Владимир Семенович Высоцкий – дед поэта Владимира Высоцкого.

Передо мной глянцевая коричневая папка начала двадцатого века с наклейкой в верхнем углу:

«Товарищество Парфененко и Самоненко бывш. А. Ю. Теуфель, писчебумажный магазин, Киев, Крещатик, 20».

В этой папке и по сей день хранятся документы Владимира Семеновича-старшего. Осторожно перебираю пожелтевшие от времени листки, ветхие книжечки. В них – весь жизненный путь нашего с Володей дедушки.

Вот – аккуратно скрепленные машинописные странички. Это его заявление от 18 июня 1942 года о приеме кандидатом в члены ВКП(б). Главное здесь – автобиография и анкета с подробным перечислением мест работы и должностей. Цитирую: «Я родился 13 апреля 1889 года в городе Брест-Литовске. Отец мой – квалифицированный рабочий стекольной промышленности, проработавший почти всю жизнь на одном заводе. Умер от сахарной болезни в 1915 году в городе Днепропетровске, куда он был эвакуирован с матерью и младшим братом при наступлении немцев в империалистическую войну на Брест-Литовск. Моя мать умерла в 1940 году.

По окончании четырехклассного городского училища в Брест-Литовске я в 1905 году поступил в механическую мастерскую братьев Сухаревских и обучался токарному делу, где проработал около двух лет, но по состоянию здоровья вынужден был оставить работу и в 1907 году поступил в Брест-Литовское коммерческое училище. Через год был переведен в Люблинское коммерческое училище, каковое окончил в 1911 году и получил звание личного почетного гражданина.

В том же 1911 году я поступил в Киевский Коммерческий институт на экономический факультет, каковой окончил в 1917 году и удостоен диплома и звания кандидата экономических наук».

В подтверждение этих слов сохранился диплом вуза, выданный 25 октября 1917 года за номером 1410: «Дан сей диплом Высоцкому Вольфу Шлиомовичу (он же Семенович), вероисповедания иудейского, прослушавшему полный курс наук в Киевском Коммерческом институте по экономическому факультету, в том, что он, Высоцкий, подвергался курсовым испытаниям по нижеследующим предметам… а также… подвергался в апреле и мае месяцах 1917 года окончательным экзаменам в Испытательной Комиссии по следующим предметам… и удостоен звания кандидата экономических наук второго разряда».

Владимир Семенович Высоцкий. Москва. 1941 г.

Далее в автобиографии сообщается, что в том же 1917 году Владимир Семенович поступает в Киевский университет на юридический факультет и заканчивает его в 1919 году. В свидетельстве за № 1089 от 1917 года это учебное заведение называется Университетом Св. Владимира и подтверждается, что Вольф (Владимир) Шлиомович (он же Семенович) является студентом юридического факультета.

На печати, заверяющей подписи проректора университета и секретаря по студенческим делам, «от 1919 года, апреля, 28 дня» вуз уже называется «Киевск. Университет “Высшая школа Советск. Социал. Респ. Украины”».

Лекционная книжка студента Университета Св. Владимира юридического факультета Высоцкого Вольфа Семеновича за № 6128 сообщает, что данный студент владеет немецким, французским и польским языками и особенно преуспевает в статистике, финансовом и торговом праве, истории философии права.

Но на этом процесс овладения знаниями нашим с Володей дедушкой не прекращается. Владимир Семенович поступает в 1919 году в Киевский институт народного хозяйства (такое название после революции стал носить Киевский коммерческий институт) на коммерческо-технический факультет производственно-промышленного отделения, ускоренного выпуска.

О внешности Владимира Семеновича-старшего той поры можно судить по фотографии в сохранившемся матрикуле (зачетной книжке) за № 3640. Кстати, на него очень похож его третий сын, сводный брат Семена Владимировича и Алексея Владимировича – Володя.

Курсовое сочинение на тему «Влияние иностранных капиталов в русской нефтяной промышленности», признанное 31 января 1922 года профессором В. Ижевским «вполне хорошим», наконец, подводит черту под теоретическими основами обучения.

В автобиографии Владимир Семенович сообщает, что источник доходов во время учебы – репетиторство. Но это не совсем так. Во время НЭПа он пытается содержать небольшой парфюмерный магазинчик, что кончается плачевно. Пусть на очень короткий срок, но его «сажают»: ведь время НЭПа было очень недолгим и новых предпринимателей «наказывали». С тех пор самостоятельное дело было для него неприемлемым. Наверное, эта история произошла где-то между 1922 и 1926 годами, когда он состоял в Киевском губернском союзе кустарей-одиночек химико-парфюмерной отрасли.

…Как-то на одном из семейных торжеств, а точнее, на моей свадьбе, в конце восьмидесятых, маршал авиации Николай Михайлович Скоморохов, вспоминая о нем, столь ярком и колоритном, так кратко, но емко определил его суть: «Аристократ духа». Последняя жена дедушки поправила маршала: «Какой аристократ! Его отец – стеклодув!»

И все же точнее не скажешь. Действительно – «аристократ духа»…

А еще он был страстным поклонником живописи и ваяния. Человеком необыкновенной порядочности, фундаментальности в делах. А его эрудиция…

Стройный – и таким он останется на всю жизнь, немного выше среднего роста, в нем сразу чувствовалась порода. В Киеве Владимир Семенович слыл самым красивым мужчиной. Женщины баловали его своим вниманием, и он подчас не оставался равнодушным к их чарам. Владимир Семенович-старший, как и его сын Семен и внук, будущий поэт, – не был однолюбом. За женщинами он ухаживал красиво, тонко.

С роковой красавицей Эльгой Аренс (ставшей во многом причиной развода бабушки и дедушки), актрисой, подругой Клавдии Шульженко, он познакомился, как рассказывали мои родители, следующим образом. Увидев кинодиву впервые на Крещатике, Владимир Семенович-старший подобрал прутик и, когда она приблизилась, наклонившись, создал у ног дамы небольшое препятствие. Усмехнувшись, кокетка легко перепрыгнула через преграду. Знакомство завязалось.

В еще недавно, казалось, такую крепкую семью входит разлучница. Сыновья Владимира Семеновича-старшего юны: Сеня – подросток, Алешу – даже так и не назовешь. Но реагируют они на Эльгу по-разному. Каждый – в соответствии со своим характером. Семен подружился с любовницей отца, Алексей был до конца непримирим: вставив в дверную щель металлическую трубочку, он обстреливал красавицу мокрыми шариками из промокашки. Надо думать, что будущий артиллерист «мазал» редко.

Много позднее, уже после войны, в том же Киеве в театре мама с восторгом укажет на эффектную рыжеволосую женщину. «Это же Эльга!!!» – в сердцах воскликнет бабушка.

В 1926 году Владимир Семенович с женой и сыновьями, Семеном и Алексеем, переезжает в Москву, где работает на таких крупных заводах того времени, как «Новый Мыловар», объединение «МАК» (мыловарение, ароматика, косметика), «Реактив-Лабор» Наркомхимпрома СССР. Причем, судя по сохранившимся документам того времени, совмещает порой сразу несколько ответственных должностей: юрист-консульта и коммерческого директора в одних случаях, экономиста и юрист-консульта – в других. Образование и чрезвычайная добросовестность позволяли это…

В объединении «МАК» он работает до 1936 года. А находилось оно на 3-й Мещанской улице, в доме № 49. Совсем рядом с домом по 1-й Мещанской, где через два года родится будущий поэт.

Обилие достоинств вовсе не исключает отсутствие в человеке недостатков. У Владимира Семеновича-старшего это была скупость. Хотя сам он немало удивлялся, когда ему об этом напоминали. «Как, Шурочка, я – жадный?!» – говорил он моей маме, с которой они успели очень подружиться. В этом вопросе с дедушкой солидарна его племянница – Суламифь Дуксин. Прочтя первое издание моей книги, она заметила: «Во всем согласна, все – абсолютная правда. Единственное – Володя – не жадный. Скорее, не расточительный. А как он мне помогал деньгами, когда я училась в Минске после войны».

В эти годы дедушка ухаживает за Людмилой Евграфовной, вдовой какого-то большого начальника. Мама, находясь на долечивании в 1944 году, живет у дедушки. Приходит Людмила Евграфовна. Окидывает взглядом накрытый стол: «Так… сейчас мы с тобой, Шура, начнем раскулачивать Володю!» – заговорщически подмаргивает она. И – извлекаются запасы дедушки на черный день. Появившемуся из другой комнаты Владимиру Семеновичу остается лишь кисло улыбаться.

«Папа, почему вы не женитесь на Люде? – интересуется невестка. – Красивая, остроумная, обеспеченная, что вам еще надо?»

Дедушкина речь как всегда плавна и обстоятельна. Он соглашается, что Людмила Евграфовна – «дама приятная во всех отношениях». Но… «Шурочка! Ты обрати внимание, какие у нее широкие запястья! Разве ты не знаешь, что признак аристократизма – тонкая кость!»

Владимир Семенович просто-напросто привык к холостяцкому образу жизни с отсутствием ответственности перед женой, с постоянными встречами с красивыми дамами. И он, скорее всего, официально так бы и не вступил во второй раз в брак, если бы не настойчивость его младшего сына, Алексея, которого он очень уважал.

Элегантность Владимир Семенович-старший сохранит на всю жизнь

Рыжеволосая красавица Эльга Аренс надолго завоевала сердце нашего дедушки

Как-то в метро, сразу после войны, внимание пятидесятисемилетнего Владимира Семеновича привлекает более чем скромно одетая девушка. Ей чуть за двадцать. Настойчивый взгляд статного импозантного мужчины рождает ответный интерес. Тотчас уловив это, наш с Володей дедушка, сердцеед с огромным стажем, игриво начинает: «Милая барышня, а вы откуда? Чем занимаетесь?.. Ах, нуждаетесь! А не хотите ли, в таком случае, за хорошую плату помыть мне окна?»

Визит барышни затянулся. В результате у Семена Владимировича должен появиться еще один ребенок, и мой папа как истинный джентльмен настаивает на женитьбе. А слово Алексея для дедушки очень многое значило. Впрочем, оба брата горько пожалеют об этом проявлении порядочности. Поначалу отношения складываются неплохо. Владимир Семенович с женой и ребенком подолгу отдыхают у моих родителей в Гайсине, затем в Мукачево. Папа принимает их со всей щедростью своей широкой натуры. Москвичам – все самое лучшее, только с рынка. В подарок – полотна местных художников, молодой жене – украшения. Но постепенно новоиспеченная мачеха самоутверждается. Пытается посеять вражду между отцом и старшими сыновьями. Дедушка, будучи умным и тонким человеком, мгновенно все улавливает и очень страдает. Потом в этот ядовитый коктейль из постоянных наговоров примешивается, не знаю, обоснованная или нет, подозрительность и ревность стареющего мужчины к совсем молодой женщине.

Александра Ивановна со свекром Владимиром Семеновичем Высоцким. Москва. 1943 г.

Сыновья Семен и Алексей в 1961 году в один из приездов Ирины Алексеевны Высоцкой из Киева в Москву устраивают бывшим супругам встречу в ресторане. Они страстно хотят помирить родителей, видя, что в их новых браках счастья они не обрели, но – поздно. Уже нет сил что-либо менять ни у дедушки, ни у бабушки, хотя как они признались там, в ресторане, совершили непоправимую ошибку, расставшись из-за глупых амбиций.

Окончательный разрыв между мачехой и братьями происходит после смерти Владимира Семеновича-старшего. В результате старший сын Семен навсегда отказывает Тамаре от дома. Правда, со своим сводным братом, сыном мачехи, иногда встречается. Переживает, что последний отпрыск Владимира Семеновича-старшего «от избытка свободного времени», по выражению дяди Сени, весьма тесно дружит с «зеленым змием». Он пытается, к сожалению, тщетно, воздействовать на брата.

Вслед за Семеном с мачехой навсегда порывает и Алексей. Чаша терпения обоих братьев переполнена…

В 1944 году папа приезжает на несколько дней в Москву. Город вычищен, на тротуарах ни снега, ни льда. Если бы не мороз – можно было бы ходить в туфлях. Владимир Семенович приглашает сына и невестку в Большой театр на оперу Дмитрия Кабалевского «В огне». Папа не выдерживает и сбегает после первого акта. Дедушка с мамой остаются: «Раз деньги заплачены, надо досмотреть, даже если не нравится».

В огромной коммунальной квартире в Лялином переулке, где жил Владимир Семенович в последние годы, постоянно бывали посетители. Многочисленные соседи по дому, друзья и сослуживцы. Они шли за советом, помощью. И он никогда никому не отказывал, вникая в чужие беды, неурядицы. И люди платили ему любовью, огромным уважением, которые долго сохранились и после его смерти.

Последние отголоски семейного тепла. Слева направо, верхний ряд: Владимир Семенович и Ирина Алексеевна Высоцкие, ниже Семен и Алексей Высоцкие

Ирина Алексеевна Высоцкая – бабушка поэта. Ее девичья фамилия – Бронштейн. Полное имя Иродиада. Это еще и то, что бабушка родилась 29 ноября 1893 года в Житомире, отец ее был состоятельным человеком, и она имела собственный выезд (поэтому часто посещала Киев) – вот, пожалуй, и все сведения, которыми располагали мы, ее дети и внуки.

А дальше начинаются загадки. Замечательный киевский исследователь творчества Владимира Высоцкого – Вадим Ткаченко – находит в житомирском архиве справку о рождении Ирины Алексеевны. Оказывается, ее первое имя Дебора. Уточняются и другие детали: год рождения 1891, род занятий отца – преподавание в гимназии.

По каким-то причинам в 1915 году наша бабушка сокращает Дебору, превращая Дебору в Дору. Возможно, это уменьшительное имя. Об этом нам поведал другой киевский высоцковед – Михаил Кальницкий, обнаруживший следующий документ:

г. Бреста

съ уездомъ

июля 25 дня 1902 г. – № 974

г. Брестъ-Литовскъ

Свидетельство

Дано сiе вследствiе прошенiя въ томъ, что въ метрической книге о родившихся евреяхъ по г. Бресту, за тысяча восемъсотъ девятый годъ въ ст. подъ № 159, записан мальчикъ «Вольфъ», родившiйся, въ г. Бресте тринадцатого Апреля того 1889 г. отъ законных родителей мещанина м. Сельца Шлiома Высоцкаго и Хаши-Фейги Лейбовны Бульковштейнъ, религiозный обрядъ, над которымъ совершенъ былъ 20-го Апреля того 1889 года, въ чемъ надлежаще свидетельствую. – Брестский Раввинъ /подпись/ М. П. Тысяча девятьсотъ пятнадцатого года Августа 5 дня, означенный въ семъ Вольфъ Шлiомовичъ Высоцкiй вступил в законный бракъ въ г. Кiеве съ Дорою Евсеевной Бронштейнъ 21 года. – Кiевскiй Городской Раввинъ 2-го уч. /подпись/ № 1511. г. Кiевъ 1917 года Мая 19 дня, мы нижеподписавшiеся, настоящим удостоверяемъ, а въ случае надобности готовы подтвердить и под присягой, что означенный на первой странице сего листа Вольфъ Шлiомовичъ Высоцкiй, родившiйся въ г. Брестъ Литовске въ общежитiи прозывается Вольфъ Семеновичъ Высоцкiй. Жители г. Кiева по Кузнечной № 20. – Житомiрскiй мещанинъ Ефимъ Евсеевичъ Бронштейнъ, по М. Благовещенской № 102. – Кандидатъ Экономических наукъ Х. А. Гольдфарбъ. – На основанiи вышеизложенныхъ свидетельскихъ показанiй удостоверяю, что означенный на первой странице сего листа Вольфъ Шлiомовичъ Высоцкiй, родившiйся въ г. БрестъЛитовске, въ общежитiи прозывается Вольфъ Семеновичъ Высоцкiй. – г. Кiевъ 1917 г.

Мая 19 дня. Кiевскiй Городской Раввинъ 2-го уч. Подпись № 943.

Я, нижеподписавшiйся, удостоверяю верность этой копии съ подлинникомъ ея представленнымъ мне Александру Михайловичу БОБОРЫКИНУ, Кiевскому Нотарiусу, въ конторе моей, находящейся Дворцоваго участка, по Крещатику, въ доме № 27, Кан. Эконом. Наукъ Вольфомъ Семеновичемъ В ы с о ц к и м ъ, живущимъ въ гор. Кiеве, по Бульварно-Кудрявской ул. Въ доме № 42. При сличенiи мною этой копии съ подлинникомъ въ последнемъ подчистокъ, приписокъ, зачеркнутых словъ и никакихъ особенностей не было и таковой оплаченъ гербовымъ сбором въ шестьдесятъ копеекъ. Копiя эта предназначена для представленiя въ учрежденiя и по делам не подлежащимъ гербовому сбору.

Гор. Кiевъ

1917 года Мая месяца 27 дня. ПО РЕЕСТРУ № 3421

Нотариусъ подпись

ПЕЧАТЬ НОТАРИУСА АЛЕКСАНДРА БОБОРЫКИНА

=ВЪ КIЕВЕ =

В 1917 году наша бабушка уже называет себя Иродиадой. Подтверждает это копия свидетельства Киевского Коммерческого института:

«Я, нижеподписавшийся, удостоверяю верность этой копии с подлинником, неоплаченным гербовым сбором… представленным мне Ивану Александровичу Микутину, И. д. Киевского Нотариуса Николая Федоровича Арнольда, в конторе его находящейся дворцового участка, на Крещатике, в доме Маршака № 5, Иродиадой Алексеевной Высоцкой, жив. в г. Киеве по Бульварно-Кудрявской ул… в доме № 42… г. Киев. 1917 года., апреля 19-го дня….» (см. стр. 94).

В 1941 году бабушка становится Дарьей, но об этом речь пойдет ниже.

Казалось бы, такая трансформация: Дебора – Дора – Иродиада – Ирина – Дарья. Все так, если бы не одно «но»…

Еще в 1914–1915 годах родственники ее первого мужа Владимира Семеновича Высоцкого, в частности, его родная сестра Малка, называют бабушку – Ирой. Нельзя сбрасывать со счетов и приведенное далее воспоминание Алексея Владимировича, где также фигурирует имя Ирина.

Вполне логично допустить, что «Ира» – второе, домашнее имя бабушки. Кстати, и меня Алексей Владимирович, нежно любящий свою маму, называет в ее честь – Ирэной.

С Владимиром Семеновичем Ирину Алексеевну познакомил ее родной брат. У бабушки в спальне висел его портрет с закрашенными погонами – он служил в Белой армии и погиб на фронте. Еще у бабушки была двоюродная сестра – Леля, 1908 года рождения. У Лели – двое сыновей – Павел и Леон Леонидовы. Отношения между всеми родными – очень теплые. В конце 1943 года моя мама знакомится у дедушки, Владимира Семеновича, с высоким худеньким подростком, младшим братом Павла Леонидова, Леоном. И с тех пор всегда с симпатией вспоминает о нем. Имелась у бабушки еще одна двоюродная сестра. Алексей Владимирович, говоря о ней, применял эпитет – большой. Большого роста, большая ханжа. «Ду-у-шечка», – словно сирена, обращалась она к племяннику, а сама под столом щипала мальчика до слез. Папа считал, что высоким ростом он обязан этой ветви родных.

Бабушка принадлежала к прекрасной «породе» вечно молодых людей. Очень добрая, веселая. Смеялась так заразительно, что даже самые хмурые лица расцветали в улыбке. Алексей Владимирович вспоминал, как чрезвычайно обиделся, когда его, малыша, подвели к директору гимназии, где когда-то училась Ирина Алексеевна, и тот отреагировал следующим образом: «А-а-а! Это сын Ирочки-хохотушки». Бабушка была очень остроумная. Одной фразой она могла так передать суть человека, что подобной образной характеристике позавидовал бы любой сатирический журнал. Это, наверное, от нее у всех Высоцких – страсть к хохмачеству, умение заряжать сам воздух доброй шуткой. Как-то после войны бабушка заказала своему второму мужу, Георгию Лукичу, и сыну Алексею у портного пижамы. Георгий Лукич потребовал сделать на брюках шестидесятисантиметровый клеш.

– Жорж, – изумился папа, – зачем такая необъятная ширина?

– Боб, как ты не понимаешь? Жорж у нас «аристократ». Он надевает пижаму в ботинках, – смеясь, объяснила бабушка.

С тех пор, когда речь заходила о Георгие Лукиче, мы его именовали не иначе как «аристикратом».

Другая ее характеристика второго мужа уже серьезная: «Жорж – мой посох».

Ирина Алексеевна Высоцкая со старшим сыном Семеном

Ирина Алексеевна всегда была естественна и проста в общении со всеми, не взирая на чины и звания, – качество, присущее лишь настоящей интеллигенции. А как любила модничать! «Девочка, – говорила она моей маме, – умирать буду, но если скажут, что готова примерка – тотчас стану здоровой». Театр и литература были ее страстью. Не пропускала ни одной премьеры в Киеве, причем признавала лишь первый ряд, была в курсе всех литературных новинок, хотя профессия врача-косметолога отнимала у нее массу времени. Нам, своим внукам, она постоянно присылала подписки на собрания сочинений любимых писателей: Льва Толстого, Джека Лондона, Леона Фейхтвангера, Конан Дойля, Жюля Верна… Лучшего подарка для нас и придумать нельзя было.

В молодости бабушка любила розыгрыши. Так, она вспоминала, что даже в шутку однажды венчалась с одним из своих поклонников, за которого и замуж-то не собиралась. У нее были роскошные, ниже пояса, косы золотистого цвета.

Сколько себя помню, столько помню и фотографию в широком багете: бабушка, совсем юная, слегка запрокинула голову, сзади змеится толстая коса. Она в темно-синем платье с черным воротничком. Наверное, в форме гимназистки. Однажды, распустив роскошные волосы, бабушка снялась под «кающуюся Магдалину».

Кстати, бабушкины волосы послужили и одной из косвенных посылок к разводу. Владимир Семенович уехал в командировку, а бабушка в его отсутствие по совету подруг постриглась, хотя дедушка был категорически против. Уже на вокзале разразился скандал…

Бабушку с Георгием Лукичом мы разыскали в Евпатории. Слева направо: Саша и Александра Высоцкие, Георгий Лукич, Ирина Алексеевна и Ирэна Высоцкие

…Характер Ирины Алексеевны не изменится и в будущем.

– Ни один мужчина не будет мной командовать, – говорила бабушка уже своему взрослому сыну Алексею.

На что он, смеясь, отвечал:

– Мама, ну какой же я мужчина! Я твой сын.

Но это была не властность. Скорее, стремление убедить себя в собственной твердости, ведь она была очень доброй и отходчивой.

Ирина Алексеевна очень любила Киев. В середине 1960-х годов сыновья Семен и Алексей, жившие в то время в Москве, убеждают ее переехать к ним. И тут происходит курьезный случай. Бабушка, папа, мама и я едем в троллейбусе. Ирина Алексеевна, как всегда, модно и красиво одета. Конечно, выглядит моложе своих лет. Вдруг на бабушкину голову в шляпке опускается свернутая в трубочку газета, и стоящий рядом мужчина кричит: «Эй, стиляга, уступи место!»

Вернувшись к нам домой, на Куусинена, тогда она называлась 1-я Хорошевская улица, бабушка со слезами на глазах воскликнула: «Буду в Киеве камни на мостовой целовать, а в Москву никогда не перееду!»

Была труженицей. Несмотря на очень обеспеченное детство, юность, всю жизнь проработала косметологом в парикмахерской. Уже в преклонном возрасте жаловалась моей маме, как болят ноги. Но работу не бросала. Никогда не умела готовить. Ее мать говорила: «Зачем тебе это, если есть стряпухи». С Ириной Алексеевной всю жизнь прожила Наталья Ивановна, Наточка. Ее домоправительница. Она пришла к бабушке совсем молоденькой девушкой. Это был свой, родной, близкий человек. Прекрасно знавший всю нашу многочисленную родню. Со слабостями и сильными сторонами.

Ирина Алексеевна Высоцкая в юности

Но вернемся во временном отношении назад. Это необходимо, дабы внести ясность в некоторые моменты биографии бабушки. В начале тридцатых Владимир Семенович и Ирина Алексеевна Высоцкие разводятся. И она вновь возвращается в Киев.

21 сентября 1941 года советские войска были вынуждены оставить столицу Украины. Начинается страшная оккупация. Ирина Алексеевна не успевает эвакуироваться. А она – крещеная еврейка, мать двух офицеров-коммунистов, фронтовиков. Узнай об этом фашисты, ее не миновала бы участь более чем 100 тысяч советских граждан, главным образом евреев и военнопленных, убитых гитлеровцами в Бабьем Яру. И она выправляет документы, став Дарьей Алексеевной Семененко (фамилия ее второго мужа, Георгия Лукича). Вот почему Семен Владимирович Высоцкий так называет свою мать, а мою бабушку. В подтверждение тому – сохранившийся документ. Это справка от 9 сентября 1942 года, г. Киев.

Клиенткам к Ирине Алексеевне нужно было записываться заранее

Цитирую: «В записях книг хранящихся при Набержно-Никольской церкви есть такая запись: 20 октября 1941 года в Св. Наб. Никольской церкви Архимандритом Александром Вышняковым повенчан: гр. г. Киева Георгий Лукич Семененко 51 года разведенный православный, и гр. г. Киева Дария Алексеевна Высоцкая 41 г. разведенная православная.

Поручители по женихе Коваленко Вячеслав Иванович и Александра Ивановна Тихомирова по невесте. Их подписью и печатью удостоверяю настоятель протоиерей».

Сердце переполняется радостью, что никто из киевлян не сообщил фашистам, что Дарья Алексеевна Семененко – это Ирина Алексеевна Высоцкая.

Потом, после войны, бабушка с улыбкой вспоминала дворничиху, которая так охарактеризовала ее во время оккупации: «Шо жидивка – то жидивка, шо крещена – то крещена». Но сообщалось сие только своим.

А больше всего тем, что осталась жива, когда на улицах Киева проносилось страшное «Хайль Гитлер!» и слово «еврей» означало смертный приговор, наша бабушка обязана своим соседям, семье Мельниченко.

Родной для всех Высоцких дом на улице Франка в Киеве. Фото В. Ткаченко

И узнали мы об этом опять-таки благодаря Вадиму Ткаченко. Приведу дословно его сообщение:

«Я сегодня встретился с Ириной Андреевной Мельниченко, дочерью людей, которые спасли от смерти Ирину (Дарью) Алексеевну Высоцкую-Семененко во время немецкой оккупации Киева. Она рассказала, что помнила из рассказов родителей, старшей сестры Галины, поделилась своими собственными воспоминаниями о бабушке Высоцкого. Правда, мы пообщались непродолжительное время, но… ей слово:

“Я родилась в 1944 году в Киеве. У моих родителей было четверо детей. Старшая – Галина (1937 г. р.), потом – я, Наталия (1945 г. р.) и Александр. До войны родители жили в доме на углу улиц Ленина и Франко. В этом же доме жила и Ирина Алексеевна. Когда началась война, все жильцы из этого дома были расселены по другим квартирам, так как в нашем доме был большой пожар. Ирина Алексеевна и мои родители с сестрой поселились в 20 – м доме по ул. Ивана Франко. Жили они в квартире № 3 на втором этаже. Это была коммунальная квартира, и кроме нашей семьи и семьи Семененко жила Софья Денисовна. Как познакомилась Ирина Алексеевна и ее муж, Георгий Лукич, я точно не знаю. Знаю, что он был слесарем в нашем ЖЭКе. На момент начала войны Ирина Алексеевна и Георгий Лукич жили уже вместе. Дарьей Ирина Алексеевна стала буквально в первые дни оккупации. Это Лукич помог сделать ей новые документы, где была запись о ее национальности – украинка. Когда начались расстрелы евреев в Бабьем Яру, к нам в квартиру пришли трое немцев с целью выявления евреев. В коридор вышли все жильцы нашей квартиры, и старший из солдат, изучив документы и осмотрев всех внимательно, указал на Ирину Алексеевну пальцем и спросил: «Юде?» Та ответила отрицательно. Тогда немец обратился к моим родителям с тем же вопросом по поводу Ирины Алексеевны. Мои родители тоже подтвердили, что эта женщина не еврейка. Немец еще раз задал свой вопрос и направил пистолет на родителей, но те снова ответили, что их соседка не еврейка. После этого немцы ушли, но весь период оккупации Ирина Алексеевна жила в страхе, что кто-то когда-нибудь выдаст ее. Я знаю, что Ирина Алексеевна всю жизнь проработала косметичкой на Крещатике. Кроме того что она работала в парикмахерской, она принимала клиентов и у себя на квартире. Так же, на квартире, она принимала посетителей и во время войны. Лукич и она делали различные мази, кремы и так далее. У них в комнате всегда было много разных пиалок, банок со всякой химией, даже, помню, была банка с пиявками. Домашнюю практику Ирина Алексеевна продолжила и после войны. У нее были, помню, очень солидные клиенты – богатые такие дамы. Да и Ирина Алексеевна не бедно жила, тем более после войны. Запомнилось, что у нее на пальцах всегда было много колец и перстней, одно слово – «аристократка». Потом, после ее смерти, все ее драгоценности (а там было и фамильное золото, доставшееся ей по наследству) пропали, и связано это было с Георгием Лукичем. Но это не наше дело. Бог ему судья.

Помню, что Ирина Алексеевна домашней работой занималась мало. Практически, у них всю домашнюю работу выполняла домработница по имени Наталья. А Володю Высоцкого я видела несколько раз, в 1960-х годах. Запомнился мне таким коротко стриженным. Он тогда приезжал к своей девушке, которая тоже была актриса и работала в русской драме (речь идет об Изольде Высоцкой). Часто приезжали Семен и Алексей Высоцкие. Очень хорошие впечатления у меня остались о жене Семена Владимировича Евгении Степановне (о том, что она трагически погибла, Ирина Андреевна не знала). Помню детей Алексея Владимировича и Александры Ивановны – Ирэнку и Сашу. Да, все Высоцкие в первую очередь запомнились своей интеллигентностью и образованностью. В последний раз Володя, или Вовочка, как звала его бабушка, появлялся в нашем доме уже после смерти Ирины Алексеевны. Помню, он принес бобину со своими песнями и подарил Георгию Лукичу. А Лукичу очень нравилась песня «Охота» («Охота на волков»). Тот слушал ее часто на магнитофоне – такой огромный катушечный магнитофон, и плакал. Кстати, еще в 1950-е годы у семьи Семененко появился один из первых телевизоров с увеличительным стеклом, какие тогда были. И телефон у них был.

Владимир Высоцкий в Театре им. А.С. Пушкина

Ирина Алексеевна Высоцкая со вторым мужем Георгием Лукичем и невестками Евгенией и Александрой

К концу жизни Ирина Алексеевна сильно погрузнела. У нее очень сильно болели ноги, и передвигалась она по квартире, опираясь на стены. На улицу не выходила, и любимым ее местом был балкон. Сядет там в кресло, кота с собой берет. У нее был такой кот пушистый сибирский – Чита. Там у нее была даже лежанка. Летом на какое-то время Ирина Алексеевна и Лукич выезжали в Ворзель (под Киевом), в курортную зону. Снимали там домик.

Ирина Алексеевна Высоцкая с внучкой Ирэной Алексеевной

Жаль, что так рядом совсем была с Владимиром Высоцким, а на его концертах ни разу не побывала, даже у нас в Киеве. Сестра моя, Галина, больше с ним общалась – они ровесники. Но к сожалению, она уже умерла, а то бы она рассказала больше меня.

И в квартире у нас он не спел ни разу. А бабушка его очень любила и гордилась им, своим внуком.

В 1962 году я поступила в консерваторию по классу фортепьяно. Дома у меня был пианино, и я, естественно, часто играла на нем различные музыкальные композиции. Ирина Алексеевна любила классическую музыку и, бывало, просила меня, чтобы я сыграла ту или другую вещь. Очень она любила слушать «11-ю сонату» Моцарта, Штраус ей нравился, финал Турецкого марша. Играла я ей «5-ю рапсодию» Листа, ноктюрны Шопена. А вот Рахманинов ей не нравился. Любила Ирина Алексеевна и театр, конечно. Была заядлой театралкой и частенько посещала Театр русской драмы им. Леси Украинки. В конце жизни, когда тяжело уже было ходить, Лукич заказывал машину для Ирины Алексеевны, и они отправлялись в Театр оперы и балета (от дома до театра – метров 200–250). Любила смотреть «Лебединое озеро» и слушать изумительную музыку Чайковского. Из крепких напитков любила коньяк. К ней приходили друзья, супруги Броня и Фаня, они давно дружили. И вот они садились, разговаривали, иногда под коньячок”».

Ирочка Мельниченко упомянула бабушкины фамильные драгоценности. Скажу несколько слов об их судьбе, так как история, произошедшая с ними, напоминает блистательное повествование Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев».

Действительно, Ирина Алексеевна была дамой не бедной. Среди ее украшений имелись и очень дорогие вещи: изделия с бриллиантами, сапфирами, изумрудами. Не знаю, из каких соображений, но бабушка на склоне лет поместила их в довольно большую шкатулку и залила парафином. Шкатулка долго хранилась у нас, и я ее очень хорошо помню. В конце 1960-х годов бабушка забирает ее. Затем «сокровища» наследует бабушкин муж Георгий Лукич. Происходит это в 1970 году, после смерти Ирины Алексеевны.

Узнав о бриллиантах, к Георгию Лукичу чуть ли ни каждый день наведывается племянница, живущая где-то в селе под Киевом. Кстати, о ее существовании никто раньше и не подозревал.

В 1982 году Георгий Лукич умирает. Хоронит его на Байковом кладбище в Киеве, рядом с бабушкой, его любимица, соседка по квартире Талочка Мельниченко. Племянница на похороны не приезжает. Да и зачем? Ведь шкатулку предприимчивая, несентиментальная родственница Георгия Лукича заблаговременно забирает себе, и в селе, где она проживает, вырастает огромный роскошный дом.

Надо сказать, что при жизни Ирина Алексеевна щедро одаривала своих невесток. Но отношение к дорогим украшениям, по крайней мере у моих родителей, было очень легкое. Они вспоминали, как в Мукачево выменяли платиновый браслет с бриллиантами на понравившуюся Александре Ивановне импортную шерстяную кофту. Узнав об этом, бабушка грустно заметила: «Наверное, на то и молодость, чтобы совершать глупости…»

Максим Иванович и Евдокия Андреевна Серегины – дедушка и бабушка Владимира Высоцкого по материнской линии.

Они, как вспоминает Нина Максимовна, были потомственными крестьянами. Отец из Тульской губернии, мать – из деревни Утицы, что под Бородино. Совсем юными они приехали на заработки в Москву, где и свела их судьба. Брак оказался счастливым, с крепким, патриархальным укладом: мать, посвятившая себя воспитанию пятерых детей, с малолетства приучаемых к труду, отец – кормилец, опора всего дома. Жили очень дружно, относясь друг к другу с большой любовью и пониманием.

Часто бывали гости, многочисленные племянники и крестники. Максим Иванович всю жизнь проработал, как мы бы теперь выразились, в сфере коммунального хозяйства. А проще – в гостиницах. Нина Максимовна даже помнила их старые названия: «Марсель», «Новомосковская», «Фантазия». Одно из последних мест работы Серегина-старшего – гостиница «Наталис». Она построена одновременно с Виндавским (с 42-го – Ржевским, а ныне Рижским) вокзалом в 1899 году. По-видимому, относилась она к третьеразрядным заведениям, так как в «Путеводителе по Москве» 1917 года читаем:

«К первоклассным гостиницам Москвы принадлежат: “Дюссо” близ Театральной площади, “Славянский базар” на Никольской, “Дрезден” близ Тверской, “Париж” на углу Тверской и Охотного ряда, “Лоскутная” на Тверской. К второклассным принадлежат: “Гранд Отель” на Сретенке, “Европа” против Малого театра, Ечкина на Трубе, бывшая Кокорева на набережной Москвы-реки, “Берлин” на Рождественке. О третьеклассных и так называемых меблированных комнатах мы здесь не говорим: на каждой улице их по нескольку штук…»

Максим Иванович Серегин, дедушка Владимира Высоцкого

Метрика Нины Максимовны Высоцкой (Серегиной)

После Октября трехэтажная «Наталис» превращается в жилой дом. Внизу, на первом этаже, открывается магазин «Моссельпром». Жилье в этом доме прежде всего получают бывшие служащие гостиницы. Получил комнату на последнем этаже и Максим Иванович Серегин, где он и поселился со своей семьей.

Главным увлечением отца Нины Максимовны стала история. И во время пеших прогулок – а они бывали подчас нешуточными: от Земляного вала до Сокола, где жили друзья, – он рассказывал ребятишкам о достопримечательностях Москвы, о событиях, с ними связанных.

Евдокия Андреевна Серегина с детьми. Слева направо: дочь друзей Серегиных Вера Крич, сестра Нины Максимовны Надежда (сидит), сестра Раиса (стоит), брат Сергей, Евдокия Андреевна (сидит) с будущей матерью поэта на руках. 1912 г.

Сеня и Алеша Высоцкие – отец и дядя поэта. Киев. Фотография 1923 г.

Как и полагалось, все дети были крещеными. Этот документ из Центрального исторического архива г. Москвы о принятии христианства новорожденной Ниночкой Серегиной мы имеем благодаря Ирине Фещенко, члену Союза Возрождения Родословных Традиций.

Уточню, что Семен Владимирович родился 17 июня 1916 года (в паспорте он указывает 1915 год, для поступления в училище). Алексей Владимирович появился на свет 18 июля 1919 года.

Я не случайно подчеркиваю даты. Именно 18 июля в дом, где родился мой отец, попадает снаряд. Киев тогда, в водовороте Гражданской войны, с боями переходит из рук в руки. Рада, гетман Скоропадский, Директория, войска Щорса… Папа считал, что спасло их с Ириной Алексеевной, число «18», которое раскладывается на «1» и «8» и в сумме дает «9» – божественное начало.

Красавица Евгения Гольденберг впоследствии стала актрисой

Яков Гольденберг стал одним из первых распространителей ранних песен Владимира Высоцкого

Гуля Королева. Москва. 1941 г. Москва

Няня-хохлушка восхищается внешностью старшего из братьев Высоцких: «Вот Сэмэн – такий, як лялька! А ты, – кивок в сторону папы, – тьфу!» Еще бы! Неприлизанный, вихрастый, озорной – не нравился.

Они оба пишут стихи в альбом своей подружки, красавицы Жени Гольденберг. (Кстати, с Женей и ее родным братом Яшей, «Янкелем-Дуделем», а впоследствии и с мужем Жени – Беном Нордом, Семен и Алексей сохранят близкие отношения до последних дней.)

Стихи юных «поэтов» очень разнятся, как разнятся и их характеры. Сеня Высоцкий сочиняет следующие строки:

На память от С. В. Жене

Дорогая Женя, ангел мой,

не ищи ты друга, я друг верный твой

30/1/1927 года.

Или другое послание:

На память.

Дарю тебе котенка, прошу его ласкать,

пусть он тебя научит,

как масло и сыр таскать.

Жене от Сени Высоцкого.

14/III/1927 года.

Алешу Высоцкого интересует иное, и он выводит не по-детски обобщенное, глубокое:

Писал поэт, имени нет,

Месяц и число снегом замело.

1927 год.

Будучи малышом с большой фантазией, папа как-то искромсал бабушкино синее бархатное платье и сшил себе курточку. Ирина Алексеевна возвращается с работы домой и видит своего сыночка, разгуливающим в чем-то, что раньше являлось гордостью ее гардероба. Видно, бабушкино лицо не предвещало ничего хорошего, и папа от страха стал карабкаться по водосточной трубе дома наверх. Достигнув головокружительной высоты, он замер. Теперь ужаснуться настал черед бабушки.

– Бобочка, спускайся вниз, смотри, какую я тебе плюшечку купила, ах, какая вкусная! – ласково уговаривала она паршивца, а сама думала: «Только спустись – я тебе задам на орехи!»

Но когда герой очутился на земле, весь гнев Ирины Алексеевны прошел: долго сердиться она не умела.

Итак, фотография 1923 года. Пока еще благополучная семья, детство, утопающее в родительской любви и достатке. Огромная квартира, по которой папа с восторгом, пугая домочадцев, катается на велосипеде. Это много позже будет развод Ирины Алексеевны и Семена Владимировича. Попеременная жизнь то в Киеве у мамы, то в Москве у отца. (Не правда ли, это перекликается с Володиной детской судьбой.) Потом будет и голод 1933 года. Будет трудное, в отличие от целеустремленного Семена, мужание младшего сына – бесшабашного смельчака и романтика Алексея Высоцкого, «Графа длинного» – одного из предводителей киевской озорной молодежи 1930-х годов. Запомнился рассказанный папой эпизод того времени.

Последний день пребывания Владимира и Варвары Королевых в Москве. С Александрой Высоцкой. 1963 г.

Нина Максимовна Высоцкая, жена Семена Владимировича Высоцкого. Середина 1930-х гг.

… В новом долгожданном костюме юный Алексей идет по Крещатику. Навстречу – приятель:

– Слушай! Какой костюм! Дай на пару дней поносить. Я как раз с девушкой познакомился.

Конечно же, папа дал. А через некоторое время друзья ему доложили: арендатор костюма разгуливает по Киеву и на вопрос, где достал, небрежно отвечает: «Так, у одного лопуха выдурил!»

Увлечение боксом очень пригодилось Алексею, когда он проучил нахала. Но именно за такие разборки младший брат Владимира Семеновича Исаак Соломонович не счел возможным рекомендовать Алексея Владимировича, курсанта-первокурсника Подольского артиллерийского училища, для вступления в партию. Зато в Семене Исаак Соломонович души не чаял.

Но Алексей связан не только, на теперешнем слэнге, с «крутой» молодежью. Он лучший друг Гули Королевой, в дальнейшем героини Отечественной войны, и ее будущего мужа, Алеши Пятакова. Оба Алексея любят искусство и, бывая в Москве, первым делом посещают музеи. «Я считал, что неплохо разбираюсь в истории живописи. Но Алешка Пятаков, – вспоминал мой отец, – у каждой картины сообщал такие интереснейшие подробности, что оставалось снять шляпу перед его эрудицией. В нем это закладывалось с детства: матерью-дворянкой, отцом, известным политическим и государственным деятелем, расстрелянным в 1937 году с клеймом «врага народа». Потом из-за отца сажают и Алешу Пятакова, и Гуля, оставив с матерью маленького сынишку, уходит в 1941 году на фронт. Она погибнет в 1943 году на подступах к Сталинграду. И эту полную трагизма главу для книги Елены Ильиной «Четвертая высота» напишет спустя много лет Алексей Высоцкий. С отцом Гули Владимиром Даниловичем, человеком редчайшей доброты, ума, и его женой Варварой Ивановной Алексей сохранит дружбу на всю жизнь.

Семен Владимирович Высоцкий

А в начале 1960-х годов в квартиру в Сивцевом Вражке, где жил Владимир Данилович, главный режиссер Московского драматического камерного театра, в юности – актер, игравший и друживший с Вахтанговым, папа приведет и Володю. Я помню лишь то, как Владимир Данилович, такой мягкий, такой добрый, такой свой, вырезал мне из черной бумаги разных забавных человечков настолько виртуозно, что казалось, они сейчас оживут. И я, пока папа, Владимир Данилович и Володя беседовали, была полностью поглощена игрой. К сожалению, больше о том дне моя память ничего не сохранила. А вскоре Владимир Данилович и Варвара Ивановна переехали в Минск.

Сергей Максимович Серегин (10.06.1904 – 04.03.1964)

Поразительные люди… Одно воспоминание о которых надолго согревает сердце.

Они встретились в 1935 году. Она – будущая мать знаменитого поэта, а тогда Ниночка Серегина, очаровательная, с точеной (ей не раз предлагали быть натурщицей) фигуркой переводчица из «Интуриста», и он, Семен Высоцкий – студент политехникума связи. История повторилась. Мою бабушку, Ирину Алексеевну Бронштейн, с ее будущим мужем Владимиром Высоцким познакомил брат. И Нину Максимовну с любовью всей ее жизни также знакомит брат, однокурсник Семена Владимировича – Владимир Серегин.

Слева направо: Александра и Владимир Серегины с детьми Ларисой и Всеволодом

Ниночка Серегина – умна, начитанна и романтична. Она ведет дневник, записывая в него все мало-мальски значимые события. После встречи с Семеном она выводит такие строки: «На этой улице, где еще, быть может, бродят тени великих людей прошлого, я увидела мальчика с удивительными, синими глазами…»

Дневник так и остался лежать открытым на столе. На другой день Семен прочел о себе красивые эпитеты и, весьма польщенный, дословно передал их папе.

Нина Максимовна хорошо знала прошлое Москвы. В самом деле, на 1-й Мещанской, ведущей свое начало еще с XVII века, жили необыкновенные личности: сподвижник Петра I Яков Брюс, издатель знаменитого «Московского телеграфа» Николай Полевой, прославленный сыщик конца XIX века Андрей Смолин, которого все уважительно называли «сухаревским губернатором», поэт и ученый – Валерий Брюсов.

Обо всем этом она рассказывала Семену Высоцкому, а он дополнял повествование неизвестными фактами, демонстрируя не меньшую эрудицию.

Блестяще образованный, веселый, остроумный, он забрасывал ее смешными анекдотами и историями, в зависимости от изображаемого персонажа забавно менял тембр голоса, манеру произношения слов. Играл на рояле, пел для нее Вертинского. А его красивые с поволокой глаза все глубже и глубже проникали ей в душу. Им хорошо было вдвоем. Они ходили в театр, оперетту, а в 1937 году поженились.

Копии этих документов из Подольского архива Министерства обороны Российской Федерации предоставлены Ларисой Симаковой.

1938 год стал счастливым для Нины Максимовны и Семена Владимировича: у них родился сын. Первый внук Ирины Алексеевны Высоцкой. И она спешит выслать ему из Киева прелестное приданое, в котором и сфотографировали крошечного пухлощекого Вовочку.

По какой-то необъяснимой случайности этот снимок сделан, как сообщает давняя надпись, выведенная на обороте рукой Нины Максимовны, 25 июля 1938 года. Жизнь и смерть всегда рядом… Или как скажет Владимир в стихотворении «Мой Гамлет»: ««В рожденье смерть проглядывает косо…»

Существовало две копии этого снимка. Первая – Нины Максимовны – затеряется. До нас дойдет экземпляр, подаренный Ниной Максимовной своей подруге, которую она полушутя называла «крестной» Вовочки. Пройдет немало лет, прежде чем «крестная» отдаст этот снимок с символической надписью обратно Нине Максимовне.

Семен начинал на практике осваивать профессию связиста, профессию, которой он будет предан всю жизнь. И Алексей был, лейтенантом, выпускником Подольского артиллерийского училища, за короткий срок службы уже успевшим стать командиром батареи 265 корпусного артполка. До начала Великой Отечественной всего два месяца… «Алексей у нас дослужится до генерала, – вполне серьезно утверждал Владимир Семенович. – Ты, Семен, будешь у него под началом».

Но вышло все иначе…

Этот общительный симпатяга, любимец жильцов квартиры на Первой Мещанской, уже выступает с собственными «концертами». Читает стихи, а их, несмотря на юный возраст, он знает немало. Буквально через считаные дни Нину Максимовну с малышом ждет эвакуация на Урал. Суровое, тяжелое время. Работа на заводе, которая будет занимать у молодой матери по двенадцать часов в сутки. Лесозаготовки. Зимой пятидесятиградусные морозы, огромной силы ветры – суховеи. А потом – вновь военная Москва. Жизнь впроголодь… Ненасытные буржуйки, дающие так мало тепла…

Вову сфотографировали перед отъездом на Урал. И Нина Максимовна отдает квитанцию на получение снимка свекру. Правда, надежды на сохранность мало – кто знает, что ждет их завтра… Но – первое, что вручает ей при встрече в 1943 году педантичный, сверхобязательный Владимир Семенович, – фотография ее сына. Так благодаря ему она и дошла до нас…

Первые дни войны. Вове три года. Июнь 1941 г.

Дядя Леша и тетя Шура, как их называл Володя, встретились в первые месяцы войны. В дивизион, которым командовал Алексей Высоцкий, была назначена военфельдшером кубанская казачка – Александра Таран. Ее как медика призвали через две недели после начала войны. В это время она проходила практику в Джанкое. Мамина повестка не сохранилась. Но чудом уцелел этот бесценный документ у отца моего мужа, Михаила Григорьевича Шелепанова, замечательного отважного хирурга, спасшего во время Великой Отечественной не одну солдатскую жизнь…

Владимир Семенович (сидит) с сыновьями Алексеем и Семеном. Апрель 1941 г. Москва

Над проливом – небо черное от «мессеров». Мать, со слезами глядя на дочь, которую видит, быть может, в последний раз, тоскливо просит:

– Шурочка, останься…

Та с упреком восклицает:

– Мамочка, но меня же призвали!

Алексей и Александра Высоцкие. 1943 г.

Алексей Владимирович, всегда во всех профессиях отдававший приоритет мужчинам, узнав о назначении к нему недавней выпускницы техникума, в присутствии подчиненных обронил: «Ну вот, только дамочек мне здесь не хватало!»

Маме тотчас передали его слова. Проходит день, другой – военфельдшер Таран остается в медчасти. Пришлось Алексею Владимировичу самому идти за своей подчиненной. Так они впервые встретились. И эта встреча решила их судьбу.

И хоть то было тяжелое время, про такие браки говорят, что они вершатся на небесах.

А затем страшное лето 1942 года. Александра везет очередную партию раненых из санитарной части в станицу Курчанская. Там располагался военно-полевой госпиталь. Многие километры по вспаханной снарядами степи. Некогда золотистой, теперь – уродливо-черной. Сколько ребят она еще успеет доставить сюда. Вытащенных с передовой, отвоеванных у смерти. Наконец показался госпиталь. Взвизгнули тормоза, машина остановилась. Вот уже бегут санитары с носилками. И вдруг – ужасающий грохот, дым. Груда развалин, сотни исчезнувших с лица земли человеческих жизней. В следующую секунду в глаза ударяет ослепительное пламя. И провал… Потом во время операции врачи удивлялись: «Где ее только черти носили!» Столь многочисленны были ранения, осколки, засевшие в теле, глазах. Медленное выздоровление… Она хандрит: «Как же теперь…» Мудрый старик-хирург искренне, даже чуть зло укоряет ее: «Чого плакаты? Божо стильки дав. Яка лялька!»

Повестка Михаила Григорьевича Шелепанова

И все эти месяцы она числилась в списках убитых, в свою очередь считая погибшим мужа. На имя дедушки в Москву она посылает на всякий случай открытку, в которой деликатно интересуется: «…Пишет ли Вам сын?» Это послание обнаружит Семен Владимирович, тогда – старший лейтенант связи, адъютант начальника Главного Управления связи Красной Армии, с сентября 1942 года по август 1943 года служивший в Москве при Генштабе. Узнав о «воскрешении» невестки, он немедленно сообщает об этом брату, всячески маскируя и разбивая шифром послание: «Твоя жена жива. Находится Ростов. Станиславского, 188».

Алексей Высоцкий в 1942 году – майор, командир дивизиона. Весть о гибели жены потрясла его. Понятие «собственная жизнь» перестало существовать. Он придумывает и осуществляет с помощью своих ближайших друзей, Лени Долгинского и Саши Плоткина, самые отчаянные операции. Словно ищет смерти. За взятие станицы Анастасиевская, превращенной гитлеровцами в крупный опорный пункт сопротивления «Голубая линия», Алексея Владимировича могли отдать под трибунал (операция была настолько рискованна, что он не согласовал ее с командиром полка), а могли присвоить звание Героя. Григорий Львович Гутин, командир полка*, понял и оценил мужество подчиненного: «Леша, Героя дать не могу. Скажут, мол, еврей еврея награждает!» Дали первый из трех последующих орденов Красного знамени. И вновь дерзкие операции Алексея Высоцкого и его друзей против врага. Жизнь, где погасло самое главное для него чувство – любовь. Внезапно бездну горя и отчаяния разрывает телефонограмма брата, что Шура жива. Жива!..

Мой свекор, военный хирург Михаил Григорьевич Шелепанов

Военный билет Александры Ивановны Высоцкой

Вместе с Сашей Плоткиным он мчится к Гутину.

– Все ясно, – подытожил командир полка короткий разговор. – Плоткин заменит вас: до Ростова и обратно достаточно трех суток… Как, машина у вас надежная? Пожалуй, возьмите трофейный “Опель”.

– Спасибо! – горячо поблагодарил Алексей. – Я вам обязан половиной жизни.

– Половиками не принимаем, – пробасил Гутин. – Счастливого пути.»

…Ростов. Нужная улица Взволнованный Алексей нажимает кнопку звонка. Открывает хозяйка, женщина лет сорока. Рядом с ней ее дочь. Да, действительно, у них живет такая девушка… Где она сейчас? Ушла в город за пайком, который выдают военнослужащим.

Александра Ивановна Высоцкая. 1941 г.

Открытка, посланная Владимиром Семеновичем-старшим Алексею и Александре Высоцким

…Он ищет ее глазами в огромной очереди. Наконец находит. Она… Сквозь фальшь одежды с чужого плеча прорывается природная грация, красота.

– Шура!!!

Высокая стройная фигурка качнулась, словно готова была упасть. Стремительно обернулась. И… столько веры и неверия, столько счастья и боли было в этом крике, что всколыхнулась вся очередь.

– Леша!!! – и тут же голос гаснет. – Вот видишь, – указывает на пустой рукав, – что со мной…

– И только?!!

И только. Жива! Жива!

И вот она вновь рядом с мужем, на фронте. До последнего дня войны…

Это любовь. Настоящая. Которая ушла только со смертью моих родителей. И даже не ушла, так как я верю в бессмертие души, а перешла в иное качество. Вместе с ними…

Я эту историю впервые услышала, когда была совсем маленькой, лет пяти-шести, в Киеве. Мама рассказывала ее Наталье Ивановне, очень близкому нашей семье человеку, бабушкиной помощнице. Потом присутствовала, когда с неистовой жадностью расспрашивал о мамином «воскрешении» Володя. Теперь понимаю: он как большой художник увидел сюжет потрясающей самоотверженной любви. А как молодой мужчина – пример, который заставит его искать свою половину. Ту, что за ним и в огонь, и в воду. И в лице Марины он обретет ее…

И никто из близких, кроме Саши, Володи и меня, не знал, что всю войну за Александрой Ивановной ходило дело «СМЕРШа». В 41-м, сразу после ее назначения в дивизион, к Алексею Владимировичу на переправе в Керчи подошла местная жительница Ольга Зотт. «А вы знаете, что Таран – дочь врага народа? Его расстреляли. Они даже фамилию поменяли – стали Тарановыми». Высоцкий поблагодарил бдительную гражданку за содействие и, вернувшись в часть, вызвал Александру Ивановну. Спросил, верны ли сведения фискалки. «Да, это правда», – ответила мама. И тогда Алексей Владимирович, едва знавший своего военфельдшера, посоветовал: «Запомните. Об этом никогда и никому – ни слова».

Чудовищный приказ № 00447 наркома внутренних дел Ежова… В результате – с 1936 по 1938 год 700 тысяч арестованных с перспективой расстрела или ссылки. Дедушку и бабушку Александры Ивановны как изменников Родины по решению «тройки» вывели во двор в Тамани и расстреляли. Отца, мать и четверых детей сослали в Омскую область. Они рыли землянки, голодали. Тайком вернулись в Керчь. И – вскоре донос. Расстреливают отца.

Александра Высоцкая и Марлен Матвеев. 1943 г.

Дом, в котором жили Высоцкие в Мукачево. Этюд Н. Ергалкина

Дело «СМЕРШа» нашло Александру Ивановну лишь в 51-м в Мукачево. Папу вызвал начальник политотдела бригады и показал папку: «Вот, на Александру Ивановну пришло…»

После того как Алексей Владимирович просмотрел гнусные листки, Ермаков (к сожалению, не помню его имени) бросил их в горящую печку…

Семену Владимировичу я рассказала об этом лишь в 97-м. Он оторопел: «Почему же Леша меня не посвятил?»

Ответила: «Не хотел вас расстраивать».

Как Семен Владимирович помог папе вновь обрести маму во время войны, так и мне он помог один раз спасти моего мужа, Александра Шелепанова. В 92-м Саше поставили диагноз инфаркт в нашей районной поликлинике. Соответственно и лечили. Саше становилось все хуже. Я плача обратилась за помощью к дяде. Он растерялся: «Если бы Саша был военным, мы бы его в Бурденко. А так – не знаю, что и делать… Хотя постой…» Семен Владимирович подключил Иосифа Кобзона. Тот – врачей из 15-й Градской. И через месяц – Саша на ногах. Всегда буду благодарна за это дяде Сене, Иосифу Давыдовичу, врачам…

Тридцать пять лет длилось счастье моих родителей. Их военный подвиг и неподвластные времени чувства друг к другу вдохновили писательницу Евгению Евдокимову на прекрасный рассказ «Алексей и Александра», опубликованный в 1975 году в сборнике «Данко» (М., «Молодая гвардия»).

Сколько раз я была свидетельницей глубоких признаний в любви и уважении к моим родителям со стороны Володи.

Алексей Владимирович Высоцкий. Москва. 1940 г.

И никогда они не звучали напыщенно, быть может, благодаря лишь его особой, мягкой шутливости, которая сообщала происходящему простоту и естественность. А в 80-м, как последний аккорд этих чувств, как эстафета, взятая у мужа, прозвучали такие короткие, но значимые слова Марины Влади, обращенные к Александре Высоцкой: «Я вас очень… очень люблю и бесконечно уважаю…» Тогда мы поминали ушедшего от нас Володю.

В 43-м Алексея Высоцкого направляют в высшую офицерскую школу на отделение начальников штабов тяжелых бригад. Пользуясь случаем, он передает отцу написанное на вырванных из блокнота страничках послание. Владимир Семенович сохранил его, и после смерти дедушки оно вместе с другими документами попало к нам… Короткие строки блестяще демонстрируют характер Алексея Высоцкого. Стремление учиться да и вообще все делать только отлично. Всегда, при любых обстоятельствах думать о других. В данном случае – о тех, кто так же как и он, на короткое время оставляет фронт, чтобы, овладев новыми знаниями. продолжать громить врага. Приведу это письмо:

03.01.43

Дорогой отец!

Попал в группу, о существовании которой даже не подозревал, одним словом, очень доволен. Преподаватели прекрасные, командование также.

Допустил большую ошибку: не подумал о бумаге и т. д.

Убедительно прошу приготовить:

1. Бумагу (тетради, листки) как можно больше (любой).

2. Табак, желательно несколько пачек папирос.

3. Чернила.

Приеду 16-го, прошу тебя особенно в отношении бумаги.

Можно ли будет через тебя достать бумаги на 15–20 человек в каком-либо учреждении за наличный расчет? Одним словом, как-либо. Если – да, изумительно. В противном случае – хотя бы для меня.

Без бумаги учеба здесь немыслима. Тем более, если желаешь усвоить все отлично.

Еще раз прошу тебя подумать об этом и сделать. Я знаю, что для тебя нет ничего невозможного. Ты себе не представляешь, как я доволен, я никогда не полагал, что так получится.

Жму крепко руку, целую.

Алексей.

P. S. Как дела с пропиской и паспортом Шуры?

И строки, обращенные к жене:

Родная!.. Как себя чувствуешь?

Наверно тоскуешь?

Я прекрасно понимаю твое состояние, но сейчас тебе придется запастись терпением. Эти три месяца будут очень серьёзными и напряженными, я решил использовать это время до предела. В Москву ездить не смогу, ибо хочу отдать все время учебе, чтобы не ударить в грязь лицом. Убежден, что ты меня поняла… (см. фото).

Алексей и Семен Высоцкие. Семен в кителе Алексея. Снимок предназначен для родителей. Германия. 1945 г.

Конец войны. Германия. Какое счастье для родителей. Оба сына, доблестно сражавшихся за Родину, живы… Ирина Алексеевна так и не снимает с груди до конца своих дней заветную кожаную ладанку с молитвой о здравии ее дорогих мальчиков, надетую в первые дни Великой Отечественной…

В этот период отношения между братьями были особенно теплыми и искренними. Семен Владимирович с гордостью представлял брата сослуживцам «Мой брат – Алексей Высоцкий, герой-артиллерист…»

В дальнейшем, когда военная карьера моего отца оборвется, восторга со стороны старшего брата по отношению к младшему заметно поубавится.

В конце мая 45-го Семен Высоцкий случайно оказался в пути в одном купе с прославленным полководцем, генералом армии Иваном Ефимовичем Петровым. Естественно, говорили о войне. Оказалось, что майор – старший брат того самого Высоцкого. При прощании Петров просит передать Алексею небольшое письмо. Особенно важны здесь слова: «…весьма рекомендую пойти на учебу». Это серьезное подтверждение того, что Алексей Владимирович был незаурядным офицером.

27 мая 1945 года.

Генерал армии И. Е. Петров.

Дорогой тов. Высоцкий!

Ваш брат передал мне от Вас привет. Взаимно шлю привет и пожелания дальнейших успехов. Теперь можно считать, что немцы полностью платят “крупной монетой” за все те муки и страдания, что причинили они нам.

Желаю еще доброго здоровья и весьма рекомендую пойти на учебу.

Будьте здоровы. Жму вашу руку.

Ив. Петров.

…Их знакомство состоялось в самые трудные первые дни войны. Во время героической обороны Одессы, летом 41-го. Не стану пересказывать эту встречу. Приведу лишь короткий отрывок из документальной повести Алексея Высоцкого «И пусть наступит утро». Поясню, что Сергей Березин – имя, фигурирующее во многих произведениях отца, – псевдоним самого Алексея Высоцкого.

Березин обернулся и увидел крупное лицо уже немолодого человека с седыми висками и в пенсне.

Это еще кто? – удивился Сергей, с любопытством рассматривая рослого бойца в выцветшей гимнастерке. – Неужели и такой возраст призвали?

– Вы куда, товарищ?

Красноармеец, по-видимому, не расслышав вопроса, вынул из кармана платок; тяжело дыша, он протер лицо и пенсне.

– Артиллерист? – вместо ответа сказал он, внимательно посмотрев на Бе резина. – Покажи-ка мне, где противник?

На «ты»! Вот чудак, сразу видно, штатский.

– Вы осторожнее, – сказал Сергей, – противник рядом… Возьмите бинокль, восьмикратное увеличение, трофейный, все видно как на ладони.

– А кто командует вашим полком? – спросил “приписных”, как мысленно окрестил его Березин, и, осмотрев позиции гитлеровцев, возвратил лейтенанту бинокль.

– Богданов! Майор Богданов, – поправился лейтенант.

– А., Богданов. Где же он сам?

– На своем НП, рядом с нами. – Сергей отрезал ломоть от арбуза, принесенного на копну вездесущим Прониным, и протянул его красноармейцу. – Попробуйте.

Гость молча взял, но, откусив, сделал гримасу:

– Недозрелый

– Вместо воды, – рассмеялся Сергей, – привыкнете. – Он улыбнулся красноармейцу и спросил: – А вы что, по призыву?

– Ж-ж-ж-и-их… – просвистели над их головами пулии.

– Ого! – пригнул голову “приписник”. – Так и убить могут.

– Запросто, – подтвердил Березин. – Война, знаете, дело серьезное.

– Да ну? – В этом возгласе Сергею послышалась ирония.

Впереди, где были позиции чапаевцев, вдруг разорвалось сразу несколько мин., и скоро все поле заволокло дымом.

– Атаку готовят, – сказал лейтенант, прислушиваясь к приближающемуся шипению летевших мин.

– Ты думаешь? – поднял бинокль “приписник”.

– Уверен! – буркнул Сергей. “Еще на «ты» называет меня, а видит же, что лейтенант…” – Танки, – вдруг всполошился он.

– Вижу, – спокойно подтвердил собеседник. – Как только выйдут из лощины, дай огонька.

Ого! – подумал Сергей, – уже приказывает!”

– Простите, а кто вы? – официальным тоном спросил Сергей

– Я? Петров!

– Какой Петров? – переспросил лейтенант.

– Командир Чапаевской дивизии генерал Петров.

У Березина округлились глаза.

– Да ты погоди, не прыгай. Ложись. – Генерал рывком прижал к скирде лейтенанта, пытавшегося вскочить и отдать ему честь. – Убьют…

Об этом маленьком инциденте Сергей решил не докладывать Богданову, а подробности боя командиру полка пересказал сам Петров, вернувшийся через час из боевых порядков своей дивизии.

– Спасибо, – сказал он Богданову. – Мои орлы очень довольны. Они видели. Первый же снаряд разорвался над головами гитлеровцев. А те шли колоннами, как на параде, со знаменами… Ну и дали же ваши им жару! У тебя все батареи так стреляют?

– Лейтенант Березин, тот, что вел огонь, – самый молодой из командиров батарей

– Отлично! – Генерал протер пенсне и, снова надев его, посмотрел на Богданова. – Отлично, – повторил он. – А свой командный пункт я, с твоего разрешения, здесь, у тебя, и организую. Не возражаешь? Нет? Решено.

С этого дня генерал Петров стал бывать у артиллеристов ежедневно.

Боевой путь Высоцкого Алексея Владимировича

Алексей Высоцкий в образе «коварной обольстительницы»

Владимир Высоцкий в спектакле «Берегите ваши лица». 1970 г. Фото Г. Перьян

Военная характеристика Алексея Владимировича Высоцкого

Семен Владимирович Высоцкий (в центре) со второй женой Евгенией Степановной (справа) и невесткой Александрой Ивановной

Владимир Высоцкий

После войны оба брата служат в Германии. Пусть в разных городах: Семен Владимирович в Эберсвальде, Алексей Владимирович – в Ратенове, но они часто навещают друг друга.

Дружат и двоюродные братья: Владимир и Александр Высоцкие, – как и все мальчишки того времени, мечтавшие о военной карьере.

И при каждом удобном случае они не упускают малейшей возможности продемонстрировать, какие они бравые ребята, как к лицу им военное обмундирование.

И двадцать лет спустя к военной форме оба не безразличны: у Володи интерес профессиональный, как у актера, у Саши – на уровне спортсмена-любителя, а еще он знает, как идет ему морская форма, поэтому для фотографии, предназначенной любимой девушке, он с удовольствием позирует.

Концерт Владимира Высоцкого

Отцу предрекали блестящую военную карьеру. В пользу этого говорило все. Незаурядный талант артиллериста и большие организаторские способности – недаром в свои неполные двадцать шесть он заканчивает войну, дойдя до Берлина, начальником штаба 124 Гаубичной артиллерийской бригады большой мощности. А еще – дар педагога и умение находить общий язык со всеми, прежде всего потому, что в каждом он видел Человека. Уже перед самой демобилизацией, в конце пятидесятых, подполковнику А. Высоцкому предписали доставить в Закарпатье эшелон так называемых трудных призывников. И он не только привез их без происшествий, но и добился почти что невозможного. В такой короткий срок сумел снискать уважение и симпатии этих новобранцев. А многие из них проходили свои «университеты» в колониях.

«С тобой, командир, – говорили они, – мы будем служить. Позови – пойдем хоть в огонь, хоть в воду».

Да, военная карьера, казалось, была предрешена. Но… Этим «но» стала неослабевающая тяга к литературе и… характер. Именно характер. Который во время войны заставлял его, отстранив от опасности всех, самому садиться за руль машины и прокладывать путь колонне через минное поле. Теперь тот самый характер не позволил ему идти по армейской стезе дальше. Алексей Владимирович не выносил несправедливости и хамства, даже если «сие» исходило от начальства. В армии это не прощалось. Не простили и Высоцкому, когда он с присущей ему в молодые годы вспыльчивостью дал отпор старшему по званию. А дело было так… В небольшом городке Мукачево, чье население после войны в основном состояло из венгров и швабов, русские были наперечет.

И конечно же на виду. Особенно – военные.

Жена подполковника Алексея Высоцкого приглянулась некоему офицеру, большому любителю дамского пола. Он и так, и эдак пытался смоделировать ситуацию. Ничего не получалось: в дом – не вхож, на улице Льва Толстого, где жили Высоцкие, – не пристанешь.

– Вельможа! Совсем возгордился! – однажды вырвалось у незадачливого ловеласа в погонах, чье сердце разрывали жгучие, но несбывшиеся надежды. – Даже с женой не хочет познакомить.

Под невинным словом «познакомить» он подразумевал весьма тесное общение. В ответ получил краткую, но исчерпывающую характеристику своих умственных способностей, причем перед строем. К этому инциденту добавятся наговоры и клевета, и машина закрутится – увольнение не за горами.

В военно-политической характеристике Алексея Владимировича много высоких похвал: «инициативный, грамотный офицер, в мастерстве лично овладел артиллерийской стрельбой… проявлял всегда и всюду заботу о личном составе…»

Казалось бы, куда лучше? Но в конце читаем: «В быту скромен. По характеру – вспыльчив. Имел место факт грубости с начальником штаба бригады».

А местные интеллигенты, обо всем информированные и симпатизировавшие моим родителям, посоветуют:

– Алексей Владимирович! Вы с Александрой Ивановной очень яркие, выделяющиеся люди. Вам нельзя жить в маленьком городке. Затравят.

Потом, уже в Москве, эта история отзовется далеким эхом: некто Горский, знакомый Семена Владимировича, любившего общаться с военными более высокого ранга, скажет:

– Знаешь, я в курсе, кто приложил руку к увольнению твоего брата из армии…

Помню, мы – Володя, Александр и я – спорили об этом столь поворотном событии у больничной постели отца. Решали, где больше мужества: назвать всенародно, в данном случае перед строем, вещи своими именами или, как говорил Маяковский, жить, наступив «на горло собственной песне». В общем мнении так и не сошлись. Саша Высоцкий настаивал на тезисе: «Правильнее – проглотить обиду». Я сотрясала воздух кулаками: «Похлеще бы отделать мерзавца!» Володя предлагал: «Надо было высказать начальнику все, но – один на один». А папа молчал. Свой выбор он сделал еще тогда, и не в его характере было жалеть об упущенных возможностях. Ведь перед ним после увольнения открывалось Творчество…

На фотографии, датированной ноябрем 45-го. Довольно трудно узнать на ней боевого офицера Алексея Высоцкого. Дамская шляпка, чернобурка, жеманно-кокетливая поза… Но это, если хотите, еще одна грань незаурядного человека. В юности бокс, причем довольно успешно – чемпион Киева в легком весе, потом через всю жизнь – литература, кино, фотография. И вот новое увлечение – пусть и мимолетное. Любительские спектакли в Германии после войны. Слишком много было горя и слез. А Высоцкие так любят феерические неожиданности, без которых пресна и обыденна жизнь.

Владимир Высоцкий и Марина Влади. Июль в Италии. Фотография из коллекции Павла Евдокимова

– Фу! Какая уродливая женщина! – воскликнет Ирина Алексеевна, не признав на фотографии сына.

А это его племянник спустя много лет продолжает «дамскую» тему уже на сцене Таганки в спектакле «Берегите ваши лица».

Во второй половине 40-х годов в судьбу Семена Владимировича входит Евгения Степановна Лихалатова. Красивая, честолюбивая, всегда выдержанная, она на многие-многие годы, вплоть до своей трагической гибели, подарит ему любовь, заботу, домашний уют. Станет благодаря своей мудрости и такту, бесконечной выдержке и терпению его верным другом и советчиком во всех жизненных перипетиях. Евгения Степановна – бесспорный лидер в их семейном дуэте. Любящего, родного человека найдет в ней и Володя.

Бабушка, одобрявшая выбор своих сыновей, говорила так: «Женечка – для Сенечки, Шурочка – для Лешеньки», – тем самым подчеркивая, что каждый из ее столь непохожих характерами сыновей нашел свою половину. А они действительно были непохожи. Недаром Алексей отвергает адъютантство, предложенное ему в 41-м командиром 265 артполка Н. В. Богдановым, Семен – всю войну адъютантом.

Семен Владимирович, скорее, взял, приумножив ее, отцовскую осторожность. В связи с этим в общении с дядей Сеней частенько случались курьезы. Так, уже после смерти папы, но еще при жизни Володи я привела к Семену Владимировичу двух своих хороших знакомых: известного киевского художника Федора Тетянича и его друга-дипломата. Молодым людям, обожавшим песни Высоцкого, очень хотелось познакомиться с его отцом.

Пришли без звонка, потому что все получилось спонтанно.

У Федора – колоритнейшая внешность. Небольшой рост он компенсировал ботинками на огромной платформе. Ярко-синий бархатный пиджак наполовину скрывала густая черная борода. Волосы – до плеч. В глазах – легкая сумасшедшинка. Илья Глазунов не раз привлекал Федора для позирования.

Мы культурненько разулись. Ребята в носках проследовали в гостиную. К сожалению, мне не пришло в голову с помпой охарактеризовать гостей: знаменитый художник-фундаменталист, друг Глазунова и в таком духе. А надо было – потому что трудно передать, лучше бы, конечно, показать – какие мне дядя строил за спинами гостей физиономии. Мол, кого ты привела и когда они уйдут?!

Спустя месяц я вновь, благодаря знаменитому родственнику, наблюдала представление из цикла «театр одного актера». Федор Тетянич со своим коллегой, талантливым художником Владимиром Кубраком (он шутя просил не путать его с прославленным живописцем Евгением Кибриком), решил меня познакомить с Ильей Сергеевичем Глазуновым. Дом недалеко от станции метро «Арбатская», последний этаж. Позвонили в дверь. Открыла жена Ильи Сергеевича, Нина. Узнав ребят, дала ключи от мастерской, расположенной над квартирой. Обстановка святая святых Глазунова впечатляла: старинные иконы на стенах, в углу – рыцарские доспехи.

Любовь к Володе Высоцкому Федор выразил оригинальным образом: так как он не мог застать дома своего кумира, он пошел на компромисс – написал и подарил мне мой портрет. 1979 г.

Семен Владимирович Высоцкий

Илья Сергеевич оказался гораздо более гостеприимным хозяином, чем мой дядя: Нина принесла нам на подносе бутерброды, пирожные. Через некоторое время появился и сам великий мастер кисти. Представили:

– Двоюродная сестра Владимира Высоцкого, Ирэна Высоцкая.

Илья Сергеевич вперил в меня лучезарно-невинные глазки.

– Высоцкий? Высоцкий… – Он напряженно рылся в памяти, пытаясь отыскать там столь непримечательную фамилию. – Высо-о-оцкий… Кто же это такой? – Брови поползли вверх, рот вытянулся в скорбную подкову. Голова безнадежно и вяло покачивалась. Нет, никак не может припомнить.

Наконец наступил апогей в проявлении актерского дарования Ильи Сергеевича.

Он красиво взмахнул руками и блаженно выдохнул:

– Вспомнил… Это тот, что в «Огоньке» печатается!

Действительно, в «Огоньке» публиковались детективные повести Сергея Высоцкого. А о Владимире Высоцком в 78-м году бедный Илья Сергеевич даже не слышал…

Но я отвлеклась. Продолжу пунктирное обозначение характеров братьев Высоцких. И если Семен Владимирович сверхосторожный, то папа совершенно другой. Легко находил общий язык с любым человеком, конечно, исключая подлецов. Тут опять-таки у Володи сходство с дядей.

Как-то у нас раздался звонок в дверь. Папа открыл и тут же узнал товарища киевской юности. Затем мы вместе обедали. Прослезившись, тот признался:

– Боб, ты меня сразу узнал. А Семен, критически осмотрев мое потертое пальто, сообщил, что такого не помнит. А ведь дружил-то я больше с ним.

Владимир Высоцкий. 20 июля 1980 г. Калининград. Фото В. Кравца

Германия, город Ратенов. 1947 г.

В этом документе указан адрес, по которому проживала семья Алексея Высоцкого в Ратенове (Янштрассе, 21)

Алексей Владимирович на съемках на Енисее. 1968 г.

Своему большому другу Алеше Пятакову, мужу Гули Королевой, арестованному в качестве врага народа, сразу после амнистии папа отправляет посылку – одежду, которая нужна была бы ему на первое время. Но как сейчас помню, посылка возвращается обратно с трагической пометкой: «Адресат умер».

Несмотря на всю разность характеров, жизненных позиций, Алексей Владимирович и Семен Владимирович очень дружны. Друг друга они именуют не иначе, как корешами. Но они как бы поменялись ролями, где младший брат стал старшим, а старший – младшим. Я бы даже сказала, что мой папа относился к Семену Владимировичу как к большому ребенку, хотя практичнее Семен Владимирович моего отца в миллион раз.

Когда Семену Владимировичу присваивают очередное воинское звание и он дарит нам фотографию в мундире с новыми погонами, Алексей Владимирович помещает карточку в семейный альбом и пишет лукавое: «Хоть и пятьдесят, а сдаваться рано. 5.02.66».

Володя Высоцкий. Германия, Эберсвальде. 1947 г.

Но подтрунивать над братом другим воспрещается. Как-то в Москве в ресторане, где присутствовали братья Высоцкие, знакомый генерал, однополчанин Семена Владимировича, нелестно отзовется о воинской доблести моего дяди. Алексей Владимирович тут же взорвется на весь банкетный зал. Генералу останется лишь извиниться.

Надо сказать, что и отношение Володи к Семену Владимировичу очень напоминает линию поведения в этом плане моего отца. Та же чуть снисходительная, всепонимающая шутливость. В юности у него было два пиджака «букле». Один подарил мой папа, другой – дядя Лева Сарнов, чудесный, добрейший человек, друг Семена Владимировича еще с училища. И Володя по поводу своего более чем скромного гардероба шутил: «Да, не густо. Зато мой папа учится на полковника».

Интересный случай произошел с Алексеем Владимировичем при съемках на реке Енисей. На этом же теплоходе везли заключенных. У киногруппы украли камеру, папин свитер, еще что-то. Не поднимая шума и не ставя никого в известность, Алексей Владимирович выходит на их вожака. Это был политический заключенный, как он потом признался, бывший секретарь райкома.

Александра Высоцкая с фронтовыми подругами играет в карты. На стене портрет Семена Высоцкого. Германия. 1945 г.

Слева направо: Алексей и Семен Высоцкие (стоят), Володя, Евгения Степановна, Александра Ивановна и Саша Высоцкие

И конфликт улажен. Все вернули. Мало того, после долгой беседы прониклись друг к другу взаимным уважением. Конечно же, не последнюю роль здесь сыграла и ненароком оброненная фраза о родстве с Владимиром Высоцким.

До конца 40-х Алексей и Семен Высоцкие служат в Германии. Старший – в Эберсвальде (округ Франкфурт), младший – в Ратенове (округ Потсдам). Расстояние между городами небольшое, и братья часто видятся.

В 45-м, когда родился Саша Высоцкий, Георгий Константинович Жуков дает разрешение на приезд в Германию матери Александры Ивановны, Марии Павловны Таран. Бабушка посмотрела, как живет ее дочь, и сказала: «Знаешь, Шурочка, я за тебя спокойна. Леша заменил тебе и мать, и отца». Через три месяца бабушка уезжает обратно в Керчь, где остались две ее старшие дочери. Отдохнувшая, заметно прибавившая в весе, превосходно одетая, она вызывала на улицах Керчи в начале 46-го года переполох. Мария Павловна писала дочери Александре: «За мной бегают изумленные мальчишки, прохожие показывают на меня пальцем…» Керчь пережила страшную оккупацию, разруху и лишь начинала медленно восстанавливать силы.

А мама, живя в великолепных условиях в Германии, просилась на родину. «Солнышко, – говорила она папе, – хоть в землянку, но хочу домой, в Россию…»

Зато, когда приезжали Семен Владимирович, Евгения Степановна и маленький Володя, возникало чувство, что все они находятся дома, в своей стране.

Эта фотография 47-го года запечатлела в первый и, насколько мне известно, последний раз дядю и племянника вместе. Рядом: Семен Владимирович, Евгения Степановна, Александра Ивановна и Саша Высоцкие. Володе еще нет и девяти, Саше – около двух лет. За кадром осталась фрау Элена Курт, а ведь именно она наградила Вову «титулом», которым малыш очень гордился.

Фрау Элена – немка, жительница Ратенова. Во время войны она потеряла мужа и сына. Но к русским нет ни ненависти, ни даже неприязни. Наоборот, всю нерастраченную материнскую любовь она направляет на Сашу Высоцкого, которого помогает нянчить моей маме в течение почти пяти лет.

Саша Высоцкий с Каратом. Гайсин. 1950 г. Этот снимок и снимок Володи с Каратом сделаны в один день