Герда.

К Богдану мы приезжаем довольно быстро. Настроение колышется где-то на нуле. Я сижу в его объятиях и жалею себя. Ну почему? Почему такая несправедливость? Чем я хуже Куликовой? Почему моя мама мне не подруга, а враг? Почему отец ненавидит все, что связано с моими друзьями? Что я сделала не так? Родилась?

– Приехали, пойдем.

Киваю и шагаю за ним следом. Мне в очередной раз стыдно перед Мариной, я представляю, что она и так обо мне думает. А я все навязываюсь и навязываюсь в их дом. Богдан открывает дверь и включает свет.

– Какая пунктуальность, даже раньше на целых два часа, – Баженова с улыбкой выходит в прихожую, кидая на меня заинтересованный и немного шокированный взгляд.

– Я не пила, – бубню себе под нос.

Богдан ржет и вешает свою куртку в шкаф.

– Это похвально. Объяснишь?

Богдан берет мое пальто и вешает на плечики.

– Гера переночует у меня в комнате, а я перекантуюсь на диване.

– Мне есть, о чем волноваться?

– Нет.

– Хорошо. Не забудь, у тебя с утра тренировка.

– Помню, конечно. Пошли, – уже мне.

Опустив глаза, иду за ним по лестнице.

– Мне кажется, она не очень довольна.

– Да нормально все. Не парься. Если и выскажется потом, то мне, ты здесь ни при чем.

Замираю посреди комнаты, понимая, что на мне длинное бледно-розовое платье, в котором совершенно неудобно жить вообще.

– Слушай, – подбираю слова, – можешь одолжить футболку и шорты? Я в этом розовом мешке больше ни минуты не выдержу.

Шелест улыбается и кидает мне вещи. Я смотрю то на дверь, то на него.

– Мне выйти? – указывает на дверь.

– Не мешало бы.

– Ок, ща, ток переоденусь. Можешь не выходить, – в своей гадской манере с улыбкой до ушей.

Пока я соображаю и моргаю глазами, Богдан расстегивает рубашку, стягивает ее с плеч и как попало кидает в шкаф. А мама была права, кубики у него реально есть. Господи, о чем я думаю?

Шелест напяливает футболку, быстро переодевает брюки и без слов выходит из комнаты.

Вздрагиваю, понимая, что представление, кажется, закончено. Кладу вещи на диван и только сейчас осознаю, что не расстегну это платье без помощи. Молния очень маленькая, еще и сзади. Ладно, стоит попробовать, завожу руку за спину, протаскиваю змейку чуть ниже лопаток, и она застревает. Черт. И через ноги его не снять, корсет слишком узкий.

– Блин.

Выглядываю за дверь.

– Богдан, – не ору, но говорю чуть громче, чем обычно.

– Чего? – а вот он орет.

– Подойди, пожалуйста, – понимаю, что он в гостиной внизу.

На лестнице слышится топот, и я прячусь за дверь.

– Все, переоделась?

С этой фразой он залетает ко мне и хмурится.

– Помоги, – стою к нему спиной, – застряла.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что предлагаешь мне тебя раздеть?

– Я прошу тебя помочь расстегнуть змейку, которую заклинило.

– Ну это да, это другое дело, – сжимает края ткани у змейки и аккуратно тащит собачку вниз, перед этим подергав ее взад-вперед, – готово.

Крепче прижимаю лиф платья к груди. Шелест так и стоит за спиной, а у меня трясутся поджилки. Он же ничего не сделает? Да? Медленно выдыхаю.

– Гера, ты че трясешься так? – кладет ладонь мне на живот. – Ты же в лифчике. Чего я там не видел? Переодевайся уже. Я не смотрю, отвернулся.

– У тебя зеркало на стене висит, не смотрит он, – все же стаскиваю платье, быстро надевая футболку. Она длинная на мой рост, поэтому можно не торопиться и уже нормально влезть в шорты.

– И что мы будет делать? Спать чет неохота, – а сам зевает и чешет затылок.

Насмотревшись, зеваю следом.

– Не знаю, но в игры твои я играть не буду.

– Я тебе и не предлагаю, ты слишком буйная после них. Киношку надо найти.

– Какую?

– Щас и посмотрим, – берет ноутбук и заваливается на диван.

Сажусь рядом, вытягивая ноги. Это божественно. Я так устала от каблуков, просто невыносимо.

Пока Богдан ищет фильм, рассматриваю его комнату. Ну ничего особенного, бардак, причем такой, что странно, как он себя с утра находит. На столе замечаю кубок, на крючке внутри полки висящие медали, проходные бейджи… на самой полке перчатки, не боксерские, а маленькие, с обрубленными пальцами.

Какие-то ручки, тетради, книги, последние в основном о бизнесменах, спортсменах, великих людях, много англоязычной классики. Что, честно говоря, шокирует.

– Ты читаешь оригиналы?

– Что? – понимает, куда я смотрю. – Так, не все понимаю. С фильмами попроще, на слух лучше воспринимаю.

Он говорит это обыденным тоном, а меня гложет зависть. Я шарю в английском, но даже я не читаю классику на языке оригинала, да и фильмы не смотрю. Кажется, я бездарна.

– Ну смотри, это вот недавно был, а это из старенького.

– Включай, что хочешь.

– Что опять случилось?

– Ничего, – отмахиваюсь, умом понимаю, что дуюсь на выдуманную собой же проблему… но, блин, я такой человек.

– Гера, – откладывает ноутбук, подтаскивая меня к себе. Он всегда это так делает, что у меня складывается впечатление, что я ничего не вешу, – ну, Гера, – целует в губы, щеки, нос. Это щекотно и смешно.

Не могу сдержаться и начинаю хохотать.

– Прекрати. Пожалуйста, вдруг Марина Юрьевна войдет.

Шелест закатывает глаза, но руки убирает. Находит свой фильм уже на телеке и, словно меня здесь нет, заваливается на кровать. Показательно складывает руки на груди, пялясь в экран.

– Богдан, – ложусь рядом, – ну, Шелест…

– Чего тебе, Гольштейн?

– Не дуйся.

Он молчит.

– Что за фильм? Это боевик?

– Нет.

– Фантастика?

– Нет.

– Комедия?

– Ага.

Такой Шелест меня бесит, и в то же время мне хочется его заобнимать. Он в своих обидках похож на плюшевого медведя.

– Ты мне тоже нравишься, очень-очень, – подползаю выше, упираясь лбом в его висок.

Богдан улыбается, его рука очень быстро оказывается за моей спиной. Он продолжает делать вид, что смотрит фильм, но сам перебирает пальцами мои волосы.

Опускаю голову на его руку, вытягиваясь на кровати. Не знаю, куда деть руки, но в итоге, переборов стеснение, обнимаю Богдана, прижимаясь ближе. Мне так спокойно. Тепло. Я словно в непробиваемом коконе. В нем настолько классно, что хочется продлить этот момент как можно дольше.

Богдан слишком неожиданно переворачивается на бок. Его ладонь гладит мое лицо, он смотрит на меня так, что хочется растаять. Меня переполняет нежность, трепет ощущается на кончиках пальцев.

Теперь поцелуй не становится неожиданностью. Он становится исполнением моего желания. Богдан целует с напором, еще немного, и точно откусит от меня кусок. Улыбаюсь. Отвечая на поцелуй с неменьшим азартом. Я погрязла в Шелесте настолько, что мне страшно представить день, в котором его не будет. От этих мыслей покрываюсь мурашками. Пока его руки заползают мне под футболку. Замираю. Приятно. Но… я не готова. Все это быстро. Быстро. Но Богдан просто кладет свою ладонь мне на спину, прижимая к себе сильнее. Его рука покоится и не ищет путей поползновения.

Отрываюсь от его губ, разглядывая лицо. Волевой подбородок, теплые шоколадные глаза, немного широкий нос и грубые, словно выточенные из камня, губы. Когда он ухмыляется, то похож на дьявола.

– Насмотрелась?

Вздрагиваю. В своих рассуждениях я немного потерялась в пространстве.

– Насмотрелась.

– Сколько там время? – тянется за телефоном. – Так, все, я спать, у меня завтра пробежка в шесть.

Он начинает подниматься. Хватаю его за руку.

– Не уходи, полежи со мной еще чуть-чуть.

***

Богдан.

Шесть утра. Тело затекло, поворачиваю голову, понимая почему. Гера… Я так и не ушел спать в гостиную. Меня вырубило здесь. Мама Марина будет не очень рада. Аккуратно поднимаюсь с кровати и спускаюсь на кухню.

– Доброе утро, – наливаю в стакан воды из бутылки.

– Доброе? Что-то я не заметила тебя в гостиной.

– Сорри, меня вырубило наверху.

– Богдан, – она откладывает полотенце, которым до этого вытирала руки, – я не монстр и все понимаю. Но вам сколько лет? Что за странные отношения? Вы еще в школе учитесь. А ведете себя так, словно жениться завтра собрались, – Ма негодует, и я ее отчасти, наверное, понимаю.

Сам об этом думал. О формате наших отношений. Все как-то быстро, открыто и, с*ка, душевно. Ладно, об этом позже.

– Ну, может, у нас любовь? – приподымаю бровь.

– Школу закончите и …

– И универ в придачу, и когда вам будет по тридцать лет, решайте за себя, – заканчиваю фразу за нее, – я понял, – на истину в своих словах не претендую.

– Все это не закончится хорошо.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю! – отрезает ледяным тоном.

Убираю руки в карманы и, делая скучающий вид, выхожу из кухни. Пойду на пробежку, мне не помешает проветрить мозг.

На улице медленно сходит снег, появляются грязные лужи, ускоряю темп, прибавляя громкость в наушниках.

В словах мамы Марины, конечно, много разумного. Она старше, умнее. Но я вроде тоже не дегенерат, и мозги у меня присутствуют. Не понимаю, что плохого в наших с Герой отношениях? Плохо от этого кому? Разве что Сомову с его самолюбием. Перехожу на быстрый шаг. Две минуты, и наращиваю темп.

Сколько будет длиться это капанье на мозг? Я без претензий к Ма, но это бесит. Вот реально бесит. Хотя, думаю, после ужина с родителями Геры все станет кристально прозрачно. Вот там, я чувствую, будет интересная, но в то же время мерзкая беседа, а-ля головомойка.

Через час возвращаюсь домой. Громко хлопаю дверью. Не специально, не успеваю придержать. Снимаю кроссовки и иду в душ. Когда возвращаюсь, понимаю, что Ма уехала, тачки во дворе нет. Как и Геры, собственно. Вот это уже интереснее.

Звоню, Гера трубку не берет. Прекрасно. Видимо, мамино недовольство перетекло и на Гольштейн. Хотя на нее и наезжать не надо, она и так готова голову по ж*пу в песок засунуть.

– Ладно, идите вы все, – швыряю футболку в корзину для белья.

Минут через сорок спускаюсь в метро. Еще только девять, а я уже в зале. Что странно, слизняк Сомов тоже тут околачивается. А ему-то что не спится?

Иваныч, как и всегда, дрючит нас по полной. Сегодня рукопашка и трешевое тягание железа, после он зовет меня в свой кабинет.

Киваю и, вытерев морду полотенцем, закрываю за собой дверь.

– Присаживайся. Ты сегодня в очень хорошей форме, сразу видно, всю дурь из головы выкинул.

Ну-ну. Ирония – вещь такая.

– Богдан, тебе стоит сделать упор на самбо, но сейчас не об этом. После наших выступлений в Грозном тобой заинтересовалась одна команда, их руководитель будет здесь минут через десять.

– То есть?

– Думаю, да.

Стучу пальцами по столу. Честно, я ждал чего-то подобного, но не так скоро. Хотя – куй железо, пока горячо.

В дверь постучали. Иваныч пригласил чела в костюмчике зайти, а сам направился в зал.

– Юрий Ростиславович.

– Богдан, – ответно протягиваю руку.

– Не буду ходить вокруг да около, нас заинтересовало твое ведение боя. Это было достаточно интересно, – скользкая улыбка пробегает по загорелому лицу, – поэтому мы готовы предложить тебе присоединиться к нашей команде. С нами и твоим упорством у тебя будет хороший шанс выйти на профессиональный уровень. Наши бойцы участвуют в боях под эгидой FIGHT NIGHTS GLOBAL.

– Я могу подумать?

– А стоит?

– Думать всегда стоит. Дайте мне сутки. Завтра в это же время я дам свой ответ.

– Хорошо. Пусть будет так. Восемнадцать тебе в этом месяце?

– Двадцать седьмого.

– Хорошо, так и запишем – двадцать седьмого апреля. Завтра жду от тебя звонка, – протягивает мне свою визитку.

Домой прихожу ближе к вечеру. Мам Марина читает Достоевского. Прижимаюсь плечом к косяку, рассматривая ее под тусклым светом ночника. Иногда смотрю на нее и задаюсь вопросом: почему она все же одна? Красивая, стройная, с мозгами… или я чего-то не догоняю? Хотя, судя по тому, что она «знает», стоит только заговорить о будущем с Герой, видимо, все у нее было совсем не просто.

– Раздевайся и иди ужинать, – отчитывает, не поднимая глаз.

– Меня пригласили в команду. До завтра нужно дать ответ.

– Куда? – откладывает книгу.

– В *** , они проводят бои неплохого масштаба, если все делать правильно, можно засветиться и заинтересовать американские представительские клубы…

– И что ты решил? Я надеюсь, это в Москве?

– В Москве, думаю согласиться. Это хороший старт.

– Тогда поздравляю? – улыбается.

Вот такая Ма мне больше нравится.

– Спасибо.

– Пойдем, ужин разогрею.

– Ща, только руки помою. Мама, – ору из ванной, – а ты не в курсе, куда Гера так быстро делась?

Захожу в кухню, мама делает вид, что не слышит.

– Мама.

– Что?

– Герда, говорю, куда так быстро ускакала с утра? На звонки не отвечает…

– Богдан, давай потом.

– Давай сейчас, – знаю, что давлю на нее, но не хочу верить и слышать то, что это она настращала Геру.

– Мы друг друга немного не поняли…

– Спасибо, – сажусь на стул, – ты очень облегчила мне жизнь.

– Кажется, преподаватель из меня никакой, как и психолог.

– Забей. Давай ужинать.

Ем и думаю, как теперь лучше поступить… с Герой я помирюсь, это факт. Но вот сказать ей для этого что-то придется? Только что? Я не желаю выставлять Ма чудовищем, и прекрасно знаю, что она хороший человек. Не права, но говорила на эмоциях. Не понимаю ее маниакальной тревоги по этому поводу, ну да ладно.

«Гера, возьми трубку, нужно поговорить» – нажимаю «отправить». В ответ тишина.