Несмотря на непривычный холод, привычно скользкие дороги, московские любители джазовой музыки упорно приходили к началу отборочного тура. Организаторы объявили три таких. Почему три? Так приято. Во-вторых, заявленных коллективов было больше двадцати, в третьих, чтоб больше входных билетов продать. Аренда зала, кто не знает, это же бешеные бабки… Антураж там, декорации, свет, звук, рабочие сцены, режиссёры, помрежи, парикмахеры, визажисты, кассиры, контролёры, машины, шофёры… Список на целых две страницы. Словно райдер амбициозной поп-звезды. Армия проблем. Ар-ми-я! И, что интересно, у всех, говорят, семьи, дети, их кормить надо, то сё. Обычная песня. Вымогатели! Организаторы пошли на это. Деваться некуда, так принято. Так и сделали. С помещением и сценой решили. Сняли театр Российской армии. Выторговали. Далеко не все знали, что фонд на это был приличный, а кто знал, те помалкивали. Рекламная кампания по телевизионным каналам прошла экспрессивно и талантливо-агрессивно. Минкульт соответствующий сайт в Интернете вывесил, проинформировал: «Беспрецедентный конкурс! Беспрецедентное жюри! Лучшие самодеятельные молодёжные джазовые коллективы. Беспрецедентный приз… Три тура». Зритель возбудился.

На первый тур члены жюри пришли почти вовремя. Но с небольшой задержкой, объяснимой: пробки. И с парковкой возникли проблемы. Зрители приехали раньше, все машиноместа заняли. Опоздавшим членам жюри пришлось довольствоваться дальними подступами. Но это деталь. Главное, членов жюри ждали огромные красные кожаные кресла, стоящие спинками к сцене. Зал был наполнен, поэтому членам жюри, которые под аплодисменты вошли к своим местам, пришлось прилюдно разворачивать кресла в обратную сторону. Бесполезно. Они не поддались. Анатолий Ошерович и Игорь Бутман, как более крепкие люди, даже вдвоём попытались было одно развернуть, но… Под смех в зале оставили затею, растеряно развели руками… не понятно. Ага, ваша проблема, голубчики, со своего режиссёрского места, глядя на красные кресла и беспомощно топчущихся членов жюри, мстительно отметил про себя главный режиссёр действия. Не будете игнорировать предварительное собеседование с нами, организаторами. Зрители, попытку развернуть кресла приняли как запланированную шутку, веселились, аплодировали. Эти красные кресла, как в конкурсе «Голос», ввели всех в заблуждение.

На первом этапе, вернее в первом туре участвовали восемь оркестров из заявленных двенадцати. На поворотном круге огромной сцены, за разделяющими выгородками, музыканты, сидя на стульях, ждали начало. По залу, перемещаясь, световые пушки высвечивали различной конфигурации цветовые фигуры, то космические, то земные, над зрительным залам летала телевизионная камера на телескопической «руке», в проходах суетились телевизионщики, фотографы, на свои места пробегали, пробирались опаздывающие зрители, часть световой конфигурации упиралась в плотный занавес, он был закрыт. В зрительном зале было празднично шумно. На сотовые телефоны публика снимала суету приготовления, самих себя, и своих знакомых, из-за занавеса порой доносились одинокие нервные звуки различных инструментов, где-то, кто-то настраивался…

Но заминку заметили все. Члены жюри не решались сесть в красные кресла, полагали, что сейчас выйдут рабочие сцены и что-то там открутят, исправят, развернут. Неловкая пауза затягивалась. Громкий звук голоса режиссёра, по микрофону, вежливо, но отстраненно сообщил членам жюри, и всему залу: «Рассаживайтесь, пожалуйста, рассаживайтесь, уважаемые члены жюри. Время! Пора начинать. Вас ждём». В зале вспыхнул смех, редкие аплодисменты. Игорь Михайлович Брилль, отыскивая глазами режиссёра в зале, руками указал на неподвижное кресло… Как, мол, это… Смех в зале усилился. Тот же голос режиссёра голосовыми динамиками сообщил: «Да-да, присаживайтесь, Игорь Михайлович, это для вас, для вас! И для Анатолия Ошеровича и для Игоря Михайловича, присаживайтесь, пожалуйста. Начинаем». А дальше…

– Мы начинаем, господа! – Вскричал возникший из-за кулис ведущий Дмитрий Нагиев, и резко повернулся к подбежавшему к нему на полусогнутых ногах «отвязанному» телеоператору с телекамерой. – Одну минуту, господа, я на двух работах, извините, бизнес, понимаете ли, работа! – Успев это по свойски шепнуть в видеокамеру и микрофон всему залу. Зал отреагировал смехом и аплодисментами. С галёрки послышались одобрительный свист и выкрики: «Давай Дима, валяй, красава!» Нагиев выкрик принял благосклонно, в знак видимо приветствия, словно расшаркиваясь переступил, приподнял очки, глянул на галёрку, снова водрузил очки на нос, выпрямившись, торжественно, с придыханием, сообщил в объектив телекамеры. – В эфире НТВ, Первый канал! – Сразу за этим, словно извиняясь, сменил лицо с торжественного на домашнее, перешёл на сугубо доверительный интимный тон в камеру. – Вы, господа телезрители, усаживайтесь, пожалуйста, поудобнее перед своими телевизорами, в ногах правды нет… Ну-ну, вот так, присаживайтесь, присаживайтесь! – И снова торжественно, как на Красной площади. – Мы начинаем, господа! В прямом эфире первый тур отборочного молодёжного самодеятельного джазового конкурса и я… ваш ведущий, Дмитрий Нагиев! – Последнее он вновь сообщил доверительно, как своим, улыбнувшись при этом телезрителям своей мефистофельской улыбкой и даже подмигнул. – Сразу за этим красная лампочка на телекамере оператора погасла. Телеоператор, словно та девушка с кувшином на голове, не расплескать, с прямым корпусом, на полусогнутых ногах, обвешанный тяжеленными приспособлениями для съёмки телеэпизодов в движении, пустился выбирать другой план. На ПТС (передвижная телевизионная станция), что стояла за кулисами сцены, ведущий режиссёр включила другую телекамеру. На сцену вышел…

Министр культуры РФ, Владимир Ростиславович Мединский, стройный, красивый, деловой, в очках, выйдя на авансцену, блестя стёклами очков сказал несколько приветственных прочувствованных слов от имени премьер-министра России, тот был в ответственной поездке с важными государственными делами, телеграмму прислал прямо с борта самолёта, и от своего министерства, и от себя лично. Поздравил и зрителей, и членов жюри, и участников с началом отборочного тура, и всё тому подобное…

Члены жюри сидели спинами к сцене, лицом к зрителям. Поза неудобная. «Видеть» затылком. Молча и без инструментов, как, как… Ерзали, умащивались, не зная, как ноги перед зрителями уложить-выложить. Бутман Игорь Михайлович вообще прямо из аэропорта был доставлен, с самолёта, вместе со своим неразлучным инструментом, не переодеваясь… Прятал сейчас ноги под кресло. Потому что ботинки были не концертные. Всё остальное на нём пусть было так, вроде модно-небрежное. А другие его коллеги смотрелись вполне соответственно: в костюмах с наглаженными брюками, в рубашках и галстуках. У Анатолия Ошеровича туфли были под цвет галстука – коричнево-красные. У всех троих на лицах и любопытство, и улыбка и… Mix такой сложный, как осенний коктейль. Игорь Михайлович Бриль успокоился в позе задумчивого маэстро, как для фото-сессии: локти на подлокотниках, растопыренные пальцы рук один к другому, хорошо видны были задумчивость и брильянтовые запонки на обшлагах рубашки. А Кролл Анатолий Ошерович, наоборот, почти небрежно, с лёгкой усмешкой, как обычно сидит президент РФ, облокотившись на одно предплечье, колени широко разведены, корпус и голова набок. Кстати, голова у Анатолия Ошеровича под стать его статусу, аристократическая: высокий лоб, слегка вьющиеся седые волосы, прямой нос, крупные губы, внимательный, чуть насмешливый взгляд. И сам он величественно-вальяжный. Словно патриций. Таких, по виду, у нас в стране несколько человек: Кролл, естественно, джазовый дирижёр, композитор, пианист, аранжировщик, Народный артист России; поэт-песенник Илья Рахмиэлевич Резник, Народный артист России, и Народный художник СССР Александр Шилов. Да, и ещё один, вальяжно-манерный Владимир Молчанов, телеведущий программы «До и после полуночи».

Ещё несколько томительных минут заняло представление членов жюри со всеми их общественными и личными регалиями. Регалий было так много, что ведущий, конечно же отпадный красавец Дмитрий Нагиев, в своём неизменном чёрном костюме без рубашки, блестя бритым черепом, в тёмных очках, чтобы не ошибиться в регалиях, читал по подсказке. На каждом звании, зрители дружно аплодировали. Когда ведущий, тот же Дмитрий Нагиев, секс-символ и прочая, особым голосом, возрастающим силой и высотой, объявил всем, что Игорь Бутман ещё и член партии «Единая Россия»… Зал вообще развеселился, встал, и принялся бисировать члену. Игорь Бутман смущённо хлопал глазами, улыбался. Нагиев, вовсю пользовался моментом, шутовски склонившись, обеими руками указывал в сторону члена той самой Единой… Не я! Он, он!!

Наконец, как ужаленный всплеснув руками: «Дамы и господа, отборочный тур начинается!», вскричал в гарнитуру микрофона, и по балетному повёл в сторону занавеса рукой. Занавес послушно взлетел вверх.

Перед зрителями, в свете цветных прожекторов, сидели джазмены. Джазовый коллектив. Молодые ребята, разные. Смущённые, раскрасневшиеся. Несколько человек. Зал вспыхнул аплодисментами. Наступая на аплодисменты, послышались щелчки палок барабанщика и оркестр начал свою программу. Забойную музыку в стиле 30-годов. В свинге. «Фантазия на темы мелодий композитора Цфасмана». Дирижёр оркестра, молодой внешне человек, азартно встряхивал руками, головой, то приседал, то подпрыгивал, вытанцовывал… В обычном костюме, с длинной белой рубашкой на выпуск. Когда дирижёр взмахивал руками, рубашка часто, приветствуя зал, бесстыдно выглядывала из-под расстёгнутого пиджака. По партитуре, и по велению рук дирижёра, вставая, попеременно солировали то тромбон, то труба, то фортепиано. Барабанщик был в ударе. Гремел, мелькал палочками… Тарелки вообще кажется не угасали. Зрители с удовольствием приветствовали каждого солирующего, каждую группу.

Это слышали и члены жюри. Но реагировали по разному. Игорь Михайлович Брилль был предельно строг, потому что предвзят. Свинг, и музыка Цфасмана были основой его раннего творчества. Он профессор! Анатолий Ошерович слышал всё в положительных тонах. Отмечал порой некоторые, скажем, исполнительские неловкости, но был снисходителен к самодеятельным музыкантам. А Игорь Михайлович Бутман, просто кайфовал, войдя в резонанс с забойным ритмом и уже сидя пританцовывал. Время от времени одергивая руку от кофра с сакс-альтом, удерживая себя, чтобы не включиться в джем-сейшн.

Огромный плазменный экран чутко отражал действия членов жюри. Крупно и в деталях. Для зрителей. То понимающие их улыбки, то руки бьющие по красной кнопке, то явное удовольствие от звучания того или иного произведения. Соучастие. Переживания. Красивые, мудрые их лица. Корифеи. Мэтры. Профессора. Классики джаза! Джазмены!

Они, члены жюри, сидя спиной к музыкантам только слышали исполнение, оценивали аранжировку, стройность звучания, отмечали характер, исполнительское мастерство музыкантов, слышали «дыхание», «цвет» музыки. Слышали, но не видели. В этом и была та самая фишка. Но не одна. Они не видели, да и не могли видеть лица исполнителей. А если б могли увидеть, удивились бы. Каждый! Потому что в оркестре играли по несколько их учеников. Этакий mix. Не простой, сложный.

Так было и в других составах, в других турах. Где органисты, где барабанщики, где саксофонисты, где другие музыканты… составляли сборные оркестры. Потому и замечал порой и Кролл, и Брилль, некоторые, им только заметные, скажем, нюансы. Но это понятно и объяснимо. Времени музыкантам было отведено мало. Составы представляли собой своеобразную самодеятельность, как требовалось по условиям конкурса, как трактовал это Иван Маратович Давыдов. И названия он же придумывал. «Цветы джаза», «Джаз России», «Новое поколение», «Ритм и душа», «Надежда России», и т. д., и т. п. – для правительства, для президента и… Чтоб патриотично. В шорт-листе было заявлено и некое «Вдохновение». Коллектив.

Но зрители были в восторге. Им такие тонкости были по барабану. Заплатив деньги, они ждали праздника души. И получали его. Спасибо организаторам, вернее тому австралийцу. Достаточно было музыкантам начать следующее джазовое произведение, как зрители немедленно подпадали под очарование мелодики, рваного, раскачивающего восторженного, хулиганского ритма, отточенного исполнения различных инструментов, от пиано до форте, с неизменным игривым финалом. Будь то блюз, свинг, или что-либо другое. Такого праздника музыки, души и чувств, зрители давно не испытывали. Все проходы в зрительном зале были немедленно оккупированы танцующими – где парами, где и целыми группами. Музыканты играли джаз! Зал, улыбаясь, раскачиваясь, поводя плечами, танцевал, аплодируя и хлопая в ладони. Бисировал.

За два больших тура, строгое жюри всего лишь несколько раз нажали на красную кнопку, все вместе и одновременно. Телевизионщики на ПТС и в Останкино это отметили. Кто и огорчился, кто и понимающе развёл руками: на то они и жюри, им, профессионалам, виднее. «Картинку» и праздник это не портили. Рейтинг телеканала зашкаливал. Работы предполагалось много. И это хорошо. Всем хорошо. И так продолжалось два субботних вечера.

Минкульт РФ на своём сайте вывесил итоги прошедших туров, с названием вышедших оркестров в финал. Назначил время заключительного концерта.