Опустив головы, семь человек, вся группа охраны советника Варенцова, включая водителя, стояла перед руководителем службы безопасности и внешней разведки бригады, как это с гордостью в ОПГ именовалось, района Северо-запада г. Москвы. Отставник полковник и начальник по боевой подготовке, тоже бывший майор, угрюмо всматривались в лица подчинённых. Закипали. Пока молчали. Охрана мялась, ожидая разноса, вытянув руки по швам, почти не дышала, глаз не поднимала. Проштрафились.

Много времени с тех пор прошло, когда оставшись без должности, полковник хотел застрелиться. Теперь уже понял на кого он работает, но «машина» была уже запущена, и деньги на его зарубежных личных счетах регулярно пополняясь, выросли, на взгляд полковника, до астрономических высот.

— Ты, командир, ещё раз, в деталях, докладывай. — Сухим голосом, как шершавая доска, наконец потребовал полковник.

В тягостной тишине, поскрипывая сапогами, заложив руки за спину, остановился, ткнув пальцем в сторону старшего группы физического обеспечения. Его заместитель, майор, и тоже бывший безработный, «ел» глазами своих непосредственных подчинённых. Ждал своей очереди.

— Мы, как и положено, встали за лимузином Варенцова.

— Так. Во сколько это было, где?

— На Охотном Ряду, точно в шестнадцать двадцать две, товарищ полковник.

— Дальше.

— Поехали. В полутора метрах шли за бампером Мерседеса. Как учили!

— Потом, как потом вы его потеряли, как? — не выдержал, взревел зам по боевой подготовке. — Докладывай, сволочь, как? Как такое могло произойти?

— Виноват, товарищ… эээ… майор, там пробки!

— Какие пробки, причём тут пробки? Вы его упустили. — Сжав кулаки, покраснев лицом, кричал майор. — Вы свою работу не выполнили, дармоеды, не выполнили! Нас подвели. Всех подвели. Их расстрелять надо, товарищ командир, без суда и…

Начальник бригады рукой остановил тираду заместителя.

— Василий Дмитриевич, не забывайтесь. Не нарушайте субординацию.

Майор с трудом выдохнул.

— Виноват, товарищ полковник, но я их…

— И я так же, но… Как получилось, что вы потеряли охраняемую машину, а? — повторил вопрос командир бригады. Проштрафившиеся смотрели в пол.

— Нас затёрли, товарищ полковник. Честно, такого ещё не было. Мы ж сопровождение! В последнее время «чайники» вообще оборзели, товарищ полковник, никого не пропускают. Никого не боятся. — Обиженным тоном сообщил старший группы.

— Что ты говоришь, Прокошин, оборзели? А вы?

— Ну, мы им…

— Понятно! — Полковник повернулся к своему заму. — Евгений Петрович, лишите их премий за весь месяц и без увольнения. Всех! И в наряд их. В наряд, чтоб прочувствовали. Вам понятно, нет? — Последнее прозвучало жёстко и коротко, предназначалось провинившимся.

— Так точно! — группа ответила слаженно.

— Товарищ полковник, — не согласился заместитель, — Им этого мало…

— Значит, добавите от себя.

— Есть добавить от себя! Отделение, смирно! Значит так…

Полковник задумался. Куда Варенцов мог деться? Не ясно. Директор «фирмы», вызвав полковника в офис, нервно вращая на пальце перстень, поставил задачу: «В кратчайший срок найдите мне советника депутата Суровцева. Найдите! Понимаете? Депутат Госдумы Суровцев, мне сообщают, беспокоится. А это что-то! Вся фракция беспокоится, люди. Деньги зависли, финансы… Много не решённых проблем. И жена Варенцова меня достала: где мой муж, верните моего мужа. И вообще, у меня зависла масса политических и административных не выполненных задач там, не считая финансовых. Это главное. Ещё и отстранённого мэра на непонятно кого сменили, нужно сориентироваться. А Варенцова нет. Представляете ситуацию? На Суровцева, конечно, я могу выходить, но не нужно. Мы договорились, не светить избранника, связь держать только через Варенцова. А тот как в воду канул… Чур-чур… Подвели вы меня, полковник, подвели. Ваш доблестный зам подвёл. Пусть и впервые так серьёзно, но — увы! Вы с ними разобрались, наказали? Пусть теперь отрабатывают хлеб. Передайте от моего имени, майор лишается премии. За месяц. Варенцова нужно срочно найти. Срочно! Лучше живым. Всё, действуйте, полковник, ищите». Впервые директор так долго разговаривал с полковником. Даже не разговаривал, а выговаривал. Пусть и без крика, без резких интонаций, к каким на прежней службе привык полковник, но, оказалось, это действовало больнее.