Распорядок дня был плотный, и времени для досуга оставалось не много. Публичные мероприятия в виде высочайших выходов, приемов, балов и других публичных церемоний были, как правило, продолжением работы, продолжением службы. Но были и более камерные развлечения императорской семьи и приближенных лиц в узком кругу. Загородные резиденции позволяли уединиться в большей степени, так как круг лиц, приглашаемых ко двору, был ограничен и официальных церемоний было меньше. Даже при дворе Марии Федоровны в Павловске в Александровскую эпоху было меньше чопорности и характерных для вдовствующей императрицы строгостей этикета.

Будущая императрица великая княгиня Александра Федоровна вспоминала, как после ряда торжеств, ознаменовавших собою бракосочетание, император Александр с императрицей Елизаветой Алексеевной переехали в Царское Село, а императрица Мария Федоровна в сопровождении новобрачных, великого князя Михаила Павловича и принца Вильгельма отправилась в свою любимую резиденцию – Павловск. Следующие два месяца прошли для великокняжеской четы в беспрестанных переездах из одного загородного дворца в другой, причем главным их местопребыванием оставался Павловск. Здесь этикет, лелеемый императрицей-матерью, несколько ослабевал – и воцарялось самое неподдельное веселье, поддерживаемое прогулками целым обществом, танцами и разными играми. Иногда же в дурную погоду устраивалось литературное чтение, причем читали Жуковский, Уваров и Плещеев [1181] .

Придворное общество участвовало не только в зимних катаниях на санях (как об этом рассказывалось), но и в летних – на дрожках. Описывая пребывание в России своего отца Фридриха-Вильгельма III и брата Фридриха Вильгельма (будущего короля Фридриха-Вильгельма IV) в 1818 г., императрица Александра Федоровна вспоминала: «…Их Императорское и Королевское величества съехались снова в июне месяце в Царском Селе. Там устраивались катанья в двадцати дрожках, которые следовали друг за другом с Императором Александром во главе, происходившие в различных павильонах сада – было вечернее собрание в Эрмитаже, другое собрание на острове посредине пруда, и еще в Павловске, у вдовствующей государыни» [1182] .

К. А. Ухтомский. Арсенальный зал Гатчинского дворца. 1847 г.

Непритязательно выглядел тогда и зал Арсенала в Гатчине, но деревянная горка в нем уже была. Рассказывая о 1818 г., императрица Александра Федоровна заметила: «…Я нашла Гатчинский дворец действительно скучным, но собрания и так называемый арсенал показались мне весьма приятными по своей простоте в сравнении с другими местами. Всевозможные игры, размещенные в разных отделениях арсенала, – некогда это был просто сарай, – доставляли нам развлечения. Я попробовала тут впервые скатиться с деревянной горы стоя» [1183] . Ее камер-паж П. М. Дараган также оставил воспоминания об этом времени. Описывая посещения великокняжеской четой Павловска, он отметил: «В Павловске… чаще всего играли в фанты и так называемые charades en action. Шарады эти всегда придумывал великий князь. Шарады всегда исполнялись без всяких приготовлений, без всяких пособий. Можно было пользоваться только тем, что находилось в смежной бильярдной комнате. Так просты, так незатейливы были павловские вечера императрицы, а как веселы и оживлены были они!» [1184] Пребывание в Гатчине обычно воспринималось как время для дачных увеселений, хотя многим это казалось странным. В дневнике 19 октября 1854 г. фрейлина А. Ф. Тютчева писала: «Я не понимаю, почему двор выбирает Гатчино именно тогда, когда хочет веселиться. Образ жизни здесь совершенно особый, похожий на жизнь в деревне. Для обедов и завтраков собираются в Арсенале, там же проводят вечера за музыкой, днем играют в petits jeux (маленькие игры. – А. В.) и в шарады, катаются с деревянных гор. Организуются прогулки в экипажах всякого рода: ландо, фаэтонах, шарабанах и кабриолетах с самой фантастической упряжкой, охоты, в которых принимают участие дамы» [1185] . В источниках, по понятным причинам дефицита свободного времени, сохранились весьма немногочисленные свидетельства об участии императора в различных комнатных играх. Они подтверждают те особенности характера Николая Павловича, которые прослеживаются по другим источникам. Еще в отрочестве помимо увлечения фарсами, каламбурами и придумыванием театральных сцен Никош играл и в шахматы, и бильярд. Первые сведения о том, что он любит играть в шахматы, относятся к 1804 г. Тогда мальчику было 8 лет [1186] . Игра в шахматы Николая I упоминается и в дорожных записях В. И. Фелькнера. Он сопровождал императора на пароходе во время неофициального его визита в Стокгольм в 1838 г. Тогда государь коротал время с цесаревичем Александром Николаевичем и «довольно долго играл в шахматы» [1187] . Маркиз Лондондерри в записках о пребывании в России осенью 1836 – в январе 1837 гг. упомянул еще одну настольную игру. Наряду с другими развлечениями (костюмированные балы и шарады) «внимание Императорского двора в часы отдыха» занимает игра в триктрак, в которой двое играющих передвигают по доске шашки навстречу друг другу в соответствии с очками, выпавшими на костях [1188] .Судя по всему, Николай I не имел ничего против бильярда, хотя не удалось обнаружить свидетельств его личного участия в игре в зрелом возрасте. Бильярд был общепринятым развлечением в высшем свете, в дворцовых покоях появился еще при Екатерине II. За бильярдом проводили досуг представители императорских семей во время совместных русско-австрийских маневров в 1835 г. в Теплице [1189] . Бильярдный стол имелся и на половине младших сыновей императора – великих князей Николая и Михаила (свидетельство 1851 г.) [1190] .Иногда были и подвижные игры. Долли Фикельмон в дневнике от 30 августа 1829 г. запечатлела один необычный вечер у императрицы во время визита персидского принца Хосрова-Мирзы (искупительное посольство после разгрома русской миссии в Тегеране). Когда официальные извинения Персии были приняты, принц включился в придворную жизнь. После возвращения из Царского Села его пригласили к Александре Федоровне: «Вслед за военным спектаклем для него устроили еще одно, несколько иного рода представление – вечер у Императрицы, где общество развлекалось салонными играми, и Хозрев, как и все остальные степенные персы, весь вечер бегал, хлопая ладошками. Было бы очень любопытно узнать, какое впечатление произвели на эти серьезные умы вид Императрицы Всея Руси, играющей в кошки-мышки ?» [1191] Впрочем, для принца, которому было 15 лет, это было несложно. В воспоминаниях великой княжны Ольги Николаевны «Сон юности» упоминается еще одна из подвижных детских игр – серсо (франц., cerceau, от лат. circulus – круг). Для игры служил деревянный обруч, который перекидывали друг другу при посредстве палочек-шпаг. «В 1834 году нас посетил наш дядя принц Оранский, со своим старшим сыном (теперешним королем Вильгельмом Нидерландским)», – вспоминала Олли. И далее продолжала: «Во время игры в серсо он втыкал булавки, о которые мы кололись» [1192] . Человек устойчивых привычек, Николай Павлович не был падок на модные игры, приходившие в Россию из Европы. В частности, он язвительно отзывался об игре в кегли. В записках барона М. А. Корфа сохранился такой эпизод. Однажды в разговоре с императором граф П. Д. Киселев, рассуждая о физическом здоровье, упомянул о пользе кегельной игры. «Прекрасно, – отвечал государь, приняв это в шутку за совет себе, – вот я начну ездить всякий день в Английский клуб или лучше стану собирать к себе членов Совета по департаментам, чтобы потешиться кегельной игрою. Но в чем я уверен, – продолжал он уже более серьезно, – это в большой пользе для здоровья от делания ружьем. Двадцать лет не проходило дня, чтоб я не занимался этим движением, и в то время не знал ни завалов, ни прочих теперешних пакостей; я старался даже приучить к этому и жену, "mais, helas! tous mes efforts n\'etaient qu\'en pure parte" (франц. "но, увы! все мои усилия были лишь к моей невыгоде". – Л. В.). Это дало повод к нескольким шуткам со стороны императрицы, которая с обыкновенною своей грациозностью в движениях стала представлять неудачные свои попытки в ружейных приемах» [1193] . Именно эти карабины и стояли в углу кабинета Николая Павловича, когда его застигла смерть [1194] . И во время досуга император до мозга костей оставался человеком в мундире. Некоторые развлечения и игры были чисто женскими. Для великих княжон помимо рисования, которому обучали и мальчиков, это было вышивание, а во время простуды, как вспоминала Олли в 1832 г., вырезание бумажных кукол [1195] . В рассказе о событиях сентября 1832 г. она же сообщает: «В то время опять входило в моду все китайское. Некто мадемуазель Флейшман учила нас рисованию в китайской манере, а также изготовлению лакированных работ и вышивке золотом по черному шелку. Многие дамы двора собирались у Мама, чтобы украшать таким образом столики, стулья и ширмы. Старая графиня Бобринская… придумала занимать грубые пальцы мужчин вырезаньем из персидских материй цветов с крупным узором, которые потом наклеивались на стекло для ширм» [1196] . Упомянутая Анна Владимировна Бобринская, урожденная Унгерн-Штернберг (1769–1846), была вдовой побочного сына Екатерины II графа Алексея Григорьевича Бобринского (1762–1813). Наконец, это были гадания. Позднее фрейлина А. Ф. Тютчева в дневнике 2 января 1854 г. записала: «У великой княгини Ольги были только ее фрейлина Эвелина Массанбах и Анолита Виельгорская. Мы занялись гаданиями, давали петуху клевать овес, топили олово» [1197] .В дневнике молодой фрейлины Анны Сергеевны Шереметевой за 1833 г. упоминается игра в волан (бадминтон) и «мячик». В письмо домой от 22 августа 1833 г. она описала праздничный (годовщина коронации) день в Царском Селе. Оказывается, помимо прочего, «вечером было собрание у императрицы, играли в мячик и в воланы…» [1198]И совсем неожиданное ребячество императрицы Александры Федоровны, которая любила не только танцы, но и другие подвижные развлечения. Супруга австрийского посла Долли Фикельмон вместе со своей сестрой фрейлиной Екатериной (Катрин) Тизенгаузен была приглашена 31 августа 1829 г. в Елагин дворец. Тогда же она записала в своем дневнике: «Она принимала нас в своем маленьком будуаре в окружении восхитительно прелестных детей, и сама была красивая как ангел, смеющаяся, веселая, истинное воплощение счастья! Она сказала мне, что Император разрешил ей встречаться со мною вот так, неофициально, и что сегодня я для нее просто "Долли". Она долго не отпускала нас, и в этот раз я нашла ее такой же веселой, как некогда. Она провела нас в свой сад и заставила вместе с ней прыгать через натянутую сетку – довольно забавное и приятное занятие. Какая жизнь у этой женщины! Будучи на троне, она обрела счастье столь редкое даже среди самых низших слоев общества. У нее семейный очаг, исполненный нежности, сладости и удовольствий; превосходный супруг, который ее обожает и который любит ее; красивые и здоровые дети; характер, способный во всем находить радость; красота, молодость духа, точно у пятнадцатилетней; она окружена заботой и вниманием. Одним словом, имеет все то, что может нравиться и услаждать жизнь». Впрочем, это закончилось печально. И через месяц, 25 сентября 1829 г., Долли Фикельмон зафиксировала печальное известие: «Вчера Императрица выкинула. Известие о мире чрезвычайно взволновало ее, что еще с несколькими неосторожными ее поступками спровоцировало выкидыш» [1199] .