Две красивые женщины — мать и дочь — медленно вышли из кафе и пошли вдоль улицы, усаженной платанами. Букет в руках старшей из них иногда подрагивал, а порой она поднимала его к лицу, вдыхала аромат цветов, улыбалась. И тогда младшая улыбалась с ней одновременно. Когда они повернули на очередную новую улицу, сверкавшую выложенными фигурной плиткой яркими тротуарами, навстречу им направился высокий мужчина в полицейской форме.

— Эльза, здравствуй. Увидел тебя из машины. Гуляешь?

— Да. Познакомься, Стефан, это Мануэла, моя мама.

— Мама, это Стефан, о котором я тебе говорила.

Стефан широко улыбнулся:

— Надеюсь, ничего плохого не говорила. Мануэла, очень рад знакомству.

— Да, я тоже рада.

Мануэла явно была не в своей тарелке. Без документов, в чужой стране, за первым же поворотом столкнуться с полицейским… Правда, он вроде друг ее дочери, но вдруг принципиальность возьмет верх? Она еле взяла себя в руки.

— Эльза, нам нужно поговорить. Мы нашли Дану, и я должен кое-что рассказать тебе, — Стефан запнулся. — Наверное, лучше лично…

— Я отведу маму в гостиницу, а потом позвоню, хорошо?

— Нет, давай сейчас. Мануэла, извините, буквально две минуты.

— Хорошо. Иди, детка, я вижу здесь ювелирный магазин: поброжу по нему, пока вы поговорите. Обожаю украшения. Этим ты вся в меня…

Кивнув Стефану, Мануэла скрылась за массивной дверью ювелирного магазина. Эльза обернулась к полицейскому:

— Неужели это важное дело не терпело полчаса?

— Нет, Эльза. Я должен тебе сказать это. Мы нашли Аню, а через нее Дану, как ты и говорила. И, допросив эту женщину, задержали ее по обвинению в убийстве. В квартире обнаружены ее отпечатки пальцев и …отпечатки пальцев твоего мужа. Она призналась, что они со Стасом пришли к Беспалому в квартиру, заставили подписать дарственную, а потом убили. С ними в сговоре нотариус, друг твоего свекра, и сам свекор, похоже, тоже в этом замешан… Мы и не подозревали о том, что у Беспалого были еще два счета, причем с огромными суммами. Возможно, это не его деньги, не знаю пока. Да и банк какой-то странный… Еще я понял, что твои бывшие родственники — люди, тесно связанные с криминалом. Если они узнают, что папку с документами, в которой была дарственная, из дома унесла ты, у тебя могут быть проблемы. В общем, я хотел бы попросить тебя на время уехать из города. Так будет безопасней.

Внутри у Эльзы похолодело.

— Я догадывалась, что они небезопасны, но так… Стефан, я не могу уехать. Я только сегодня привезла сюда маму, ей нужно оформить развод, и у нее проблемы с документами… Нам надо быть тут.

— Бери маму, уезжайте обратно. Потом все сделаете.

— Не получится. Мама еще и потеряла паспорт…

— Где, тут? Может, в поезде? Вы искали?

Эльза отвела глаза.

— Искали и не нашли. Как мы поедем обратно?

— А у нее местный паспорт?

— Да.

— Давай я выпишу ей временный паспорт, а с ним она получит настоящий потом.

— А ты можешь?

— Да хоть сейчас поедем и выпишем, только уезжай, ради бога. Я сильно за тебя беспокоюсь.

— Давай я позову ее, и поедем.

Эльза забежала в магазин, сердце ее готово было выпрыгнуть.

— Мама, иди сюда. Слушай и не возражай: сейчас мы поедем в полицию, и тебе там выпишут временный паспорт. Стефан пообещал. Но он ничего не знает, я сказала, что местный паспорт ты потеряла в поезде.

— Эльза, это так удачно… Но, что если он узнает потом?

— Я как-нибудь объясню. Главное, что сейчас будет проще. Поехали.

Стефан подвез их к комиссариату, затем все втроем они поднялись в знакомый Эльзе кабинет. Стефан вынул из стола бланк, задал Мануэле несколько вопросов, заполнил его.

— Вот, возьмите. Хорошо бы сделать фото и приклеить его вот сюда. Но пользоваться этой бумагой как документом постоянно нельзя, нужно как можно скорее восстановить полноценный паспорт. Хорошо?

Мануэла кивнула. Стефан обратился к Эльзе.

— Ну что, теперь ты уедешь?

— Уеду в ближайшие дни.

Мануэла с удивлением посмотрела на дочь.

— Детка, но…

— Мама, я все тебе объясню, когда мы выйдем. Стефан, я сама расскажу все, хорошо?

— Хорошо, но помни, что в ближайшие дни они наверняка узнают правду. Мне не хотелось бы…

— Да-да, спасибо. Я позвоню.

— Я тоже.

В кабинет вошел молодой парень в полицейской форме.

— Даниэла Паскал уже здесь, в коридоре.

— Сейчас я освобожусь.

Эльза встала:

— Мы пойдем. Я найду дорогу вниз, не раз уже ею ходила.

Мануэла с удивлением взглянула на дочь. Стефан кивнул.

— Помни о том, что я сказал тебе, пожалуйста. В этот раз я могу не успеть поймать тебя прыгающей из окна.

В коридоре на скамейке сидела высокая брюнетка в модных солнечных очках, с собранными в хвост волосами. Когда Эльза поравнялась с ней, она подняла голову и сняла очки. Затем вскочила со скамейки и, глядя сверху вниз, удивленно проговорила:

— Ты?! Это же ты — жена Стаса, актриса, да? Из этой семейки, которая упекла меня сюда. Все, все вы — сволочи!

Эльза не на шутку испугалась и отвела глаза. Эту женщину она видела впервые, но та ее, по-видимому, знала.

— Вы обознались, девушка.

Женщины прибавили шагу и быстро покинули здание.

До гостиницы мать и дочь шли молча, каждая думала о своем. Когда они поднялись в номер и сели, первой заговорила Мануэла:

— Ты мне еще не все успела рассказать, да?

Эльза вздохнула. Она честно старалась не расплакаться: ни по дороге, ни сейчас.

— Да. Пока ты рассматривала кольца, я узнала, что мой, к счастью, уже бывший муж — соучастник убийства. Причем он сейчас — обвиняемый по тому же делу, по которому чуть не попала за решетку я. Это выяснилось благодаря документу, который я унесла, вместе с прочими, из нашего дома, когда сбежала от Стаса. В тот раз, когда мы впервые с тобой увиделись… В общем, все очень запутанно. Стефан считает, что мне надо уехать отсюда, потому что во всем этом замешан еще и мой бывший свекор, и что они будут мстить, если узнают…

Мануэла подошла и обняла Эльзу.

— Тебе, наверное, очень страшно, и ты устала от этих ужасов, бедная моя девочка… Что за люди? Остальное можешь мне не рассказывать, я все поняла. Стефан настаивал, чтобы мы уехали, ты растерялась, сказала, что у меня нет… Что я потеряла паспорт, и он решил выдать мне временный. Ничем больше не поинтересовавшись, так?

Эльза кивнула:

— Я действительно растерялась. Но может, это и к лучшему, ведь подробностей он не знает и не узнает, думаю. А если мне придется уехать, тебе надо будет остаться здесь самой, и так будет спокойней — если у тебя будет хоть какой-то документ.

— Это действительно удачно получилось. Но, Лизанька, а ты не боишься… Ну, обмануть его доверие?

— Что ты имеешь в виду?

— У вас же отношения… Он доверяет тебе, а ты сейчас его обманула.

— У нас нет отношений. И он меня тоже не раз обманывал, когда подозревал в убийстве.

— Он разочаровал тебя?

— Не знаю. Я поняла, что тогда все неприятности между нами вроде из-за работы были. Но он по-прежнему не проявляет инициативы в отношениях, помнишь, я рассказывала тебе, когда звонила? А недавно я поняла, что и сама, наверное, не смогу сейчас ни с кем встречаться. Вот как подумаю: сначала романтика, отношения, потом совместное проживание, потом брак. И брак — это опять думать, наблюдать, стараться, восхищать и предвосхищать, строить заново весь замок, в котором потом жить… И бояться ошибиться, и поэтому ошибаться, и работать, работать, работать… До зубного скрежета, до последнего нерва. У меня сейчас нет сил на это. Может быть, я упускаю своего единственного, любовь всей жизни, но я не хочу сейчас ничего форсировать… А, чувствую, Стефан именно этого и ждет. Чтобы я взяла на себя ответственность за отношения, пообещала ему, что все будет хорошо, и тогда они начнутся.

— Но, дорогая, даже если ты захочешь отношений, никто не может принудить тебя к ответственности за них — тем более, с самого начала! Никто не может одновременно, как ты это сказала: «восхищать и предвосхищать». Либо ты летаешь, либо строишь планы — это же ясно.

— Как это? Расскажи, а то я совсем запуталась. Вот расскажи, например, о мужчине, с которым ты ушла от отца…

Мануэла посмотрела на нее нежно и немного грустно.

— Хорошо, если ты хочешь. Его звали Валентин…

— Он что, умер?

— Нет… А вообще, не знаю. Я предпочитаю о бывших мужчинах говорить в прошедшем времени, ведь они уже умерли для меня. Валентин был коллегой твоего отца.

— Коллегой отца? Но как это вышло?

Мануэла улыбнулась, и эта улыбка, зародившись на губах, словно скользнула по всему ее телу. Эльза внимательно посмотрела на мать: та однозначно была женщиной без возраста.

— Это сложно объяснить. Я шла по городскому саду домой, в обычный будний день, просто гуляла после репетиции, вдохновляясь летом. Мне так хотелось иногда пройтись одной по этим аллеям, а твой отец так на это сердился… Ну да ладно. И вот, я вся такая романтичная, в легком разноцветном платье и в этом, самом нужном для любви настроении, и он — навстречу. Вокруг это буйство зелени — деревья, кусты. И еще солнце, конец июня, жарко, все хмурые, а он в белой рубашке с распахнутым воротом. Смуглая кожа, белоснежная улыбка… Мы немного поговорили: он, оказалось, только вернулся с курорта. И я влюбилась.

— Вот так, сразу? В парке?

— Ну конечно, дорогая! Конечно, сразу! Потом мы гуляли, говорили, целовались — несколько недель подряд, каждый день… Потом случилась настоящая любовь, и меня уже невозможно было спасти. Я была не просто его, я была — он…

— А потом?

— А потом август, наша поездка на море, и — он украл меня, представляешь? Просто украл… Я боялась и плакала, потом смирилась, и мы были очень, очень счастливы…

— Очень счастливы? Сколько?

— Четыре года. Однажды утром я проснулась и поняла, что больше не люблю его. И нужна причина, чтобы уйти. Все эти условности, причины и прочая чушь появляются лишь тогда, когда уходит любовь…

— И что с причиной?

— Несколько месяцев я искала ее, а потом нашла Эллу.

— В общем, все сложилось удачно…

— Не особенно. Но ты же спрашивала о любви… А любовь не бывает неудачной, детка. Любовь — это танец, ты начинаешь танцевать, продолжаешь, подхваченная вихрем, но даже когда устаешь, не можешь просто прекратить. Надо красиво закончить номер… И это тоже женская жизнь. Самое сложное в любом танце — красивый финал.

— Или эффектный. Я слышала, как минимум один номер в твоей жизни закончила не ты…

Мануэла чуть изменилась в лице, но тут же взяла себя в руки.

— Лизанька, мы говорим о любви. А в этом деле не нужны большие дозы. Следующая история — в следующий раз.

— Извини, мам.

— А насчет твоей идеи об ответственности… Знаешь, дорогая, когда танцуют двое — это любовь. А когда танцует кто-то один, а второй — просто опора для него, то это — стриптиз. И это действительно тяжелая работа, которая только со стороны выглядит красиво. Так я думаю.

Они говорили еще о многом, но когда легли спать, в голове у Эльзы все звучала мамина фраза о стриптизе, и она никак не могла решить: то ли это первый между ними конфликт поколений, то ли любовь, и правда, не работа, и заморачиваться по поводу нее совсем не стоит. Ведь, если следовать маминой теории, между ними со Стефаном ничего нет, и, вероятно, не будет. Ведь он ничего не делает. И Эльза решила уехать, не прощаясь с ним. Даже если любовь — это работа и ответственность, работать над этим проектом она сейчас не в силах. Отложим на потом, если получится. А нет — значит так и будет. С этими мыслями она уснула, и всю ночь ей снился зеленый парк, мама в разноцветном платье и неизвестный мужчина восточной внешности в белой рубашке, с дорогими часами на левом запястье.

Наутро, умывшись, она, как в детстве, подошла поцеловать маму.

— Мам, а можно маленький вопрос о любви? Уже же другой день.

Мануэла улыбнулась.

— Давай.

— Валентин, он был восточной внешности?

— Да…

— И носил золотые часы на левом запястье?

— Откуда ты знаешь?

В ответ на недоуменный взгляд матери Эльза рассмеялась:

— Я не знаю, мам. Вы мне просто сегодня приснились. Вдвоем, в парке…

Позавтракав и принарядившись, женщины заперли свой четный номер в гостинице и отправились в адвокатскую контору. И по дороге единогласно решили, что числа, похоже, перестают определять течение их жизни.

Вадим Сергеевич, хоть и был несказанно рад увидеть обеих, от новости о наличии у Мануэлы временного паспорта сразу помрачнел.

— Вы показывали его кому-то?

— Нет, просто взяли.

— Ну хоть это хорошо.

Вадим Сергеевич усадил женщин в кресла и дал им в руки по цветочку из стоявшей рядом высокой вазы.

— А сейчас слушайте меня внимательно, девочки. И запоминайте. Пересечь границу по чужому паспорту — это уголовное преступление. Ввести в заблуждение сотрудника правоохранительных органов с целью получить паспорт, на который не имеешь права — тоже уголовное преступление. Если вы будете дальше продолжать в том же духе, то я не смогу ничем помочь вам, как бы ни хотел этого. И еще. Эльза, помнишь, я говорил тебе, что для восстановления Мануэлы в правах нужно собрать некоторые доказательства в том городе, где она жила. Нам нужны свидетели, их показания… Где я их теперь возьму?

— Она может уговорить Эллу приехать. Наташу, еще пару человек. Не знаю, правда, сочтешь ли ты, Вадимчик, этих свидетелей благонадежными… — Мануэла тонко улыбнулась.

— Сочту, если они будут говорить правду. Эльза, тебе придется съездить за свидетелями, пока я буду работать здесь.

— Стефан тоже говорит, что мне надо уехать. Благодаря дарственной, которую я нашла в папке, они нашли убийц. Теперь считают, что это Дана и Стас. Вроде Дана призналась уже… Там замешан еще нотариус какой-то и свекор мой… Вадим Сергеевич, мне страшно.

— Тем более, оставляй Мануэлу здесь и уезжай. Заодно найдешь свидетелей.

— Как я ее оставлю тут одну?!

Вадим Сергеевич повернулся к Мануэле.

— Мануэла, вы позволите мне помочь вам, пока ваша дочь будет в отъезде?

Мануэлу, которая уже пришла в себя, предстоящие перемены, похоже, только забавляли. Она лукаво улыбнулась.

— Позволю…

— Тогда давайте я прямо сейчас перевезу ваши вещи к себе. У меня довольно большой дом, и там вы будете в безопасности. К тому же, он почти всегда пустует — ведь я на работе. Вас ничто не стеснит.

— Вадимчик, это неприлично…

— Зато безопасно.

И Мануэла кивнула головой в знак согласия. Эльза была поражена тому, как быстро пугавшие ее обстоятельства приняли другой оборот.

— Да уж точно: хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах, — заметила Эльза. — Вообще-то я хотела провести все эти дни с мамой, а, когда все решится, вернуться с ней обратно и жить там.

— Эльза, у меня для тебя есть новости. С аукциона продали вашу квартиру, автомобиль и офис, а предприятие, которое Стас купил в период вашего брака, выставлено на продажу на следующей неделе. Нужно, чтобы ты уполномочила меня взять эти деньги и положить на твой счет в банке. У тебя, кстати, есть счет в банке?

— Нет, личного нет, был только общий с мужем. И …я ничего не знала ни о каком предприятии.

— Ясно. Значит, поехали. К нотариусу, в банк, потом за вещами в гостиницу.

Вадим Сергеевич разговаривал с ними тем же не терпящим возражений тоном, которым уже однажды увещевал ее не делать глупостей в суде. Могла ли она тогда думать, что все в ее жизни запутается еще сильнее?

— Вадим Сергеевич, а на какое время я уеду? Что мне делать с работой?

— Ты же собиралась уезжать навсегда. Увольняйся.

— Как это — увольняйся?

— Очень просто. Твои бывшие родственники станут искать тебя, в первую очередь, в театре, разве нет? Значит, это еще одно дело, которое надлежит сделать сегодня.

— Но они, наверное, захотят, чтобы я отработала еще какой-то срок, как там надо по закону…

Вадим Сергеевич посмотрел на нее поверх очков.

— Значит, туда тоже вместе поедем. Помогу уладить.

Вдруг Мануэла захлопала в ладоши и счастливо рассмеялась:

— Обожаю решительных мужчин.

Эльза с удивлением посмотрела на нее, а Вадим Сергеевич немного смутился. В этих несоответствующих тревожной ситуации состояниях все трое вышли на улицу и сели в такси.

Покончив с нотариусом, открыв счет в банке и забрав из гостиницы свои и мамины вещи, Эльза поняла, что вопрос с театром хочет решить сама, о чем сказала Мануэле и Вадиму Сергеевичу. Увлеченные воспоминаниями, в которые они с удовольствием углубились по дороге, эти двое не стали возражать: адвокат лишь сказал, чтоб она позвонила, если возникнут проблемы.

До театра она дошла пешком. Действительно, уволиться — логично, она просто не успела подумать об этом. Но что, если она не найдет работу в том, другом городе? Конечно, у нее будут деньги, не в них дело. Но без любимой работы, без этих движений души, без сцены, без восхищения большого количества людей ей будет скучно. Чем она сможет заменить это? И сможет ли? Впрочем, выбора сейчас все равно нет…

Так, в размышлениях, она почти дошла до театра, и вдруг вспомнила о Николетте. Случайно увиденный кусочек чужой жизни: безденежье, скучная работа, безнадега, больной муж, поломанное кресло… И в то же время какая-то инстинктивная стойкость к несчастьям, отзывчивость, доброта. Размышляя, Эльза свернула в магазин, выбрала недорогое, но мягкое кресло, расплатилась, заказала доставку на имя Николетты и на адрес театра. Пусть почти прожитая жизнь этой женщины станет хоть немного удобней.

Каминский оказался на месте. Эльза зашла к нему, поздоровалась. Похоже, он был не рад ее появлению.

— Присаживайся. Чем обязаны?

— Я пришла увольняться.

— Пиши заявление.

Он протянул ей листок, Эльза начала писать. Директор еще больше нахмурился:

— Надеюсь, там ты напишешь причину, раз лично мне ее сказать не желаешь.

Эльза положила ручку.

— Ну почему же, желаю. Я переезжаю в другой город. Не по своей воле, это обстоятельства. Семейные. И я ничего не могу поделать.

Объяснять ничего не хотелось, тем более ему. Директор смягчился и как будто даже обрадовался:

— А с законом проблем больше нет?

— Их и тогда уже не было, я вам говорила…

Эльза вздохнула, помолчала, пытаясь понять, что же она чувствует в этот судьбоносный момент. Наконец, выдавила из себя нужную фразу:

— Мне самой жаль, что приходится так срочно увольняться. Но уезжать надо прямо завтра.

Каминский помолчал.

— Ты потом возвращайся, если захочешь, мы возьмем тебя обратно. И роль получишь, еще получше той. Я сейчас позвоню бухгалтеру, она все оформит, а ты зайди ко мне через часик, заберешь документы…

Эльза кивнула ему и вышла. Что ж, у нее есть время попрощаться — если не с коллегами, то, по крайней мере, с театром. С театром, который так долго играл самую важную роль в ее жизни…

Она спустилась на первый этаж, вошла в зал. Прошлась по нему, трогая руками бархатные спинки кресел, села в первый ряд. После поднялась на сцену, тронула кулису. В носу защекотало — то ли от чувств, то ли от пыли. Вышла за сцену, прошла мимо зеркал, в которые сотни раз рассматривала себя перед спектаклем. Постаралась не смотреть в них сейчас: делать это без грима и не в сценическом костюме считалось плохой приметой. Через обшарпанный коридорчик прошла в гримерку. Сколько здесь было волнений, переживаний, размышлений! Все это сейчас кажется пустяками. Эльза ясно почувствовала, что все происходит верно: она и сама не хочет, не может оставаться здесь. Эта роль сыграна, она сделала тут все, что могла. Проведя рукой по своему столику в гримерке, она мысленно сказала: «Забираю с собой все хорошее, что тут было», открыла сумку и «положила» это хорошее туда, следом застегнув молнию. Уходя, подумала сфотографировать гримерку на телефон, потом решила, что не надо. Пусть все остается в воспоминаниях. Так красивее.

Театр был пуст: до репетиций далеко, спектаклей сегодня не планировалось. Эльза спустилась вниз, к проходной, где сидела Николетта, и застала ее за разговором с грузчиками.

— Вы с ума сошли, я ничего такого не заказывала, увозите обратно! — причитала женщина. Грузчики в ответ показывали ей бумагу, но она была непреклонна. Когда Эльза вышла, они, недоуменно переглядываясь, уже собирались грузить кресло обратно в машину. Эльза успела остановить их.

— Николетта, это я купила кресло, чтоб вам удобно сидеть было. Разрешите его поставить, пожалуйста.

— Ой, Лизанька, ты с ума сошла, — Николетта повернулась к грузчикам. — Несите обратно, я не знала!

Ребята ругались, и Эльза дала им денег, а потом еще и попросила выбросить в мусорный контейнер старое кресло. Николетта устроилась на новом рабочем месте и широко улыбнулась — так, что во рту блеснула серебряная коронка коренного зуба.

— Я теперь королева тут буду, Лизанька. Спасибо тебе.

Эльза улыбнулась.

— Как ваша кошка, Николетта?

— Ничего, спасибо. Бегает уже. И тебя, спасительницу, вспоминает.

— Вот, возьмите немного денег, купите ей от меня чего-то вкусненького, — Эльза протянула женщине несколько купюр. Николетта смутилась:

— Лизанька, а ваш богатый муж не против того, что вы мне помогаете?

— Нет, не против, — Эльза подумала, насколько далек от таких вещей ее бывший муж, да и она сама до недавнего времени была ничуть не лучше. — Николетта, я уезжаю, я не буду больше здесь работать. Сейчас вот документы забираю и уезжаю.

— Прощаться со всеми тоже не будешь?

— Не буду. Вы же знаете, у меня нет друзей в театре.

— Ни у кого тут друзей нет, все враги. А вот когда я на заводе на проходной работала, там завсегда компании были. Компаниями приходили на работу, компаниями уходили: мужчины, женщины… На праздники всегда пьют, гуляют. Весело! А у вас весело только на сцене бывает.

— Странно, вам тоже так кажется?

Николетта пожала плечами:

— Со стороны всегда виднее, девочка. Все гордые такие ходят, важные. А из-за чего важные? Не понять. Что ж нельзя добрыми быть да дружными, коли в театре работаешь?

Спускаясь по лестнице с документами в руках, Эльза все еще до конца не верила, что своей рукой перерезала нить, которая еще недавно была единственной, которая привязывала ее к жизни. Для того, чтобы иметь возможность играть в театре, она когда-то вышла замуж за Стаса. В театре она познала любовь и ненависть, успех и провал. Театр дал ей новое имя, и прежним она уже даже сама себя не называет. А что с нею будет теперь? Бог его знает.

Проходя последний раз мимо Николетты, Эльза махнула ей рукой в окошко:

— До свидания, Николетта! Я позвоню вам оттуда.

— Буду ждать. Спасибо, Лизанька. За все. И от кошки тоже!

В глазах пожилой женщины заблестели слезы, она махнула рукой и плотнее закуталась в теплую фиолетовую шаль.

Эльза, дойдя до угла, еще раз обернулась посмотреть на театр. И увидела поворачивающий из-за угла джип темно-зеленого цвета. Сомнений быть не могло — это свекор! Эльза бросилась в переулок, пробежала два квартала и увидела крохотное кафе, прилепившееся к старому дому. Пулей влетела туда, забилась в дальний угол, попросила кофе и набрала номер адвоката.

— Вадим Сергеевич, здравствуйте! Я уволилась. Да, без проблем. Но… Только я вышла из театра и отошла на полквартала, туда подъехал свекор. Так что Стефан был прав — они меня ищут. Я вернусь сейчас, возьму вещи, и сегодня же уеду, наверное… Да… Я в кафе. Сейчас допью кофе и приеду.

Из такси Эльза позвонила Николетте. Может, ей показалось, и свекор ехал вовсе не в театр?

— Николетта, это Эльза. Я хотела спросить… Что с вами, почему вы плачете?

Женщина на том конце провода еще раз всхлипнула и заговорила обычным голосом.

— Я очень испугалась, деточка. Тут приезжал один старый мужик, искал тебя, говорит, что он отец твоего мужа. Когда я ему сказала, что ты уволилась сегодня и недавно ушла, он размахнулся и стекло разбил в проходной, то, в котором окошко было, целиком все… Уж я страху натерпелась!

— Боже, какой ужас! Вас не поранило?

— Он сам порезался, и сильно. Попросил меня вызвать ему скорую, а я полицию сначала вызвала, успела. А в скорую уже вот сейчас позвонила, пока он с полицейским говорил. Будет знать, как чужое имущество портить. Очень злой человек. Надеюсь, твой муж не похож на него.

Эльза вздохнула и покосилась на таксиста.

— Похож, к сожалению… Поэтому я ушла от него, Николетта, поэтому уезжаю. А они меня ищут.

— Ну и в добрый путь, детка. Я рада, что ты успела. Я никому ничего рассказывать не буду. Позвони мне, как сможешь!

Совершенно расстроенная, Эльза вышла у дома Вадима Сергеевича и позвонила в ворота. Ей открыла мама — довольная, в новом платье, с цветком в волосах. Эльза прошла в дом и увидела Вадима Сергеевича — он был без очков и без галстука, но в костюме, а верхняя пуговица на рубашке была расстегнута. Они с мамой пили шампанское, на столе стояли фрукты и печенье.

— Мы с вашей мамой, Лизанька, разрабатываем план действий, — он потянулся за листочком на дальний угол стола. — Я вот тут написал, какая информация мне нужна, а вы уже на месте сориентируетесь — либо найдете эти бумаги, либо человека, который сможет все подтвердить.

Эльза взяла листочек, и, не глядя, положила его в сумку.

— Свекор разбил стекло на проходной театра. Сейчас там полиция и скорая.

Мануэла изменилась в лице.

— Детка, они тебя преследуют? Какой ужас! Вот видите, Вадимчик, это несчастливая звезда нашей семьи.

— Я не специалист по звездам, я юрист, и как юрист постараюсь что-нибудь сделать, — проворчал Вадим Сергеевич, и, застегнув на рубашке верхнюю пуговицу, быстро набрал номер Стефана.

— Подполковник Коваль? Адвокат Березин. У меня есть информация, что родственники искали Эльзу в театре, разбили там стекло или что-то вроде того, и ваш наряд туда выехал. Да, она в безопасности.

Адвокат выглядел обеспокоенно.

— Эльза, тебе стоит уехать как можно быстрее. Например, завтра прямо с утра. А вы, Мануэла, договоритесь с сестрой — пусть Эльза там остановится.

— Не надо, мам, я лучше у Наташи…

Мануэла улыбнулась:

— Вадимчик, она поживет у моей подружки…

— Главное, чтоб там было безопасно.

— Думаю, там очень безопасно. Оазис просто.

Вадим Сергеевич пристально на нее посмотрел:

— Вот именно так вы и выглядите, дорогая Мануэла, как будто все эти годы провели в оазисе.

— Надеюсь, вы не шутите, мой дорогой? Мы туда обязательно съездим, когда… Когда у меня будет настоящий паспорт. И вы все увидите своими глазами.

Она явно кокетничала с ним. А Эльза, стоя рядом, одновременно испытывала несколько не самых приятных чувств: что она лишняя, что она ревнует недавно обретенную мать, и что ее планы в очередной раз до основания рушатся. Разве это «обязательно съездим туда» не означало, что мама собирается остаться здесь? И Эльза разозлилась:

— Да, вы все обязательно увидите своими глазами. Если нас всех до того времени не убьют эти придурки.

Вадим Сергеевич посмотрел на нее.

— Эльза права. Мануэла, заприте покрепче входную дверь, сегодня мы все ночуем здесь.

Чуть успокоившись, Эльза подошла к матери, обняла ее, и та шепнула ей на ухо:

— Дорогая, не сердись на меня, я потом тебе все объясню…

Наконец-то она обратила внимание на кого-то, кроме своего «Вадимчика». У Эльзы отлегло от сердца:

— Купи себе номер телефона, я буду часто звонить тебе.

Их услышал Вадим Сергеевич:

— В этом нет необходимости, будешь звонить сюда. Я твою маму отсюда буду выпускать только очень редко и под серьезной охраной.

— О, я уже чувствую себя в безопасности, — почти пропела Мануэла, ласково поглядев на адвоката.