На рубеже XVIII–XIX вв. первый этаж Зимнего дворца предназначался для многочисленных служебных и хозяйственных помещений: здесь размещались кухни, придворная аптека, сервизные комнаты, большое число кладовых, а также комнаты для гвардейского караула. По всем дворцовым должностям числилось более семисот человек. Историк В. Глинка писал в одной из своих книг: «И кого среди них только нет! Чиновники всех рангов и писцы различных канцелярий, швейцары и скороходы, официанты, повара с кухонным штатом и кондитеры, ламповщики и полотеры, истопники и трубочисты, обойщики и столяры, маляры и слесари, кладовщики с помощниками при сервизных, бельевых, винных, кофешенкских, мучных, фруктовых и других кладовых, занимающих почти весь нижний этаж дворца, средь которых втиснулась еще аптека с огромными очагами, обслуженная двадцатью аптекарями и помощниками. А ведь прачечные и гладильные, конюшенные, экипажные и многие другие заведения находятся еще в нескольких большущих зданиях, где также копошатся тысячи служителей и мастеров придворного ведомства.

Однако здесь-то, в Зимнем, пожалуй, тяжелее всех достается чинам двух пожарных рот. Называются они инвалидными, но люди все здоровые, хотя и не рослые. Казармы их помещены на чердаках в разных концах дворца.

Рано утром, вечером и ночью пожарные патрули обходят помещения, следят за топкой печей, за работой трубочистов, проверяют дымоходы и душники. В отведенным им сараях чистят и смазывают выписанные из Англии машины-водокачалки, на дворах в сухую погоду проверяют "рукава" для подачи воды, похожие на длинных змей, поднимают до окон второго этажа складные лестницы и взбегают по ним по команде своих офицеров. Да, горят, в каждой роте по дежурному взводу на случай пожара спят одетыми, будто в воинском карауле» [361] . Впрочем, это не уберегло от пожара в 1837 г.!

Действительно, учреждения двора обслуживались большим штатом чиновников и служителей. Многие из них проживали в непарадных помещениях дворцов. В середине XIX в. только в Зимнем дворце ютилось более двух тысяч человек, главным образом прислуги. Руководство отдельными службами двора обычно возлагалось на лиц, имевших особые придворные чины [362] . Финансами и убранством дворцовых интерьеров заведовал камер-цалмейстер, размещением придворных служителей в императорских дворцах и на обывательских квартирах занимался гоф-штаб-квартирмейстер, винными погребами заведовали келлермейстеры.

Сами же придворнослужители делились на две категории. Первую составляли высшие служители, включенные в систему чинопроизводства. К разряду высших служителей относились гоф-фурьеры, гардеробмейстеры, камердинеры, метрдотели и официанты: мундшенки (виночерпии), кофишенки (кофешенки), кондитеры, тафельдекеры (накрывающие стол) и прочие (обычно им присваивался чин XII класса).

Камердинеры были наиболее приближены к высочайшим особам. Они приглашали в комнату на прием. Сам термин был заимствован из немецкого языка в конце XVII в. (нем. Kammerdiener, от Kammer – комната и Diener – слуга. Впервые фиксируется в «Письмах и бумагах Петра Великого» в 1706 г.). Мундшенки традиционно отвечали за своевременную подачу к столу разных напитков (вина, пива, кваса, питьевого меда, минеральной воды и других прохладительных напитков), а кофишенки (кофешенки) – чая, кофе и горячего шоколада. Мундшенки и кофешенки, так же как и тафельдекеры, должны были выполнять указания и гоф-фурьеров. Камер-фурьеры наблюдали за порядком во дворце и распоряжались дворцовой прислугой: камер-лакеями, лакеями, гайдуками, скороходами, камер-пажами…

При незначительности окладов партикулярные люди поступали на службу с целью приобрести известные права и преимущества, связанные со званием придворнослужителя, переходившие на их детей. Лица податных сословий при поступлении на придворную службу исключались из прежнего состояния [363] . После отставки придворнослужители могли рассчитывать на пенсии и различные награды, иногда весьма существенные.

При воцарении Павла I, в отличие от придворных кавалеров, лишившихся места при дворе, придворнослужители и рядовые Кавалергардского полка были перед отставкой обласканы. Все старые кавалергарды были повышены чином и могли выбрать самостоятельно место дальнейшей службы (через 6 недель их дежурства во дворце прекращались). Придворнослужители получили щедрые награды.

По штату, утвержденному Александром I в 1801 г. «особо», при комнатах государя было 4 камердинера с окладом 600 руб. Возможно, одним из них был Иван Гесслер, состоявший камердинером Александра Павловича еще в бытность его великим князем. «При должностях» по штату 1801 г. числилось 6 мундшенков с окладом по 600 руб., при них помощников – 12 (180), работников – 9 (80). Аналогичный штат и оклады были при должностях кофишенкской и тафельдекерской. Кондитеров было 4 (800), подкондитеров – 4 (225), кондитерских учеников – 10 (180), келлермейстеров, занимавшихся винными погребами, – 2 (350), их помощников – 4 (200), писарей – 2 (150); «на наем разных потребных работников» отпускалось 2444 руб. Особые комиссары (придворная должность) с окладом в 350 руб. отвечали за обеспечение дровами, углем, различными продуктами и овощами(«овощенная должность»). Особые лица хранили серебряную, медную и оловянную посуду. При них были писари и работники. В камер-цалмейстерской (мебельной службе) был главный комиссар с окладом 1000 руб. и т. д. Метрдотели были среди наиболее оплачиваемых работников: 6 человек с окладом 1200 руб. в год. В Эрмитаже за порядком следили гоф-фурьеры (2 человека по 600 руб.) и камердинеры (4 человека по 600 руб.).

Вторую категорию составляли низшие придворные чины, специализировавшиеся в утилитарной сфере. Согласно указу 1794 г., они должны были набираться из детей придворнослужителей, что превращало их в замкнутое придворное сословие, своеобразную касту [364] .

Как ни велико было число работавших во дворце разных лакеев, прежде всего попадавшихся на глаза при дворе, они, как отметил историк Константин Писаренко, – лишь вершина огромного айсберга, именуемого низшими придворными чинами [365] . Среди них были башмачницы, белошвеи (золотошвеи), брандмейстеры, ездовые, истопники, закройщики, камер-лакеи, кастелянши, кастрюльницы, конюшие (конюхи), кузнецы, кучера, няни, плотники, полотеры, портные, столяры, подсобные рабочие, прачки, парикмахеры, птичники, садовники, скороходы, трубочисты, уборщики и уборщицы, часовые мастера.

Среди женской прислуги были горничные разных рангов: камер-фрау, камер-юнгферы (от нем. Kammerjungferin – горничная), камер-медхины. Занимавшие эти низшие придворные должности женщины и девушки были горничными императрицы, великих княгинь и великих княжон. Камер-юнгферы занимались уборкой личных комнат, одеванием и раздеванием августейших хозяек, первые – покупкой и размещением тканей, женских туалетных и других принадлежностей; помогали иногда и камер-медхи-нам [366] . В XVIII в. на эти должности назначались жены денщиков и лакеев или немки и финки, отличавшиеся чистоплотностью. При организации в 1765 г. Мещанского училища учитывалась и потребность в подготовке образованных девиц для дворцовой прислуги. Даже такая низшая категория служительниц, как камер-медхины, могли в исключительных случаях рассчитывать на протекцию или помощь членов императорской семьи. Так, в 1848 г. из средств Кабинета было выдано «бывшей камер-медхине блаженной памяти государыни императрицы Екатерины II Елизавете Воиновой на уплату долгов 1000 рублей» [367] . На траурной церемонии похорон Николая I в 1855 г. камер-юнгферам предписывалось одеваться «против шестого класса».

По штату 1801 г. числилось с годовыми окладами: часовой мастер – 800 руб., камер-лакеев – 20 по 225 руб., скороходов – 8 по 225 руб., лакеев – 80 по 180 руб., истопников – 80 по 120 руб., фельдшеров (фершелов) – 10 по 120 руб., парикмахеров – 12 по 120 руб.

Судя по этому штату, при Александре I на какое-то время были восстановлены должности лиц для приготовления напитков. По штату 1801 г. числилось: «У варения медов и у сидения водок» – 1 (350 руб. в год); «у делания свеч» – 10 (350); при Николае I все это получали по подрядам от поставщиков. Кроме того, среди низшего рода служителей по штату 1801 г. было: «при дровах и угольях» – 1 (350 руб.); подключников – 4 (120 руб.), сторожей – 2; «у хранения сервизов» – зильбердинеров (чистильщиков серебра) – 1 (350 руб.), при нем помощников – 2 (200 руб.), служителей – 2 (120 руб.), писарь – 1 (150 руб.), работников – 4 (80 руб.), серебряников – 2 (100 руб.), присяжных – 4 (100 руб.). «В кухне главной», помимо помянутых 6 метрдотелей, состояли мундкохи – 6 (500 руб.), кохи – 8 (350 руб.), повара – 16 (200 руб.), ученики – 12 (150 руб.). «В хлебной должности» мундкохов – 2 (500 руб.), бакмейстеров – 4 (350 руб.), хлебников – 4 (200 руб.), учеников – 6 (150 руб.), братмейстеров (брандмейстеров. – А. В.) – 4 (350 руб.), учеников – 8 (150 руб.), скатерников – 4 (400 руб.), учеников – 8 (150 руб.), пекарей – 4 (400), учеников – 4 (150 руб.), надзирателей при серебре – 6 (100 руб.), работников для чистки серебра – 8 (80 руб.), кастрюльниц – 6 (80 руб.), кихентрейберов – 2 (250 руб.). А были еще комиссары и помощники при уборке загородных дворцов, «инвалиды», портные – 8 (180), обойщики – 10 (180), присяжные – 4 (100), истопники, парикмахеры и др. Находившиеся при императоре 2 парикмахера получали по 600 руб. в год. «В прачешной у шитья сорочек» трудились: кастелянша – 1 (400), при ней помощница – 1 (250), бело-швей – 18 (100), чулочниц – 6 (100). «У мытья сорочек» было 18 прачек с окладом по 100 руб. в год.

В 1801 г. при комнатах императрицы Елизаветы Алексеевны было всего 20 человек: камер-фрау – 1 (500 руб.), камердинеров – 3 (600), парикмахеров – 2 (600), камер-юнгфер – 4 (500), камер-медхин – 5 (300) и др.

Штат вдовствующей императрицы Марии Федоровны был еще больше, он состоял из 25 человек [368] . Как свидетельствует графиня Шуазель-Гуфье, император Александр I «вникал в интересы всех своих слуг без исключения». Так, «встретив однажды в парке Царского Села баронессу Розен, муж которой, генерал на службе его величества, квартировал в этом городе, государь сказал ей: "Баронесса, я очень рад, что между вашим домом и моим вскоре состоится союз". Горничная баронессы Розен выходила замуж за пастуха, пасшего мериносов его величества» [369] .

Николай I обратил внимание на «высших служителей» сразу после вступления на престол. Возможности получения ими чинов (ранее до VI класса) были резко ограничены. В именном указе от 21 января 1826 г. предписывалось: «Придворным официантам, как то: гоф-фурьерам, мундшенкам, кофишенкам и тафельдекарам по разным узаконениям присвоены были классные чины; но в Придворном штате, изданном 18 декабря 1801 года, никому из них никакого класса не назначено; а потому повелеваю: отныне впредь придворным служителям, при производстве их в официанты, не давать классных чинов прежде, пока не прослужат они в официантском звании усердно и беспорочно 10 лет, а тогда по представлению начальства производить из них гоф-фурьеров и мундшенков в девятый, а прочих официантов в двенадцатый класс» [370] . Придворной конторой для гоф-фурьеров и ливрейных служителей были составлены специальные инструкции. Эти инструкции, которыми они должны были руководствоваться в своей службе, постоянно обновлялись [371] .

Отличительной чертой российского придворного штата (в части обслуживающего персонала) было наличие династий чинов и служителей: члены одной семьи служили при дворе одновременно или на протяжении нескольких поколений, связав свою судьбу с судьбой династии Романовых.

Дочь А. О. Россет-Смирновой при публикации рассказов и заметок матери писала: «Придворная прислуга служила из поколения в поколение. Некие Матвеевы и Петровы служили со времени Елизаветы. Моя мать говорила: "Есть династии гоф-фурьеров, лакеев, даже истопников"» [372] . Она же вспоминала о прислуге своей матери, знаменитой Марье Савельевне: «Она отличалась большим умом и сильным характером. Она осталась в семье моих родителей до самой смерти. Они ее очень уважали. К моей матери ее поместила императрица-мать (Мария Федоровна. – А. В.)… Ее бабушка служила у Елизаветы Петровны, ее мать – у императрицы Екатерины; сама она видела конец ее царствования, затем царствование Павла и покойного государя. Мои друзья приходят… чтобы поболтать с ней… Она рассказывает им истории из доброго старого времени, зовет Потемкина "герой Тавриды", а Суворова "наш фельдмаршал" и знает сплетни за целые сто лет. Пушкин очень любит ее; она напоминает ему старую няньку Арину. Он сказал мне: "Она никогда не видела другой деревни, кроме дворцовых садов, другой избы, кроме коттеджа, а все-таки от нее пахнет деревней"» [373] . По свидетельству А. О. Россет-Смирновой, А. С. Пушкин и другие ее гости пользовались выпавшей им возможностью послушать рассказы о прошлом: «В ожидании моем благородная компания никогда не скучает. Они заставляют Марью Савельевну рассказывать анекдоты про императрицу Елизавету Петровну и Екатерину Великую, так как Марья Савельевна много знает из прошлого. Ее бабушка была доверенным лицом у Чоглоковой, статс-дамы Екатерины в то время, когда та была еще великой княгиней. Мать Марьи Савельевны служила у императрицы Екатерины. Ей покровительствовала Марья Савишна Перекусихина (1-я камер-фрау императрицы Екатерины). Она знавала Храповицкого, Перекусихина даже была крестной матерью Марьи Савельевны» [374] .

Некоторые из служителей были ветеранами придворной службы. Для престарелых служителей часто находили посильные должности, позволявшие им достойно встретить старость. В 1826 г. указом императора Николая I был назначен штат служителей Екатерингофского дворца Петра I, ставшего в том году музеем: один гоф-фурьер, наблюдавший за его содержанием и сохранностью экспонатов; два истопника и три сторожа-инвалида. В тот же год в помощь гоф-фурьеру от Большого двора был откомандирован лакей, исполнявший роль музейного гида. Первым смотрителем музея стал Михайло Пахомов 90 лет от роду, служивший прежде придворным камер-лакеем и помнивший еще императрицу Елизавету Петровну [375] . Многие унтер-офицеры отвечали за сохранность различных строений Придворного ведомства.

Поскольку оклады большей части дворцовой прислуги были очень малы, они дополнялись продовольственными пайками. По штату 1801 г. камер-лакеям, скороходам, лакеям, истопникам, другим служителям и работникам (всего 377 человек) выделялось хлебное жалованье: каждому в год по 10 четвертей ржи и по 1 четверти круп, полагая рожь по 7 руб., а крупу – по 10 руб. за четверть. Выдавались деньги и «на построение кафтанов». Еще при Елизавете Петровне за основу придворного платья придворнослужителей взяли российский военный мундир – кафтан и штаны зеленого, камзол – алого сукна. Знаком отличия стал цвет обшлага, которые у кофешенков, мундшенков, тафельдекарей были зелеными, у лакеев и скороходов – красными [376] . В особой гардеробной хранились для праздничных случаев так называемые статс-ливреи, богато расшитые золотом [377] . В камер-фурьерском журнале за 1826 г. отмечалось, что 1 января, в день Нового года, «ливрейные служители носили во весь день статс-ливрею» [378] . Тогда за выдачу мундиров, судя по всему, отвечал камер-фурьер Бабкин [379] . Фрейлина А. С. Шереметева, рассказывая о блестящей свадьбе Анны Щербаковой, заметила в письме матери от 30 октября 1833 г.: «Лакеи в красных ливреях и башмаках…» [380]

Существенным подспорьем для дворцовой прислуги была порой возможность прибрать к рукам неиспользованные продукты и напитки (когда они выписывались расточительно) или положить в карман деньги, сэкономленные во время покупок.

Несъеденные деликатесы с императорского стола также доставались прислуге. Самый невинный эпизод, связанный с пажами и относящийся к концу царствования Павла I, рассказал Евгений Вюртембергский: «За каждым стулом стоял паж, за стулом императора два камер-пажа в малиновых кафтанах (украшенных малым крестом Мальтийского ордена; они ожидали выпуска в армию капитанскими чинами)… Легкое прикосновение императора к стоявшему против него блюду с разным мороженым служило обыкновенным предварением близкого вставания из-за стола, что и происходило неизбежно по первому удару заповедных девяти часов… Я остался, наконец, с одними пажами, которые, не обращая никакого внимания на маленького… толпою кинулись на конфеты, оставленные по заведенному обычаю в жертву их хищничеству» [381] .