С песней, шаго-ом…

Генерал Коломиец выслушал полковника Ульяшова, приказал: «Прохождение по ротам, с песней». — И указал головой на место в своей свите. Ульяшов руками и глазами передал полковнику Колесову, заму по боевой подготовке, что нужно делать. Тот понял.

Полк вновь подобрался, «это мы запросто, это мы сейчас…»

На исходную немедленно выдвинулась первая рота… С какой песней они пойдут, полковник не знал.

«Р-рота, прямо-о, марш!»

И сразу же за этим, нахальный молодой голос, громко вскричал:

Хор голосов в строю мощно подхватил:

Ульяшов испариной покрылся, поют про маму и телячьи нежности, но, оспаривая, в строю прозвучало мощно и утверждающе…

— Вот, молодцы, аты-баты, здорово! — обернулся к Ульяшову генерал Коломиец. — Молодец, полковник, поздравляю. — Но руку пожал генералу Золотарёву. Золотарёв, неожиданно для всех, хвастливо заявил: «Это ещё не всё у нас. Да, Ульяшов?»

Ульяшов машинально кивнул головой: «Так точно!». Потом, стоя почти за спинами, гадал, что именно пообещал Золотарёв, о чём это он? Но спросить не мог, Золотарёв впереди стоял, Ульяшов, как и положено, чуть сзади и сбоку…

Игриво вопрошал запевала, рота бодро, почти хулигански, отвечала ему, да всем:

— Это «босоногий мальчишка» по телевизору поёт. Хорошо, стервец, про армию написал. Его песня. — По свойски толкнув Ульяшова плечом, с улыбкой заметил один из посредников, тот, что рядом с Ульяшовым всё время был, и бежал тоже…

— Ага, Агутин. — Угадал Ульяшов.

— Да-да, он. Я всё хотел запомнить, но… Слова спишешь, командир?

— Конечно, — отозвался Ульяшов.

— Ульяшов, — шевельнув пальцем, негромко позвал генерал Коломиец. — Хорошо вы заменили пограничников на артиллеристов. Молодцы. Я думаю, композитор с поэтом не обидятся.

— Так точно, товарищ генерал. Не обидятся.

— Вот и хорошо, аты-баты, понимаешь! — отворачиваясь и ободряюще глядя на проходящую роту, согласился генерал. — Так лучше.

— Агутина песня, товарищ генерал, — подсказал высокий полковник из свиты проверяющих, он с первой ротой бежал.

— Я знаю, — отмахнулся генерал и заметил. — А если обидится, мы его запевалой к нам поставим, на переподготовку. Ха-ха…

— Ха-ха-ха… — все одобрительно посмеялись.

Тем временем, на исходную позицию выходила вторая рота…

«Р-рота, шаго-ом, марш!» — послышалось громкое и резкое. И сразу же за этим взвился низкий трубный голос:

Громко вопрошал в песне бас запевалы… Ему мощно, шагая, отвечала многоголосая, раскрасневшаяся, молодая орава певцов…

Генералы и посредники, стоя на кузове грузовой машины, все, как один, подтянулись, оценивающе, восхищённо переглядывались, видел полковник Ульяшов. Молодцы, хорошо. Неожиданно, в общем, но здорово! Бодрит! Песня явно понравилась, да и солдаты старались, от души пели. Может, один только всего пел, запевала, остальные почти кричали, хвастаясь в припеве своей удалью, задором и молодостью. Но и это хорошо звучало. Внушительно! Доходчиво!

Громко топая, рота прошла, за ней, на исходную позицию выдвигалась следующая… Ульяшов, стоя рядом с генералами и другими штабными офицерами-посредниками, ревниво косил глаза на проверяющих, на своего генерала Золотарёва, с опаской на выстраивающуюся роту, переживал.

Ну вот, так и знал, с испугом подумал Ульяшов. Запевали два-три голоса, именно ту песню, которую очень не хотел слышать Ульяшов. Потому что не военная она, не маршевая. И только в припеве, когда вся рота вступила:

Я вернусь генералом, может просто солдатом, жди меня и я скоро вернусь.

Увидел, на этой фразе проверяющие одобрительно закивали головами, а генералы понимающе переглянулись. Генерал Золотарёв даже своему заместителю большой палец в восхищении показал, молодец, мол, хорошую песню подобрали, одобряю. Вообще, мол, всё хорошо. Ульяшов кисло улыбнулся, потому что знал, какие слова последуют дальше, и они наступили…

А сейчас, дорогая, обними на прощанье, я к тебе на дорожку прижмусь…

Ну, лирика же сплошная, сю-сю… Внутренне сжавшись, полковник чуть скосил глаза. Нет, и это никак не задело проверяющих. Генерал Коломиец, держа правую руку у околыша полевой фуражки, ногой притоптывал. У полковника отлегло. Нормально поют, подумал он, хорошая песня, можно бы и погромче… топать и равнение бы… Нет, и вправду «ничего», нормально. Прошли. Тёплое оживление на грузовике не осталось без внимания. Бойцы это отметили. Значит, хорошо всё, прошли хорошо, теперь бы… И только теперь огляделись, потому что устали.

Первыми бросились в глаза кухни. Вон они, в ряд выстроились, как на раздаче.

«Обед! Обед! Обед!!» — заблестели глаза не только бойцов…

И это ещё не всё! Там, в глубине, на большой поляне, по окружности, стояли все те вертолёты и сидели те самые видимо десантники, у них в руках блестели ложки и просматривались чашки — «Ух, ты, уже обедают! Повезло!».

С противоположной стороны, там, где виднелись малочисленные крыши старенькой заброшенной деревни, одна за другой въезжали армейские грузовики, одни с тентами, другие без… Если машины пришли, значит, конец учениям. Конец! Ур-ра!

— Понятно, — что-то отмечая в своём блокноте, генерал Коломиец повернулся, взглянул на часы, потом на полковника Ульяшова. — Сейчас приём пищи. Обед. Кормите людей, полковник. Остывает.

— Есть, обед, товарищ генерал. Разрешите выполнять?

— Выполняйте!

Полковник Ульяшов развернулся и побежал в расположение ожидающих дальнейших распоряжений бойцов.

— Обед! — на ходу скомандовал.

Обед… Обед… пронеслось до самих кухонь. Первая рота первой выстроились к своей кухне.

К Ульяшову подбежали старшие офицеры полка, командиры рот, «Ну как там, товарищ полковник, что дальше?» «Дальше пока не знаю, обед пока, кормите людей». Козырнув, офицеры убежали по своим местам.

Кто-то протянул полковнику миску с борщом и котелок с кашей…

Между тем, в середине огромной поляны, шеренгой выстраивались грузовые машины, образуя площадку, сдвигались кузовами. Сидя и орудуя ложками, бойцы с интересом за этим наблюдали. Что за манёвры? Интересно!

Полковник Ульяшов не успел компот допить, вызванный посыльным, неожиданно узнал от генерала следующую для себя вводную.

— А теперь, полковник, покажите нам свои успехи.

Ульяшов бодро переспросил.

— Так точно. Извините, не понял, товарищ генерал…

— Свои таланты. — Не моргнув глазом ответил генерал. — У вас же, я слышал, круглосуточная подготовка в последнее время в полку активно велась, вроде бы вы победить кого-то собирались. Или нет?

— Я? Мы, товарищ генерал?! Кого?

В животе холодком дохнуло, Ульяшов растерялся, вспомнил о сапогах, о договоре, неужели придётся…

— Да, вы, товарищ полковник, ваш полк. Вертолётчиков, как я понимаю. Так нет, товарищ генерал-лейтенант?

— Абсолютно так, — ответил незнакомый Ульяшову генерал-лейтенант, авиатор. — Как я знаю.

— Ну вот… — пожал плечами генерал Коломиец.

— Полный форс-мажор, — сам себе выдохнул Ульяшов (что означало однозначно — полный-«писец»).

— Что вы сказали? Я не расслышал… — переспросил генерал Коломиец.

— Виноват, товарищ генерал-майор, я сказал полный… вперёд. Так точно!

— Именно, полковник, давайте.

Увиливать уже не имело смысла. Как-то узнали, кто-то доложил, понял Ульяшов, не отвертеться. И генерал Золотарёв с интересом смотрел на своего заместителя, и все остальные в штабе учений тоже…

— Порадуйте бойцов своими успехами. Сможете?

Никак нет, хотел отказаться полковник Ульяшов, потому что нужный ему ансамбль остался в полку, к сожалению. Его нужно было прихватить тогда, но, кто ж тогда знал-понимал, жаль не догадался, но ответил определённо.

— Так точно, товарищ генерал, только за инструментами в полк съездим.

— Что, это обязательно? — удивлённо спросил генерал.

— Конечно, — воскликнул полковник, и смутился. — Извините, товарищ генерал, я хотел сказать, так точно. Без инструментов никак нельзя, да и костюмы… — ему очень хотелось выиграть время, чтобы каким-то образом привезти сюда ансамбль песни и пляски. Оставленный там, в полку. Удивлять, так удивлять. Хотя, полковника Палия, с его джаз-бандой, он по близости не видел.

— Товарищ генерал, — неожиданно поддержал полковника генерал-лейтенант, авиатор, — Я предлагаю воспользоваться моей техникой, — он указал рукой в сторону вертолётов, безмолвно застывших в глубине поляны… — И мы кое-что за одно своё доставим. По-честному, так по-честному.

Генерал Коломиец вскинул брови, взглянул на авиатора, потом на Ульяшова, согласился.

— Ну, если по-честному. Полтора часа хватит? — спросил обоих.

— Так точно! — Ответил Ульяшов.

— Вполне, — ответил авиатор, и повернулся к высокому, спортивного сложения офицеру, стоящему рядом. Тоже видимо авиатору. На нём был лётный комбинезон и большой шлем в руках. Генерал-лейтенант что-то ему сказал… Тот кивнул головой, нашёл глазами полковника Ульяшова, улыбнулся ему, подмигнул, что-то коротко передал через вмонтированное в шлем переговорное устройство. Рукой при этом приглашая Ульяшова следовать за ним…

Уже через десять минут, два Ми-24-ых, урча двигателями и громко высвистывая лопастями винтов, оторвались от земли, поднялись, развернулись, оставив за собой пыльную воронку воздуха, ушли за горизонт…

Среди солдат немедленно возникло оживление. Известие о том, что сейчас пройдёт тот самый смотр, молнией пробежало, обрадовало всех, особенно «артистов». Понятно теперь стало, для чего в середине поля выстроились грузовые машины. Для них, для сцены. К тому же, майор Фефелов принялся за дело: организовал импровизированный «зрительный зал», без стульев. Большой кусок поля перед «сценой» — партер — оставил свободным, за ним, оконтурив зрительный зал, окружил боками вставшими БРДМами, как галёрку, за ним, вторым ярусом, встали армейские кунги оперативного штаба, связистов, техпомощь и… В сторонке, чтоб не мешал своим тарахтением, поставил машину дизель-генератор. Спецы протянули электрический кабель с гроздью розеток. Места всем хватило. Среди всего этого, хаотичного на первый взгляд людского муравейника, суетились, вспыхивали фотовспышками полковые журналисты и дивизионный кинохроникёр… Бойцы позировали с удовольствием, офицеры, кривясь в довольных усмешках, отмахивались… Такими и оставались на кадре, смешными. Непривычно всё и празднично. Усталости уже не чувствовалось. Только ожидание того самого праздника…

— Летят, летят! Вон они, вон… — Первыми закричали солдаты, кто на крышах высоких кунгов расположились, как на галёрке. — Летят! Ур-ра!

— Ур-ра! — подхватил и «партер»