Богдан.

Оставив Геру в коридоре, иду в спортзал. Во мне кипит злость, и если я сейчас не сниму стресс, то точно кого-нибудь выхлестну. Торчу в секции карате до обеда. Хорошо, что занятия идут постоянно и внимания я не привлекаю.

На большой перемене возвращаюсь в школу. Не мешало бы пожрать. По дороге встречаю Катюху, она подбегает ко мне с ошалелыми глазами.

– Шелест, блин, тебя исключить хотят, – переступает с ноги на ногу, – пошли в подсобку, расскажу все.

Мы быстро спускаемся вниз. Катька запрыгивает на стол.

– Че ты несешь?

– Я? Это ты. Ты зачем Павлика вырубил? Его папашка опять приперся к директрисе. Они там уже совет собрали, чтобы тебя отчислить.

– Че за дурь? Этот ущерб сам стулом махал.

– Короче, если что, я за тебя.

– Спасибо за заботу. Где, ты говоришь, они все?

– В актовом зале. Ты что? Собрался туда идти? Ты больной? Сиди здесь, может, все мирно и решится.

– Ага, как же.

Бегом несусь в актовый. У двери замираю и считаю до пяти.

Пять. Открываю дверь.

– Здрасьте, – ищу глазами Марину.

Она стоит у окна. На меня не смотрит. Черт, я опять ее подвел. Сжимаю руки в кулаки.

– Явился, – бубнит директриса.

Оборачиваюсь, натыкаясь на улыбающуюся рожу Павлика. Ну не с*ка ли?

– Одно предупреждение у тебя уже было.

Киваю.

– Ты же понимаешь, что, когда мы разговаривали с тобой в прошлый раз, я не шутила.

– Понимаю.

– Тогда ты знаешь, что будет дальше.

– Не хочу себя оправдывать, но виноваты мы оба…

Маргарита Владимировна скептически улыбается. Она уже все решила. Ну или отец Сомова ей забашлял.

– Что-то на твоем лице я не вижу ни единого этому подтвержде…

Дверь в зал распахивается с грохотом. Все присутствующие молниеносно направляют туда взгляды.

– Здравствуйте, – Герда, запыхавшаяся от быстрого бега, быстро сканирует присутствующих.

– Тебе чего, Гольштейн? Выйди! Не видишь, у нас совет!

– Это я во всем виновата, – говорит громко, делая шаг в сторону Маргариты, – Богдан заступился за меня. Его не нужно исключать. Пожалуйста. Сомов сам все спровоцировал, – кидает на него злобный взгляд, – сам. Он хотел ударить Шелеста стулом. Что ему оставалось делать? Мы все виноваты.

– Это правда? – директриса хмурится, многозначительно смотря в мою сторону.

– Ну, как бы да.

– Ты у нас что, рыцарь?

Отрицательно качаю головой.

– Ладно, – раздраженно смотрит на Сомова, – все трое до экзаменов будете отрабатывать свое плохое поведение работами по школе.

Гера несколько раз кивает, расплываясь в благодарной улыбке.

– Шелест. Ты меня понял?

– Понял-понял.

– Маргарита Владимировна, – вмешивается отец Сомова, – вам не кажется…

– Не кажется. Девочка права, виноваты все. Поэтому и исключать нужно всех троих, – склоняет голову.

Сомов старший ретируется.

– Вот и отлично. Каждое утро вам будут давать задания, которые нужно выполнять после уроков.

Сомов прожигает Геру взглядом. Еще немного – и он прямо здесь вцепится ей в волосы.

– Герда, Богдан, зайдите в мой кабинет, – после всех речей просит Ма и удаляется из зала.

Выхожу за дверь. Гера идет следом. Молчим. В кабинете атмосфера очень уж нехорошая.

Сажусь в кресло, барабаня пальцами по боковой спинке. Герда усаживается на стул.

– Вы что вообще творите? – без подводок начинает Марина, поворачиваясь к нам лицом. Она стоит у окна.

– Извините.

Смотрю на красную Геру. Молчу.

– А ты извиниться не хочешь?

– Перед тобой да, мне стыдно, что все выставили так. Но я не виноват.

– Вы только посмотрите на него. Богдан, – голос становится строгим, – я тебя выпорю в следующий раз. Один стульями дерется, другой, кандидат в мастера спорта, между прочим, применяет приемы ВНЕ ринга, третья вообще до потери сознания напивается, – Марина разводит руками.

Издаю смешок, вспоминаю Геру с ее пируэтами. Гольштейн становится настоящим помидором, все ниже пряча взгляд.

– Еще раз, Богдан, еще хоть раз, – размахивает руками, – убери свою улыбку!

– Я все понял, – говорю спокойно, – абсолютно.

Марина прожигающим взглядом смотрит мне в глаза, и я чувствую, как ее медленно попускает.

– Ладно, идите.

Гольштейн поднимается на ноги, закрывая лицо ладонью.

– Герда, у тебя все в порядке? – интересуется Ма.

А я и так прекрасно понимаю, что них*ра у нее не в порядке. В два шага преодолеваю расстояние между нами, резко отнимая ее руку от лица. Как я и думал, все в крови.

Марина вздрагивает, начиная рыться в шкафах.

– Что с тобой? Врача, Богдан, нужно отвести ее к врачу.

– Не надо, – мотает головой, – сейчас пройдет.

– Нос зажимай, как я тебе показывал, – убираю волосы от ее лица.

– Может, перекись?

– Не надо, – уже я, – дай ей салфетки влажные.

Ма достает из сумки салфетки, протягивает мне пачку.

– Давай, Гера, вытри нос. Все уже прошло. Разжимай пальцы.

Гольштейн покорно делает все, что я говорю.

– Мы пошли на урок?

Марина кивает, явно находясь под впечатлением. Я знаю, что она не особо хорошо переносит вид крови, оттого всегда садится на боях подальше.

Как только выходим, прохожу вперед, но на секунду притормаживаю.

– Спасибо, – смотря поверх нее, – с твоей стороны было более чем человечно, – кривлю губы, продолжая движение, оставляя Геру возле кабинета.

На русском сижу с Куликовой, и, слава снепчату, она молчит. В сотый раз посмотрев на собачьи уши, ловлю себя на мысли, что вся эта внеклассная работа мне нах*р не вперла.

Еще и с Сомовым в придачу. Раздраженно откладываю ручку, ловя на себе Герин взгляд. Отворачиваюсь. Не скажу, что меня обидели, словно кисейную барышню, но осадочек еще реально болтается на дне пробирки.

Было очень неприятно слышать от этого зазнавшегося одуванчика очередные обвинения в свой адрес.

Я, как полный дебил, бью из-за нее морду всякому мусору, и от нее же еще по роже получаю. Веселая перспективка. Меня не устраивает.

– Богдан, ты поговорил с Сережей? – шепчет Куликова.

– Сегодня. Мы как раз договорились пересечься.

– Спасибо.

– Спасибо не отделаешься.

– Ты на что намекаешь?

– Да успокойся ты, озабоченная, я не об этом. О, все спросить хотел, правда, что Гера тебе волосы повыдирала? – поворачиваюсь в ее сторону.

– Она еще за это ответит. Сучка.

– Ты поспокойнее, Катюша.

– Только не говори, что запал на нее, – замолкает, как-то странно щурясь. – Серьезно? Ты на нее запал? Блин, Шелест, я думала, хоть ты нормальный, – цокая языком, выпучивая глаза.

Ржу.

– Да я вроде не жалуюсь.

– Ты меня расстроил, – театрально накрывая лоб рукой, – но я ей все равно отомщу, нашей отличнице, не так жестко, как хотела, но знай, просто так я это не оставлю.

– Катюша, – натягиваю «миленькую» улыбку, – подумай хорошо.

– Ладно. Пусть дышит, Мелкова убеди.

После уроков еду в зал. Не успело пройти первенство, как Иваныч начал усиленно готовиться к сборам.

Пока обходится без жести, но это только пока.

Разогревшись, вылезаю на ринг. Мишаня принимает стойку, отрабатываю удары, прессингую, жестко.

Чувствую капли пота на лице.

– Хорош, – меняйтесь.

Теперь я в качестве живой грушки для Мишкиных ударов. Иногда прям сильно хочется у*бать в ответ. Сегодня я реально на взводе, и это не есть хорошо. Раздраженно отхожу в сторону после очередной команды тренера.

– Шелест, ты сегодня совсем одурел? Еще раз подобное – и ты никуда не едешь.

Киваю. Видимо, отправленный в нокаут Артем стал апогеем моего перебора. А ведь спарринг был вполсилы.

На улицу выползаю ближе к восьми. Меня уже ждет Мелок.

– Здорово!

– Здорово!

– Спасибо, что сюда припер. Я бы физически никуда не доехал. Сдохну ща.

– Опять всех уработал?

– Не, – сцепляю пальцы в замок на затылке, потягиваюсь, – пойдем упадем в Мак, а то холодно.

– Пошли.

***

Засунув руки в карманы, иду к метро. С Серым мы разошлись часа как пол. У него тоже напряг со временем и нелады с комендантским часом. Быстро обсудили все, что на повестке, этот баран только раза с пятого согласился принять Катюхино предложение о др.

У дома в глаза сразу бросается черный мерседес. Не дай бог… на ум приходит Сомовский батя.

Прохожу мимо тачки, замечая водителя. Открываю дверь тихо. Бесшумно снимаю обувь и куртку. Из кухни доносятся голоса. На паркете полоска яркого света.

Интересно.

Шагаю в глубь дома, замирая сбоку от прохода.

– Вы извините меня, правда, мне очень стыдно, – пискливым голоском лопочет Гера, – я на самом деле вообще почти не пью, а тут так вышло, очень неудобно. И вся эта драка, если бы я промолчала, Богдан бы ничего не сделал…

– Не волнуйся так, – Мать улыбается, слышу, – ты меня, конечно, шокировала, но в жизни бывает и похлеще.

– Страшно представить.

– И не стоит.

– А Богдан точно вернется?

– Я даже боюсь спросить, куда он может деться?

– Несу чушь, просто волнуюсь. А вдруг он не захочет со мной разговаривать.

– Не захочет сегодня, поговорите завтра. Все просто, Герда.

– Вы такая классная. Понимающая. Богдану повезло, вот моя мама сказала бы мне что-нибудь нелицеприятное по этому поводу.

– У вас с ней не очень хорошие отношения?

– Я бы сказала, у нас с ней их нет.

– Может быть, чаю?

– Не откажусь.

Какая милая беседа. Закатываю глаза, а потом вздрагиваю. Орущий как больной смартфон сдает меня с потрохами. Провожу пальцем по экрану, выходя в проход. Две пары глаз смотрят на меня так, словно я призрак.

– Да, – в трубку, – привет, Танюш, – кидаю взгляд на Геру, – хорошо, я только «за». Ага, спокойной ночи.

Герда недовольно смотрит в мое лицо. Еще секунда – и она меня расплавит своим взглядом.

– И давно ты тут подслушиваешь? – Ма еле ощутимо улыбается.

– С того момента, как она извинялась за свою пьянку.

– Спасибо, все, Марина Юрьевна, я лучше пойду, – Герда подрывается со стула и быстро идет в прихожую.

– Богдан!

– Что – Богдан? Шуток не понимает?

Ма закатывает глаза и отворачивается к плите, зажигая конфорку.

Иду к двери, слыша, как неуклюже Гольштейн натягивает сапоги.

– Гера, не дуйся, – опираюсь на дверной косяк плечом.

– Больно надо. Мне все равно.

– А приходила зачем?

– Не твое дело. Я не к тебе приходила, – возится со змейкой, бегунок не идет вверх.

– Врать нехорошо.

– Отвали от меня, – начинает нервничать, еще немного – и она вырвет замочек с мясом.

Подхожу ближе, присаживаясь на корточки. Гера вздрагивает. Убираю ее руки, медленно тяну бегунок вверх. Готово.

– Я хотела извиниться, а ты… ты, – легонько бьется своим лбом о мой.

– Я извинил, – выпрямляюсь, поднимаю ее за собой.

– А я теперь обиделась! – надувает щеки, смахивая на хомяка. – Что она хотела?

– Кто?

– Эта твоя Танюша, – кривит лицо.

Походу, кто-то ревнует.

– А я должен ответить?

– Ты мне ничего не должен, и вообще, отстань от меня.

– Да я и не приставал, – поднимаю руки, показывая ладони.

Герда злится еще больше. Нервно сдергивает с вешалки куртку, натягивая ту на себя. Рука не с первого раза попадает в рукав, беся ее до предела.

Останавливаю ее дерганья, с еле ощутимой силой сдавливая Герины запястья.

– Давай встречаться, – скорее не спрашиваю, а утверждаю, да, возможно, в немного странной форме, – ты мне очень нравишься.

Гера застывает, медленно поднимая на меня глаза. Сжимаю ее ладонь.

Растерянно кивает.

Она целует первая. Быстро. Едва касаясь губами моих.

– Мне уже пора. До завтра?!

– До завтра.

Дергаю ее за руку на себя, крепко стискиваю в объятиях. Целую. Это не мимолетное касание губ, это снос башки. Хочу ее сожрать. Пальцы гладят бархатистую кожу, а я понимаю, что просто не могу от нее оторваться. В штанах все каменеет. Гера отталкивает, очевидно, неплохо так все прочувствовав. Стоим мы неприлично близко.

Смотрит на меня растерянно.

– Природа, – пожимаю плечами, легонько щелкая ее по носу.

– Да ну тебя, – смеется, – пока.

– Пока, – открываю ей дверь.

Герда уходит, напоследок помахав рукой.

Закрываю дверь, упираясь в нее головой. С*ка. Возбуждение просто адское. В самую бы пору позвонить Куликовой, но и тут облом.