Герда.
Вот так просто… давай встречаться… хотя, а чего ты хотела? Шоколадный фонтан и миллион роз? Нет, не хотела. Ничего не хотела, но почему-то именно сейчас поняла, что мне были необходимы эти слова. Я до дикого безумия, сама того не подозревая, нуждалась в этом предложении. Нуждалась в Богдане.
За какие-то пару месяцев он привнес в мою жизнь столько, сколько большинство не смогли внести за годы.
Смотрю на него, а слов нет. Тупо киваю. Странная реакция, наверное, до жути неправильная, но не могу иначе. Я в замешательстве, а по телу растекается тепло. Меня окутывает негой спокойствия и дикого восторга. Два слова поменяли все. Перевернули с ног на голову. Богдан смотрит на меня с едва заметной улыбкой. Он же тоже волнуется? Правда?
Сжимает мою руку.
Я приехала сюда извиниться, потому что была не права. Потому что, как и всегда, решила, что меня предают. Было больно осознавать, что и Шелест так подумал. Слова Сомова так быстро застряли в моей голове, заставили поверить. И я поверила. Но, когда увидела реакцию Богдана, пожалела миллион раз о том, как повела себя. Я ударила человека, который все это время пытался мне помочь. Помогал. Единственного человека, которому не все равно, что со мной происходит.
Сидя в столовой, я совсем не думала, что ко мне подсядет Катя. Ее гневный и дерзкий выпад заставил мою совесть проснуться, и я даже не смела открыть рот, выслушивая ее претензии.
Она смотрела на меня как на мусор.
– Из-за тебя, папина принцесса, Богданчика могут вышвырнуть, из-за тебя и твоей сучности. Это ты натравила его на Сомова. Ты прекрасно знала, что он отреагирует так, знала и все равно это сделала. Обиженная. Посмотрите-ка, плохие одноклассники вновь обидели нашу принцессу. Если хочешь знать, это я, я и Сомов, спорили, ну и еще полшколы. Шелесту эти игры не нужны. Это не в его характере. Он виноват только в том, что вообще решил с тобой общаться, наивный дурак. Включи свою башку и подумай хорошенько, может ли человек, постоянно спасающий твой зад, без всяких требований, поступить так мерзко? Подумай! Знаешь, даже как-то обидно, он за тобой так волочится. Было бы за кем! Хоть раз в жизни возьми на себя ответственность за свои дрянные поступки, Гера. Если что, они в актовом зале…
С этими словами она позерно поднялась со стула и покинула столовую. Катька говорила это настолько громко, что, когда ушла, любопытствующие взгляды еще долго были прикованы к моему столу.
Что я чувствовала в тот момент? Отчаянье. Стыд. И какую-то пустоту. Быстро выйдя в коридор, я сломя голову побежала в актовый зал.
Куликова оказалась права, во всем. Я виновата. Не Богдан, я.
Смотрю на наши переплетенные пальцы, поднимаю взгляд к его лицу и, не думая ни о чем, встаю на цыпочки, едва касаясь губами губ.
Я ему нравлюсь. Очень нравлюсь. Его слова на репите в голове, и я почти не осознаю, как сажусь в машину. Водитель смотрит на меня, как и всегда, отстраненно.
Только переступаю порог собственного дома, и тут же в спину летят мамины крики:
– И где ты шлялась? – мать искрится в своей злости. – Пропустила ужин, отец в бешенстве!
Милый дом встречает меня, как и всегда, с любовью.
– Я поужинала в городе, – отмахиваюсь от нее, поднимаясь наверх.
– Стой. Мы с тобой не договорили, – мама хватает меня за руку, с силой сдавливая запястье. – Ты хоть представляешь своей глупой башкой, что мне пришлось от него выслушать? Где ты была?
– У Со… – осекаюсь, понимая, что он меня не прикроет, – у Вики.
– У кого?
– Девочка из параллельного класса.
– Какая девочка? От тебя несет мужскими духами, причем очень и очень дешевыми, – кривит лицо.
Вздрагиваю. На пороге гостиной прямо за спиной матери стоит отец. Его гневный взгляд вновь превращает меня в маленькую девочку, обязанную подчиняться. Я по инерции опускаю глаза, с силой сдавливая пальцы в кулак.
Мать мгновенно замечает изменения в моем лице, нервно прикусывая губу и отпуская мое запястье. Ее последние слова… даже она не хотела, чтобы отец их услышал.
– Значит, мужскими духами, – отец делает скорбное лицо, вздыхает. – Как я понимаю, это не твой дружок Сомов, да?
Отрицательно мотаю головой. Едва-едва смотря на отца.
– Броня, – мама расплывается в улыбке, – молодость, – она нервничает, заламывает пальцы.
Отец пронзает ее осуждающим взглядом.
– Ко мне в кабинет, живо.
Говорит ровно. Не повышая голос совершенно. Его мрачная аура медленно исчезает из комнаты. Смотрю на темный коридор, не решаясь сделать шаг. Мама толкает меня вперед, что-то цыкая. Обнимаю себя руками, медленно приближаясь к его кабинету.
Внутри за огромной дубовой дверью – отец. Он сидит за массивным столом, смотрит снисходительно. Даже смешно. Разве родители так смотрят на своих детей? Кажется, что я в этом доме что-то вроде прислуги… или зверушки для битья.
– Садись, – кивает в сторону кресла.
Усаживаюсь в кожаное кресло из телячьей кожи. Руки не опускаю. До сих пор обнимаю себя за плечи. Мне жутко.
– Я тебя внимательно слушаю, дочь.
Бегаю глазами по предметам интерьера, боясь открыть рот.
– Герда, не испытывай мое терпение. Где ты была?
– У одноклассника, – набираю в грудь побольше воздуха, – он сын нашего завуча, – киваю в подтверждение своих же слов.
– Допустим. А что ты делала в его доме?
– Хотела извиниться.
– За что?
– За то, что наговорила ему гадостей, не разобравшись в ситуации.
Папа смотрит в окно. Думает. По его лицу не прочтешь, к чему готовиться, он непредсказуем. Что за казнь он придумает мне на этот раз?!
– Пригласи его к нам на ужин. Скажем, в пятницу. Мне интересно посмотреть на этого юношу.
– Он не хомяк в клетке… – повышаю голос и обрываю себя.
Отец смеется. Мягкий. Тихий смех. Он еще ужасней. Покрываюсь мурашками. И я ретируюсь. Как и всегда. Слабачка. Отец что-то задумал. Только что?
– Пригласи.
Киваю.
– Вот и отлично. Спокойной ночи, милая!
– Спокойной, папа.
На ватных ногах выхожу в коридор, медленно шагая к лестнице. Мама стоит на втором этаже. Ждет меня.
– Что он сказал? Опять запер дома?
– Нет. Захотел познакомиться с Богданом.
– С кем?
– С тем, чьими духами от меня несет, – прожигаю ее злобным взглядом и бегу в комнату.
Закрываю дверь на замок.
Просыпаюсь от мерзкого сигнала будильника. Не люблю вставать рано. Всю жизнь борюсь за шанс поспать на десять минут подольше. Быстро умываюсь и укладываю волосы. Распущенные мягкие кудри. Натянув колготки, опускаю красную клетчатую юбку вниз, чуть плотнее заправляя в нее белую футболку, накидываю темно-синий пиджак и спускаюсь в столовую.
– Всем доброе утро, – присаживаюсь на стул, и в ту же минуту передо мной появляется поднос с кофе и омлетом, – спасибо, Люб.
– Броня, – мама протягивает отцу планшет, – я давно хочу сменить машину. Ты не мог бы увеличить сумму лимита моей карты?!
Отец небрежно смотрит на картинку и кивает.
– Спасибо, дорогой. Ты не представляешь, какая это машина, просто секс.
Отец закатывает глаза, отрезая кусочек бекона.
– Герда, папа сказал, что в пятницу у нас будут гости? – улыбается.
Мне не нравится эта ее улыбка. Гадкая. Словно что-то задумала.
– Возможно.
Отец вопросительно приподымает бровь.
– Вдруг он откажет? У него могут быть дела, он спортсмен, – уточняю.
– Красавчик с кубиками пресса, – встревает мама, мечтательно вздыхая.
– Мы с ним не в таких отношениях. Чтобы я разглядывала его пресс, – говорю громко.
Отец, кажется, очень доволен моим ответом, а вот мама бесится. Провокация не удалась.
– Можно я пойду? А то у нас первая алгебра, ты же знаешь нашу классную.
– Иди.
– Всем хорошего дня, – стараюсь улыбаться как можно искренней.
Вылетаю во двор в полном ужасе. Что мне теперь делать? Как я его позову… что скажу? Это все будет выглядеть по-идиотски. Мне стыдно его приглашать, стыдно за то, что у меня такие родители. Он подумает, что я такая же… от осинки… всхлипываю, с силой хлопая дверью.
– Поехали.
В школе чувствую себя не в своей тарелке. Не знаю, куда себя деть. Словно я вновь пришла сюда первый раз. Именно так я себя тогда и ощущала. Чужой. Впрочем, за годы мало что изменилось…
Мысленно успокаиваюсь и захожу в класс. Соколова смотрит на меня с отвращением, я просто игнорирую и прохожу мимо. Чувствую на себе взгляды одноклассников. Тот же Сомов – мне кажется, дай ему кто-нибудь в руки нож, и от меня не останется ни кусочка.
Спокойно, Герда. Спокойно.
Усаживаюсь на свое место, медленно вытаскивая тетрадь и учебник. Все это время в классе стоит гробовая тишина. Нервничаю. Трогаю волосы руками, откидываю за спину, плотно прижимаясь к спинке стула. Смотрю перед собой… звенит звонок, и атмосфера становится немного легче.
Выдыхаю.
В коридоре слышится знакомое ржание.
Шелест.
Где-то через десять секунд в класс вваливаются Богдан и Макс.
Федосеев с грохотом кидает рюкзак на парту позади меня, отчего я вздрагиваю.
Что делать? Что-то сказать? Как реагировать? Богдан сам что-то скажет мне или… в голове пробегает миллион вариантов, на деле же проходит пара секунд. Часто дышу, полностью теряясь в пространстве.
Теплая ладонь ложится на мое плечо. Богдан упирается коленом в свой стул, притягивает меня к себе, целуя в макушку. Касаюсь пальцами его руки, которая покоится где-то на уровне шеи. Поднимаю голову. Улыбаюсь. Смущенно. Чувствую, что все взгляды в классе прикованы к нам. Одноклассники смотрят с любопытством, кто-то – с желчью, а кто-то – с открытой неприязнью.
– Так и что там? – подмигивает и поворачивается в Максу.
– Так вот, дня на два мне нужно схорониться. Батя прилетает. Такой пиз*ец устроит. За все меня разъ*бет.
– Он тебя нагнет, а ты потом у меня будешь раны зализывать, умно.
Чувствую, как его пальцы поглаживают мое плечо.
– У Ма спрошу. Не обессудь.
– Да мне хоть как, только бы заныкаться.
Шелест издает смешок.
– Если что, есть вариант у Куликовой схорониться. Она не откажет, да, Катюш? – орет на весь класс.
– Ну, – задумчиво стреляет глазками, – я подумаю, – обнажает зубки. – А вы, – прикусывает губу, указывая пальчиком то на меня, то на Богдана, – теперь вместе?
– Ну, ты помнишь, что с Варварами бывает, да? – парирует Богдан.
Я молчу. Мне сказать нечего. И честно, не очень хочется. Потому что складывается стойкое ощущение, что за меня есть кому ответить. И этот ответ очень даже устроит.
– Я-то помню. Но ты тоже не забывай про Сережин день рождения. Ты один придешь или с ней?
– Ты все об этом. С Гердой придем, да?
Уже, видимо, мне. Киваю, одаривая Катю улыбкой. Прибила бы я эту Катю. Хотя, если бы не она, я бы не пошла тогда в актовый, и, возможно, Шелеста бы выгнали.
– Чет Васильны все нет, уже пятнадцать минут прошло. Давайте свалим, а?
Кто-то подает эту гениальную идею. И все, конечно же, не против. Быстренько пакуют сумочки и рюкзачки, направляясь к выходу. Шелесту вообще ничего паковать не надо, он ничего и не доставал.
Богдан выпускает меня из объятий, закидывая на плечо рюкзак.
– Мы тебя ждем, – касается моей руки.
Они с Максом что-то обсуждают и медленно идут к двери.
Я остаюсь сидеть за партой. Какой смысл уходить, если нам все равно влетит? И заданий надают. Это же Васильевна. Она же не простит. Нет.
– У, это надолго, – шипит Макс.
– Чего?
Жмурюсь.
– Иди тогда, я потом.
Видимо, Федосеев уходит, потому что Шелест почти сразу оказывается предо мной. Запрыгивает на учительский стол, упираясь ладонями в колени.
– И?
– Что? – немного эмоциональней, чем хотела.
– Все ушли, ты осталась. Так не делается.
– Мне все равно, я не стадо, – хмурюсь.
– Я тоже, – пожимает плечами, на губах эта его мерзопакостная улыбочка, – это коллективное решение.
– Одно и то же, – складываю руки на груди.
– Гера, пошли уже, – спрыгивает со стола, – не выпендривайся, – ухмыляется.
– Хам!
– Знаю, – расстегивает молнию на моей сумке, складывая туда учебник, а потом и тетрадь, предварительно вырвав ту из моих рук, – все, портфельчик собран, пошли.
– Да Богдан! – вскакиваю со своего места. – Это неправильно, понимаешь!
– Понимаю, – подходит совсем близко, его ладонь уже лежит на моей талии, – пошли, – шепчет почти в губы, – идем, – тихонько тянет за руку.
Мне нравятся эти касания. Они другие. С Сомовом все было не так. Он меня бесил. А перед Шелестом я готова растечься лужицей и сделать все, что он скажет. Ненормальная.
– Ладно, – а самой до дрожи в коленках хочется уйти с ним. – Только в первый и последний раз.
– Угу, – улыбается, пропуская меня вперед.
Чувствую его за спиной и бешусь оттого, что он меня не поцеловал. Манипулятор чертов.