30

Артак совсем и не врал ребятам, когда говорил, что деньги для операции уже собирает. Зачем — это отдельный вопрос. Потому что тайна. В своё время он всё рекрутам объяснит, а вот как деньги зарабатывает, это не секрет, это, пожалуйста. Артак не жадный, перенимайте опыт, граждане!

Как только во дворе он объявил, что открывает платные курсы по обучению езде на японском скоростном мокике, так длинным шлангом выстроилась нетерпеливая очередь. Впереди те, которые до шестого класса, последними — дошкольники. И девчонки и мальчишки. Много их. Артак даже и считать не стал. Как в очередь за мороженым. С носа — двадцать рублей. Уронил мокик, ещё двадцать. Научился не падать — получай бонус — пять минут езды за двадцать пять рублей. Кто со своим бензином — шагай без очереди, и все дела. Потом можно было всё это на коэффициент инфляции цены умножить. Так папа маме объяснял тактику своего бизнеса. Потом на увеличивающиеся цены на энергопотребление, ещё чего-то, Артак всё сразу не запомнил. Справедливо решив, у бабушки спросит — она объяснит. Папа всегда — понятное дело, занят. У него свой бизнес. И свой мерс. Естественно пятисотый. Мог бы, говорит, и шестисотый купить, но не хочет светиться. У настоящего армянина ниже пятисотого машины вообще быть не может, с папиных слов, с гордостью повторял Артак. Потому и мокик у Артака японский. А следующим у него будет уже кроссовый «Кавасаки» — папа обещал. Кончишь восьмой класс без четвёрок, сказал, будет тебе кавасаки. Золотую медаль за школу принесёшь — подарю тебе мерс. Потому что ты — армянин, это раз, потому что папа у тебя — тоже армянин, мама армянка, и все бабушки с дедушками тоже, а это уже больше чем достаточно. Ты не простой мальчик, а мой сын. А нам с мамой, своему сыну ничего не жалко, тем более внуку. Главное, учись, сынок. Не просто, а лучше всех. Меня с мамой слушай, и бабушку с дедушкой тоже. Артак так и делал: учился только на «отлично», всё остальное он часто оставлял за скобками.

Ночной звонок рекрутов Артаку сон не перебил. Но проснулся он очень рано — в начале одиннадцатого. И не просто, а оттого, что в голове что-то щёлкнуло, панически затрещало, будильник словно: «Проспал! Скорее, вставай. Тебя ждут!» Он и вскочил. Хотя не мог понять за чем. Потом вспомнил ночной звонок, и своё обещание привести Наташу и Свету. Нет-нет, он только переговорить с ними сначала обещал. Но перед этим расскажет рекрутам свой план, потом уж и самолёты. В смысле девушки. Хотя рекруты настаивали на обратном — сначала девушки, потом — самолёты. Но Артак лучше знает, что раньше, что потом. Не для себя старается, для них же.

Валька с Серёгой от окна уже пару часов как не отходили. Нервничали. Почти извелись уже. И процедуры уже давно закончились, и обед уже был на подходе, а там и опять идти на эти самые, а сына гор всё не было.

— Звони ещё, звони! — в который уже раз отлипнув от оконного стекла, наваливался Валька на Серёгино ухо, требовал. Громко кричать нельзя было, не в туалете. Да и там сейчас нельзя — больные паровозами дымят, курят, за жизнь спорят, задохнуться можно.

— Да отключен, — нервно огрызался Серый. — Аппарат абонента отключен или недоступен, говорит, гад! — градусником встряхивая телефон, злился Серёга, одновременно, как и Валька, пытаясь заглядывать в окно. — Да придут они, сейчас придут. Артак же сказал.

— Ну всё. По шее он у меня уже точно заработал, или саечку в лоб.

— Ты подожди с саечкой, он же за моей Светкой пошёл, и за твой Наташкой.

Валька на секунду остывал…

— Если так только… — но на второй секунде вновь вскипал. — Но мог бы и предупредить! Мы же ждём! У нас же режим! И вообще, волноваться нам нельзя. Нам выписываться надо. А он… медкарту портит. Гад!

Нервничали так. Уж до того накалились, перебрасываясь нервами, что не услышали, как в палате открылась дверь.

— Эй, ребята, рекруты, я здесь!

Рекруты как по команде повернулись, уставились на гостя.

— О, а как ты тут очутился? — хлопая глазами, изумился Серёга.

— Ты же там должен был быть, — Валька указал на окно. — Рукой помахать нам, а мы…

При этом оба заглядывали за спину Артака.

— Кстати, а где… — Серёга проглотил окончание вопроса, потому что соседи по палате перестали книжки с газетами читать, уставились кто на Серёгу, кто на Артака.

Артак, положительно шмыгнул носом, какие, мол, наши годы, всё успеем, держа под локтями в гармошку собранный в боках белый медицинский халат, сделал шаг в палату. Халат с плеч сваливался, сзади даже пол подметал, но главное не в этом.

— Здравствуйте, товарищи больные. Выздоравливайте. — Кивая в разные стороны, каким-то старушечьим голосом почти пропел вежливый Артак. — Доброго всем здоровья.

— Ты чё! — подходя и приводя его в чувство, Валька ткнул Артака в плечо. — Мы же сегодня уже здоровались, по телефону, ночью. Забыл?

— Он забыл, — детсадовским голосом подсказал Серёга. — Проспал, Артюша, да, проспал?

— Я не Артюша, я Артак! — С вызовом, обидчиво заметил Сын Гор.

Мужики в койках на приветствие вежливо кивали головами, с интересом прислушивались к разговору. Понятное дело: телевизора в палате нет, к нему ещё в соседний корпус топать надо, в рекряцию, там обычно ходячие больные и собираются, как в красном уголке. Про политику, про Чубайса с демократами, про погоду, болячки, и прочую медицинскую муру часами языками чешут. Друг друга не слышат, больше спорят и ругаются. Правда телевизор только вечером включают. И то не всегда. А тут, и сейчас, и радио не надо. Соседи по палате, прислушиваясь, шуршали страницами газет. Один даже смачно на пальцы плюнул, якобы страницу книги переворачивая.

Валька с Серым, как две вороны, схватив брошенную детскую яркую игрушки в песочнице, быстренько протащили Артака на Валькину койку, сами с боков, прикрыли собой.

— Ну! — шёпотом потребовали. — Говори!

— Там у вас этот, охранник, — так же шёпотом, воодушевлённо начал Сын Гор, ребята в глаза ему заглядывали. — Вы к кому, спрашивает, молодой человек? Я ему — у меня папа здесь работает. Наврал! — хохотнул Артак. Ребята не отреагировали. Артак продолжил. — Охранник — так у него же вроде дочка? Я — и сын, конечно! Дайте, говорю, халат. Я порядки знаю. Вот, дали. Большой правда.

— Какой халат? Причём здесь халат? — Взорвался Валька, оглянулся, горячей сковородкой под холодной водой зашипел. — Ты задание выполнил?

— Что с ними, они придут? — не отстал и Серёга.

— А, вы про этих…

— Тьфу, ты!..

— Ну всё, пацан, ты меня достал. — Хлопнул руками по коленям Валька.

Газетные листы зашуршали ещё громче. Валька с Серёгой коротко оглянулись, потом как грифоны на добычу, нацелились на Артака.

— Они придут-придут. Обе, без этой, третьей, — Артак поторопился успокоить «голодных хищников» — Она всё поняла.

— Ф-фуу… Наконец-то, — выдохнул Валька. — У меня даже давление упало.

— А у меня наоборот, — заметил Серёга. — Даже пульс участился. Молодец, Артак, встряхнул нас. Можно с тобой в разведку. И когда это? Ну, придут они когда? Сказали?

— Да вечером, — как от зубной боли отмахнул Артак. — Днём у них дела какие-то. Женщины! — Последнее он произнёс со вздохом. Так обычно его бабушка произносила, когда хотела пожалеть внука. Мол, прости маму, она всё равно тебя любит. Артак это знал. И мама любит, и папа, и… все родственники.

Валька с Серёгой смену тональности не заметили, млели, словно две порции мороженного возле обогревателя.

— Так я о главном! — Снизу вверх заглядывая в глаза то одному, то другому, поведал Артак. — Эй!

— Они придут… — лёгкой травинкой на ветру качаясь, простонал Валька.

— Уже скоро… — эхом отозвался Серёга.

Они его не слышали. Такого Артак не ожидал. Что-то подобное он видел как-то по телику — в программе «Мир дикой природы», кажется — вспомнил! — как к токующему тетереву, или быть может глухарю, глухарю, наверное, можно было в плотную подойти, живьём его взять. Руками. Уставится на эту, которая его избранница, птичная женщина в смысле и воркует, воркует ей, заигрывает, ничего не слышит, дурак. Потому что готов к оплодотворению. Цикл такой в природе. Это нормально, потому что естественно. Но… Эти — такими сейчас были. Тупыми и глухими.

— Эй, рекруты, я о деле говорю. Очнитесь. — В отличие от любовных мук друзей, Артака беспокоило совсем другое. Земное и беспредельно важное. Он скорее охотником сейчас был, чем таким вот глухарём… эээ… глухарями.

Рекруты уставились на Артака, как дирижёр смотрит на музыканта допустившего резкий скрип фальшивой ноты в благостной музыкальной элегии, сконцентрировали внимание на нём. Или сделали вид. Артак помолчал, так его учительница по математике перед контрольной себя настраивает. Её же тоном и начал.

— Так вот, друзья мои. Мой план. Мы должны поймать заказчика.

— Какого заказчика? — тоном оплывшего мороженного спросил Валентин. Ещё в облаках парень витал. Не въезжал.

— Ну этого. Который с алмазами к вам… — Артак рубанул рукой — Ну это, когда я чуть не опоздал с прикрытием, или как там оно у них…

Вот, только теперь рекруты вернулись в палату, оба и сразу, зависли над койками.

— В смысле? — вполне своим, правда высоко удивлённым голосом воскликнул Валька. — Ты о чём?

Серёга похоже раньше Вальки в палату вернулся, он подсказал другу.

— Это он о той операции, наверное, говорит, которую, для нас разработал. Помнишь, по телефону, ночью? Я ещё подумал гланды или что, а он сказал, что нет, на ментовскую операцию. Помнишь?

— Так я думал он шутит, — признался Валька, и дёрнул Артака за рукав. — Ты пошутил, Артак, ты шутишь?

— И совсем нет, — высвободил руку Артак, и как истинный Сын Гор, орёл который, переступил лапами на ветке, вытянул шею, косо посмотрел одним глазом на тех, которые там внизу, многозначительно произнёс. — Я подумал, раз уж вы начали, надо закончить. Я подключусь. Я и разработал. И деньги уже на поездку собрал.

Рекруты тупыми коровьими глазами смотрели на Артака.

Предупреждая их возможные глупые вопросы, Артак поспешил закрепить позиции.

— Я с бабушкой договорюсь, мы с вами поедем в Геленджик…

Глаза у рекрутов от крайнего удивления вообще в столовые тарелки превратились.

— Куда-а-а?

— Как это?

— Зачем… нам?

— Это… где это?

Артак уже было рот открыл, как тот, который у окна с газетой, громко сообщил:

— Я знаю! Это на юге. У моря. С одной стороны Джугба, с другой стороны — Новороссийск. Порт. Это всё рядом. У меня в Джугбе сестра живёт. Замуж вышла, туда и переехала. Хорошо там, море, солнце, всё лето отдыхающие. Я был раз. Я могу и адрес дать, если поедете. Она примет.

Выслушав «бесплатное» предложение, через паузу, рекруты вновь глазами вернулись к Артаку.

— А-ОНО-НАМ-ЗАЧЕМ? — Спросили в голос.

Чего непонятного? Артак с жаром пояснил:

— А затем, что там живёт моя сестра, двоюродная правда, но её мама, моя тётя, она ясновидящая. Ну, не официальная, правда. Но всё знает. Для своих. Она всё может рассказать. Кто послал, кого послал, куда, и кто за всем стоит. Она нашей семье всё-всё предсказала. Всё и сбылось: мы в Москве, и у папы всё хорошо! Я уже с ней разговаривал по телефону, она мне назвала одного человека, который во всём в курсе. Он у них в Геленджике там живёт. Фантомасом называется, она сказала.

— Кто-о?

— Ке-ем?

— Это что ли фамилия такая? — совсем испугался Серёга.

Артак легко пожал плечами.

— Не знаю. Какой-нибудь Шрек, наверное, или ещё кто. Из «Ночного дозора», наверное.

И вновь опередил всё тот же, не видимый из-за «Комсомольской правды», от окна.

— И совсем не из дозора. А из Франции. — Проскрипел он. — Фильм ещё такой раньше был, многосерийный. Я сто раз его в детстве смотрел. Там Жан Маре мстителя такого играл. Лысый парик одевал, и по ночам врагов своих убивал. Как Робин Гуд.

Немо выслушав поступившую со стороны историческую справку, рекруты вновь глазами вернулись к Артаку.

— Нам это не надо. — В голос отказались.

— Как не надо, как? — Изумился Артак, затараторил. — А если он… знает всё, видел?

Но рекруты его категорически перебили.

— У нас и денег нет. — Тормозя Артака, чётко произнёс Валька.

— И родители не пустят. — Добил второй.

— Ха! Деньги… Деньги есть, я же сказал! — лицом изображая удивление такой слабой аргументации, отмахнулся Артак. — Я всё продумал. Говорю же! — Заверил он. — Родителям скажете, что в спортивный лагерь поехали и всё. На месяц. Нам вот так хватит. За глаза. Поверят. Я всё рассчитал. Скажете по путёвкам, папа мой достал. Он всё может. У него куча знакомых.

Тот, который от окна, полностью солидарен с Артаком был.

— И у сеструхи моей тоже там, в Джугбе, всё схвачено, — сообщил он. На этот раз Валька с Серым на голос даже не обернулись. Достал! Жаль Валька вчера его не отоварил табуреткой. — У неё даже машина своя есть и лодка. — Продолжил «не отоваренный». — У мужа в смысле. Хороший парень. Скажете от меня, он всё сделает.

— Ну вот, видите, — воскликнул Артак, словно это был самый главный аргумент в его плане, убойный. — Короче. Ну как, согласны?

Валька с Серёгой растерянно переглядывались, ёрзали задами на койках, мялись. В принципе, Валька давно уже согласен был с этой авантюрой, ждал, когда Серёга его уговаривать начнёт. А тот ждал того же самого от Вальки. Сами себе удивлялись, с чего это вдруг такое двуединое согласное сопротивление. Всегда наоборот было. А тут…

— Или вы боитесь? — классно уловив момент, ехидно сощурившись, Артак тонко подсёк «клюющую уже рыбу».

— Чего-о? — грозно вскинулись парни. — Мы-ы? Да мы…

А дальше как с горки всё покатилось.

 

31

В следующую фазу операции вступала Хельма. Должна была вступить. Цитрон на короткое время должен был Мелену отвлечь. Хельма в это время проведёт «спецсеанс» с Филом. Когда процедура с Филом будет закончена, она сменит Яцека. Яцек продолжит программу. Передаст упакованный «предмет» спецкурьеру, тот в качестве таксиста будет ждать в холле у выхода из отеля (установленное время — 10 часов 10 минут. Он уже в деле, уже готовится, как и вся система, кстати), с задачей — доставить «объект» куда надо, а дальше всё просто. Диппочта. Спецавиарейс. Здравствуй, Родина! Куда уж проще.

На подготовительную процедуру спецагентам по плану отпущено всего лишь тридцать минут. На родине сто раз это отработано, тысячу раз прохронометрировано. Потом вообще хоть неделю отдыхай, хоть месяц. И всё. Проще простого! Сложностей никаких. Главное, приблизится к объекту. Вот в чём проблема. Подойти. Расположить. Втереться. А тут, извините, клиент сам в руки идёт. Вернее, всё улажено. Средство и метод воздействия абсолютно сто процентный. В этом и заключалась одна из профессиональных специализаций Хельмы. Натренировалась. И на платных «добровольцах» в конторе, и на определённом контингенте на условиях УДО, и выборочно, кто на взгляд подвернётся, в городе, посёлке, на улице… У очаровательной Хелены по «предмету» всегда была твёрдая пятёрка, может и выше. Всегда и без осечек.

Далее, как только Фил будет «готов», Хельма усыпит Мелену. Гипнозом, естественно. Глупо, кто плохое подумал. Лишние проблемы России ни к чему. Директор СВР так и сказал: «Никаких мне луговых, понимаешь! Ни-ни. Смотрите там, чтоб без этих ваших ядов-химикатов, вместе с протонием-плутонием, без стрельбы мне, чтоб… гха-гхымм! Работать другими методами сейчас надо, други-ими. Головой!». Директор человек авторитетный. С круглым апоплексическим лицом, с отдышкой… Серьёзный человек, ответственный. Одно и тоже два раза не говорит. Никто ему и не возражает. Без слов всем понятно: политика дело серьёзное. Мировая — тем более. «По тихому сейчас надо, на цыпочках. Но твёрдо и без осечек! Так вот! Го-ло-вой!» — напутствовал директор разработчиков программы. Потому Хельма в командировку с Цитроном и попала.

На часа два — два с половиной Хельма итальянку усыпит. Последнее, конечно, зависит от энергетических затрат Хельмы, и крепости организма девушки. Итальянка же! Красивая! Пусть живёт, чего там! К тому же, молодая. Но с полным освобождением от лишней информации в голове. Подсунут ей потом записку от якобы того самого Фила, девушка прочтёт (если узнает!), и успокоится. К тому же, рядом Яцек будет. И Хелена вернётся. У Хелены вообще бесспорное алиби приготовлено. Возможна встреча с одним из своих дядюшек фон Браун, например. «Дядюшка» уже в пути, уже на связи. Подготовлены и другие варианты. Раскрывать которые сейчас вовсе неуместно. Как говорится, кто меньше знает, тот крепче спит. Не в прямом, конечно, смысле, не чёрный юмор, а в переносном. Да и зачем все секреты раскрывать? Мало ли кто прочтёт?! Оправдывайся потом!

Главное, утро бы скорее наступило.

И оно пришло.

Пришло-то пришло. Но, Фил куда-то вдруг взял и исчез. Вечером был, — утром — нет его. Открыв друзьям дверь, Мелена, в лёгком, коротеньком халатике — что немедленно отметили оба агента, но по-разному, прикрывая зевоту рукой, расстроено поведала: «А Фила нет. Ему кто-то почти утром позвонил, с работы, он и ушёл. Сказал, что позвонит».

— Так он вернётся? — не скрывая разочарования, спросил Яцек.

— Наверное. Обещал. Сказал, вам привет передать. Просил шефство над вами взять.

— А где у него работа? — едва не раскрывая карты, жёстко спросила Хельма. Она уже почти настроила свой «аппарат».

— Где-то в Лондоне, — пожав плечами, отчего прелестные груди девушки выразительно наполнились, расстроено призналась она. — Я не знаю. Я не интересовалась.

— Понятно. — Вполне определённо, но с разными интонациями ответили супруги.

И вовсе им было не понятно. И совсем неприятно. Промежуточная, почти основная фаза операции проваливалась. Совсем и с треском. Нужно было немедленно возвращаться к волшебному BlekBerri. Напрягать коммуникатор. Останавливать «начало». Если его можно остановить, конечно. Когда курок спущен, пулю назад не вернёшь. Это да. Конечно. Если курок спущен — это да, а если он в «дороге» ещё? Нужно спешить. Что Яцек под благовидным предлогом — ой, извините, я, кажется, не выключил свет в ванной комнате! — и сделал. Хельма осталась успокаивать расстроенную «девочку». «Ну как он мог уехать?! Как мог оставить такую красавицу одну!» Мелена уже носом хлюпала.

А Фил совсем нет. Он, до поры, до времени, и забыл уже о своей итальянке. И о Хельме с Яцеком. Последних он вообще не запоминал. Расслаблял какие возможно органы, как советовал шеф, не более. Жизни радовался.

Обязательно нужно отметить способность шпионов-разведчиков всех мастей легко в нужный момент забывать навязчивые, прилипчивые связи, как и проколы, включая любовные, так характерные для сотрудников всех спецслужб. Потому, кажется, они и считаются ловеласами. Вернее секс-символами. Как Джеймс Бонд, например. В русской транскрипции эта мысль может звучать точнее: поматросил (козёл!) и бросил.

Едва Фил услышал в телефоне голос шефа, и команду срочно явиться «домой» — сынок, извини! — он её немедленно выполнил, поспешил. «Ниже отеля, в нескольких милях на частном вертодроме тебя уже ждёт вертолёт «Робинсон», он доставит на военный натовский аэродром, а там первым бортом и домой. Тебя встретят. Жду». Фил так и сделал. Запрыгнул сначала в такси, потом в «Робинсон». Улетел.

Нет-нет. В неожиданно создавшихся предлагаемых обстоятельствах операция с «добровольной» экстрадицией Фила совсем не исключалась и вовсе не откладывалась, но, к сожалению, менялась. Хотя для Цитрона, то есть Яцека, лишние сутки провести с Хельмой были пока в полную радость. Остальное — дело коммуникатора. Цитрон знал, в конторе уже — кому надо — «на ушах» стоят, выясняя куда и за чем фигурант из рук вывалился. Практически свалил, с носом спецов оставил. Работали. Чем нужно шевелили. Одного Яцек не мог в толк взять: откуда Филу стало известно о его планах и Хельмы. Неужели уловка с прослушкой в номерах оказалась вещей? Яцек же просто так брякнул. На Хельму уловка рассчитана была, а вот… В принципе, так могло быть. Получается — так и есть! Вот ёп, никогда не знаешь, кто, где, на кого работает, на какие службы. Куда в этой поганой Европе не сунешься — одни стукачи дешевые, молча возмущался Яцек. Прогнила Европа, совсем прогнила. Одно хорошо Яцек помнил, никаких деталей предстоящей операции они с Хельмой не обсуждали ни вообще, не в частности. Этого и не могло быть! Ни в постели, ни в ванной комнате — вообще нигде. Такое даже обсуждать глупо. Там где проложены рельсы — поезд не считает количество шпал, они есть и должны быть. На то люди специальные поставлены. В задачу Яцека и Хельмы входило одно — как паровозу — вести тему, делать свою работу. И они делали. Почти уже, в принципе… А вот, облом. Досадно. Не то слово — погано!

 

32

Как обещал, Артак на своём быстром мокике в темпе вальса сгонял к Серёге домой, собрал «приличную» одежду для двоих. У Вальки с Серёгой как-никак любовное свидание на вечер определено, не в больничных же халатах, извините, перед девочками светиться, не на процедурах. Артак и слетал. К Серёге, естественно. У Серого дома никого. Мать в командировке, отчим на заводе. А к Вальке Чижову нельзя. Мать сразу прицепится с вопросом кто такой, кому, зачем, то сё, пятое десятое… И не отстанет, и не поймёт. Короче, взяв ключ от квартиры, Артак съездил к Серёге, привёз. Без хвоста вернулся. Никто из соседей, ни сам за Артаком не погнался, ни милицию на след не поставил. Молодцы соседи, не помешали. А вот охранник больничный (козёл!) не пропустил Артака, проявил бдительность, потребовал сумку раскрыть «на предмет проноса на вверенный ему объект запрещённых предметов». Артак «обиделся». Хлопнул дверью. Потому Валька с Серёгой сумку с другой стороны больницы и приняли, со служебного входа. Там, где соскучившиеся женатые пары в обнимку обычно спинами извёстку со стен отираются. Кстати, таким же образом рекруты и в палату вернулись. После закрытия, естественно. Они сунулись было как положено, в двери… Охранник Вальку с Серёгой категорически не признал. Нет, и всё! Халаты же у них в палате остались, а в брюках с рубашками и туфлях, на лежачих больных они не походили. Никак! Пусть даже и знали фамилии и имена медсестёр с врачами. «Так у нас это может знать хто угодно, — со знанием дела, стоя по ту сторону закрытой стеклянной двери, заметил охранник с хохлятским акцентом. — Хоть больной, хоть здоровый. Нечего мне лапшу на уши вешать. Идите хлопци домой. И не стучите больше. Бо милицию вызову», пригрозил. Ах, так! Так! Ладно! Через служебный вход и проскочили. Всю ночь потом Валька с Серёгой не спали. Переговаривались, обменивались впечатлениями. Не в палате, конечно, не в коридоре, всё в том же бетонном туалете, на подоконнике. То Валька с ногами сидел, то Серёга.

Как всё же хороша жизнь, товарищи-люди, когда человек влюблён, как приятна. Больше космоса она, жизнь, больше Вселенной. И ты маленький-маленький в ней, и вместе с тем огромный-огромный, большой и добрый. Счастливый. Очень счастливый! Это не объять, не охватить, это почувствовать надо. Просто счастлив, и всё! Сча-ст-лив! С большой буквы. С самой большой. Потому что её образ, образ любимой, всё время стоит перед глазами. Всё время! Хоть закрой глаза, хоть не закрывай. И на душе, так до замирания сердца тепло, так светло, так празднично, каким могут быть только все праздники Мира сразу. Нет-нет, не так, по другому. Тогда вообще никаких других праздников нет, их быть не может, только она, её глаза, ей лицо, её улыбка, её голос… И глаза… Умм! И ласковые, и нежные, и внимательные-внимательные, и тревожные, и открытые, со звёздными таинственными искрами, глубокие-глубокие. Неземные, манящие и незащищённые… Только эти глаза видеть и хочется, только её улыбку видеть, только её голос слышать. А он — голос… Умм! Таких голосов ни у кого больше нет. Во всём мире нет, в целом свете! Только у неё. Это неземной набор струн! Такого инструмента вообще в природе нет, только у неё, у любимой. Он звенит в душе, он поёт, он ласкает, он владеет всем сознанием, мыслями, желаниями, всем существом. Пальцы её рук — кто бы мог подумать! — одни только горячие пальцы не хочется отпускать. Их хочется держать в своих руках, хочется прижать к губам и дышать на них, согревая и нежно целуя. И нет никаких мыслимых и немыслимых проблем и препятствий, ни вообще, ни в частности, ни в ней, ни в тебе самом. Наоборот, только всё самое хорошее, самое лучшее… И мечты. Нет Времени! Нет Расстояний. Нет никаких проблем! Лишь бы быть рядом, быть вместе! Чувствовать тепло её рук, видеть тепло ласковых и нежных глаз, жить с ней одним дыханием, и ничего не говорить, или наоборот, говорить, говорить, говорить.

А если и друг твой тоже влюблён, это вообще, полный улёт. И говорить есть о чём… А можно и не говорить, а только вздыхать, грезя и мечтая. Другое удивительным было: как они раньше этих девочек не увидели и не разглядели. В одной ведь школе учились, одними коридорами бегали, в одной столовке булочками кидались (мальчишки, естественно), на одних линейках выговоры-речи учителей слушали, вместе наверное и территорию школы убирали. А Наташу со Светой не видели. Прятались они, наверное.

— Чиж, а ты помнишь сказку про серую шейку?

— Что? Ты о чём?

— Ну, я о том, почему я раньше не разглядел Светланку. Светку. Цветочек.

— А, ты в этом смысле. Нет, твоя Светланка не серая шейка, она…

— Она, конечно. Это я образно.

— Да… А у Наталки оказывается такие глаза, такие… Представляешь?

— Представляю…

— Я обязательно на неё женюсь.

— Ты?

— Да, на ней. Потому что лучше её никого нет… Просто быть не может. Ты знаешь, она же младше меня, обе они, на два класса, а такая серьёзная, такая порой строгая… Я никого так не слушался, как её. Представляешь? Умная такая, она отличница, как начнёт что-нибудь рассказывать — заслушаешься. Как энциклопедию почитаешь. Нет-нет, энциклопедия — это не интересно. Как в театре побываешь.

— Нет, театр мне не нравится, там не живое всё, надрывное. — Кисло кривится Серёга.

— Да я не про тот театр говорю, я про тот, который слышу, когда она говорит.

— А! У меня так же! Я с моей Светланкой глупым пацаном себя чувствую, как дошкольник. Прыгать хочу, скакать. Как придурок. Придурок я, да, придурок?

— Н-н-нет, конечно! У меня так же. У них природа другая. Женщины. Они… они… матери по природе. Знаешь же. От них вся природа человеческая пошла. И от нас тоже.

— Ага! Такие маленькие ещё… Молодые, в смысле, а…

— Согласен. Представляешь, я заметил, и мне совсем не странно, наоборот, я серьёзно — скажи она мне — умри! — я умру! Скажи она — лети — полечу. Смешно, да?

— Ты что, нет, конечно. Я тебе хотел сказать, что и у меня так же, только… Ты только не обижайся, Валька. Ты — это ты! Навечно. А она… Она очень мне нужна. Навсегда! Я без Светы жить не могу. Это серьёзно! Ты не обиделся, не обижаешься?

— Ну нет, конечно. У меня так же. Ты для меня всё. А она…

— Ты ей уже сказал?

— Нет. Я боюсь!

— И я тоже. Вдруг… она… другого кого… полюбит, а?

— Ты что, Серёга, друг, да таких ребят как ты, во всём городе нет, ни в школе, ни во дворе. А как ты с точки мяч в кольцо бросаешь? Десять из десяти! Ты лучший. Я знаю. И она знает. Знает-знает. Это же видно!

— А я всё равно боюсь.

— Я сам боюсь…

 

33

В Лондоне утро уже наступило.

Над проливом Ла-Манш светило восходящее солнце, чистое-чистое и яркое, а над островом зависла плотная облачная шапка. Как своеобразный нахмурившийся рубеж, окантовка. Пряча под собой береговую линию изрезанную многочисленными заливами, речными эстуариями, и прочим… Но шапка плотным «валиком» зависла только над побережьем, при подлёте. Дальше пошли воздушные прогалины, открывая омытую солнцем, просыпающуюся величественную своей необычной красотой страну.

Натовский тяжёлый военно-транспортный самолёт, до отказа заполненный тёмно-зелёными армейскими ящиками, тормозя двигателями и закрылками, вдавил Фила в жёсткое боковое сиденье, мягко затем приземлился на базе военного аэродрома, расположенного близ столицы Великобритании. Кроме военнослужащих и грузовиков, под крылом Фила уже ждала легковая машина с тонированными стёклами. Фил пересел в неё…

Водитель и человек в штатском, вопросов Филу не задавали, только приветливо кивнули головами. Поехали.

— Ну что, сынок, отдохнул? — как всегда дымя сигарой, с весёлой усмешкой поинтересовался сэр Сандерс, при виде благополучно вернувшегося с задания спецсотрудника в своём кабинете на Воксхолл Бридж роуд. — Извини.

— Вполне. — Серьёзно ответил тот, и поморщился от едкого дыма.

— Не обижайся, — не поверил шеф, поднимаясь из-за рабочего стола. — Времени, сынок, нет. Работу нужно одну маленькую сделать. Потом и отдохнёшь. Обещаю! — Сэр Сандерс даже клятвенно руку, и сигарой в ней, к небу поднял. — Веришь?

— Верю, сэр. Я готов.

— Ну и отлично. Тогда давай прокатимся, — неожиданно игриво предложил он. — Что-то в горле пересохло. Выпьем по… чашечке… Кока-Колы! Ха-ха!..

Но ни в один ресторан, ни в одно кафе они не поехали. Водитель шефа, покружив по центру города, вывел лимузин на Оксфорд стрит, свернул на Бейкер стрит, проехал по ней, обогнул Регент парк, и понёсся на Северо-запад…

Фил не спрашивал. Шеф не пояснял, молча курил сигару. Полуприкрыв глаза, слушая из стереодинамиков автомагнитолы классические фортепианные пассажи, направлял дым в систему очистки воздуха в салоне. Наконец машина свернула с широкой автострады на неприметную улочку, потом и в проулок… Остановилась возле ворот неприметного коттеджа. Ворота тотчас послушно открылись. Сэр Сандерс, глянув на Фила, выразительно шевельнул бровями, приехали.

Дверь сэр Сандерс открыл своим ключом. В доме никого не было.

— Наша собственность. Негласная естественно. — Пояснил шеф, указывая на хорошо обставленное, но безлюдное пространство. Одна из многих, понял Фил, оглядывая гостиную комнату. Шеф угадал мысли Фила, махнул рукой. — Здесь не опасаясь можно говорить. Сейчас столько служб любопытных развелось, столько техники всякой, столько завербованных стукачей. Не знаешь, где и кашлянуть спокойно можно. Здесь можно. Присаживайся, сынок, пока вдвоём поговорим. Тебе чего-нибудь налить… скотч, тоник, воду?

— Ничего не надо, воду если только.

— Воду, так воду. А я виски чуть-чуть…

Развалившись на диване, шеф некоторое время молча потягивал виски, наблюдая, как в камине разгораются угли.

— Понимаешь, сынок, — начал он. В голосе слышались извинительные нотки. — Тут мы с нашими умными головами очень интересное дело для тебя придумали, но очень серьёзное. Потому и пришлось уединиться. Чтобы ни одно ухо, ни одна душа не узнала о чём мы с тобой говорить будем. Кстати, ты можешь и отказаться. Я в обиде не буду. Дело действительно сложное. Но…

— Пожалуйста, дальше, шеф, — потребовал Фил. — Без церемоний. Я готов.

— Угу-угу… — сэр Сандер качнул головой, пыхнул дымом. — Так вот. Не скрою, на это нас натолкнуло предложение некоего… — шеф замялся, потом махнул небрежно рукой. — Неважно кого, важно своими возможными последствиями, и для Соединённого Королевства и для Европы и для всего Мира. Да-да, именно так.

Фил слушал, спокойно смотрел в глаза шефу. Тот отвёл взгляд.

— Напомню, ты, сынок, можешь и отказаться, но… — предупреждая реакцию разведчика, шеф поднял указательный палец. — Не торопись. Выслушай, обдумай… Хотя, признаюсь, времени у нас очень мало.

— Говорите, шеф. Я слушаю.

— В стране наших стратегических интересов…

— Вы про Россию, говорите, шеф?

— Сейчас именно о ней. Так вот, не вдаваясь в нюансы политической кухни, социальных брожений и неприятия создавшихся условий жизни в России: одним нужно всем владеть, другим всё отобрать и поделить, третьим выйти из состава так называемого содружества, страна с приходом нового президента подходит к выборам нового курса. Подчеркиваю, нового!

— Я полагал, прежний сохранится.

— Да, там есть такие желания. — Сэр Сандерс небрежно отмахнулся. — И мы поддерживаем их. В принципе, хороший противник, это известный противник. Аксиома. Но могут быть и другие планы. И это нам не нравятся. И не только нам. Есть люди, и не просто люди, а объединения очень богатых, очень состоятельных людей, которые готовы дать очень большие деньги, чтобы этот процесс в России поставить под свой — свой, наш, не важно — но контроль. Деньги для этого предлагают огромные. Кстати, — шеф, глядя на Фила, сделал многозначительную паузу. — Мы подсчитали, сынок, стоимость твоих алмазов, выражается суммой в пару сотен с шестью нулями фунтов стерлингов. После огранки, естественно. Весомая цифра. А здесь предлагается финансирование гораздо серьёзнее, Фил. На много больше. Представляешь? Такова цена вопроса. На самом деле — это цена риска, мальчик. Твоего риска.

— Вы меня заинтриговали, шеф. Не деньгами, конечно, они — понятное дело, а существом. Что я должен сделать? В чём моя работа? Метро взорвать, Кремль, Думу, президента, что?

— Нет-нет, не торопись. Я скажу. Потому что уверен в тебе. Главное в другом. Задание может быть дорогой в один конец. Понимаешь? В одну сторону.

— Понимаю, — ответил Фил. — У меня каждый раз дорога в одну строну, но я возвращаюсь. Так было, и, надеюсь, так будет.

— И я на это рассчитываю, сынок. Очень рассчитываю. Но, извини, если что, помочь не смогу. Возможно адвокаты не понадобятся.

— Шеф…

— Рассказываю! Помешать выборам следующего президента в России мы, пожалуй, не сможем. Силёнок у нас не хватит. Даже консолидированных. Потому что есть в жизни процессы, сынок, которым помешать трудно, но, уверяю тебя, возможно. Возможно-возможно, Фил. Можешь поверить. И наш Директор, он человек умный, влиятельный, и всё такое, большой специалист и политтехнолог, ухо держит востро. Я знаю, он уже провёл консультации по этому вопросу с нашими партнёрами по альянсу, финансовое мировое лобби категорически не хотят давать на это деньги, возражают. По-крайней мере пока возражают. Потому что по самые уши увязли в совместном бизнесе с ними, с русскими. Во многих проектах уже участвуют. Финансы, нефть, газ, и прочее. На самом деле, я думаю, все ждут, когда Россия лопнет от своих амбиций стать первой страной мира. Умно подсовывают им разные приманки. А те и рады: финансами трясут, вкладывая в чужую для них финансовую систему, непрерывно при этом кредитуются, скупают наши старые нефтеперерабатывающие заводы, топливозаправочные станции и прочие отжившие технологии. Включая автосборочные линии. Через несколько лет мы перейдём на новый вид топлива, на совершенно другие технологии, русские останутся с носом. Они вовремя подчищают наши хвосты. Как с японскими старыми машинами. Ха-ха! Потом мы им всё это обрубим. Как вредные для всемирной экологии и прочее. Запретим въезд в Европу и т. п. Они захлебнутся в своих нечистотах. А мы их ещё и на штрафы посадим за нарушение мирового экологического соглашения. Ха-ха. Короче, пускай пока включаются в гонку. Диаметр колеса, да и скорость вращения, в наших руках Это хорошо. Это мне нравится. Да и не нужно раньше времени будить спящего медведя, а вот встряхнуть среду так называемого единства в России, мы с тобой можем и должны. Встряхнуть! Целью твоей работы — получается — извини — террор. Но не простой, а политический. Эффектное по нынешним временам дело. Отличный рычаг.

— Чтобы перевернуть мир? — без улыбки пошутил Фил.

— Молодец, Фил! Наличие юмора в тебе мне очень нравится. И так можно сказать. Понимаешь, сынок, у нас достаточное количество подготовленных досье на всех лидеров России, да и просто тех, кто так или иначе пересекал границу. На всех, без исключения. И тех, кто уже на олимпе, кто только стремится взобраться, на тех, кого скинули, и тех, кого забыли. Это азы нашей работы. Ты знаешь это, знаком. Скажу больше. У нас есть все данные и на друзей, и на членов их семей. Досье постоянно пополняются. Многие из них даже помогли нам: разместили своих драгоценных родственников, друзей, любовниц и просто знакомых на нашей территории. Ха-ха, Фил! Да, как ни странно это может звучать. Ты и это, конечно, знаешь. Я вот часто слышу: русская душа — загадочная душа. Ха, Фил! Глупая — да! Жадная — безусловно. Амбициозная — конечно. Но — глупая в первую очередь. Какой же дурак, извини меня, будет… как это у русских… а, вспомнил, плевать в колодец, когда постоянно сам же из него воду потребляешь, а? Не глупо ли? Глупо! Одним словом, мы возьмём этого медведя прямо в его берлоге. А те, которые здесь, вместе с их недвижимостью, финансами и прочим, заложниками у нас будут. Ну как тебе? Мы подготовились.

— Трудно будет. Они на собственную охрану денег не жалеют.

— Да, мой мальчик, но там они скорее всего самих себя боятся. На этом идеология охраны и строится. Нам это на руку.

— Я надеюсь, вы не ошибаетесь, сэр!

— Ну если и ошибёмся… Резонанс всё равно сильным будет. Мировое сообщество качнёт, сильно качнёт, если не взорвёт. По-крайней мере, дело будет сделано, и деньги мы свои получим. Большие деньги. Очень большие! Как в договорном матче, Фил. В выигрыше всегда оказывается тот, кто заказывает результат. Для нас с тобой, Фил, любой результат — выигрышный результат.

— Так что мне там нужно сделать: убить, выкрасть?

— В точку, Фил. Умница. Ты угадал. В этом и есть предложение нашего заказчика. Но — он этого не знает — мы его доработали.

— То есть? Извините, шеф, я могу знать?

— Конечно-конечно, мой мальчик. В общих чертах, естественно. Наши заказчики предложили провести серию обычных терактов с акцентами на политических деятелей. Это, по их мнению, создаст прецедент передела собственности на волне народного гнева, изменение конституции страны, протестных насильственных фактов. Хорошее дело. Нормальное. Но мои головастики развили эту идею, придумали нечто более важное.

— Интересно.

— Да, очень. Понимаешь, сынок, взорвать любую систему можно. Любую! Политическую, механическую, электронную, личностную… Лю-бую! С какой бы степенью защищённости она не была. У нашей службы, например, желание к этому всегда было, есть и, надеюсь, будет. Да и у других — я знаю — тоже. Потому мы часто и кооперируемся, координируем свои действия. Эффект от этого обычно получается колоссальный. Именно на это и рассчитывает наш заказчик. Проблема в другом! Не всегда ясно, успеем ли вмешаться в перераспределение политических и финансовых сил, куда и к кому качнёт тот или иной новый президент, правительство. А вот если возмутится народ, если он на нашей стороне будет, тогда…

— Извините, шеф, как это наш… Как при русских царях было? Женить президента или замуж выдать за…

— Нет, ковбой. Ты сошёл с тропы, не та дорога под ногами. Нет, дорогой, конечно. В наше время такое и невозможно. Знаешь же, наверное, что в Джорджии происходит? Не принимает страна «чужого» президента. Американцы здесь просчитались. Это сразу понятно было. Но в одном они были правы. В одном: женой у него, советчицей, является как известно американка. И на кого она работает тоже понятно. Тут ЦРУ всё правильно сделало. И НАТО свои «точки» где надо застолбило. Подставили острый угол под брюхо русским. А всё почему? А потому… Как это у них говорят: куда шея повернёт, туда и конь пойдёт.

— Тогда, я кем в этой связке буду?

— Ты… — Шеф на минуту задумался, раскурил потухшую сигару, выдохнул струю дыма, внимательно взглянул на Фила, серьёзно ответил. — В данном случае — я полагаю — всем.

Фил и глазом не моргнул.

— Сэр, в любом случае я согласен, — ответил он. — Хоть членом, хоть копытами, лишь бы задание выполнить.

— Вот и спасибо, сынок. Я в тебе не ошибся. Ты, я понимаю, согласен?

— На все сто!

— Окей! Тогда… — сэр Сандерс посмотрел на свои наручные часы. — Ещё немного подождём. Если я не позвонил, не отменил, значит сейчас сюда подъедет один умный головастик, он растолкует детали твоего задания и всё прочее. Хорошо?

— Хорошо, сэр, я готов.

— Ещё воды?

— С содовой, и со льдом!

— Окей!

 

34

Опуская ненужные в данном временном отрезке любовные переживания обоих рекрутов (кто эти чувства не испытал!), проблемы их выздоровления (кто хоть раз не болел!), как и проблемы Артака тоже. Скажем определённо. И недели не прошло, рекруты благополучно выздоровели, естественно выписались. Вспомнили о немецких шинелях, вернее наткнулись дома у Серёги на них, отвезли реквизит в тот Дом культуры. Киногруппа на перерыве как раз была. Ребята извинились.

— А, вот и наши немцы, — жуя бутерброд, воскликнул режиссёр, указывая на ребят рукой с большой кружкой в ней. — А говорили не придут. Надо было поспорить на сотню баксов. Выиграл бы. — И отвернулся.

Ничего больше режиссёра в них не интересовало. Несмотря даже на то, что их было не двое, а трое. Артак же ещё был.

Зато Артака всё интересовало. Он осторожно подошёл к креслу режиссёра, как в зоопарке к клетке, глянул на лохматого режиссёра сбоку, заглянул на его «пульт», где лежала масса исписанных листов, указал на них рукой.

— У вас хорошее кино получится, если вы и меня в кино покажете. В этой, в как её…

— В массовке! — В радостном регистре подсказала директор по кастингу. Попутно с бутербродом, она авторучкой что-то чиркала в тетрадке.

— Нет, конечно, в главное роли. — Серьёзно ответил Артак. Он всегда серьёзный был, серьёзно и пояснил. — У меня профиль выразительный. Видите. Как у Армена Джигарханяна.

Киношники перестали жевать бутерброды, с разной степенью интереса посмотрели на него, дружно рассмеялись.

— Да вы посмотрите, — призывая и рекрутов в свидетели, обиделся на режиссёра Артак, повернулся боком. — И бабушка так считает. Смотрите.

Режиссёр будущего фильма «16 мгновений зимы», меланхолично раскачиваясь в кресле, через паузу заметил.

— Ну, в принципе, где-нибудь в массовке, если только… может быть… В образе еврейского мальчика, а? Как вы думаете? — спросил он своё «боевое» окружение. — Который пленным немцам, например, кусок хлеба протягивает, а? — И так и этак внимательно глянул на Артака, сквозь пальцы сложенные рамкой. — Свою пайку… Краюху.

На это не то помощник режиссёра, не то сценарист, с жаром подхватил идею.

— А что, вполне. Знаковая идея. Хорошо если снять, грамотно… Я вижу! Худой, грязный, в лохмотьях, бритый наголо, с синим номером концлагеря на руке, еврейский пацан протягивает немцам ломоть хлеба. Без слов. Панорамой так. Еврейский мальчик и фашистам! Здорово! Даже если без лица, со спины. Не плохо может получиться! Сильно!

— Или пусть детскую тележку с вещами или дровами катит. Навстречу колонне. У нас же… — предложила ещё одна женщина, с большим толстым блокнотом в руке. — Зимой и на тележке. Улёт! Секунды на три, четыре… Метраж позволяет… И типаж вроде ничего, яркий.

— Да не хочу я бритый и худой. И не еврей я. А армянин. Вы что, не видите? — Голос Артака задрожал, в глазах блеснули слёзы.

— Вот! Вот! Вот сейчас хорошо, мальчик, сыграл. Убедительно! А ну-ка громче. — Режиссёр подскочил с кресла, нервно взлохматил шевелюру на своей голове, воскликнул. — Громче-громче, мальчик… Ну-ну! Ори! Как будто ты вспомнил, как фашисты повесили и расстреляли всю твою семью. Ну-ну! Сволочи! Подонки!

Артак и недослушал ещё, белугой взревел. Размазывая слёзы, неожиданно выбежал из комнаты. Рекруты успели посторониться, переглянулись, обиделся Артак. Обидели!

— Вот так нужно работать с детской психикой, — падая в кресло, устало закрыл глаза режиссёр, протягивая руку за следующей кружкой кофе. — Творчески нужно работать, лузеры, творчески. С двойным сахаром? — В вопросе к ассистентке прозвучал голый металл.

— С двойным. Как вы любите. — Теряя дыхание, пролепетала ассистентка.

— Хорошо! Запишите пацана. Пусть с этими немцами приходит.

Таким образом и Артак в киногруппу попал.

Ну это мелочи. О главном. О поездке.

И бабушку свою Артак в два счёта, как обещал, уломал-уговорил. Она, кстати, и не сопротивлялась. Давно считала, что засиделась в этой дымной Москве. Пора бы и развеяться. Конечно же на юг, естественно к морю. К своей родственнице, в Геленджик. На джипе, и с внуком. Сама за рулём. А то что с внуком поедут его друзья, она и не возражала. Наоборот. И в машине, и на море места хватит. И ей не скучно, и внуку.

Рекруты джипу не удивились. Паджеро и паджеро. Хотя, не новый, но — хорош. Ухоженный! Удивились другому — молодости и задору бабушки Артака. У них такая же в школе, только старшая вожатая. Не трамвая вожатая, конечно, а детского досуга и всяческих походов. Свойская, симпатичная и улыбчивая. Причём, у этой бабушки, если так можно выразиться — какая она бабушка-дедушка! — волосы на голове не прямые, а кудрявые, и не коричневые, а иссиня чёрные и много, бюст — каждая половина — в одну треть баскетбольного мяча, у школьной — не больше теннисного мяча, но губы тоже классные, полные, яркие и в улыбке, а глаза не серо-зелёные а — тёмные сливы и с дымкой, карандашом увеличенные. Последнее ребята и раньше в девч… эээ… в женщинах не понимали, в данном случае тем более. Зачем подрисовывать, переглядывались, когда и так всё ярко и притягивает. Но в них смотреть хотелось. Даже не смотреть, заглядывать. Что-то загадочное в женских глаза всегда таилось. Как у Наташи со Светланой. Только у любимых девочек совсем не так. У них вообще, как стотонные космические магниты. Сто пудов, даже больше! Ещё более загадочные, и привлекательные… Не объяснишь, короче. А тут — бабушка. И никакая она не бабушка, а самая что-ни на есть друг и товарищ молодёжи. Это определение к ней вполне подходило.

Артак и познакомил.

— Армине. — Слегка повернувшись, произнесла бабушка.

— Ага, здравствуйте! — косясь на Артака — мы же здоровались, вежливо поздоровался Валька.

Серёга тоже не понял, не знал армянского языка. Да и не в школе, не ждал подвоха.

— Да это же имя такое у бабушки. Не удивляйтесь. Нормальное. Армине и Армине.

— Согласна! Вполне нормальное. Мне не мешает, — бабушка хмыкнула чему-то своему, поправила на носу тёмные очки, и тронула машину с места. — Гнацик! — воскликнула она. Лошади под капотом не взвыли, но машина послушно поехала.

А сейчас чего она сказала, переглянулись рекруты. Незаметно толкнули Артака. — А сейчас что она сказала, гони, да?

Артак перевёл:

— Нет, бабушка сказала «поехали». Это по-армянски.

— А! — парни понимающе переглянулись, конечно, мы так и поняли, похоже.

— Так Гагарин когда-то своё знаменитое сказал — «поехали», помните? — коротко обернувшись, машина катилась в плотном машинном потоке, спросила бабушка и раскатисто вдруг пропела. — И махнул рукой! Словно вдоль по Питерской, Питерской… — Обернулась к ребятам. — Или вы не знаете, кто это такой?

Она ещё и поёт! Совсем свойская, как их школьная «друг молодёжи». Та тоже могла ни с того, ни с сего, как казалось рекрутам, стихи где-нибудь в автобусе, например, на экскурсии, начать читать или песню запеть: «Отговорила роща золотая», или «Я вам пишу, чего же боле»…

Хмм, восхищённо хмыкнули парни, и переглянулись, ну, бабуля, молоток!

— Конечно, знаем. — Ответил Валька.

— Да у нас школа на его улице находится, — с нажимом подчеркнул Серёга, чего там не понятного. — Улица Гагарина, знаете же, да?

— Гагарин первый космонавт. Герой! — дополнил ответ Валька. Он вообще лучше всех это знал, потому что портрет первого космонавта у его матери на стене в её комнате всегда висел, и сейчас висит. В белом кителе, с медалями и фуражке. Какая-то история у матери с ним была. Какая, Валька не знал. Его не посвящали. Но в сторону портрета мать никаких иронических слов не позволяла, и тени даже. С первого и пыль вытирала. — Знаем.

Бабушка одобрительно кивнула головой, ласково посмотрела на внука.

— У нас Артак космонавтом будет, — тепло сказала она. — Не «первым», но нашим. — в благодарность даже по голове внука попыталась погладить. Внук, не меняясь лицом, ловко увернулся.

Артак космонавтом?! Удивился Валька, машинально сравнив с портретом, но осёкся. А что, вполне. Подрастёт, в фотосалон сходит, костюм наденет и сфотается — вот тебе и космонавт.

Артак бабушкину информацию принял спокойно, как само собой разумеющееся. После пятисотого мерса ничего видимо ниже космоса для него быть не могло, он даже не поморщился. Валька с Серёгой вновь понимающе переглянулись, а что, говорил их общий взгляд, и пусть, и будет. Артак упорный, он сможет. Они же, например, едут. Ни с того, ни с сего, и…

— А вы кем будете? — «перевела стрелки» бабушка. Парни вновь переглянулись, да какая она бабушка? И никакая не бабушка. В тёмных модных очках, в бейсболке с морским крабом, в джинсовом костюме, с тельняшкой под ним, ярким платком на шее, в сабо, с красным маникюром и педикюром на пальцах, запахом каких-то тонких духов, и вообще… не хватало только гитары, комаров и ночного костра.

— Баскетболистами. За сборную России будем играть. — Солидным тоном поделился планами Валька.

— Ага, мы ещё не решили. — Дополнил Серёга.

— Да, мы думаем. Время ещё есть. — Согласился Валька.

Армине кивнула головой. Сейчас она вела машину по четвёртому ряду транспортного кольца. Давила на акселератор. Обогнать их никто не мог. Джип, как пантера нёсся за разными антилопами, сайгаками, кабанами и сусликами.

— Уматно! — толкнув друга плечом, заметил Серёга.

— Ага, ништяк! Не бабка, а Шумахер, — согласился Валька, оглядываясь на машины оставшиеся с «носом».

Артак меж тем спокойно копался в СДюшнике, что-то перебирал. В салоне было тихо и спокойно. Мягко покачивало.

А ничего поездка начинается, нормально и не нудно. Чего и требовалось доказать. Правда странное имя — Фантомас, ребят всё же беспокоило, как некая зубная боль. Но не сильно так, не до стона, а тихонько, словно боль есть, и её нету. Как после таблетки аспирина — утихла, но совсем не ушла. К тому же непонятная цель поездки — тупым углом впереди маячила. Но всё это будет потом, после, не сейчас, а сейчас…

Сбросив скорость, перестроившись, бабушка Армине ловко повернула джип на развязку, выехала на мост, и прибавила газу. Под колёсами мелькнули длинные и широкие буквы «М-7» «ДОН».

— Оу! Даёшь Геленджик! Оу! Оу! — как индеец, взревел и запрыгал вдруг на сиденье Артак. — Правильно едем, Армине. Правильно! М-7, М-7!

— Господи, — испуганно взмолилась бабушка. — Ты меня напугал. Ну нельзя же так, Артюша. Бабушка же у тебя старая и больная.

Ага, старая и больная, говорил озорной взгляд Артака, и рекруты с этим вполне были согласны.

— Гнацик! — Вспомнив, крикнул и Валька.

— Ур-ра! — Подпрыгивая, орал Артак.

— Летим, летим! — Вопил и Серёга. — Вон ту догоним, вон ту… Гнацик!

— Гна-ацик!

— Оу, оу!..

 

35

Неожиданная потеря Хельмой и Яцеком искомого клиента на лыжном курорте, накалила все мозги в штаб-квартире СВР России. До перегрева. Уже дымятся. С одним уточнением. Не во всей, конечно, штаб-квартире, а только в той комнате, где отвечали за проведение данной операции. Хотя, и это нельзя не отметить, таких раскалённых кабинетов в штаб-квартире всегда полным полно, почти все. Работа такая. Как на тревожном пульте сигнализации какой-нибудь областной или районной МЧС. Одна лампочка погасла — загорелось три. Три погасли — загорелось четырнадцать, и т. д. И если бы… Нет-нет, фантастика, конечно, но если бы можно было в специальном каком-нибудь свете, из космоса, ближе не тот эффект, увидеть напряжённую работу сотрудников секретных спецслужб — и наших и «не наших», Земля бы высветилась как новогодняя ёлка, или как болезнь «золотуха» на безвинном теле ребёнка. Последнее сравнение пожалуй не корректно. Предыдущее более поэтичнее, на нём и остановимся.

Повторюсь, сломали умные головы в штаб-квартире СВР России свои мозги, и других на поиски подняли. Где посредством такого же BlekBerri, где личными встречами и тайными переговорами, где просто намёками, переходящими в реальное финансирование, где угрозами, шантажом и прочим, коих в арсенале разведки и контрразведке всегда через край. И пусть их. Шпионы и преступники знают на что идут. И поделом. Нам — гражданам — важен конечный результат работы ограждающих служб.

Работу одного только этого кабинета можно сравнить с ярким и тревожным перезвоном колоколов на сторожевой башне стольного города предположим Киевской Руси во время набега, скажем, полчищ татаро-монгольского войска. При одном лишь условии. Все нити от всех колоколов со всех башен сходятся в одни руки, это первое. Под «башнями» мы, конечно же, понимаем города и веси Европы, Англии, Скандинавских стран, даже США. Нити дёргают, а звона нет. Потому что не те, в прямом понимании, колокола. И не полчища перед стенами, а поиски исчезнувшего вражеского агента. Причём, не везде и где попало, а в нужных частях света. То бишь Земли. И последнее. На других концах нитей — законспирированные действующие агенты, агентессы, и просто что-либо знающие люди, пусть даже порой и случайные.

И что самое интересное, и великое учение физиологии это подтверждает, если и человека, например, не только зверя, непрерывно тормошить, дёргая за те или иные места, он раздражается. Начинает ответно реагировать! Чего, в принципе, и добивается инициатор процесса. Йес!

В штаб-квартиру полетели донесения. Не важно от кого, скажем просто, от людей находящихся на нужных концах «связи». В штабе каждое нужное и важное — драгоценное — донесение проанализировали, проверили, суммировали, получилось (опять тот, главный неизвестный из Ми-6 подвёл черту): лыжник, похититель алмазов, сотрудник Ми-6 некий Фил Осборн, он же Рэй Д.Фоли, он же, и прочая, приступил к выполнению очередного задания, какого — неизвестно. Задание получил не в конторе, а на неизвестной ранее конспиративной квартире, нелегально же доставлен в неизвестное место, в неизвестном месте не обнаружен. Надо понимать — убыл. Руководителем операции, как и до этого, является его шеф — руководитель Директората специальной разведки Ми-6 — сэр Джереми Бредли Сандерс. Жук в разведке, волк и лиса в одном обличии. Кто ещё участвовал в разработке — пока неизвестно. Нужно время. Понятно одно: наверняка не без участия сотрудников спецотдела Директората сэра Сандерса. Кстати, и это факт, перед этим зафиксирована получасовая встреча сэра Сандерса с известным в Лондоне адвокатом, представлявшим интересы одного богатого еврейского иммигранта из России. Что даёт основание предполагать на прямое участие последнего в финансировании. Масштабное, причём. Известно, на врага Ми-6 деньги всегда получает не малые. Отсюда вполне можно заключить: цель работы — террор или близкое к этому. Наверняка.

Последнее и определило точку поиска, на которую нацелена та лиса — сэр Бредли Сандерс — конечно же, Россия.

Ни Яцек, ни Хельма ничего этого не знали, и не могли знать. Мы их, помнится, на время оставили в одном из номеров горнолыжного курорта у подножья горы Монте-Роза, что на севере Италии. Они с нетерпением ждали там разрешение патовой ситуации, в которой оказались. Катались. Когда с Меленой на лыжах, когда и без неё, но в своём номере. Ждали.

Немногословный коммутатор BlekBerri, как и раньше, прервал отдых, сухо известил абонента: «Цитрону. Срочно! Юбилей бабушки предполагается в России. Необходимо срочно приехать. Немедленно. Полонез». Полонез, понятное дело секретный позывной генерала Тибелиса. К Огинскому и к Польше никакого отношения не имеет. Но… «стрелки» — если что — перевести всегда можно.

— Собираемся! — Приказал пан Яцек. Он уже принял позицию из положения лёжа, в положение сидя.

— Куда? — По военному чётко спросила фрау Хельма, надевая халат и нащупывая ногами гостиничные тапочки.

— Куда-куда… — грубо рявкнул Яцек на смеси польского с немецким. — На кудыкину гору, вот куда.

— Домой что ли? — Догадалась немка Хельма.

— А куда же ещё? Там, оказывается, наша бабушка.

— О! — по-женски многозначительно воскликнула Хельма, направляясь в ванную комнату. Стрелки часов показывали раннее утро. Почти ночь! На предстоящий день намечены были кое-какие совместные с Меленой планы, но…

Общее их разочарование вызвано было категорическим окончанием ночных тренировок, не более. В Москве, к этому, понятное дело, они не вернутся. А жаль… Жаль, что бабушка так быстро нашлась, и где… С другой стороны, приказ Полонеза обсуждению не подлежал. Нужно всё бросать и ехать. Ну, надо, так надо. Вперёд! Не в первый раз.

Хотя…

Спецагенты не сговариваясь, вернулись в кровать…

С Меленой, Хельма с Яцеком, поступили так же, как и Фил с ними, по-английски. Исчезли не попрощавшись. В Российском посольстве без проблем получили визы. Визы их уже ждали, как и авиабилеты, итальянские таможенники пожелали счастливого пути.

Через несколько часов лжеавстрийские лжетуристы благополучно сошли с борта пассажирского авиалайнера в аэропорту Домодедово.

Доброе утро, страна!

Прошли таможенную «очистку». На выходе их встретили «товарищи» по конторе. Проводили до такси. Такси — свой спецавтомобиль. В нём и уехали.

Для полковника Олега Александровича Чадова вновь наступило время нервного ожидания и эмпирического поиска. Вопрос! В каком городе объявится лжеФил? Когда? Каким видом транспорта? В каком обличии? В каком статусе? Это первое. За этим было и второе. Много ещё чего. Но оно после. Когда первое обозначится. Вновь была напряжена и озадачена вся система ФСБ, МВД. От границ, до сердца страны. Генерал-лейтенант так и сказал:

— На границе не возьмём, всем хана! — Прорычал он, грохая кулаком по столу. Совещание происходило с теми же, и там же. — Не поймаем след на воде… Уйдёт!

— А если он уже? — К месту, смело, задал висевший в воздухе вопрос Олег Александрович. Бывший Цитрон.

Генерал этого не ожидал, хотя, готов был.

— Не знаю! Пусть только попробует. В бараний рог согнём.

— Без суда и следствия, — как всегда вовремя заключил Вадим Николаевич. Он вообще за жёсткие меры был.

— Он меня достал, сволочь такая! — В сердцах резюмировал генерал.

— И меня тоже, — заметил бывший Цитрон и уточнил, — Всех, в смысле.

— Вот-вот! Одно хорошо: работать будем на своей территории.

— Конечно, дома всегда лучше. — Подчеркнул Вадим Николаевич.

— Как сказать, — мягко не согласился Олег Александрович, он хорошо ещё помнил положительные моменты из своей только что прошедшей заграничной командировки.

— Стоп! Хватит мне здесь пикироваться, понимаешь. Разболтались! Работать! — Генерал Тибелис вновь в сердцах жёстко припечатал рукой мнимую точку на столе. — Ра-ботать! Выходные и праздники, для вас…

— Отменяются! — Как должное, в унисон привычно продолжили полковники.

— Безусловно! — Пророкотал генерал. — До особого. Понятно?

— Так точно!

— Что надо делать — вы знаете. Действуйте. Я — на месте. Жду ваши предложения.

— Есть действовать.

— Свободны!

Так, или как-то иначе происходило в кабинете генерала Тибелиса, Василий Огородников, водитель международных транспортных перевозок не знал. Да и зачем. Он свою многотонную фуру вёл спокойно и уверенно. Семьсот коробок с маслом монолит «Рама» для московского ООО, группе торговых компаний «Ладушки», вез строго по графику. «Чёрный ящик» в тягаче это фиксировал. Весь маршрут и все остановки писал. GPS — карту маршрута без сбоя показывал. Товар везли по контракту в столицу России. Без проблем прошли и Германию, и Польшу, прошли и Белоруссию от Бреста через Барановичи в объезд Минска на Оршу. Простояв несколько часов в очереди на таможенных переходах Белорусско-Российской границы, вышли на трассу Смоленск-Москва. После Смоленска Василий и сменил напарника за рулём. Тот, отпив чайку с лимонником, лег на кровать телевизор смотреть, потом и уснул.

Небо впереди и на горизонте окрасились серыми тучами. Пошёл мелкий дождь. Обычное дело. Природа. К тому же, дорожное покрытие резко сменило качество с «не очень плохого» на «плохое». Больше ста километров ехать было опасно. Ещё и ДПСники караулили… Василий и не превышал. Слушал музыку, посматривал в зеркала заднего вида, сверялся с дорожной картой закреплённой на солнцезащитном козырьке и экраном GPS. Спокойно работали щётки стеклоочистителя, сбрасывая дождевую пелену с огромного лобового стекла тягача. Мягко пружинила амортизационная система водительского сиденья. Еле слышно урчал мощный двигатель.

Навстречу и в попутном направлении спешили машины. Всех марок. Много тягачей с табличками TIR… И немецкими номерами, и польскими, и белорусскими… Сплошным потоком шли автопоезда в Россию и обратно. На подъезде к Вязьме Василий заметил, что фура несколько хуже стала идти. Чуть тормозит, как бы, сопротивляется. Где-то колесо значит пробито, понял водитель. Нужно посмотреть. Как раз и место придорожной стоянки справа возникло. И с десяток таких же тягачей с фурами и трейлерами возле. Над стоянкой вился заманчивый дымок. Придорожная кухня. Как оказалось «У Васи». Так гласила вывеска на приличного вида кафе. И русская домашняя кухня, и кавказская, и украинская… Дымились выносные мангалы, шашлычницы… Толпилась и очередь в био— туалет.

Василий аккуратно припарковал машину, напарник не проснулся, обошёл фуру, увидел виновника сопротивления — одно из колёс на задней тележке, внешнее, вполне можно было или подкачать, либо заменить. Но Василий в начале решил купить в кафе чего-нибудь прохладительного, колы или просто воды… Потом уж…

Не обращая внимания на мелкий дождь, чуть в раскачку, потягиваясь и разминая ноги, Василий вошёл в кафе. Почти все столики были заняты. Водители — разномастный и говорливый народ, небритые, непричёсанные — где уж в дороге! — неторопливо ели, громко разговаривая между собой на разных языках, многие дымили сигаретами. На вошедшего посетителя никто внимания не обратил. Кроме одного человека. Тот, сидя в дальнем углу кафе, заканчивал уже обедать, прихлёбывал чай из стакана, увидел вошедшего, встретился с Василием взглядом, тут же опустил глаза.

Василий повернулся и вышел. Так же, не обращая внимания на усиливающийся дождь, быстро пошёл. Но в другую сторону. Вперёд. Там, почти в начале стоянки, между трейлерами стояла неброская, цвета мокрый асфальт корейская четырёхдверка KIA spektra 2006 года с московскими номерами. Василий подошёл к ней. Открыл переднюю водительскую дверь. Сел, включил зажигание — ключ в замке был, — двигатель мгновенно завёлся. Включив передачу и сигнал поворота, Василий вывел машину со стоянки, вырулил на трассу, включил дворники, прибавил скорость. В зеркале заднего вида было «чисто». Василий оглядел салон, нашёл его комфортным, улыбнулся, включил магнитолу. Из динамиков донёсся томный голос ведущего программы «Серебряный дождь». Василий дотянулся до перчаточного ящика, открыл его, достал новенький сотовый телефон, пачку документов: паспорт, водительское удостоверение и всё необходимое на автомашину… Осмотрел документы Все они были на имя Воскресенского Евгения Григорьевича, 1973 года рождения, муж… С фотографии на Василия смотрело другое лицо. Такие же данные с такой же фотографией были и на водительском удостоверении, и на удостоверении сотрудника МВД РФ, и пенсионном удостоверении бывшего майора пограничных войск России. Удовлетворённо качнув головой, Воскресенский набрал на мобильном телефоне некую комбинацию из цифр, включил вызов. Когда услышал щелчок в телефоне и короткий гудок, ровным голосом два раза произнёс: «Три тройки. Три тройки». И отключил телефон. Всё. Большего и не требовалось.

Три эти цифры, повторенные дважды, сер Сандерс в своём офисе получил тотчас. Положив лист на стол, облегчённо выдохнул, чему-то радуясь, потёр руки.

И в кафе всё прошло до обыденного просто. Допив чай, отодвинув тарелки, человек поднялся из-за стола, пожелав соседям приятного аппетита, неторопливо вышел из кафе. Дождь всё так же моросил. Чуть съёжившись, подняв воротник рубашки, человек коротко огляделся. Заметил вдалеке блеснувший кузов корейской легковушки, хмыкнул в усы, достал из кармана зубочистку, сунул её в рот. Сунув руки в карманы брюк, трусцой направился в конец стоянки. Легко нашёл припаркованный тягач «MAN» c фурой. Оббежал машину, заметил колесо. Понимающе хмыкнул в усы… Прошагал к отсеку с инструментом, достал длинный шланг, быстро подсоединил к мощному ресиверу, подкачал колесо. Ещё раз внимательно осмотрел машину — тягач, фуру с колёсами и пломбой — вернулся к кабине, взобрался на водительское сиденье, захлопнул дверь. Смахнув ладонью воду с лица, фыркнул, включил зажигание. Дизель легко запустился. Достав из-под сиденья документы на имя Василия Огородникова, со своим же лицом, международные права, пластиковую папку с документами на груз, страховочный полис, Василий включил пониженную передачу, добавив газу, плавно отпустил сцепление… Напарник спал.

Но если бы и не спал, не заметил бы ни каких отличий. За рулём сидел внешне тот же самый напарник Василий. То же лицо, та же одежда, тот же взгляд, та же походка, та же манера управлять трейлером, та же улыбка, усы, баки, тот же весёлый голос, и те же наколки… Напарник одним словом, сменщик, Василий.

Другим был как раз другой. Тот, который уехал в серой корейской легковушке с московскими номерами. Человек удалил линзы из глаз, отлепил накладные усы, снял парик, отлепил бакенбарды, стёр остатки выцветших наколок на пальцах правой и левой рук: «Вера», «Вася». Достал из-за спинки пассажирского сиденья приготовленный пакет с одеждой. Не оставляя руля переоделся. Теперь за рулём сидел именно тот человек, чья фотография «красовалась» на всех документах. Новым был человек. Другим. Свой, русский. Бывший офицер-пограничник, выпускник Академии имени Фрунзе, позже сотрудник Управления ДПС ГАИ, в данный момент пенсионер. Служба в Афганистане позволила досрочно — по закону — выйти на пенсию. Именно Воскресенский Евгений Григорьевич, 1973 года рождения, муж… и т. д.

На въезде в город Вязьму машину остановил сотрудник ДПС. На посту их было довольно много, словно на авторынке, были и в штатском. Кто — прячась от дождя — документы проверял, кто в кабины-кузова заглядывал. Работали служивые, досматривали. В мокром плаще, с капюшоном на фуражке, с которого щедро капала вода, вразвалку подойдя, склонившись, офицер коротко глянул в раскрытое удостоверение майора МВД, понимающе хмыкнул — свои! — и тут же вернул документы, дружески махнув рукой к фуражке: «Счастливого пути, майор. Всего доброго. Будьте осторожны на трассе. Дождь. Сложный профиль».

Минут через двадцать тот же старший лейтенант выхватил глазом подъезжающую к посту жёлтую кабину тягача MAN с серебристым рефрижератором на седле. Шагнул на дорогу. Под капюшоном пряча лицо от косого дождя, взмахнул жезлом, приказал остановиться. Василий с трудом нашёл свободное место между такими же фурами. Остановился, спустился на встречу… Протянул офицеру пластиковую папку с документами.

Его машину, как и другие, изучали долго. И документы, и пломбу, и тир-корнет, и полис… Все документы отсканировали ручным сканером. Занесли в базу. Осмотрели кабину. Напарника пришлось разбудить… Пока Василий не сунул старшему лейтенанту тридцать евро. Это и решило дело. Возвращая документы? старший лейтенант пробурчал: «Всего доброго. Впереди сложная трасса. Будьте внимательны! Дождь!»