Лошадей в Берлине еще немало, но они настолько со всех сторон зажаты подземкой, надземкой, автобусами, трамваями, автомобилями, что не воскреснуть им уже вовек!

Недалеко то время, когда гид в Берлинском зоологическом саду, показывая на гнедого в яблоках коня, будет поучать экскурсантов:

— Лошадь. Латинское название "equus"! Некогда весьма распространенное в Берлине животное, а нынче вот остался один экземпляр, да и тот с пороком: с козинцом…

Живут кони в Берлине большей частью "с пива".

То ли традиция такая, то ли, может, пиво нужно возить потихоньку, чтобы оно не хлюпалось, но факт остается фактом: пиво развозят на лошадях.

Большие-пребольшие куцехвостые "equus'ы" не спеша волокут внушительных размеров повозки с пивом

Кони откормлены до неимоверности: очевидно, они пиво пьют.

А бесхвостые. И не то чтобы у них хвосты отрезаны были, нет, видно, что так они и родятся без хвоста.

"Усыхает" берлинский конь с хвоста начиная, и нечем ему, бедняге, перед смертью мух отгонять.

А еще у нас в Берлине грусть вызывают извозчики

Их уже мало: машина вытесняет.

Извозчики старые-престарые, такие же, как их кони.

Но у них еще есть свои пассажиры.

И пассажиры такого же возраста, как лошади и извозчики.

Это те пассажиры, что боятся машины, не любят, не признают ее и демонстративно ездят на лошадях.

Посмотрели бы вы на берлинского извозчика, когда он рысцой трусит по берлинским улицам!

Что-то фантастически-нелепое эпохи средневековья являет он собою в этой машинизированной сутолоке.

Небольшая лошаденка, унылая, как "успение богородицы", тащит громадный — некогда наши помещики шестериками на таких разъезжали — фаэтон.

А на высоких козлах восседает столь же унылый, сердитый, старый по годам и взглядам "Kutscher".

Он в цилиндре и в ливрее.

А над ним, как радиомачта, высится засунутый в специальное отверстие кнут.

Трусит.

А сколько презрения, сколько пренебрежения в его взгляде, когда он нижет глазами этот нескончаемый, кипучий и бурлящий поток машин!

Такое впечатление, что он вот-вот соскочит со своих козел, и, воспламенясь гневом, выхватит из отверстия длиннющий кнут, и разнесет в пух и прах все эти бенцы, оппели, дикси, форды!

Он будет стегать кнутом с такой яростью, что разлетится во все стороны стекло, он раскроит их шикарные подушки, а своими огромными на деревянных подошвах башмаками перетрет начисто всё их магнето.

Так он их ненавидит!

Когда позади него взревет нетерпеливо-суетливый бенц, он делает вид, что не обращает на него никакого внимания.

Он его не слышит! Он не желает его слышать!

Он не дает ему дороги!

И только соловые его глаза мечут молнии.

А в молниях этих столько души, столько бессильной злобы!

Оттого, что не в силах он ничего сделать, нет у него возможности прекратить оглушительный, неумолчный и стремительный грохот ненавистного ему мотора.

Того мотора, в котором скрыто сотни таких сил, как сила его гнедого, вороного или серого в яблоках Васьки.

Поэтому он такой сердитый и вместе с тем такой печальный.

Недавно пропел свою лебединую песню "Железный Густав" — старейший берлинский извозчик, более полувека просидевший на козлах.

Проехался он по Берлину в последний раз.

Но проехался не как обычно, а торжественно, с помпой.

Из Warm-See (берлинское предместье) он доехал до самого Парижа!

Из этого сделали чуть ли не национальный праздник!

Устроили ему царские проводы.

Все газеты были полны описаний буквально каждого шага его коня.

Повсюду по дороге были организованы торжественные встречи.

Толпы парижан встречали его у въезда в Версаль.

Одним словом, помирать — так с музыкой!

Не в "Железном Густаве" здесь, конечно, дело.

"Железный Густав" — символ.

Вместе с Густавом отпели свою песню все — и железные, и деревянные, и конопляные Густавы.

Еще год-два, может быть, чуточку больше, и все густавовские фаэтоны будут выставлены в Берлинском национальном музее, а их с козинцом кони пойдут на подошвы для шоферской обуви…

И только в зоологическом парке останется доживать свой век обреченное животное, о котором будут говорить:

— Equus… — и т. д. и т. п.

Знаете, где еще здесь "употребляют" лошадей?

На свадьбах!

Невесту и жениха везут к венцу непременно лошадьми в карете.

Говорят, такова традиция.

А по-моему, это делается для невесты, чтобы она в таких случаях за коня держалась!

Все не так быстро обкрутят!

Хочется ей хоть как-нибудь оттянуть минуту, после которой ей, несчастной, на всю жизнь суждены только три радости: киндер, кирхе и кюхе.

Я бы на месте берлинских лошадей умчался бы в наши херсонские степи!

Там еще можно пожить лет этак с сотню, а здесь им погибать!

Спасения нет!

Уж больно мощно гудят моторы!

1928

Перевод Т. Стах.