Долг возвращая собой океанам, жаждущим поймам, засушливым странам, Дождь воскрешает пожухлые травы. Дождь подстрекает детей на забавы. Дождь убеляет промокшие ноги. Дождь проверяет на прочность дороги. Дождь небеса опускает на землю… Вместе с листвою, речам его внемлю… – Даждь! И становится влажным – сухое, Влажное – мокрым, и полным – пустое. Мелкое – глубже, глубокое – шире… В чаше ладоней молящих о Мире.

Дождь присел на крышу дома, пяткой постучал в окно, и спросил: Виталька дома? Мы не виделись давно. – Все бока ручьи намяли дожидаясь нас с тобой. Ветер зазывает в дали. Пыль готова стать травой. Радуга в лугах созрела Тётка туча на сносях. Спят непуганые тени на задумчивых полях. Иль дорога, нам не сватья? Или мы с тобой не братья? Или нам нужны мосты? Или… Я уже не ты?

Спитой пиит, туманно выражаясь, Туманом, задремавшим на крыльце, С крыльца скрылился, стыло улыбаясь, Улыбкой-шрамом на седом лице. С лицом, исхлёстанным цветами. С цветами, к вожделенной даме. К капризной даме, с рифмами глазами. С её глазами, полными дождями. Чтобы с дождями возвращалась память. Чтоб память эта озарялась светом. Чтоб светом этим никого не ранить. Как ранит гром грозу простым ответом. Чтобы с ответом не тянуть до грома. Чтобы с грозою не кончался снег. Чтоб на снежинки разобрать сугробы. Чтобы сугробы начали свой бег.

Той тропинкой, этим стылым летом, мы с дождём пришли к друзьям поэтам. Дождь сказал: поэт не умирает, при луне, он мёртвым вслух читает, то, что не успел прочесть живым. Обезлюдел от людей и опустел, Пункт приёма самых мёртвых тел. Кладбище, где кладези умов, не земной в земле нашли покров. Ангел Дождь – хозяин всех потоков, НАД, копилкой всех земных уроков. Я, – внизу, – среди крестов и плит, без свидетелей. Луной дотла облит. Бог один, но тысяча пророков. Десять заповедей – тысяча пороков. Кто, из неужели не живых, вслух прочтёт нам свой загробный стих? Дождь сказал, – хотите, я прочту свои? что бы как-то ночи скоротать, чтобы верить в прожитые дни до того, как встретимся опять.

Цели, еле уцелели. Одолела скука-сука. То у звука нету цвета. То у цвета нету звука. Жизни три тому назад, я не жить бы был бы рад. Жизни две, тому спустя, я нашёл себе тебя. После всех чужих рождений, стал я суммой заблуждений. После всех своих смертей, стал я чуточку светлей. А вчера случилось чудо, подошел ко мне Иуда, прикоснулся и сказал: – Я б тебя поцеловал.

Не увижу и поверю, а поверю и увижу. Ждать я с детства ненавижу. Пусть не мало, но, увы, не много, поднесла уроков мне дорога: Что глупец опаснее дельца, И что льстец опаснее глупца. Что причинно слово, а не дело. Что душа болит больнее тела. Что шельмец опаснее чем льстец, А подлец – опасней чем свинец. Детство ближе к вечности, чем зрелость. Мужество, куда смелей, чем смелость. Что секрет таит в себе навет. А ответ важнее, чем совет. Ложь – капканы частных убеждений. Правда – сумма общих заблуждений. Счастье – оправданье ожиданья, Жизнь – короткое с собой свиданье.

Как из тела вынув душу море выплюнуло сушу Наплодила суша туши на крылах и лапах. Тварь познала тайну плоти – вкус её и запах. Клон Адама дева Ева расцветила люда Древо. Древо буйно разрослось… Тут-то всё и началось.

Вчерашний день прижился на афишах. Упала улица в объятья к переулку. Листва от дворников попряталась на крышах. Собаки вывели хозяев на прогулку. Клиентка молодильного салона мечтает поменять лицо на Мальте. Целители в оранжевых жилетах, заштопывают раны на асфальте. Любовь к закату движется без спешки: умрут от старости девчонки и мальчишки. Беда и Счастье пиво пьют в кафешке, тасуя карты судеб, как картишки.