Герда.

Смотрю на уплывающую спину Шелеста не без интереса. Замарашка тащится за ним. Интересно, кто она? Девушка, подруга, родственница… хотя какое мне до этого дело? Никакого. У Шелеста характер такой, только дай повод рыцаря из себя построить. Ага.

Оборачиваюсь к Паше, ему сегодня нужна моя поддержка. Никогда не видела его таким. Почему он так волнуется? Это всего лишь спектакль. Закрадываются мысли, что он боится проиграть…

– Ты видела? Почти весь наш класс здесь. Кто их позвал? – оборачивается по сторонам.

– Может, сами нашли.

– Да, конечно. Ты сама в это веришь?

Пожимаю плечами.

– Это точно Макс – с*ка, как связался с этой тварью, стал таким же уродом.

– А тебе-то что? Ну, посмотрят и посмотрят, будто здесь произойдет что-то тебя компрометирующее.

– Нет. Просто Макс – предатель.

– Не обращай внимания.

– Ладно, я пошел в раздевалку.

– Давай, – Пашка склоняется ко мне, целуя. Я улыбаюсь, а когда он уходит, вытираю губы салфеткой.

Сняв шубу, перекидываю ее через локоть, медленно бредя по шумному коридору, здесь не нужно заморачиваться и искать, куда идти. Иди за толпой и придешь в нужное место. Народу действительно много. Где-то в углу зала замечаю отца. Он разговаривает с какими-то мужчинами, наверное, из мэрии или префектуры. Папа лишь окидывает меня безразличным взглядом и быстро отворачивается. Поджимаю губы, совсем не зная, куда присесть. Мероприятие бесплатное, места не закреплены за каждым отдельным человеком, поэтому садиться нужно, куда успел.

Уже почти нахожу себе кресло, как кто-то дергает меня за руку.

– Герда, – Катька кидается ко мне с обнимашками, а я стою как вкопанная. С чего вдруг такой прилив нежности? – Я уже начала забывать, как ты выглядишь, – отходит на пару шагов назад, – ты так похудела. У тебя все хорошо? Как ты вообще?

– Нормально, – бегаю взглядом по залу, стараясь не смотреть Катьке в глаза, облизываю губы, растягивая их в нервной улыбке.

– Да? Тебя месяц не было. Он реально запер тебя дома из-за того, что ты написала тест хуже Шелеста?

– Катя, все нормально, – пытаюсь остудить ее пыл, – я немного приболела, поэтому пришлось учиться дома. Это никак не связано с оценкой за тест.

– Да? А я думала…

– Ты что? – смеюсь, а саму начинает потряхивать. – У меня была ангина, с осложнением, до сих пор долго говорить не могу.

– Ну, слава богу, точнее, выздоравливай, а я-то уже напридумывала…

– Ты уже где-то разместилась?

– Да. Там вон, с Сережей и Таней.

– С кем? – оборачиваюсь и замолкаю. Та замарашка – кто это?

– Это Сережа, мой парень бывший, ну помнишь, я рассказывала? Оказывается, они с Богданом знакомы. А Таня – это его сестра.

– Шелеста?

– Что? Не-е-ет, Сережи.

– М-м-м, и что им тут надо?

– Поболеть пришли, – смотрит на меня как на дуру.

– Точно, Шелест же тут тоже затесался, – хохочу, но, кажется, Катьке совсем не нравится моя издевка.

– Герда, я понимаю, что они не очень вписываются, но будь с ними полюбезней, что ли… не знаю, – заламывает пальцы, – они из детдома…

– Когда это ты стала такой проникновенной? Я вообще думала, что ты с Шелестом тр*хаешься. А теперь вдруг опять к бывшему любовь проснулась, да еще и в двойном количестве?!

– Знаешь что, ГЕРА, ну ты и с*ка, – стискивает зубы, – я всегда думала, что в тебе есть хоть что-то хорошее, но теперь окончательно понимаю, что ни хрена в тебе нет. Ты зацикленная на себе и своем статусе эгоистка.

Куликова разворачивается и, больше не говоря ни слова, уходит к своим новым друзьям. Ну и пусть катится. Сажусь в кресло, складывая руки на груди.

Начинается первый спарринг, но мне неинтересно. Я вообще не знаю, зачем я сюда пришла. Поддержать Сомова? Так он и так справится. Да и не просил он поддержки. Я просто хотела уже выйти из дома. Хотела увидеть еще хоть одно лицо кроме тех, что присутствуют в моем доме.

Очередной удар в гонг – и бой закончен. Закидываю ногу на ногу, не отрываясь от экрана планшета, лишь изредка кошусь взглядом на Куликову и этих двух. Сидят, улыбаются, о чем-то болтают. Прикусываю язык, чувствуя колики в животе. Голова словно наливается свинцом, а перед глазами то и дело проползают черные пятна. Медленно качаю головой, чтобы хоть немного унять это состояние.

За месяц сидения дома я ела раз в день, и то через силу. У меня была полная апатия к окружающему миру, но никто даже не обратил на это внимания. Мама лишь похвалила то, какими выразительными стали мои скулы и ключицы. Люба вздыхала и просила что-нибудь есть, но мне не хотелось. Все время, кроме занятий с многочисленными репетиторами, я лежала на кровати, рассматривая потолок своей комнаты.

Пашка иногда кидал сообщения в вотсап, но мне было лень даже поднять руку, чтобы ответить ему на пару сообщений. Из всех моих знакомых только Сомов за этот месяц что-то мне писал. Остальным не было никакого дела. Даже Куликова, вечно называющая нас подругами, молчала. Ей словно было все равно. Наверное, именно поэтому я так отреагировала на ее слова несколько минут назад. Мне стало обидно. Обидно, что она просит меня быть приветливой с незнакомыми для меня людьми, которые стали ей друзьями секунду назад. А мне, с кем она общается почти с младшей школы, даже ни разу не написала дурацкого сообщения за весь этот месяц.

Поднимаю голову, встречаясь с триумфальным взглядом Шелеста, возвышающегося на ринге, нервно тереблю кончики волос, и только потом понимаю, кто его противник. Пашка. Серьезно?

Блокирую планшет, укладывая его на колени. Наверное, морально я готовлюсь к длинной и кровопролитной драке, но Шелест минуты за три вырубает Сомова. Закрываю лицо руками, вот теперь понимая, чего так опасался Паша. Он знал, что так будет, у них ведь с утра была жеребьевка, он знал, с кем будет спарринговаться.

Знал и понимал, что проиграет. А сколько было пафоса. Сколько раз он говорил, что Шелест ему не соперник, что он ноль, и сколько времени так же думала и я. А теперь получается, что Шелест сделал нас обоих, причем публично. Хлопаю в ладоши, поднимаясь с кресла. Бой окончен, и я одна стою в зале как дура, и аплодирую.

Отец пронзает меня гневным взглядом, но мне первый раз в жизни плевать. Ведь Шелест реально всех сделал. Гадский, мерзкий, противный Шелест выиграл. Терзаю его на куски в своих мыслях.

Пашка смотрит на меня с отвращением. А я улыбаюсь, как полное ничтожество. Мне кажется, или я на грани нервного срыва? В глазах опять появляются черные пятна, и я не задумываясь ухожу прочь из зала.

В туалете извращенно тщательно мою руки с мылом. Хочу хотя бы попытаться смыть с себя весь этот позор.

Интересно, а как Пашка будет оправдывать себя перед классом и моим отцом? Он ведь столько раз хвастался, какой он непобедимый… лгун. Хотя я не лучше, провалилась примерно так же публично, как и он.

Дверь туалета открывается, и к раковине подходит эта Таня. Расчесывает волосы, ополаскивая руки. Стараюсь на нее не смотреть, в сотый раз выдавливая жидкое мыло.

– У тебя все хорошо? – тихий голос перебивает шум воды.

– Да, – сквозь зубы.

– Просто я подумала…

– Чем? – рычу, откидывая волосы назад. – Тебе разве есть чем думать?

– Я просто хотела….

– Не надо. Не надо хотеть. Мне ничего не нужно от такой, как ты. Чем ты можешь помочь МНЕ? – чуть ли не кидаюсь на нее, делая слишком резкий шаг в ее сторону.

Девчонка пятится, закрывая себя руками.

– Ты ненормальная, что ли? – истеричным голоском. Кажется, еще секунда – и она разрыдается.

– Пошла вон отсюда! – ору ей вслед, пока она выбегает за двери.

Тяжело дыша, упираюсь ладонями в раковину, чувствуя головокружение. Прикрываю глаза, а когда открываю, упираюсь взглядом в красные пятна крови на белоснежной эмали.

Из туалета выхожу на ватных ногах. Все кружится, и я почти не ощущаю под ногами пола. Останавливаюсь у окна. Пара минут – и все пройдет. Кончится. Главное – переждать. В животе скручивается узел из коликов и боли, от которой я готова закричать прямо здесь. Поджимаю губы, растирая лицо ладонями.

– Гера, – раздается совсем близко, поворачиваю голову, видя стоящего рядом со мной Шелеста. Он так же, как и я, опирается на подоконник. Руки убраны в карманы, а на лице целая гамма недовольства. – Давай свои претензии ты будешь высказывать мне.

О чем он вообще? Ничего не понимаю, и еле улавливаю суть происходящего. Свали, Шелест! Свали, и без тебя тошно.

– Не надо обижать моих друзей, ничем хорошим для тебя это не закончится, – продолжает, пока я пытаюсь понять, чего ему от меня нужно.

Неужели эта девка ему нажаловалась? О Боги!

– Отвали. Я делаю все, что хочу, – стараюсь улыбнуться, но совсем не знаю, насколько хорошо у меня это вышло.

– Да делай, всем пофиг. Только за языком следи.

– Что? Стало жаль малышку? Ну прости, что обидела твою подстилку.

– Закрой рот, – хватает меня за локоть и тащит за собой по коридору до лестницы в дальнем крыле, а потом с силой припечатывает к стене.

– Мне больно, – шиплю, пытаясь вырваться из его хватки, но у меня нет и единого шанса.

– Зачем ты это делаешь? – встряхивает меня, словно куклу. Он зол. Кажется, он реально зол.

Неужели я переборщила? Ну он же не бьет девочек? Я надеюсь…

– Делаю что? Я развлекаюсь, мне весело. Ясно тебе? Иду ва-банк, а что? Терять мне уже нечего.

– Более чем. Еще раз выкинешь подобное, не посмотрю, что девчонка.

– Ударишь? – смеюсь, вцепляюсь пальцами в ворот его свитера, делаю это не специально, просто от головокружения меня начинает вести, и я хватаюсь из инстинкта сохранения равновесия. – Давай, можешь прямо сейчас.

– Пошла ты, – выплевывает мне в лицо, нацепляя на лицо гримасу отвращения. – Больная, – скидывает мои руки, отталкивая меня к стене.

Он смотрит на меня, словно я мусор, а мне становится дико смешно. Я хохочу, не прерывая визуальный контакт, и медленно съезжаю по стене на пол. В глазах мутнеет.

Шелест садится на корточки, протягивая ладонь к моей щеке.

– Ты чего? – кажется, он испугался.

– Ничего, – отворачиваюсь, мне не нужно, чтобы он видел мою уязвимость, один раз уже подобное было, больше такого не повторится, – уйди уже, – пытаюсь встать, но ноги не слушаются. – Меня от тебя тошнит, – зажимаю рот ладонью, прикрывая глаза.

В этот момент он поднимает меня на ноги, придерживая за плечи.

– Не трогай меня.

– Пойдем, у нас хороший врач. Даст тебе валерьяночки, – он еще и издевается.

– Я не пойду к врачу.

– Это было не предложение, – берет меня на руки. Совершенно не обращая внимания на все мои попытки сопротивляться.

– Поставь меня.

Отрицательно мотает головой.

– Теть Валь, у меня для вас тут работенка, – басит, стоит нам только зайти в кабинет врача.

– Богдан, сколько раз говорить? Валентина Михайловна я.

– Ага, – сажает меня на стул, – она чуть в обморок не грохнулась.

– Шубу снимай, деточка.

Поднимаю руки, а после опускаю обратно. Сил нет совсем. Прижимаюсь макушкой к холодной стене.

– Не могу.

Богдан помогает мне стащить шубу и уходит за дверь. Я же один на один остаюсь с этой женщиной.

Он ушел вместе с моей шубой. А вдруг он ее… Господи, что я несу, кому вообще нужна моя шуба. Провожу пальцами по лбу.

– Рассказывай, давно в обмороки падаешь? Слабость, тошнота, головокружение?

– Не знаю. Иногда бывает, – запинаюсь, – тошнит, круги темные перед глазами… но это не часто. Возрастное…

– Ты вообще кушаешь? – внимательно осматривает меня с ног до головы.

– Конечно.

– Что? Как часто?

– Что за глупый допрос?

– И все же.

– Фрукты, молоко, кофе, не знаю…

– Худеешь?

– Нет.

– А почему тогда так питаешься?

– Нет аппетита.

– Таблетки какие-нибудь принимаешь?

– Нет.

– С циклом все в порядке? Задержки?

– Бывают иногда. Но я читала, что это нормально.

– Понятно. Смотри, – берет листок, – я напишу тебе, какие нужно сдать анализы, а ты по их результатам сходишь к врачу, он выпишет тебе препараты. И старайся, пожалуйста, есть, даже если не хочется. Хотя бы понемногу. И не стоит это игнорировать, иначе все может закончиться очень печально.

Киваю.

– Вот и хорошо. Иди, и пусть лучше Богдан тебя проводит, мало ли что. Будет лучше, если тебе помогут добраться до дома.

Из кабинета выхожу по стеночке. Чувствую себя отвратительно. А если учитывать тот факт, что Шелест меня там ждет, и того хуже.

– Что сказали? – накидывает шубу на мои плечи.

– Если не буду есть, сдохну.

– Нормально. Тебя проводить?

– Не надо, я сама могу.

– Я вижу, – заключает меня в кольцо своих рук, даже через шубу я чувствую его твердую грудь. Становится жарко. Щеки начинают пылать.

– Богдан, – голос за спиной заставляет вздрогнуть, – я тебя ищу, – обладатель голоса подходит все ближе, а потом появляется уже перед глазами, – Герда? – удивленно.

– Здравствуйте, – изо всех сил пытаюсь отойти от Богдана подальше, но он лишь сильнее прижимает меня к себе.

– Я могу спросить, чем вы тут заняты?

– Мам Марин, к врачу ходили, все, бабушкой станешь, – серьезно выдает Шелест, а я готова упасть в обморок, чтобы всего этого не слышать.

Марина округляет глаза, приоткрывая рот. Наш завуч – его мать… никогда бы не подумала.

– Он врет, – пытаюсь как-то исправить эту бредовую ситуацию, – мне стало плохо, и он отвел меня к врачу.

– Балбес, – Марина Юрьевна растягивает губы в улыбке, – я же поверила почти.

– Я пойду, – стараюсь расцепить его пальцы, – мне пора.

– Может быть, сходим поедим? Я как раз за этим тебя и искала, – вмешивается завуч, – а потом проводишь Герду.

– Я только за. Поесть – это святое.

– А я против, – себе под нос.

– Пошли, – он все слышал.

Толкает меня вперед, отступая вбок и перехватывая мою ладонь.

Мы идем в ресторан правильного питания в конце улицы, потому что, как оказалось, Баженова очень строго следит за своим рационом.

Я иду с Шелестом за руку и не ощущаю смущения. У меня на эту тему есть определенный пунктик, с Сомовым мы не целуемся и не ходим за руки в общественных местах. Никогда. Не знаю, но я всегда от этих касаний чувствую себя неловко на людях. А сейчас просто иду, даже не задумываясь о подобном. Хотя, возможно, просто потому, что мне и без этого не слишком хорошо.

Пока идем, Богдан с Мариной разговаривают о бое. Она возмущается, что он устроил цирк и позволил сопернику нанести несколько незначительных ударов. Потом говорит, что никогда больше не будет мазать его синяки мазью, и что вообще этот спорт не для нее. Богдан обещает, что как только получит пояс чемпиона мира, то сразу выполнит эту ее просьбу и уйдет из спорта. Она улыбается и нежно касается его плеча. Под их разговоры мы подходим к ресторану, и Шелест открывает матери дверь. Они улыбаются друг другу, говорят так, словно они хорошие друзья, и от этого зрелища мне становится больно. Больно от понимания того, что со своими родителями я никогда не смогу вот так просто болтать, смеяться… никогда.

Улыбаюсь, чувствуя, что глаза застелило прозрачной пленкой слез. Присаживаюсь на диванчик, закрывая лицо меню.

– Богдан, ты что будешь?

– А тут разве есть что-то вкуснее того, что готовишь ты?

– Вот кого-кого, а повара из меня точно не делай, – Баженова улыбается, я слышу это в ее голосе.

– Мясо буду, пожирнее.

– Это ресторан правильного питания, а не шашлычная, – не могу удержаться от колкости, кладя меню на стол.

– Вот, я с тобой полностью согласна. Ты вообще говорил, что на сушке.

– Уже нет, – листает меню.

– Я не хочу есть, кофе, наверное, буду.

– Тебе вообще сказали: жрать не будешь – сдохнешь. Хомячь давай.

Этот выпад получается резковатым, и я теряю дар речи. Это вроде как и забота, а вроде как и хамство…

– Богдан! – Марина Юрьевна укоризненно смотрит на сына, а потом мило улыбается мне. – Попробуй вот этот суп, очень вкусно, сама не заметишь, как съешь.

Киваю, очень в этом, конечно, сомневаясь. Зачем я с ними пошла? Я Шелеста терпеть не могу, а его мать вообще наш завуч! Где были мои мозги? Задаюсь этим вопросом, но почему-то чувствую себя, вопреки всему, очень комфортно…

– Герда, как твое горло? Целый месяц пролежать дома с ангиной, не позавидуешь…

– Сама устала валяться на кровати. Уже все хорошо, – уголки губ подрагивают, словно пытаются выдать, что я лгу.

– Ты поэтому месяц прогуливала?

– Я болела вообще-то.

– Да одна фигня.

У Марины начинает звонить телефон, и она, забрав свою сумку, выходит из-за стола.

– Наш завуч – твоя мама? – начинаю осторожно. – Просто говорили же…

– Она меня усыновила, – не переставая жевать.

– Я, наверное, пойду, – поднимаюсь, но Богдан перехватывает мое запястье и тянет обратно.

– Сядь ты уже! Я тебе должен, ты мне так хлопала, поэтому провожу, потом, – лыбится. – Сделал я вас, да? По всем фронтам.

– Нет, – опуская глаза, но он так это спрашивает, не знаю, по-доброму, без издевки… и я улыбаюсь. Смотрю в поверхность стола и улыбаюсь.

– Да, – более настойчиво.

– Отвали, Шелест.

– Вот как конструктивный диалог, так сразу «отвали, Шелест». Другие слова знаешь?

– Нет, – смеюсь, сталкиваясь с ним взглядом, – не знаю, – склоняю голову вбок, и отчего-то мне становится так легко. Словно что-то изменилось, сейчас, вот в эту секунду. В миг, когда я смотрю в его глаза. И вижу в них свое отражение.

– Дай свой телефон.

– Зачем?

– У меня же такого нет, дай.

– Ладно, – протягиваю свой айфон.

Он что-то набирает, а потом возвращает его мне обратно.

– Что ты сделал?

– Увидишь.