Эльзу била дрожь. Показалось ли ей, или за окном действительно был Стас? Может, стоит поговорить с ним? Или лучше позвонить Стефану, ведь они там за что-то его разыскивают? Ах да, оружие… Да ну, это просто нервы и Вадим Сергеевич со своими нелепостями. Он пожилой человек, мнительный. Однако убедить себя не волноваться Эльза не могла. Она вышла в коридор и рассмотрела пульт сигнализации. Включен ли он? А если не включен, сработает ли кнопка? Лампочки какие-то горят, но что это значит, Эльза не знала. Внезапно раздался звонок. Не мобильный телефон, что-то другое, и мелодия такая тревожная, прямо душа в пятки ушла. Что это? Что это?! Эльза не сразу увидела трубку домофона. Честно говоря, она вообще ее не замечала до этой минуты. Но поняв, откуда исходит звук, с облегчением взяла ее.
— Эльза, впусти меня, надо поговорить. Это Стас!
— Ты что, с ума сошел? Это ты только что лез ко мне в окно? Опять, что ли, пьяный? Уходи, завтра поговорим!
Эльза кричала, руки у нее тряслись. Значит, не показалось! Что ему надо? Он может зайти? Ей было очень страшно. В другой руке она держала свой телефон, на котором быстро набрала номер Стефана. И приложила трубку к динамику. Она прижимала телефонные трубки друг к другу с такой силой, что обе, казалось, вот-вот треснут. Наконец, Стефан взял трубку и тихо сказал «алло». Очевидно, он был занят, но это не меняло дела. К счастью, Стас, похоже, никого, кроме себя, не слышал. Он продолжал орать.
— Эльза, у тебя нет никакого «завтра», точнее, это от меня зависит! Я знаю, в чьей квартире ты сейчас живешь, это хата твоего любовника-мента. Я видел, как он ушел, я слежу за вами. Если ты сейчас меня впустишь, я тебя не убью. Если нет, убью, где б ты не была. И его убью. И никто ничего не докажет. Папа поможет, ты в курсе. Ты поняла меня, сучка?! Открывай!
— Сейчас, Стас, я разберусь с этим домофоном, и открою. Я не очень понимаю, как тут все устроено… Сейчас. Я сама хочу с тобой поговорить.
Эльза говорила дрожащим голосом, в котором слышались слезы. Стефан отключился, она едва успела отдернуть трубку от домофона. Практически сразу ей пришло смс от него. Там было всего три слова: «Впусти его в подъезд». Эльза нажала кнопку на трубке домофона и сползла вниз по стене. Через несколько секунд в дверь заколотили.
Дверь была бронированная, но она, казалось, вот-вот проломится. Эльза подошла к ней вплотную и спросила:
— Стас, что ты хотел сказать мне?
Но с той стороны раздался какой-то скрежет: Стас не отвечал, он пытался чем-то открыть замок. Внутри у Эльзы похолодело — сейчас он войдет, и конец. Она привстала и дотянулась до пульта, нажав кнопку сигнализации. Затем услышала стук в окно. Это еще кто? Сама не своя от страха, Эльза медленно пошла в комнату, открыла занавеску. Внизу стоял Стефан с веткой в руках. Он отчаянно жестикулировал, показывая, что нужно прыгать. Но она не сможет спрыгнуть со второго этажа. Или сможет?
Эльза повернула ручку — окно не открывалось. Затем вторую. Есть! Стефан жестом приказал ей молчать. За спиной щелкнула дверь, и Стас с воплем ворвался в прихожую. Эльза зажмурилась и прыгнула в сторону, где стоял Стефан. Он поймал ее, и вдвоем они упали на асфальт. Затем Эльза услышала хлопок и увидела, как на плече Стефана, буквально в паре сантиметров от нее, выступила кровь. В ужасе повернувшись, она увидела в окне Стаса, который держал в руках пистолет. В следующую секунду к нему кто-то подошел, после чего оба силуэта исчезли. Эльза почувствовала, что у нее кружится голова, и, боясь потерять сознание, истошно закричала. Последнее, что она подумала: «Хорошо, что в театре мне поставили голос». И отключилась.
Пришла в себя она уже в машине, от тряски ударившись носом в стеклянный флакон, который кто-то держал у лица. Ей почему-то вспомнился кадр из фильма про войну, американскую, девятнадцатого века, где дамы в платьях с кринолином сражались за свои дома, а нюхательная соль была таким же обычным предметом обихода, как порох. Она открыла глаза. Ее голова лежала на ногах у незнакомого мужчины, а сама она — на заднем сидении автомобиля. Стефан, с перевязанной шеей и рукой, сидел рядом с водителем. Он был жив!
— Куда мы едем?
— В больницу. Там вас осмотрят и дадут успокоительного.
Лицо человека, так бесцеремонно положившего ее голову себе на колени, показалось Эльзе знакомым. Она с усилием поднялась и села. А потом вспомнила.
— Андрей!
Ее «пляжный» знакомый улыбнулся.
— Не могу сказать, что рад такой встрече.
Стефан повернулся к ним всем телом — очевидно, шею ему было поворачивать больно. На лице его читалось неподдельное удивление.
— Вы знакомы? Ничего себе!
Эльза слабо улыбнулась.
— О да, мы познакомились на пляже чуть больше недели назад. Это было в прошлой жизни!
Стефан нахмурился.
— Ладно, потом расскажешь.
Андрей улыбнулся и ответил за Эльзу.
— Ну, рассказывать особо нечего.
Эльза снова улыбнулась и, поджав босые ноги, натянула на них старое одеяло, которым ее предусмотрительно укрыл Андрей. За окном пробегали огни большого города, она была в безопасности, и даже не хотела спрашивать о том, где сейчас Стас.
Когда они приехали в больницу скорой помощи, Андрей отнес Эльзу на руках в приемный покой — туфли остались в квартире, и она была босая. Стефан взять ее на руки не мог — болело задетое пулей плечо. Рана не была серьезной, но и подвиги совершать не позволяла. Ни рентген, ни осмотр у Эльзы повреждений не обнаружили. В наличии была только пара синяков. Пока она была у врача, Андрей привез ее сумку и туфли. Позднее она поняла, что он не просто захватил все, что увидел, а тщательно собрал вещи по квартире, ничего не упустив. Это было приятно.
После больницы они поехали в полицию «документироваться» — так сказал Андрей. Стефан молчал, а Эльза подумала, что надо бы позвонить адвокату. Мало ли что. Но было два часа ночи. Звонить, не звонить? Вадим Сергеевич сказал: этой ночью звонить при любых сложных обстоятельствах. А обстоятельства, судя по всему, были непростые. И она позвонила.
Вадим Сергеевич сразу разволновался и обещал приехать, а полицейские переглянулись. Стефан махнул рукой — мол, все равно. По дороге в полицию водитель вышел и принес из магазина еду и бутылку водки. «Ничего себе, полицейские будни», — подумала Эльза. А вслух спросила, нельзя ли ей купить кофе. Судя по всему, ночь предстояла бессонная, а завтра идти в суд. Андрей сказал: «Кофе у нас есть, и много. Выберешь любимый сорт». И опять улыбнулся. «Уметь улыбаться при таких обстоятельствах — прекрасная черта характера», — подумалось Эльзе.
За водкой и заполнением документов выяснилось, что Стаса задержали, и он внизу — в той самой комнате, где Эльза когда-то провела самые жуткие полчаса в своей жизни. Эльза рассказала о предстоящем суде и о предупреждении адвоката. Затем пришел и он сам, вывел Стефана в коридор и долго что-то объяснял. У Эльзы слипались глаза. Ближе к утру ей удалось немного поспать, после чего она поехала домой к Вадиму Сергеевичу — оставить сумку, принять душ и переодеться. Стефан попрощался с ней очень холодно. Что тому причиной? Поведение Стаса? Приезд Вадима Сергеевича и разговор с ним? Думать об этом не хотелось. Хотелось только одного — теплой постели, но этого в ближайшем будущем тоже не предвиделось.
До здания суда они доехали на такси. Номер дома здесь был нечетный. Впрочем, Эльза была уверена: даже если бы номер был четным, рядом с Вадимом Сергеевичем ей ничего не грозило бы. Но адвокат, кажется, был иного мнения. Поднимаясь по лестнице, он, судорожно перекладывая папку с бумагами из одной руки в другую, быстро и взволнованно давал ей последние указания о том, что говорить в суде, а что — нет. Эльза слушала вполуха: если даже в полиции все обошлось, то сейчас точно обойдется.
Они поднимались по обшарпанной бетонной лестнице, кружившей вокруг шахты лифта. Каждый этаж, который они проходили, состоял из длинного коридора, люди и обстановка в котором красноречиво говорили о предназначении этих помещений. Первые два этажа были явно административными, причем, если первый — с полицейским на входе, одиноким кофе-автоматом и снующими туда-сюда людьми — был скорее техническим, то на втором явно размещалось какое-то начальство. Об этом свидетельствовали расстеленные вдоль пыльного коридора красные дорожки, зачем-то установленные прямо напротив лифта две кадки с фикусами, длинные полированные скамьи вдоль стен, и, конечно, важные люди, к которым приходили с других этажей «решать вопросы».
Эльзе подумалось, что выражения лиц таких персонажей не изменились, наверное, со времен, когда был написан «Ревизор». «Ревизор» был ее выпускным спектаклем, в их группе его ставил прекрасный режиссер, погибший в аварии год спустя. Он так здорово все объяснял на репетициях, что каждая роль навсегда врезалась в память. Но сцена — это одно, а каково столкнуться с таким человеком вживую? О чем-то просить его? Вот этот господин, например, без единого проблеска мысли в глазах, но до краев наполненный сознанием собственной важности. Так похож на судью Аммоса Федоровича! Разве он способен откликнуться на чью-то просьбу, помочь? А ведь это, возможно, его работа. Неожиданно для себя Эльза сделала шаг в сторону и схватила его за рукав. Он повернулся вполоборота и истерично пропищал:
— Что тебе надо, женщина? Я по личным вопросам не принимаю сегодня.
Вадим Сергеевич замолчал на полуслове и теперь, широко раскрыв глаза, смотрел на Эльзу. На его лице читалось желание взять ее, как непослушную девчонку, за руку и потащить вверх по лестнице, отчитывая за неприличное поведение. Но Эльзу уже несло: то ли сказались волнения минувшей ночи, то ли еще что, но она упрямо желала довести проверку до конца.
— А когда у вас приемные дни?
— К секретарю с вопросами…
Эльза не дала ему закончить фразу:
— Во сколько мне прийти, чтоб застать вас? Мне очень-очень нужна ваша помощь…
— Спроси у секретаря, я сказал тебе!
— А вы не обязаны разве со мной говорить? Ну, по должности…
Чиновник, наконец, повернулся лицом и посмотрел на нее внимательней: так, будто она представляла для него опасность. Посмотрела и Эльза: заметила, что двойной подбородок безобразного мужчины до красноты натерт тесным воротником белой рубашки, а щеки, так же, как и белки практически бесцветных глаз, покрыты красными прожилками. Интересно, он болеет или пьет много? Эльза решила задать прямой вопрос.
— Почему вы так ведете себя с людьми?
Тут «Аммос» понял, что она не представляет опасности.
— Ты приди как положено, как люди приходят… А не вот это — в коридоре цепляться… Оставь меня!
Возмущенно проорав все это ей в лицо, мужчина выдернул рукав и быстро пошел по коридору. Эльза рассмеялась ему вслед:
— Деньги с собой брать? Или все же — борзыми щенками?
Мужчина оглянулся по сторонам и пошел быстрее. Эльза повернулась к Вадиму Сергеевичу и озорно сказала:
— Что, не решил бы он мой вопрос, если б от него зависело, правда? Ух, какой большой начальник!
Довольная собой, она пошла вверх по лестнице. Вадим Сергеевич, не спеша, пошел следом. И через пару ступенек спросил:
— Зачем тебе это было надо?
— Не знаю, Вадим Сергеевич, он выглядел таким важным и таким пустым… Как персонаж из «Ревизора». Захотелось проверить, так ли это. Он меня разозлил!
— Эльза, остановись.
Тон голоса адвоката резко изменился. Эльза остановилась посреди лестничного пролета, повернулась и облокотилась спиной о стену. Вадим Сергеевич поднялся до нее, а затем еще на ступеньку выше, и только тогда заговорил:
— Эльза, ты должна мне пообещать, что ничего подобного в этом здании больше не сделаешь. Сейчас мы поднимемся на третий этаж, там находится суд, также, как и на четвертом, и на пятом. Я очень надеюсь на то, что сегодня с твоим разводом все благополучно разрешится. Но для этого ты должна будешь строго выполнять мои указания. И никаких выходок! Иначе ты можешь все испортить, всю мою работу. И я откажусь тебя защищать, поняла?
Эльза опешила.
— Поняла… Но что я такого сделала? Обидела кого-то, оскорбила? Нарушила закон? Это же просто озорство…
— Эльза, послушай. Тут дело не в тебе. Тут совершенно другой мир, здесь люди, от решения которых зависит то, как дальше будет строиться твоя жизнь. Если бы ты поступила так, скажем, с судьей, который рассматривает наше дело, то мы бы точно его проиграли…
— Но ведь правда на нашей стороне! Где же справедливость? Не здесь?
— Не кричи. Здесь нет никакой справедливости. Хотя нет, она бывает здесь, но не всегда. И люди, подобные тому, которого ты видела сейчас, могут все испортить. Это очень легко делается, ты даже не представляешь себе, как легко… И вся моя работа пойдет насмарку.
Вадим Сергеевич снял очки и протер их клетчатым платком. Интересно, где он их берет, эти платки, подумалось Эльзе… Вообще, что за день: мысли разбегаются во все стороны и концентрироваться хочется на том, что совершенно неважно. Хотя кто знает, что важно на самом деле… Только она может это решить, по крайней мере относительно своей жизни. Но вот эта ситуация, она, наверное, и есть то самое «смириться с обстоятельствами», о котором обычно говорил отец.
«В жизни всегда наступает момент, когда ты вынуждена смириться с обстоятельствами и ничего не можешь поделать с этим…» Попробовать, что ли? Ведь этот развод и раздел имущества затеяла она сама, Вадим Сергеевич тут ни при чем. Да, надо довести все до логического конца.
— Вадим Сергеевич, я сделаю все, как вы говорите. Извините меня, пожалуйста.
— Вот и умница. Пойдем. И не забудь, когда тебя спросят о причине развода, сказать…
Адвокат снова начал бормотать что-то свое, а мысли Эльзы потекли в совершенно другом направлении. Если она выдержит этот суд, и все пойдет по плану, то сегодня вечером она уже будет свободна. А скоро у нее будут еще и свои собственные деньги. Вполне достаточно денег, чтобы начать новую жизнь…
— Эльза, посмотри на меня.
— Да, Вадим Сергеевич.
— Иди к триста двенадцатому кабинету и подожди на скамейке у двери. И никуда не уходи, хорошо? И …ну, в общем, как договорились. Это важно!
— Да-да, помню.
Вадим Сергеевич засеменил по лестнице на четвертый этаж, а Эльза осмотрелась по сторонам. Она стояла в небольшом холле, таком же, как этажом ниже. Вправо и влево точно так же уходили коридоры. Однако на этом сходство заканчивалось. На этом этаже толпились люди, даже нет, скорее, тут толпились человеческие жизни, многие из которых были существенно подпорчены временем, невезением и собственными поступками. В лицах читалось то безразличие, то упорство, то отчаяние, а кое-где желание мести или справедливости — это уж как назвать… Эльзе стало душно, и она подошла к открытому окну. Запахи здесь тоже были так себе. Оно и понятно — пространство просто перенасыщено людьми, причем людьми несчастными. Почему ее так волнует их несчастье? Она не должна об этом думать… Надо найти триста двенадцатый кабинет. Идя от окна по направлению к коридору, Эльза заметила на стене деревянный стенд, испещренный мелкими дырками: железными канцелярскими кнопками на нем крепились листы с расписанием судебных заседаний. Сейчас этих листов висело штук десять, а люди толпились у стендов, пытаясь заглянуть в листы через головы друг друга… Что-то это напоминало. Ах да, университетское расписание! Далее ей пришлось протиснуться между группой людей, что-то живо обсуждавших на непонятном языке, и столом для судей — перевернутым, обмотанным веревками и упаковочной бумагой. Стол был полированного дерева, в завитушках, новый и даже какой-то нарядный — настоящий театральный реквизит.
Найдя нужный кабинет, Эльза прислонилась к стене рядом с дверью. Она ни за что не заставила бы себя сесть рядом с двумя парнями, от которых за версту разило перегаром и немытым телом. Отодвинувшись, насколько позволяло тесное соседство с шестью людьми, явно собиравшимися войти в этот же триста двенадцатый кабинет, Эльза обратила внимание на сидевшую напротив женщину. Она была пожилой и явно из деревни. Сколько ей лет, сказать было сложно — может быть, шестьдесят: лицо в морщинах, изуродованные тяжелой работой руки, седина в тусклых, торчащих из-под серого платка волосах… Женщина была одета в вязаную кофту, длинную юбку и поношенные туфли. Это был бы обычный типаж пожилой сельчанки, если бы цвета ее одежды и обуви не сочетались так идеально. Это сбивало с толку. Женщина пошевелилась, и из-за воротника коричневой кофты неожиданно показался восхитительный кулон: круглый прозрачный красный камень на плоской золотой цепочке. Откуда у нее это? Словно почувствовав взгляд Эльзы, женщина потянулась обеими руками к шее, расстегнула украшение, зажала его в кулаке и отвернулась, глядя вглубь коридора. Оттуда шел Вадим Сергеевич с каким-то мужчиной, тоже седым, но гораздо более представительным, о чем говорили очень дорогие туфли и прекрасная новая кожаная папка в руках. Не папка, а произведение искусства — Эльза очень любила красивые кожаные вещи. Вадим Сергеевич что-то сказал коллеге — а это, похоже, действительно был адвокат — тот посмотрел на сверкнувшие на запястье золотые часы и подошел к сидевшей напротив сельчанке. Невзрачный по сравнению с ним Вадим Сергеевич, в свою очередь, попытался неловко протиснуться к Эльзе.
— Сегодня здесь много людей, но, будем надеяться, наше дело рассмотрят вторым.
— Почему вторым?
— Первым рассмотрят другое, я только что узнал.
На языке у Эльзы вертелся вопрос, но адвокат приложил палец к губам. Скользнув взглядом вниз, в просвет между разделявшими их людьми, Эльза вдруг увидела руку сельчанки — грубую, натруженную руку, которая быстро опустила в карман адвоката цепочку с кулоном, так поразившим Эльзу. Потом эта же рука вцепилась в безупречный пиджак адвоката, и женщина запричитала на весь коридор: «Спаси его, спаси его, ты! Спаси его!». Люди расступились, стараясь отойти подальше, отводя глаза, боясь заразиться горем, которое будто хлынуло в коридор вместе с криком.
Адвокат наклонился к женщине, сказал что-то на ухо, грубо отцепил ее руки от своего пиджака и вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Старушка, а теперь это была именно старушка, ссутулившись, осталась всхлипывать на скамейке. Эльза привстала, чтобы подойти к ней, но Вадим Сергеевич легонько потянул ее за блузку сзади, призывая сесть на место. Потом наклонился и прошептал на ухо: «Если захочешь, подойдешь к ней после заседания, она еще будет здесь. Сейчас не надо».
Эльза послушалась, но происшедшее не давало ей покоя, даже когда они зашли в кабинет. Все расселись по стульям в душном помещении, куда воздух поступал через маленькую форточку, открытую где-то высоко, в самом дальнем от Эльзы углу. Она вынула из сумки бутылку с водой и сделала глоток. Вторым глотком чуть не поперхнулась: в этот момент в комнату ввели человека, который все еще считался ее мужем. Спереди и сзади него шли конвоиры, а сам Стас был небрит, одет в когда-то подаренный свекровью спортивный костюм, и по виду — о, ужас! — совершенно не отличался от двух других парней, шедших в противоположный угол комнаты под этим же конвоем. Там их посадили на стулья, а конвоиры встали вокруг. У каждого из них был пистолет. Интересно, в случае побега они начнут палить прямо в зале?
Эльза поежилась. То, что Стас теперь был под охраной этих крепких парней, было очень хорошо — он больше не внушал ей страха. Однако сосредоточиться все равно не получалось. Вадим Сергеевич засуетился: объявили рассмотрение ее дела. Встал, передал судье бумаги, которые ночью взял у Стефана, что-то долго непонятно говорил. Эльза чувствовала себя участницей спектакля с неизвестным сценарием. Несколько действующих лиц, множество глаз, жадно рассматривающих ее и Стаса из зала. Эльза поняла: они смотрят драму. Только не театральную, а жизненную. От нее ждут слез, переживаний, им не нравится, что она молча сидит, сложив руки и уставившись в потрескавшуюся стену позади судьи.
Драма? А есть ли драма? Эльза, так остро чувствовавшая переживания героев на сцене, оказавшись героиней сама, пребывала в полнейшем недоумении. И правда, она же должна что-то чувствовать! Например, разве можно было предположить, что она разведется со Стасом, да еще при таких из ряда вон выходящих обстоятельствах? Резкая перемена в жизни обычно влечет за собой боль и страх, и в кульминации герой должен все это испытывать. Эльза твердо знала — должен! Но не испытывала.
Наоборот, совершенно не могла вспомнить, как именно жила со Стасом столько лет, и чем он ей нравился. Удивиться тому, что не имела никакого представления о том, кто он, чем занимается, кого любит, чего хочет. Пожалеть, что жила своей жизнью, закрывая на все остальное глаза. Порадоваться, что удачно выпуталась, ну или по крайней мере должна выпутаться с помощью Вадима Сергеевича. Но — нет, она ничем не порадует зрителей. Не сегодня.
— Эльза, сейчас тебя будут спрашивать, слушай, — зашипел на нее адвокат. Она думала о сидевшей в коридоре женщине. Может, она вернула адвокату своего сына украшение, которое сын когда-то украл и теперь сидит за это в тюрьме? Надо будет спросить у Вадима Сергеевича, он же знает этого адвоката. Или им, как врачам, нельзя разглашать тайну подзащитных?
Вопросы судьи оказались несложными, да и задал он их всего два — хочет ли она развестись и согласна ли с требованиями адвоката о разделе имущества. Эльза оба раза ответила утвердительно и села на место. Роль была сыграна. Простая оказалась роль.
Когда все закончилось, Стаса вывели, и начали рассматривать другое дело. Вадим Сергеевич кивнул ей на дверь, предлагая выйти.
— Ну как, Лизанька, ты довольна?
Это обращение говорило скорее о том, что доволен он.
— Да, спасибо вам.
— Решение я заберу сам, иди домой и выспись. А завтра приходи ко мне в контору, часам к четырем.
Эльза обняла Вадима Сергеевича и расцеловала в обе щеки, думая совершенно о другом.
— Вадим Сергеевич, только один вопрос… Расскажите мне про ту женщину, которая сидела напротив, у которой сына судят. За что его взяли?
Вадим Сергеевич посмотрел на нее, снял очки и протер их.
— Не сына, а внука. Его обвиняют в убийстве.
— С ограблением?
— Нет, только в убийстве, в убийстве жены. А почему ты решила, что это ограбление?
— У нее на шее была золотая цепочка с очень красивым кулоном, дорогим, как будто не ее кулон, знаете… Когда вы с этим адвокатом появились в коридоре, она ее сняла, а потом положила в карман адвокату и начала плакать.
Вадим Сергеевич помрачнел.
— Наверное, у нее нет денег на услуги адвоката, поэтому отдала цепочку.
— А сколько стоят услуги этого адвоката?
— Я не знаю. Зачем тебе?
— Я заплачу ему и отдам ей цепочку. Мне показалась, она для нее важна.
— Ты с ума сошла.
— Вы сказали: после заседания можно. Спросите у него, я подожду.
Вадим Сергеевич замялся:
— Такие вещи не спрашивают, не принято…
— Тогда я сама спрошу, у нее.
— Нет, сиди тут. Натворишь дел еще…
Эльза села. Вадим Сергеевич надел очки, и, улыбнувшись ей уголками глаз, зашел в кабинет, где шло заседание. В приоткрытую дверь Эльза мельком увидела лицо старушки. Убийство… Ну и что, что убийство, еще не доказали же? А вдруг он окажется невиновным, ее внук? Такое бывает, она теперь знала это наверняка…
Дверь приоткрылась, Вадим Сергеевич протянул ей вдвое сложенный листок, снова чуть заметно улыбнулся и махнул, чтоб уходила. Эльза точно знала: там написана сумма, которую она сейчас в ближайшем банкомате снимет с карточки. Ей хотелось прыгать от радости, но она только бежала: быстрее, быстрее, пока не закончилось заседание.
Она не знала, почему ей было так важно вернуть женщине кулон. И почему в этот непростой день ее волновала чужая судьба. Она сняла деньги, купила по дороге конверт и вернулась в суд. На втором этаже столкнулась на лестнице с адвокатом, которому должна была заплатить. Улыбнулась и протянула конверт:
— Здесь столько, сколько вы сказали. Она больше ничего вам не должна?
Кто бы мог подумать, что она сегодня же добровольно принесет в это здание такую крупную сумму и тайно будет вручать ее кому-то. Эльза еще раз вспомнила о чиновнике, которого встретила перед заседанием. Адвокат чем-то неуловимо напоминал его.
— Вот, возьмите кулон. Я и представить не мог, что с ним делать. Хорошо, что так вышло. Кстати, ее внука, возможно, оправдают — есть новый подозреваемый. Оказывается, у его жены был любовник.
Эльзе стало противно от того, что адвокат посвящает ее в подробности. Все-таки нет у них «тайны, похожей на врачебную». Или у этого конкретного нет?
— А где она?
— В зале заседаний. Зайдите тихонько и попросите ее выйти. Она сейчас там все равно не нужна.
Платок на голове сбился, в глазах страх, руки теребят край коричневой кофты. Эту женщину, которая, оглядываясь, вышла за ней из зала заседаний, хотелось то ли причесать, то ли обнять.
— Здравствуйте, я хотела с вами поговорить. Меня зовут Лиза. А вас?
Она намеренно назвалась настоящим именем, такое имя этой женщине должно быть понятно.
— Мария меня зовут, Маша можно.
— Мария, вы только не волнуйтесь.
По щекам старушки покатились слезы, она всхлипнула:
— Не виноват он, кровиночка моя, внучек мой, он мухи не обидит… Не виноват.
— Я тоже так думаю, и адвокат — тоже…
— Треплется он. А что еще ему говорить, если все вытащил, что у меня было… Только обещает, — женщина недобро посмотрела на нее. — А тебе-то что надо?
Эльза взяла руку Марии, повернула ладонью вверх и вложила в нее цепочку:
— Я хотела отдать вам вот это. Мне показалось, это важно. А адвокату я заплатила, у меня есть деньги.
Мария, как завороженная, улыбалась красному кулону.
— Детка, это мамы моей кулон. Я ее не помню, она в войну погибла, а кулон этот мне подруга ее передала. Но не было уже ничего больше, клянусь, не было, чтоб расплатиться… И знала я, что беда будет, если отдам, но пришлось. А ты вернула, и теперь беды не будет, знаешь? Ты, Лиза, беду отвела. И ты будешь счастливая, скоро будешь.
— Надеюсь, что буду. Не отдавайте его больше, он очень красивый. И вот еще что: возьмите немного денег. У меня еще есть, правда. Возьмите. И еще снимите платок и причешитесь. Дать расческу?
Эльза открыла кошелек, вытащила все, что там было, и отдала Марии, не считая. Затем, порывшись в сумке, достала щетку для волос. Женщина смотрела на нее, как на сумасшедшую. Но важно было не это. Эльза поставила сумку на скамейку, развязала на голове Марии серый платок и причесала ей волосы. Затем достала пудреницу и помаду.
— Мария, накрасьте губы, пожалуйста. И наденьте кулон.
Женщина робко улыбнулась, накрасила губы и надела украшение. Эльза расстегнула две верхние пуговицы старой коричневой кофты — так, чтоб кулон был виден, а потом порывисто обняла Марию.
— Желаю, чтобы все у вас было хорошо, Мария. Идите в зал, там, наверное, ждут хорошие новости.
Зачем она сказала это? А вдруг суд не оправдает ее внука? И тут Мария взяла ее за руку, заглянув в глаза:
— Деточка, у меня уже есть хорошие новости. Что есть на свете, да что там, прям вот в этой стране есть еще настоящие люди. Спасибо тебе, родная, спасибо… Ты даже не знаешь, что для меня сделала.
Попрощавшись, Эльза быстро пошла к лифту. Когда она подошла к нему, внутри уже были три человека, один из которых придержал дверь, чтобы она успела войти. Но, несмотря на это, Эльза повернулась, чтобы еще раз взглянуть на Марию. Метрах в пяти от нее стояла статная женщина средних лет в длинной цветастой юбке. В вырезе ее распахнутой кофты был виден красный кулон на золотой цепочке. Волосы с аккуратной проседью были тщательно причесаны, а глаза блестели. Мария улыбнулась ей — спокойной красивой улыбкой. Эльза помахала рукой и вошла в лифт: у нее было ощущение, что она сделала сейчас что-то очень важное. Для себя, для своей жизни.
Сначала Эльза заехала к Вадиму Сергеевичу. Пожилая женщина, которая готовила и убирала в этом холостяцком жилище, неодобрительно посматривая, отдала Эльзе сумку и вызвала такси.
И снова домой. Эльза думала, что больше никогда не вернется в эту квартиру, и, надо же — возвращается туда с вещами. Наверное, там будет неприятно находиться. Но не к отцу же опять ехать… Хотя, может, в гостиницу? У подъезда дома Эльза заметила зеленый джип свекра и вжалась в кресло. Черт! Как же она не подумала, что у его родителей есть ключ?
— Я передумала, поеду по другому адресу.
Таксист ничего не сказал, развернул машину и выехал из двора. Да, в гостинице будет спокойнее. И можно будет выспаться.