Герда.

– Герда, я не думаю, что это хорошая идея, – в трубке слышится женский смех, отец прокашливается, – но если твоя мать не против, то можешь идти.

Папа, не прощаясь, скидывает вызов, а я направляюсь к маме. Она как раз уже должна была распорядиться подать ей машину в аэропорт.

– Аккуратнее, – нервно трет виски, – что за безрукость? – оборачивается в мою сторону: – О, Герда, ты не передумала? Может быть, полетишь со мной и тетей Валей?

– Не, – качаю головой, – я хотела тебя предупредить, что у нас в школе будет небольшая вечеринка, по этому поводу и я…

– Иди, конечно, пока твоего полоумного папаши здесь нет. А то ты со своими учебниками скоро свихнешься, – поправляет шляпку. – С Пашей идешь?

– С Катей, – вру, потому что с Сомовым мы поругались. А с Куликовой хоть и не мирились, но от нее не убудет.

– А что так?

– Он приедет позже.

– Ладно. Я улетела, хорошо отдохнуть, – целует в щеку и забирается в машину.

Проводив мать взглядом и дождавшись, когда ворота закроются, возвращаюсь в дом. Не знаю, что меня побудило решиться вылезти из дома, но мой мозг находится в ярком предвкушении сегодняшнего вечера. Ну и то, что родители уехали на ближайшие пять дней из страны, добавляет еще больше радости.

– Люб, – захожу в кухню, – на меня ужин можешь не готовить, я уеду вечером.

– Хорошо. Расскажешь куда?

– Ага, – усаживаюсь на стул, – спасибо, – сжимаю в ладонях протягиваемую Любавой чашку с чаем, – в школе будет вечеринка.

– А домой-то хоть вернешься?

Пожимаю плечами, засовывая в рот конфету.

– Ох, если Бронислав…

– Он ничего не узнает, – улыбаюсь как дура, медленно слезая со стула, – я пошла к себе собираться.

Блин, распахиваю шкаф, понимая, что выбрать подходящую шмотку будет проблемой. Юбка? Может, действительно кожаную юбку? А что? Кожаная юбка цвета марсала, сине-голубая рубашка, замшевые ботфорты… по-моему неплохо. И еще можно волосы выпрямить, а то эти волны уже бесят.

Достаю утюжок, захватывая пальцами прядь, полчаса – и готово. С замиранием сердца смотрю на себя в зеркало. Я попрусь туда одна. Зачем? Сомов мне так и не позвонил, после того как мы поругались с ним два дня назад после школы. Он начал первым, нес какую-то чушь про Шелеста, опять озвучивал свои идиотские планы, а я ляпнула, что у него все равно ничего не выйдет. За долю секунды я стала врагом народа номер один. Мне были приписаны всевозможные бл*дские похождения, и, конечно же, Богдан стал верхушкой айсберга. Сомов слишком остро воспринял тот момент, когда Шелест посадил меня в мою же машину после боя. Паша пропитался этим моментом, и если тогда я смогла сгладить все острые углы, то на этот раз меня ждал провал.

Ладно, возможно, это все не так уже и плохо. Просто развеюсь. Посмотрю на народ. Именно так и сделаю. С этой мыслью я вылетела из дома, с ней же перешагнула порог школы, где наткнулась на полнейший бедлам. Актовый зал, в котором грохочет музыка, куча народа, дергающегося, словно душевнобольные, и ни одного препода на горизонте.

Конечно, никто не пил здесь в открытую. Но стоило зайти в туалет, как я моментально столкнулась с целой очередью желающих упороться.

– Гера! – Куликова перехватывает мою руку у самой двери. Еще секунда – и я бы спокойно вышла.

– Чего тебе?

– Дуешься все, да?

– Мне нет до тебя никакого дела.

– Ну-ну. Как тебе вечеринка? Тухляк, скажи?! Еще полчаса – и мы все едем ко мне. Ты с нами?

– Точно нет, – закатываю глаза, выдергиваю руку.

– Уверена?

– Более чем, – разворачиваюсь, все-таки намереваясь выйти.

– А Сомов едет, только почему-то с Соколовой, – улыбается, слышу по ее голосу. – Гера, неужели он тебя бросил? Неужели кто-то вытер ноги о нашу королеву? – летит мне вдогонку.

Стискиваю зубы, резко разворачиваясь в Катькину сторону. Не знаю, что мной движет, не понимаю, как так получается… но я набрасываюсь на нее с кулаками, а потом и вовсе вываливаюсь вместе с ней за дверь. Слышу только вопли и рвущийся треск ниток на Катькином платье. Куликова что-то хрипит, а я целенаправленно расцарапываю ее лицо.

Так и хочется вмазать по ее гадской физиономии, что я и намереваюсь сделать. Замахиваюсь, чувствуя чей-то захват. Меня стаскивают с рыдающей Катьки, вокруг нее собирается толпа, а я, как заядлая преступница, ухожу оттуда под шумок. Поднимаюсь на третий этаж, и только там, в туалете, привожу себя в порядок. И зачем только выпрямляла волосы? Опять сплошные завитушки. Несколько раз натираю руки мылом, ополаскиваю лицо, поправляю рубашку, юбку. Смотрю на себя в зеркало и до сих пор не понимаю, что это только что со мной было.

Дверь в туалет открывается, оборачиваюсь, лицезря невысокую брюнетку в темно-синем платье с бутылкой рома в руках.

– Не помешаю? – хлюпает красным носом.

Отрицательно качаю головой.

– Я Вика.

– Герда.

– Я знаю. Тебя все знают.

– Лучше бы не знали, – облизываю губы, понимая, что хочу этого больше всего на свете. Хочу быть обычной… хочу обычную семью, где люди любят друг друга, хочу школу, где будут обычные ребята… хочу хотя бы шанс, чтобы быть собой. Собой настоящей.

– Будешь? – трясет бутылку.

– Давай.

Вика отворачивает пробку, протягивая мне напиток.

– Стаканчиков нет, как и закуски.

– Пофиг, – делаю глоток из горлышка, обжигающая жидкость прокатывается по горлу, заставляя морщиться.

– Не пошло, да? – Вика морщится вместе со мной.

– Нормально, – делаю еще пару глотков и возвращаю ей бутылку. – Возможно, вопрос идиотский, но у тебя все в порядке?

– Ну, если не считать того, что мой парень на моих глазах чуть ли не переспал с другой в туалете, то, думаю, все не так плохо, – смеется, вытирая губы тыльной стороной ладони.

– Все просто прекрасно, – хохочу, – поверь, это даже к лучшему, не нужен он тебе такой.

– Хотелось бы мне твоей уверенности. Сомов так не сделает.

– Уже сделал, – пожимаю плечами, – и знаешь что?

– Что?

– Мне пофиг. Мне настолько плевать, что я не знаю, хорошо это или плохо…

– Может быть, просто у тебя на примете есть кто-то другой?

Задумываюсь, растягивая губы в улыбке. Возможно, и есть. Но вслух я этого не произнесу. Нет. Никогда. Ни за что.

Смотрю на Вику и понимаю, что раньше действительно ее даже не замечала. Она учится в параллельном классе. Ее родители около года назад переехали в Москву из Омска, отец – бизнесмен среднего звена. Она здесь не за его деньги, а благодаря своим мозгам. Похвально.

Мы разговариваем ни о чем. Смеемся. Обмениваемся номерами. Допиваем ром до донышка и с переизбытком радости почти вываливаемся из дверей уборной.

Пока спускаемся вниз, ржем, рассказывая друг другу какие-то дурацкие истории. На первом этаже я облокачиваюсь на стеночку в актовом зале. Вика облизывает губы, что-то рассматривая.

– Герда, – тянет за руку, – пойдем.

– Куда?

– Туда, – стреляет глазами в стоящих на другой стороне зала Макса и Богдана.

– Я не знаю… – ступаю назад.

– Пойдем. Мне одной как-то не по себе.

– Ладно, – киваю, а сама смотрю на маячащего Шелеста. Он о чем-то говорит с Максом.

– Отлично, – хлопает в ладоши и, потянув меня вперед, несется прямо к ним, – мальчики, привет.

Максимка расплывается в улыбке.

– Привет, – пробегает по Вике оценивающим взглядом, – Максим, – с улыбкой.

– Вика… Виктория, – пожимает протягиваемую им руку.

Я прикрываю рот ладонью, чтобы никто не увидел мою улыбку. Выглядит это знакомство ну уж очень смешно.

– Герда, – внимание доходит и до меня.

– Ага, она самая, – делаю серьезное лицо, замечая ухмылку Богдана.

– Девчушки, мы собираемся отсюда сваливать, вы с нами?

Вика смотрит на меня. Будто просит принять решение за двоих.

– Куда сваливать?

– Так ко мне, ты ж знаешь, я свободный человек, живу один, – ржет.

Смотрю на Богдана украдкой, но он не реагирует. Ноль эмоций. Стоит так, словно меня не видит. Будто меня здесь нет, или же я пустое место. Сволочь. Опускаю глаза, чувствуя легкую тошноту. Ром в таком количестве, кажется, был лишним.

– Максон, я на улице, – Богдан хлопает Макса по плечу и уходит.

Вика кокетничает, забыв про меня, а я готова рвать на себе волосы.

Быстро иду за Шелестом, попутно набирая своему водителю. Отпускаю того. Он что-то мямлит, но я сегодня в ударе, поэтому никак не могу избежать парочки колких упоминаний о его косяках, ставших для нас с ним маленькой тайной, о которой, если узнает папа, случится неминуемое.

– Тебя не учили здороваться?

Говорю громко, чтобы услышал. Шелест стоит метрах в трехстах от меня. Быстро пересекаю это расстояние.

– Чего?

– Ты со мной не поздоровался, – морщу нос.

– Привет.

Он там совсем, что ли?! Что за хамство? Я тут хожу за ним по всей школе, а он… Хотя, а зачем я за ним пошла?

– Я смотрю, у тебя хорошее настроение.

Из дверей школы вываливается целая толпа, а в моей голове сразу назревает вопрос: зачем я отпустила водителя? О чем думала?

– Герда, – Вика с силой сжимает мои плечи, останавливаясь за спиной, – ты же едешь? Едешь? – с улыбкой.

– Да. Водителя сейчас вызову.

– Гольштейн, нафиг? Поехали на моей.

Замираю с телефоном в руке.

– А Шелест тоже едет?

– Ага.

– Тогда я вызову водителя.

– Как знаешь.

Макс утаскивает за собой Вику, а я продолжаю тыкать по экрану до того момента, пока кто-то бесшумно не подкрадывается сзади. Чувствую чужое присутствие и резко оборачиваюсь. Не успеваю и пикнуть, как Богдан закидывает меня на плечо.

– Поставь, ты больной. Шелест, поставь меня на место.

– Тихо, Гера, спокойно.

– Богдан, поставь. Поставь, у меня юбка задралась, – ору, чувствуя невероятный прилив адреналина, – пожалуйста.

– Да ладно, – опускает меня на землю, – пожалуйста? – скептически приподымает бровь.

– Ты идиот, – хлюпаю носом, – дурак, – толкаю его в грудь и быстрее пули залетаю в лимузин. Плюхаюсь на сидение, понимая, что попала на какую-то оргию.

Зачем я вообще сегодня вышла из дома? Голова становится тяжелой. В машине безумно душно и отвратительно воняет алкоголем и сигаретами. Утыкаюсь носом в шарф, чтобы хоть немного перебить эту вонь. Сиденье рядом проминается. Поворачиваюсь и вижу перед собой какого-то отвратительного типа. Глаза красные, волосы взъерошены, от него несет так, что хочется высунуться в окно.

– Малышка, – кладет руку мне на колено, – поиграем?

Скидываю его руку, а саму начинает потряхивать. Пытаюсь высмотреть Вику или Макса, но из-за целующейся впереди парочки мне совершенно ничего не видно. Впрочем, меня тоже никто не видит. Я сижу в углу. Этот тип сейчас может вырубить меня, а потом… потом…

Вновь чувствую гадкие прикосновения.

– Убери от меня руку, слышишь? – голос дрожит, но я изо всех сил стараюсь выглядеть воинственной.

Блин, ну где там Шелест? Где его носит, когда он мне так нужен? Стискиваю зубы, продолжая отвергать поползновения этого маньяка. Поначалу он воспринимает мои отказы как игру, но, кажется, ему это быстро надоедает.

С адской болью он стискивает мое запястье, как раз в тот момент, когда музыка становится еще громче. Я перестаю слышать себя. Кричу, но не слышу. Его мерзкие лапы задирают на мне юбку, зажмуриваюсь на долю секунды, чувствуя, как его захват слабеет.

Открываю глаза, в салоне начинается потасовка. Зажимаюсь в самый угол, с опаской наблюдая за происходящим.

Музыка не становится тише, но, кажется, даже сквозь нее я слышу негодование Богдана. Он что-то говорит Максу, тот кивает. Того недоноска оставляют в ближайшем сугробе, куда, по всей видимости, его выкинул Шелест. Дверь в лимузин закрывается, и машина трогается с места.

Кутаюсь в шарф, отворачиваясь к окну. Ужасно хочется домой. Со мной ни разу не происходило подобного. Я никогда не ездила на вечеринки одна, рядом всегда был Сомов, ну или это был дом Куликовой, где я всех знала…

Сидение рядом вновь проминается. Не оборачиваюсь. Знаю, что это Богдан. Чувствую. Я сижу полубоком, поэтому не задумываясь двигаюсь ближе к нему, прижимаясь спиной к его груди. Шелест обвивает меня руками, заключая их в замок в области моего живота. Мы молчим. Он ничего не говорит, лишь спустя несколько минут разжимает пальцы, стискивая ими мою ладонь.

Я сижу тихо, все эти прикосновения меня пугают и успокаивают одновременно.

– Ты как? – в самое ухо.

Киваю, не могу сказать и слова. Стоит только разомкнуть губы, и я разрыдаюсь.

В особняк мы приезжаем минут через двадцать. К тому времени я успеваю прийти в себя. Богдан молча помогает мне вылезти из машины, а я, вцепившись в его руку, иду за ним следом.

Все за считанные секунды разбредаются по дому, из которого почти сразу начинает орать музыка. Мы замираем на огромном мраморном крыльце, наблюдая, как Вика носится по саду от хозяина дома с диким визгом и смехом. Улыбаюсь.

– Детский сад, – Шелест кривит лицо.

Сдерживаю смех. Он-то точно не детский сад.

Алкоголь настолько сильно въелся в мою кровь, что меня до сих пор пошатывает. Хотя кому я вру, я еле различаю происходящее. Все кажется каким-то далеким и нереальным.

Мы медленно заходим в дом, музыка оглушает. Инцидент в машине слишком сильно на меня подействовал. Мне нужно отвлечься.

– Потанцуем? – хватаю его за руку, растягивая губы в улыбке.

Богдан стоит на месте, и все мои рывки кажутся бесполезными. Его не сдвинуть.

– Боже, Шелест, ну чего ты такой скучный?! – надуваю губы, а самой хочется закатить глаза от своего же идиотизма.

Алкоголь во мне творит что-то невообразимое. Я смотрю на Богдана и понимаю, что мне до коликов в животе хочется с ним поговорить. Просто, ни о чем. Хочется его присутствия. Меня тянет к нему. Все это, конечно, напрямую связано с тем, что я пьяна, но…

– Гольштейн, пить вредно, – усмехается, но с места двигается.

– Я чуть-чуть, – на этих словах я спотыкаюсь, начиная падать. Шелест крепко сжимает мою талию, тем самым удерживая на месте.

– Оно и видно.

– Потанцуем?

– Я как-то не по танцам, – смеется и понижает голос, – вот если рожу кому надо набить, вот тут обращайся.

Мы стоим посреди комнаты и, кажется, приковываем к себе абсолютно все взгляды в этом доме. Еще днем я бы сошла с ума, скажи мне кто подобное. А сейчас я стою в объятиях Шелеста, улыбаюсь и чувствую себя самой счастливой на свете.

Богдан внимательно вглядывается в мое лицо, и я в секунду становлюсь пунцового цвета. Опускаю глаза, совсем не знаю, что делать, говорить, как реагировать…

– Гера, Гера, – его пальцы сильнее впиваются в мою талию, – а как же Павлик?

– Нет больше Павлика.

– Ты наконец откусила ему башку? – приподымает бровь, растягивая губы в самодовольной улыбочке.

– Нет. Зато подпортила лицо твоей Катюше.

– Она не моя.

– Да что ты? – фыркаю, пытаясь оттолкнуть его от себя. Волшебство момента тает, и я чувствую себя разбитой.

При упоминании о Куликовой перед глазами встает картинка их с Шелестом «дружбы». Становится обидно. Обидно за себя и за то, что он с ней был.

Шелест касается моих волос, а я ловлю себя на мысли, что нравлюсь ему. Боже, а с чего я это взяла? Когда начала думать, что небезразлична ему? За что мне все это, почему я не могу отпустить ситуацию? Подумаешь, спас. Да он бы любой помог. Сто процентов помог бы. Просто стечение обстоятельств, и нечего придумывать себе небылицы. Я просто глупая. Очень глупая.

– Не ревнуй.

– Что? Я? Тебя? Да не смеши! Больно надо, ты мне безразли…

Его ладони обхватывают мое лицо. Богдан смотрит прямо в глаза. Сантиметр – и его губы коснутся моих. В горле пересыхает, и я окончательно теряю дар речи. Во мне борются два желания: оттолкнуть его или же поцеловать. Здесь. Сейчас. При всех.

– Ты так смотришь, будто хочешь, чтобы я тебя поцеловал… – издевается. Его мерзкая улыбочка говорит только об этом.

– Не льсти себе, – парирую, а самой хочется расплакаться, – все, меня ждут, – толкаю его в грудь ладонью и ухожу в глубь дома.

Шелест не останавливает. Даже не смотрит вслед, а почти сразу исчезает в другом направлении.

Уже на кухне беру из бара бутылку шампанского и, усевшись за стол, наполняю бокал. В груди ломит. Мое сердце трещит по швам, из глаз вот-вот выступят слезы, но я зажмуриваюсь, делая очередной глоток. Газированный напиток медленно стекает в желудок, заставляя тот урчать. Кажется, последний раз я ела в обед. Плевать. Какая разница, сколько я ем и как себя чувствую, если до этого все равно никому нет дела?

Слышу звонкий девичий смех и на автомате заливаю в себя еще несколько глотков. Хочется отключиться. Я никогда не напивалась раньше. Выпивала, но всегда знала меру. У меня не было отходняка, «вертолетов», головной боли, на которые так часто жаловалась Куликова после очередного загула. Нет, все это мне совсем не знакомо.

А сегодня я всеми фибрами души хотела лишь одного – забыться. Расслабиться, не думая о том, кто и что скажет. Не боясь отца. Не выслушивая очередные нотации матери. Не думать о том, как гадко поступил Сомов. Его похождения – не трагедия века, нет. Я не ревную. Я уязвлена. Мое самолюбие желает отмщения.

Но больше всего хочется забыть случившееся в лимузине. Если бы Шелест не пришел, я боюсь представить, чем бы это закончилось.

Достаю телефон чтобы позвонить придурку Сомову, но вовремя себя останавливаю. Пальцы сами открывают переписку с Богданом. Перечитываю ее в сотый раз и начинаю рыдать. Плачу, почти не различаю букв, и не могу остановиться. Делаю еще несколько глотков, и тело становится абсолютно ватным. Передо мной расстилается совсем нечеткая картинка, и все, что я запоминаю, прежде чем окончательно отъехать, это поднимающий меня на руки Шелест.