даёт закончить, но и на заику не бросается, хотя вполне свободен. Михаила с боков ещё держат.

— Нет, Анна, нет! — ВВ вплотную подходит к заике, почти нос к носу склоняется, пальцем тычет в грудь. — Короче, так, Михаил, за генерала бы — да, за тебя — нет. Всё. Свободен, старлей. Разговор окончен.

— Слово офицера? — совсем что-то непонятное для охранников спрашивает заика. Причём совсем не заикаясь.

— Слово офицера! — Бросает ВВ.

— Подождите, а меня вы спросили? — прижимая к груди Дениску, со слезами на глазах, гневно спрашивает Анна.

— Я спрашиваю, — немедленно отзывается Михаил, выглядывая из-за головы её брата. — Я! Я!!

Не поворачиваясь на голос сестры, ВВ, в упор глядя в глаза «наглеца», с нажимом произносит ему:

— Нет, я сказал, Аня! Пусть генералом станет! Ха-ха… Тогда и поговорим.