Важную роль при дворе играл костюм – «элемент этикетной атрибутики, символ причастности к особой социальной общности» [200] .

Следование, с одной стороны, придворной регламентации костюма, а с другой – моде, подчас приобретало характер гротеска. Фрейлина А. Ф. Тютчева, описывая празднества в Петергофе, иронично заметила в своем дневнике 12 июля 1853 г.: «Я поистине удивляюсь, что были люди, которые писали воспоминания о дворе…Наряды, наряды и еще раз наряды» [201] .

Через две с небольшим недели (праздник водоосвящения) она снова печально размышляет: «По этому случаю, как по всем вообще выдающимся и парадным случаям, мы выставляем напоказ наши плечи, более или менее желтые и более или менее худые. Нет ничего безобразней и печальней женщины в бальном платье при дневном свете: это истина, вышедшая со дна колодца. И нас смеют обвинять в кокетстве, когда мы так откровенно обнаруживаем на виду у всех свои несовершенства. Ну, не права ли я, когда говорю, что все мои придворные впечатления сводятся к слову – туалет? И действительно, как только я попадаю в это море движущихся лиц, цветов, драгоценных камней, газа, кисеи и кружев, я сама превращаюсь в тряпку, становлюсь куклой, наряженной в платье и прическу. Мною овладевает чувство совершеннейшей пустоты. По возвращению мне кажется, что я проснулась после случайного сна» [202] .

Иногда «мода» декларировалась сверху.

Уже первые указы императора Павла I касались регламентации не только военного, но и гражданского костюма. Соответственно и многие мемуаристы пишут о перемене облика дворянского общества и служилого чиновничества.

Граф Ф. Г. Головкин вспоминает, что дворянам было запрещено выходить во фраке, носить круглые шляпы, длинные брюки (панталоны) вместо кюлотов (поколенных штанов), а также сапоги с отворотами [203] . Княгиня Ливен отмечала, что людей, которые попадались ему на улице в жилетах, Павел I посылал на гауптвахту: «Император утверждал, будто жилеты почему-то вызвали всю французскую революцию» [204] .

Бабушке Д. Д. Благово, Е. П. Яньковой, хорошо запомнилась перемена моды: «При императоре Павле никто не смел и подумать о том, чтобы без пудры носить волосы или надеть то уродливое платье, которое тогда уже начинали носить во Франции. Сказывали, что кто-то попался ему в Петербурге в новомодном платье. Государь ехал, приказал остановиться и подозвал модника. У того от страха и ноги не идут, верно, почуял, в чем дело. Государь приказал ему повернуться, осмотрел его со всех сторон, и так как был в веселом расположении духа, то расхохотался и сказал своему адъютанту: "Посмотри, какое чучело!" Потом спросил франта: "Что ты – русский?" – "Точно так, ваше величество", – отвечал тот, ни жив ни мертв. – "Русский и носишь такую дрянь: да знаешь ли, что на тебе? Республиканское платье! Пошел домой, и чтоб этого платья и следов не было, слышишь… А то я тебя в казенное платье одену – понял?"» [205] В другой раз в аналогичном случае Павел I приказал посадить модника на гауптвахту [206] . Здесь же следует еще одно уточнение: «При Павле все ухо востро держали. Пудру перестали носить после коронации Александра, когда отменили пудру для солдат» [207] .

Женская мода также была вынуждена вернуться ко временам, предшествующим Французской революции. Граф Ф. Г. Головкин в своих воспоминаниях отмечает, что «для дам во все коронационные торжества были восстановлены фижмы и все сидения убраны из кремлевских покоев» [208] . Сидеть в присутствии императора было нельзя, да и пышные фижмы (фишбейны, или кринолины) не позволили бы расставлять много стульев. Французские нововведения в дамской моде были изгнаны, вплоть до сочетания в костюме цветов французского республиканского флага. Например, 28 ноября 1799 г. были запрещены «синие женские сюртуки с красным воротником и белой юбкой». В том же году, 6 мая, было запрещено дамам носить через плечо разных цветов ленты наподобие кавалерских.

Различные регламентации касались и мужского костюма. 4 сентября 1799 г. последовало запрещение немецких кафтанов и «сюртуков с разноцветными воротниками и обшлагами; но чтоб они были одного цвета». Не была забыта и прическа. 2 апреля было запрещено иметь тупей (чуб. – А. В.), на лоб опущенный. 17 июня 1800 г. велено носить широкие большие букли, а 12 августа – «чтобы никто не имел банкенбард (бакенбард. – А. В.)».

Воцарение двадцатитрехлетнего Александра I, так же как и начало царствования его отца, отразилось прежде всего в семантике костюма. Мало кто понимал тогда, что на российский престол взошел далеко не ординарный человек, весьма осторожный и часто непредсказуемый в своих решениях. Позднее шведский посол в Париже Лагербиелне так характеризует Александра I: «Он тонок в политике, как кончик булавки, остер как бритва, и фальшив, как пена морская» [209] . Еще ничего не было решено, но внешне бросались в глаза вновь появившиеся атрибуты запрещенной при Павле I моды. Щеголи снова причесывались «а la Titus (прическа Тита Флавия Веспасиана: завитые и начесанные на лоб волосы), на улицах мелькают круглые шляпы и длинные со штрипками под обувь для лучшего натяжения брюки-панталоны. Писатель Анри Труайя писал: «Все единодушно восхищаются высокой статной фигурой Александра, тонкими чертами его лица, мечтательными и мягкими голубыми глазами, вьющимися светлыми волосами, ямочками на подбородке и чарующей улыбкой, унаследованной от Екатерины… Он сам любуется собой, любит красивые жесты и театральные речи, которые так воздействуют на публику…» [210] Великий князь Николай Павлович остался верен памяти отца. Позднее ему было разрешено носить мальтийский крестик в петлице, награду, запрещенную при Александре I. Отечественная война 1812 г. только кратковременно приостановила галломанию дворянского общества. Напрасно Ф. В. Ростопчин и почти вся отечественная периодика высмеивали подражание французам. Это было общее поветрие, тем более что большое значение в жизни тогдашнего дворянского общества играла ее величество мода. Люди в основном состоятельные (как будущие декабристы) пытались уследить за быстро меняющейся модой. По портретам и модным картинкам в журналах мы можем представить, как выглядели франты того времени (когда носили не мундир, а партикулярный костюм) и их близкие.

Дамскую моду уже более полутора столетий диктовала Франция, мужскую – с конца XVIII в. – Англия. Недаром в «Евгении Онегине» А. С. Пушкина литературный герой «как денди лондонский одет». Однобортный сюртук у мужчин с полочками, скошенными назад от уровня талии до закругленных углов пол, достигавших бедра, в 1825 г. стал называться редингот [211] . Наполеоновские войны оказали влияние на общий стиль. С 1800 по 1820 г. модники носили высокие сапоги. Некоторые фасоны были взяты из военной униформы и названы именами полководцев и генералов. Были популярны сапоги «Веллингтон» (высокие сапоги без отворота, впоследствии так стали называться резиновые сапоги), полусапожки «Блюхеры» и «Альберт». Ботфорты и гусарские сапоги достигали середины голени сзади, поднимаясь мысом спереди почти до колена; они были на низких каблуках и шились из черной кожи. Гусарские сапоги были с отвернутыми голенищами [212] . В свою очередь «казацкая мода» и подражание казакам также были модным поветрием в посленаполеоновской Европе. В России это проявлялось меньше. Так же, как и в Европе, появились, однако, «казаки» – широкие штаны, присборенные на талии и стянутые шнурками вокруг лодыжек.

Е. Ботман. Портрет императора Николая I. 1849 г.

С 1816 г. фрак (это название было дано ранее сюртуку с фалдами и отгибающимся воротником) стал официальным костюмом. В 1820–1840 гг. мужские сюртуки кроились с приспущенными плечами, узкой талией, над которой выпячивалась подбитая грудь, а фалды или полы изгибались поверх округленных бедер, – удивительно наблюдать столь женственный силуэт в эпоху активного прогресса. Сюртук и жилет редко были одного цвета: жилет часто носили светлее, вечером, как правило, белый. Постепенно для жилетов стали использоваться более яркие цвета и узоры. К 1816 г. свободные штаны ниже колен – бриджи – надевали только с вечерней одеждой, для верховой езды или при дворе, где они были обязательными. Вместо них с 1795 по 1850 г. носили тесно прилегающие панталоны, сначала они заканчивались ниже голени, а позже – у лодыжки, обычно имели разрез с одной стороны. Для дневного туалета с 1807 г. в моде были брюки, имевшие небольшой откидной клапан-застежку. Трудно найти различие между панталонами и брюками, эти термины были взаимозаменяемыми. Естественный «неоклассический» стиль мужских причесок продержался четверть века, приблизительно с 1800 г. и до 1825 г., когда небольшие баки стали длиннее. К 1825 г. некоторые мужчины стали отпускать небольшие усы.Набор тканей и цветов для мужской одежды был довольно ограниченным – атлас и бархат для сюртука, жилета и бриджей были оставлены для придворной или церемониальной одежды, а повсеместно популярным и модным стало сукно. Иногда сюртуки и пальто имели бархатные воротники. Для пошива сюртуков и брюк использовалась нанка – желтовато-коричневая хлопчатобумажная ткань, первоначально импортировавшаяся из Нанкина в Китае. Из материй с 1820-х гг. были популярны полосатый шелк и хлопчатобумажные ткани, шерстяная шотландка.Конечно же, более разнообразной была дамская мода. На рубеже XVIII–XIX вв. она прошла увлечение «греческой модой». Стали популярны «греческие вечера», и свободного покроя платья пришли на смену кринолинам. Как сообщает книга по истории моды, написанная Джоан Нанн, «мягкие муслиновые платья сделали излишними любые предметы нижнего белья, которые могли бы испортить естественную линию». Дошло до того, что некоторые смелые девушки отказались от корсетов, надевая простое розовое трико, как самые продвинутые женщины в Париже. Модницы стали отказываться от лифов с китовым усом и кринолинов… Эта перемена дамской моды на грани веков отразилась на женских портретах французской портретистки Виже-Лебрен. В то же время произведения самой Виже-Лебрен заметно повлияли на туалеты русских дам, по примеру парижанок стремившихся предстать в образе Дианы, Флоры или Венеры. Как отмечает Юлия Демиденко, «даже ношение дамских панталон в ту эпоху пытались обосновать ссылкой на "древних"» [213] .Затем с 1804 г. (провозглашение Наполеона императором) наступила кратковременная эпоха римской (ампир) моды, когда, по выражению одного современника, русские матрены превратились в римских матрон, а линия талии оказалась под грудью. «Приблизительно с 1806 г., – пишет Джоан Нанн, – женщины носили в качестве нижнего белья сорочки и кальсоны, покрой которых напоминал мужские нижние панталоны, но штанины не соединялись в промежности» (каждая штанина пришивалась к поясу; центральный шов не прострачивался). С 1812 по 1840 г. носили длинные прямые кальсоны, названные панталонами, которые опускались ниже голени и отделывались защипами, английским шитьем или кружевом и были видны из укоротившихся юбок 1820-гг. Панталоны обычно шили из хлопчатобумажной ткани, батиста или тонкой шерсти. Они вышли из моды к 1840 г., но дети носили их вплоть до 1850-х гг., причем было принято, чтобы у девочек до 11 лет они были видны из-под короткой юбки и доходили до ступни, закрывая для приличия ноги.В первом десятилетии XIX в. изысканная простота уходит в прошлое. В конце 10-х – начале 20-х гг. тонкие полупрозрачные ткани (хлопчатобумажные, льняные) светлых тонов уступают место тяжелым, плотным шелкам, бархату и шерстяным материям. Цвет становится более насыщенным с преобладанием синего, фиолетового, зеленого, темно-красного и желтого. Юбка приобретает силуэт колокольчика, в связи с чем ее носят для придания формы на жесткой накрахмаленной нижней юбке. Шлейф сохраняется только в парадном придворном туалете, его шьют из плотного шелка или бархата, украшая вышивками золотой или серебряной нитью (узор из пальмет, меандра). Костюмы для верховой езды, базирующиеся на мужских сюртуках, постепенно снабжались все более объемными юбками.Большое значение в начале XIX в. играют аксессуары, в частности перчатки. Как отмечает О. Ю. Захарова, «женщины на балах и приемах надевали белые шелковые или лайковые перчатки, мужчины – если они в форме – замшевые, в штатском – лайковые» [214] . Официанты носили нитяные перчатки.Рассмотрим описания костюмов великой княгини Александры Федоровны и вдовствующей императрицы Марии Федоровны конца 1810-х гг. Будущая императрица Александра Федоровна, прибыв в Россию для вступления в брак с великим князем Николаем Павловичем, вспоминала о своем первом появлении на обеде 18 июня 1817 г. в Коскове: «Так как фургоны с моей кладью еще не прибыли, то мне пришлось явиться на большой обед в зарытом платье, весьма, впрочем, изящном, из белого гроденапля, отделанном блондами, и в хорошенькой маленькой шляпке из белого крепа с султаном из перьев марабу. То была самая новейшая парижская мода» [215] .А вот как описывает в то время вдовствующую императрицу Марию Федоровну камер-паж великой княгини Александры Федоровны П. М. Дараган: «В мое время императрица Мария Федоровна сохраняла еще следы прежней красоты. Тонкие, нежные черты лица, правильный нос и приветливая улыбка заявляли в ней мать Александра. Она была, так же как и он, немного близорука, хотя редко употребляла лорнетку (очки). Довольно полная, она любила и привыкла крепко шнуроваться, отчего движения и походка ее были не совсем развязны. Ток со страусовым пером на голове, короткое декольте с высокой короткой талией и с буфчатыми рукавчиками, на голой шее ожерелье, у левого плеча на черном банте белый мальтийский крестик, белые длинные лайковые перчатки, выше локтя, и башмаки с высокими каблуками, составляли ежедневное одеяние императрицы, исключая торжественные случаи» [216] . Характерно и упоминание о мальтийском крестике как память о Павле I. Ей, как и великому князю Николаю Павловичу, в виде исключения было разрешено носить отмененный знак Мальтийского ордена.Поясним некоторые термины.Гроденапль — это плотная гладкокрашеная шелковая ткань, названная по первоначальному месту производства – г. Неаполю; ее делали в несколько толстых нитей, чем и достигалась плотность. Из этой ткани делали оборки на платье, дамские шляпки, мужские цилиндры, шили мужскую и женскую одежду, а позднее (в 60-е гг. XIX в.) и платье для визитов. Марабу (франц. marabout) – род птиц семейства аистов из Африки и Юго-Восточной Азии с белыми перьями. Ток (франц. toque – шапочка) – головной убор замужней женщины (или в данном случае – вдовы), появившийся в конце XVIII – начале XIX в. в виде маленькой шапочки (шляпки) без полей из бархата, шелка, атласа. Их украшали живыми и искусственными цветами и перьями и аграфами с драгоценными камнями. Тогда об украшении шляп говорили – «гарнировать» Фрейлина А. С. Шереметева отметила, описывая бал в 1820-х гг.: «Эффект модных дам – это бриллиантовые аграфы, или изумрудные, или из других камней». Аграф (от франц. agrafe – крючок, застежка) – застежка в виде броши для причесок и платьев; с его помощью крепили в прическах перья, цветы, искусственные локоны, ленты к корсажу, скрепляли края накидки. Во время траура траурные перья крепили к шляпам с помощью аграфа из черного стекляруса. Различались разные типы токов: русские (из булавчатого бархата), турецкие (с двумя полумесяцами из галунов), испанские (сверху золотая испанская сеточка), индийские (из гроденапля) и др.Буфчатые рукавчики – точнее, буф (франц. bouffe – производное от bouffer – надувать, топорщиться) – пышный рукав со сборками в верхней части рукава. Для придания формы рукавам делались различные каркасы из бамбука, тростника или китового уса. В то время обязательная деталь как женского, так и мужского костюма. Модный рукав предопределил и покрой верхней одежды. В обиход вошли накидки, салопы, плащи без рукавов (рукава буфов мешали). К 40-м гг. буфы спустились ниже локтя, а в 50-е гг. исчезли из употребления (вновь вернувшись в последнее десятилетие XIX в.). Постепенно меняется и прическа: к 1815 г. повсеместно был принят прямой прибор (остававшийся в моде до 1860-х). На затылке волосы стягивались в узел очень высоко. К 1820-м гг. использовались чепцы из тюля, муслина и кружева для утра. Полосатый шелк и хлопчатобумажные ткани, а также шерстяная шотландка были очень популярны с 1820-х гг. Более разнообразными становятся головные уборы. К вечерним туалетам теперь полагались также тюрбаны типа мамелюк из белого атласа (1804) или мадрас (1819), сделанный из голубых и оранжевых индийских платков. Тюрбаны были в моде и позднее. Так, фрейлина, позднее камер-фрейлина (с 1852 г. – статс-дама) Е. Ф. Тизенгаузен любила носить модный тогда тюрбан.Наступала эпоха романтизма. К 1820 г. она проявилась и в женском костюме. Но в это время снова началась эпоха корсетов. «Французское слово "корсет" стало употребляться в Англии и Америке в конце XVIII в. как изысканная замена слова "шнуровка", но многие годы эти два термина использовались параллельно. После 1820 г. корсеты или шнуровки стали важной деталью туалета XIX в., несмотря на протесты модных журналов. Новые корсеты, сшитые обычно из хлопчатобумажной ткани саржевого переплетения, подчеркивали округлые плавные линии бюста и бедер и узкую талию при помощи тщательно подобранных клиньев…» [217] «В 1820-х гг., – продолжает Джоан Нанн, – линия талии устойчиво понижалась, достигнув около 1825 г. более естественного положения. Талию туго стягивали корсетом, часто подчеркивали широким поясом и пряжкой или бантом». Придворное платье из голубого муара из фондов Эрмитажа дает представление о дамской моде того времени [218] .Модные чулки из шелка, некоторые с хлопчатобумажным верхом, и каждодневные чулки из хлопка и шерсти были обычно белыми (бледно-розовые чулки появились только в 1830-х гг.). В первой половине XIX в. они продолжали носиться на подвязках в виде простых лент, а затем – эластичных резиновых, которые маскировались лентами и бантиками.Появляются неизвестные ранее виды дамского костюма: спенсер – короткий жакет, достигавший модного уровня талии, обычно контрастный по цвету к платью. Он возродился вновь как верхняя одежда для улицы в 1839–1840 гг. Как дневное платье носится платье ротонда-роба (1817–1850), завязывающееся спереди ленточными бантами или застегивающееся скрытыми крючками и петлями (после 1848 г. называлось рединготом; до этого так называлось пальто). Длинные меховые боа, узкие шарфы и широкие шали были в моде с 1800 по 1830 г. В 1820 г. на фабрике в Пейсли (Шотландия), как и в других европейских странах, начали производить тонкие шерстяные шали с вытканным рисунком в восточном стиле.Издававшаяся с начала 1825 г. первая частная газета в России «Северная пчела» почти в каждом номере сообщала о переменах в парижской моде и о том, что видно в Санкт-Петербурге. Так, «Северная пчела» за 1 октября 1825 г. (№ 118) сообщала: «На блестящем бенефисе г-жи Дюровой и Азаревичевой младшей, 28 сентября, несколько дам было в гроденаплевых шляпках с множеством перьев марабу, закрывающихся тульею. Цвет шляпок голубой и белый: перья вообще белые. В первом и втором ярусе мы заметили много блондовых чепцов большого объема с цветами и с висячими концами, но больше всего было видно простоволосых уборов. На прогулках и в экипажах видно много плащей из драдедам, с кистями и зубчатыми воротниками, и плащей зеленых, оливковых, коричневых». Новая мода коснулась и бальных туфель. Они теперь были на плоской подошве или на очень низком каблуке. Как пишет исследовательница Джоан Нанн, «их шили из шелка, сукна или лайки на день, из шелка или атласа для вечеров» [219] .Поясним еще несколько забытых терминов.Блонды — кружева, изготовлявшиеся из шелка-сырца, который имел золотистый цвет. Отсюда и название кружев – от франц. blonde. Основными центрами производства блондовых изделий были французские города Канн, Байе, Пюи. Этот сорт кружев получил широкое распространение уже в XVIII в. Блонды, особенно популярные в первой половине XIX в., считались предметом роскоши. Чепец – женский или детский головной убор, который к 1820-м гг. делался из тюля или муслина с кружевами. В первой половине XIX в. чепец не только указывал на семейное положение женщины (замужем), но и соотносился со временем дня. Обычно молодые женщины носили чепец с утра и до выезда в театр, на бал или прием. Для выходов существовали другие виды головных уборов, приличествующие замужней даме. Лишь очень пожилые женщины появлялись на балах в чепцах, но более нарядных и дорогих, чем в домашней обстановке. Чепцы отделывались лентами, кружевами, цветами. Обычно ткань чепца была белого цвета, а отделка – любых модных оттенков, как правило, в тон платья или капота. Для простолюдинок чепец, как и шляпа, означал более высокое социальное положение. Существовали также ночной и утренний чепцы, чтобы не помять и не спутать волосы, которые использовались в сочетании с пеньюаром. Только с 1860-х гг. в дамских журналах появляются советы спать с непокрытой головой. Драдедам — один из самых дешевых видов сукна; представлял собой шерстяную ткань полотняного переплетения с ворсом и использовался в середине XIX в. среди городской бедноты. Так одевались в высшем и дворянском обществе. Примерно так же одевались будущие декабристы и декабристки.Законодателем мужской моды в первой четверти XIX в. был Александр I. Вот что пишет камер-паж Александры Федоровны П. М. Дараган, вспоминая 1817 г.: «В то время император Александр Павлович был но в апогее своей славы, величия и красоты. Он был идеалом совершенства. Все им гордились, и всё в нем нравилось; даже некоторая изысканность его движений; сутуловатость и дергание плеч вперед, мерный твердый шаг, картинное отставление правой ноги, держание шляпы (треуголки не столько носили, сколько держали в руке. – А. В.) так, что всегда между двумя развернутыми пальцами приходилась пуговица от галуна кокарды, приветливая манера подносить к глазу лорнетку; все это шло к нему, всем этим любовались. Не только гвардейские генералы и офицеры старались перенять что-либо из манер императора, но даже великие князья Константин и Михаил поддавались общей моде и подражали Александру в походке и манерах. Подражание это у Михаила Павловича выходило немного утрированно, карикатурно. По врожденной самостоятельности характера не увлекался этой модой только один князь Николай Павлович» [220] . Итак, младшие братья – Николай открыто, Михаил на уровне шаржа – отстаивали собственную манеру поведения, что бросалось в глаза внимательным наблюдателям. Императора Николая I, по аналогии с известным героем рассказа А. П. Чехова «Человек в футляре», можно было назвать «человеком в мундире». Привычно его обвиняли в мундиромании, в том, что он «старался всю Россию всунуть в мундир» [221] . Доля истины в этих высказываниях, несомненно, присутствует. Человек в мундире, будь то военнослужащий, чиновник, хотя бы дворянин в губернском дворянском мундире, воспринимался Николаем Павловичем как служивый человек России, а честь мундира была для него не пустым звуком.Исключительными можно назвать случаи, когда, преодолевая себя, Николай Павлович все же был вынужден появляться в гражданском платье. Так было в 1828 г., когда во время Русско-турецкой войны при переходе из Варны в Одессу морская буря чуть не прибила корабль к турецкому берегу. По свидетельству Дениса Давыдова, «государь, не желая быть узнанным, переоделся в партикулярное платье» [222] . Во время посещения Вены в 1835 г., соблюдая инкогнито, Николай Павлович был в простом сюртуке [223] . Впрочем, А. X. Бенкендорф, описывая этот же случай, упоминает о фраке [224] . Этот редкий случай партикулярной одежды государя запечатлелся в памяти современников и много позже послужил для А. Н. Бенуа сюжетом рисунка «Император Николай I выезжает в фиакре из посольства в Вене в 1835 г.» [225] .Во время посещения инкогнито Дрезденской галереи в 1845 г., по свидетельству случайно оказавшегося рядом профессора Геннеля, император выглядел следующим образом: «Одет был господин с изысканной элегантностью, но без малейшего намека на франтовство. На нем был синий, открытый спереди короткий сюртук, темно-коричневый шелковый жилет с вышитыми на нем цветочками и серьге брюки; на голове имел он цилиндр, что увеличивало высокий его рост. В правой руке держал незнакомец тоненькую тросточку с серебряным набалдашником, а левая, одетая в перчатку, сжимала снятую с правой руки» [226] .Известно также, что во время пребывания императора в Риме в декабре 1845 г., по рассказам графа Ф. П. Толстого, на нем был «партикулярный сюртук», а на улице он накинул «сероватый плащ» [227] . Все перечисленные случаи относятся к пребыванию императора за границей. Но даже тогда, когда этого требовал этикет, Николай Павлович по возможности старался избегать неприятного для него переодевания. Во время официального визита в Англию в 1844 г. Николай I попросил разрешения присутствовать на обеде не во фраке, а в мундире, с которым «он до того сроднился, что расставаться с ним ему так же неприятно, как если б с него содрали кожу» [228] .Об отношении Николая I к партикулярной одежде свидетельствует случай, рассказанный И. С. Тургеневым во время посещения им в Лондоне А. И. Герцена и его окружения. Присутствовавшая при этом разговоре Н. А. Тучкова-Огарева вспоминала: «Всем известно, что Николай Павлович предпочитал штатской службе военную службу; особенно терпеть не мог, чтоб оставляли военную службу для штатской. Как-то случилось, что граф Т… оставил службу и взял отставку. Кажется, год спустя, находясь в Петербурге, Т… был приглашен к коротким знакомым на раут, куда и отправился в простом пиджаке. На его беду совершенно неожиданно явился туда и Николай Павлович. Он прохаживался по залам; его высокий рост позволял ему различить всех и в густой толпе. Заметив Т…, который тоже был высокого роста, Николай Павлович направился в его сторону… и стал всматриваться в его костюм. "Vous – Ah! Mon sher Т. (Ax, мой дорогой Т. – А. В.). Как Вы разоделись! Как это называется?" – "Peatjack, votre majeste (Пиджак, Ваше Величество. – А. В.)". – "Как?" – переспросил Николай Павлович. "Peatjack, votre majeste", – повторил Т… с сильным сердцебиением. – "Недурно, но какая разница с военным мундиром"» [229] . Еще несколько раз Николай Павлович переспрашивал графа название пиджака, делая вид, что забывает его, пока граф не спрятался за колонну, а затем и вовсе не ретировался с раута.