Корнилов пришел к начальнику Управления уголовного розыска пораньше, перекинуться парой слов о текущих делах. В кабинете у Михаила Ивановича сидел Еленевский, руководитель одной из групп управления. Вид у него был взъерошенный, сердитое лицо покрыто красными пятнами. «Тут пахнет крупной выволочкой, - подумал Игорь Васильевич. - Наверное, по делу об ограблении пьяных». И не ошибся.
- Вот полюбуйся, - кивнул полковник на Еленевского. - Степан Степанович теорией нынче по горло занят. На оперативную работу времени не остается. У нас по ночам пьяных обирают, а майор лишь теоретизирует, считает, что это даже полезно. Пить, говорит, меньше будут. И виноваты во всем, дескать, сами пьяницы, а не воры. Каков полет теоретической мысли?
- Михаил Иванович, мы же ведем поиски! - обиженно сказал Еленевский. - Люди которую ночь не спят. Но принимать заявление от каждого алкоголика… это же смешно! Накушался до свинства, а мы должны ноги мозолить, его часики, видите ли, разыскивать…
- Товарищ майор! - перебил его полковник. - У вас в распоряжении два дня. Не тратьте время на разговоры. Не найдете воров - поставлю вопрос о вашей профессиональной пригодности.
Еленевский поднялся с кресла и, хмурясь, вышел из кабинета.
- Неплохой мужик, но увалень! - Михаил Иванович покачал головой. - Днем с огнем такого другого не сыщешь. Все сделает в конце концов, но уж очень долго раскачивается.
- Его ребята самокатчиком зовут.
- Самокатчиком?
- Ну да. Он же на службу на велосипеде ездит.
- Да брось ты! - отмахнулся полковник. - Придумаешь тоже!
- Правда, Михаил Иванович. Обрати внимание: в раздевалке желтый с синим велосипед стоит. Его велосипед, Еленевского. И говорят, быстро ездит.
- Но уж про желтый с синим ты присочинил! - Начальник управления смотрел на Корнилова недоверчиво.
Корнилов засмеялся.
- Правда, правда. Его велик все в управлении знают. Гаишники честь отдают. Да, Михаил Иваныч, - перестав смеяться, сказал подполковник. - Надо бы Семена Бугаева на майора представить. Сроки уже вышли, человек он, сам знаешь, энергичный, оперативный, не в пример самокатчику.
- Не возражаю, - согласился Михаил Иванович. - Он, кстати, дело с кражами на Заневском до конца так и не довел?
- Сейчас занимается. Ты же знаешь, я его на три дня отвлекал. И сам проваландался… История, я тебе скажу, неприятная.
- Ну тебя хлебом не корми, только дай отвлечься. С самоубийством Шарымова все чисто? Никаких неуклюжих действий не допустили? Не поторопились за него взяться?
- Мы за него и взяться не успели. Бугаев приехал к Шарымову домой выяснить, что он делал на даче старпома. А там скандал…
- Ну-ну, Бугаев, значит. Может, не торопиться со званием?
- Да что ты, Михаил Иваныч! Семен здесь ни при чем. Не успей он - могло бы и хуже обернуться. Обстановка на теплоходе не сахар. Нервозность, подозрительность! Все взвинчены до предела. И все один человек закрутил…
- Ладно, с Бугаевым договорились, - полковник взглянул на часы. - Сейчас Кондрашов придет, доложишь все подробно. От новгородцев телекс получили. Предупреждают нас: неделю назад вернулся из колонии Николай Борисович Лящ. Слышал, наверное? Специалист по аферам.
- Помню, - кивнул Корнилов. - Он ведь и у нас динамо крутил.
- В Новгороде Лящ уже успел причаститься. Двоих нагрел. Судя по некоторым данным, теперь подался к нам. Вот тут весь его послужной список, фотографии, - полковник подвинул Игорю Васильевичу папку. - Все что нужно. Надо встретить.
Секретарша предупредила, что пришел Кондрашов.
- Ну что, Василий Сергеевич, послушаем подполковника? - спросил начальник управления, когда они уселись за большой стол. - Он как, не затянул с поручением прокуратуры? Управился в срок?
- Управился, товарищ полковник, - сказал Кондрашов. - Мы и рассчитывали на него. Звезда розыскной службы! - Следователь улыбнулся и подмигнул Корнилову. Игорь Васильевич отвел глаза. Он не любил таких разговоров в служебной обстановке. Да и без Кондрашова себе знал цену. Подумал: «Чего это Вася? Не замечал я раньше в нем такой развязности».
- Перед нами был поставлен прокуратурой вопрос, - начал он сухо и официально, - проверить оперативным путем, не имел ли кто-нибудь из членов экипажа теплохода «Иван Сусанин» отношения к аварии на сорок девятом километре…
Корнилов подробно рассказал о том, что было сделано за эти дни. Временами посматривал на Кондрашова. Тот хмурил брови, записывал что-то очень быстро в блокноте, одобрительно кивал головой.
- Сегодня можно твердо сказать, что авария автомашины и смерть Горина - несчастный случай.
Сомнения, конечно, были… Серьезные сомнения. Никто не мог объяснить - откуда взялся в машине камень. Большой, почти круглый булыжник. Но час назад я беседовал с одним свидетелем. - Заметив, что Кондрашов хочет что-то сказать, Игорь Васильевич положил руку на папку: - Письменные показания имеются…
Михаил Иванович хитро улыбнулся. Он знал пристрастие Кондрашова к правильно оформленным документам.
- Этот свидетель, Данилов Петр Сергеевич, инженер конструкторского бюро, увидев, что дверцы заклинило, разбил камнем стекло. Струя воздуха раздула пламя, Данилов отскочил, а булыжник уронил в салон…
Когда Игорь Васильевич кончил докладывать, Михаил Иванович спросил:
- А причина самоубийства Шарымова так и не выяснена? - Чувствовалось, что это беспокоило его.
Корнилов пожал плечами.
- Мы провели дознание, поскольку наш сотрудник оказался на месте. А заниматься этим делом нам не поручали, - он посмотрел на Василия Сергеевича.
- Люди, близко знавшие штурмана, показали, что человек он нервный, впечатлительный, - сказал Кондрашов. - Шарымов, может быть, и хотел этого Горина застрелить, когда узнал, что тот его жену соблазнил. Кто знает? Дачу-то взломал! И когда милиция к нему домой нагрянула - испугался. Подумал, наверное, что все шишки на него. И дача, и смерть старпома…
- Все может быть, - задумчиво проговорил Корнилов. - Ты считаешь, уточнять больше нечего?
- Незачем. Теперь это уже никому не поможет.
- А я бы не пожалел времени. Вопросов осталось немало. Где, например, был Шарымов после того, как уехал с дачи Горина.
- Это ничего не изменит, - сказал Кондрашов.
- А что говорит вдова Шарымова? - спросил начальник управления. - Ведь она, пожалуй, многое знает.
- Молчит она, товарищ полковник. Женщина с характером. Замкнулась в себе и ни гугу. Да ведь ее и понять можно - столько потрясений. Может быть, когда отойдет, заговорит. Да что толку? - Василий Сергеевич сокрушенно вздохнул. - Ну вот, так сказать, итог, summa summum, как выражались в старину.
- Ты, Игорь Васильевич, ничего добавить не хотел?
Корнилов в раздумье посмотрел на Кондрашова, словно решая, что сказать.
- Это, конечно, несущественно, но один вопрос я бы Шарымовой обязательно задал: каким образом ее зонтик у старпома в машине оказался?
- Мне бы твои заботы, - отшутился Кондрашов.
- Да я, собственно, и так знаю. Но люблю точки над «и» ставить. Вы, кстати, с письмами Горина продолжаете разбираться?
- Ну а как же? Я тебя информировал - старпом и в министерство написал. Да если бы не такой общественный резонанс, мы вас и не занимали бы этим делом.
- А у меня, Василий Сергеевич, серьезные основания считать старпома… Как бы помягче выразиться? Человеком, которому нельзя слишком доверять. В НТО провели почерковедческую экспертизу анонимок, в которых Горину угрожали расправой, и копирки, под которую он что-то печатал у соседа по даче. Одна и та же машинка. Грозил-то он сам себе!
- Да уже его шашни с женой Шарымова чего стоят! - сказал полковник. - А тут еще и анонимки…
- Знаю. Все знаю, - развел руками Кондрашов. - Но существуют письма старпома, и в них конкретные обвинения! - Он улыбнулся и снова подмигнул подполковнику. - Платон мне друг, но истина дороже. Будем разбираться.
Игорь Васильевич вспомнил вдруг изречение, которое привел в своем дневнике старпом: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Вспомнил и улыбнулся.
- Чего ты ухмыляешься? - спросил следователь. - От этого никуда не денешься. Или я наврал в латыни?
- В латыни ты, Вася, ничего не наврал, - успокоил его Корнилов, специально назвав по имени, чтобы подчеркнуть, что все сказанное им теперь носит неофициальный характер. - Только любим мы за цитаты прятаться. А цитаты - вещь обоюдоострая - одной и той же цитаткой идейные противники, случается, друг, друга глушат. Ты вот не думал, откуда у старпома доллары на кольцо с бриллиантами нашлись. Не сто, не двести - четыре тысячи? От трудов праведных?
- Это штука серьезная, - поддержал Корнилова Михаил Иванович. - Тут преступлением пахнет.
- Мы, конечно, поинтересуемся, откуда у Горина была валюта. Выясним, не занимал ли он деньги, - не совсем уверенно сказал Кондрашов.
Корнилов хмыкнул.
- Да что вы, товарищи! - неожиданно взъерепенился Кондрашов. - Что ж, по-вашему, надо новое дело заводить? На покойного старпома? В конце концов заявление он написал, а не на него!
- Не кипятись, Вася, не кипятись! - успокоил следователя Корнилов. - Мы же в порядке консультации тебя расспрашиваем.
- Хорошенькие консультации, - не унимался Кондрашов. - Не оставлять же без внимания такие сигналы только потому, что заявитель погиб. Они теперь на контроле. У нас, в министерстве, в пароходстве… Еще неизвестно, чем все кончится. Может быть, сигналы и не подтвердятся. Но многое похоже на истину.
- Так всегда и пишут доносы - чтобы было похоже на истину, - жестко сказал Михаил Иванович. Он уже несколько раз поглядывал на часы.
- Я ведь не прокурор. Я следователь, хоть и старший. Не я распорядился начать расследование.
- А ты что ж, не можешь поспорить с начальством, доказать ему? - подзадорил Корнилов. Михаил Иванович покосился на него укоризненно.
- Начальство есть начальство, - успокаиваясь, сказал Кондрашов и сделал легкий поклон в сторону Михаила Ивановича. А тот притворно вздохнул.
- Завидую я, Василий Сергеевич, вашему начальству. С моими подчиненными труднее - ужасные спорщики.
Кондрашов чуть порозовел и стал прощаться.
С работы Корнилов пошел пешком. Набережная была пустынной, и подполковник поймал себя на мысли о том, что его радует и дождь, и отсутствие людей. Так редко удается пройти теперь по городу в одиночестве. Вечное многолюдье, суета, вездесущие туристы.
Серые мокрые сумерки, чуть разбавленные неоновым светом, висели над горизонтом. Желтоватые блики подсветки мерцали в стороне Петропавловской крепости.
Корнилов шел и думал о Горине. Письмо старпома к жене никак не выходило у него из головы. Вот как бывает в жизни - человек строит планы, борется, расталкивает соседей локтями. И что? Мокрая от дождя дорога, крутой поворот, секундное замешательство… И конец.
Он что ж, и вправду считал себя борцом за справедливость?
Да полно, проживший полжизни должен отличать черное от белого. Иначе все человечество сорвалось бы с цепи.
За справедливость можно, конечно, бороться и в одиночку. Но может ли быть справедливость для одиночек? Нет, нет. Такое уж это особое понятие - справедливость. Она полной гармонии требует. Не может справедливость быть неполной, как не может быть дюжины без одной единицы. И если что-то справедливо для всех, но несправедливо для одного - это уже не справедливость. И все разговоры про высшую справедливость - выдумки. Красивая ложь в собственное оправдание.
Игорь Васильевич перешел Кировский мост, свернул направо. В обычные дни здесь толпились рыбаки, но сегодня ловил только один, в зеленом офицерском плаще с надвинутым на голову капюшоном. Корнилов остановился у гранитного парапета. Рыбак ловил на донки. Маленькие колокольчики тихо позванивали от ветра.
- Закурить не найдется? - спросил рыбак у Корнилова, повернувшись к нему.
Игорь Васильевич достал сигареты, помог прикурить. Рыбак был немолодой, широкоскулый, с красным загорелым лицом.
- Что-то плохо клюет сегодня, - кивнул он на колокольчики. - А вообще жаловаться не приходится. Появилась рыбка в Неве. Вода почище стала - она и появилась…
- Часто ловите?
- Часто. Хожу сюда как на работу. Вчера был, и позавчера… И сегодня, как видите. На завтра не загадываю. Дожить надо.
«Пенсионер, - подумал Корнилов. - А ведь хорошо еще выглядит. Получше меня. Уйти в рыбаки, что ли? Вот и капитан Бильбасов собирается».
- Я с ранней весны тут рыбачу. Как в апреле на пенсию вышел - тут околачиваюсь. До осени половлю, наберусь силенок - а там посмотрим. - Рыбак подмигнул Корнилову. - Я еще кое-что полезное могу. Не каждый молодой угонится!.. А вы и сами, наверное, не прочь с удочкой побаловать? - поинтересовался он. - А то давайте в компанию. В хорошую погоду тут не протолкнешься. Но мужички у нас приличные, подвинутся.
- Спасибо. - Дождик усилился. Корнилов поежился, поднял воротник. - Ни чешуи ни рыбы!
- И вам желаю хорошего! - отозвался рыбак.
1977 г.