Теперь ее жизнь точно будет иной — Эльза это знала. Какие бы сложности ей не предстояли, все будет хорошо. Подумать только: если бы не история со Стасом, если бы она не вышла за него замуж, а он не изменял ей — всего этого не случилось бы. Ни поезда, ни Ольги, ни Эллы, танцующей в нечетном дворе, и маму бы она не встретила. Может быть, никогда не встретила бы… Даже подумать страшно. Все в жизни происходит для чего-то, все к чему-то ведет. И все, что случилось дома — было ее дорогой к счастью. Надо ехать обратно, решить с разводом, сделать маме паспорт, а затем вернуться в этот чудесный город и счастливо жить дальше. Разве здесь можно быть несчастной? Стоит, пожалуй, уговорить Ольгу сделать то же самое. Когда Эльза зашла в комнату, подруга складывала вещи в большой полосатый чемодан.
— Какое чудесное ретро! Наташин чемодан?
— О, нет. Мне его подарил мужчина из соседней комнаты. Сказал — ему больше не понадобится, потому что он до конца жизни решил остаться здесь. Какой-то блаженный. А ты загорела!
— Да, вчера целый день провалялась на пляже с красивым парнем. Он, кстати, полицейский и театрал — два в одном.
— Ого. А ночью где была?
— Ночь провела в замечательной компании двух пятидесятилетних дам.
— Ну и развлечения у тебя!
— А где была ты?
— Делала визу, покупала билет, кое-какие вещи. Сегодня меня здесь уже не будет.
— Это ужасно грустно. Во сколько отплывает пароход?
— Самолет. У меня билет на самолет. Через четыре часа надо быть в аэропорту. Попытавшись улыбнуться, Эльза выдавила из себя:
— Ну что ж, значит, еще есть время выпить шампанского.
— Это точно. Вот только чемодан соберу.
Эльза вышла в ванную, как она думала — поплакать. Бессонная ночь давала о себе знать, высокая концентрация новых переживаний — тоже. Однако, глядя себе в глаза в старом зеркале, не удалось проронить ни одной слезинки. Пришлось просто умыться и выйти.
— Оля, а почему ты не хочешь вернуться домой, разобраться со всеми проблемами и жить дальше? Например, здесь…
— Потому что это плохо закончится, — Оля пристально посмотрела ей в глаза. — И еще потому, что я уже все решила.
— Ну как закончится, ты не знаешь, — голос у Эльзы неожиданно задрожал, — а что до решений, то умные люди нередко их меняют …на более верные.
— Значит, я дура, потому что менять ничего не стану. Не сердись на меня. Когда-нибудь я вырасту и все пойму. Но будет поздно.
Это была шутка. Но внутри словно натянулась струна, которую если тронешь — зазвучит настоящая боль. Эльза кротко улыбнулась:
— Поздно не будет. Мы все равно скоро увидимся.
Час спустя девушки вышли из дома и зашли в ближайшее кафе. На деревянные циновки поставили бокалы и холодное шампанское, которое в этом городе было определенно не то. Попробовав, Оля снова попросила меню, в котором — о, чудо! — нашелся тот самый брют, который они с удовольствием выпили бы дома. Если бы там встретились, конечно. Оля рассказывала о своих планах: она летела в Турцию отдохнуть, а затем собиралась путешествовать.
— Вот в Америке я, например, никогда не была… Мне кажется, там должно быть неплохо — для таких, как мы с тобой.
— Не знаю, мне всегда больше нравилась Европа.
— Значит, будешь летать ко мне в гости и тратить на это кучу денег. Ведь прилетишь же?
— Если ты не вернешься, прилечу.
Эльзе было искренне жаль, что Ольга снова выбрала побег. Так хотелось открыть ей глаза, рассказать обо всем, что произошло, все чудеса — о маме, об Элле, о поклонниках и малахитах… Но Эльза молчала, потому что чувствовала: чтобы подруга поняла, что жизнь — это не череда несчастий, а просто такой путь к радости, что-то особенное должно произойти именно с ней. Кто знает, может, это произойдет в Турции? Или где-нибудь по дороге? Какое право она имеет останавливать ее, удерживать от чего-то, и тем самым мешать ее счастью? Никакого.
— Знаешь, Оль, у меня есть тост. Я хочу выпить за то, чтобы все, что причинило тебе боль и неудобства, в итоге стало твоей дорогой к счастью.
— Витиевато излагаешь. Я, пожалуй, выпью просто за счастье.
Ольга разлила остатки шампанского по бокалам, они чокнулись и выпили. Пора было идти.
В полном молчании они поднялись по лестнице, где все так же сильно благоухала акация. Только теперь сладкий запах перестал быть волнующе приятным, а скорее раздражал. А, может, это сказывалась нервозность, такая естественная накануне расставания подруг? Подруг? Эльза усмехнулась про себя. Как можно называть другом человека, которого знаешь… Она посчитала в уме — которого знаешь пятьдесят три часа. Нет, до пятидесяти трех часов еще… Она вынула из сумки телефон: еще двадцать пять минут.
Такси приехало быстро. Водитель положил в багажник полосатый чемодан, и, видя, что девушки молча стоят друг напротив друга, тактично сел в машину и выключил мотор. Оля взяла Эльзу за руку и потянула за угол. Они оказались под номером дома — на этот раз четным. «Это плохо, — подумалось Эльзе, — не надо Оле уезжать». В этот момент Ольга обняла ее и заплакала.
— Мы еще увидимся, — шептала она Эльзе в мокрую от слез шею. — Я очень полюбила тебя, но мне, правда, надо ехать. Я позвоню тебе, дай только номер телефона… Тут Эльза подумала, что вот чего у нее не было эти последние дни — так это номера телефона. Она отстранилась, открыла сумку и вынула визитку — ту, из прошлой жизни.
— Вот, звони в театр, по этому номеру. Остальные отвечать не будут.
— В театр?
— Да, я обязательно приду на работу, потому что это единственное, что мне в той моей жизни нравится. Я оставлю там свой новый номер телефона. И, знаешь, что? Попроси Николетту, скажи ей, что ты — Оля, информация будет у нее. Так вернее.
Оля всхлипнула:
— Хорошо. Я обязательно позвоню.
— И мы снова увидимся.
— Я очень хочу, — тут она внезапно взяла себя в руки. — И еще хочу попросить тебя о чем-то… Можно?
— Да, конечно.
— Отправь, пожалуйста, вот это. Какой-нибудь быстрой почтой.
Оля сунула ей в руку маленький сверток с написанным на нем адресом.
— Что это?
Эльза развернула сверток и вытащила оттуда мужскую запонку.
Оля улыбнулась сквозь слезы, как в тот, самый первый раз в поезде:
— Это запонки мужа… Помнишь? Мне они больше не нужны.
— Я могу просто отнести их, если хочешь. Я же туда еду.
— Нет-нет, лучше отправь, и быстрее. Пожалуйста. Мне кажется, они могут принести несчастье.
Тонкая высокая девочка, без косметики, в джинсах, сережках-кольцах и с каштановым ежиком волос в последний раз посмотрела на нее, окинув взглядом с головы до ног. Как будто запоминая все — фигуру, рост, движения рук… Потом заглянула в глаза, повернулась и медленно пошла к машине.
«Как же она изменилась за эти пятьдесят три часа», — подумала про себя Эльза. Проводив взглядом вишневого цвета такси, она пошла вдоль улицы и вскоре увидела здание почты. Отправила посылку, и, небрежно сунув выданные ей бумажки в сумку, вышла на улицу. В почти летнем ветерке угадывались запахи цветущей акации и нарастающей тревоги. Откуда это? До сих пор в этом городе Эльза не ощущала ничего подобного. Похоже, пришла пора принимать решения. Она узнала здесь все, что должна была. Скоро она поедет домой. Все обдумает и поедет. Будет разбираться во всем, как бы это ни было сложно.
Обратно Эльза ехала в автобусе с четным номером — ощущение всю дорогу было неважное, похожее на предчувствие беды. Приходилось себя успокаивать и ежеминутно вспоминать, сколько добра принесли с собой случившиеся неприятности. Но… еще ничего не случилось, а уже так нелегко. Может, права была Ольга, капитулировав без боя? Эльза вернулась в гостиницу, где ночевала перед отъездом, и снова сняла там номер. Правда, седьмой был занят, пришлось довольствоваться двенадцатым.
На следующий день, проснувшись к обеду, Эльза решила съездить в театр. В такси почему-то не думалось, и было совсем не легко. Все не так, как всегда. Бросить бы это и уехать обратно: в тот светлый город, к морю, к маме. Но нет, впереди развод, суд, раздел имущества, наверняка — сложности на работе и с отцом. Проблемы, в решении которых ей совершенно некому помочь. Может, нанять адвоката? Неплохая мысль! Как она раньше не пришла ей в голову? Эльза попросила таксиста остановиться возле адвокатской конторы, которая находилась в двух кварталах от театра. Здесь работал приятель отца, и к нему можно было обратиться за советом.
Вадим Сергеевич оказался на месте, выслушал ее, покивал в ответ на просьбу о конфиденциальности. Но отцу он, конечно, скажет, они же друзья… Что ж, так, наверное, даже лучше. Эльза рассказала адвокату о неизбежности развода, показала фотографии беременной Ани, которые он тут же скопировал себе в компьютер. В телефоне также обнаружилась запись части их разговора — как раз в том месте, где она говорила про Дану и спрашивала, жена Эльза Стасу или не жена. Лицо адвоката аж прояснилось:
— Это очень удачно для развода. Хорошие доказательства.
Что за люди эти юристы? Положительные эмоции там, где у других — отчаяние и ужас. Эльза подписала бумаги о представлении в суде ее интересов и отдала секретарю паспорт, чтобы сделать копию. А когда паспорт вернули, заплатила адвокату необходимую официальную сумму — через кассу, чтобы все было по закону.
— Теперь можешь ни о чем не беспокоиться, я все сделаю сам, — Вадим Сергеевич разве что не потирал руки от удовольствия. — Ничто не радует меня больше, чем заведомо выигрышное дело. Поверь мне, Лизанька, после развода ты будешь очень богатой женщиной.
— Спасибо, это было бы кстати.
— Куда тебе позвонить, если что?
Эльза вынула из сумки визитку:
— Лучше в театр, вот по этому номеру. Я сейчас куплю новую карточку, и оставлю номер мобильного телефона Николетте, вахтерше. У нее спросите.
— Да, понимаю. Не хочется, чтобы беспокоил муж. Это очень правильно. А вот и моя визитка, пусть будет. Звони на мобильный или в офис — все равно.
— Спасибо.
Когда она попрощалась и вышла из конторы, стало немного легче. В ближайшем киоске была куплена карточка с новым номером. С него Эльза отсюда же, с перекрестка, позвонила Вадиму Сергеевичу.
— Вот это мой новый номер, на всякий случай.
— Хорошо, Лизанька, я понял.
Кажется, все начинает решаться. Зря она так боялась этих проблем. Следующий звонок надо сделать отцу. Гудок, второй, третий…
— Пап, привет.
— Здравствуй, Эльза. Ты разводишься?
— Быстро до тебя доходит информация.
— Вадим позвонил. Решила опозорить меня на старости лет?
— Нет, пап. Все расскажу после.
— Даже слушать не хочу. Материна порода…
Отец бросил трубку. Эльза вздохнула. Хорошо, что с ним все в порядке, а поговорить они еще успеют — пусть остынет сначала. Разговор со Стасом, пожалуй, стоит отложить на вечер. А теперь — в театр. На чем бы Николетте записать номер, чтобы он не потерялся? Эльза зашла в магазин канцтоваров и выбрала кожаный блокнот с желтым обрезом. Похожий она видела у вахтерши на столе. Бог ее знает, что она туда записывала — может, рецепты?
Внезапно Эльзу снова охватило беспокойство. Отчасти поэтому она сразу купила и ручку, а после, выйдя из магазина, прислонив блокнот к стене, крупными цифрами записала на последней странице новый номер телефона. Подписала «Эльза Марин», и, подумав, ниже добавила: «для Ольги и Вадима Сергеевича». Кто знает, может, старый адвокат не записал номер? Пожилые люди не особо умеют обращаться с мобильными телефонами… Эльза подняла голову: наверху на доме красовался четный номер. Вот почему так тяжело дышать. Надо уходить отсюда.
Вроде все, можно идти в театр. Задержав дыхание, и будто перешагнув невидимый барьер, Эльза двинулась за угол и уже оттуда увидела, что у проходной толпились люди. Подойдя поближе, она заметила, что у двери с костюмершей Светой говорили двое полицейских. Обойдя их, Эльза подошла к Николетте, все объяснила ей и вручила блокнот. Дважды показав, где именно записан телефон, Эльза спросила:
— А что случилось-то, откуда столько народу?
— А ты не знаешь, деточка? — Николетта заметно удивилась, и тут же зашептала. — Но я все передам, ты не бойся…
Тут над ухом раздался тихий, но твердый голос:
— Вы — Эльза Марин, актриса?
Она повернулась:
— Да.
— Пойдемте, с вами хотят поговорить.
Эльза удивилась, но пошла следом за полицейским. Он попросил ее подождать и усадил в стоящую на обочине машину. По салону было ясно, что автомобиль не служебный: коврики на креслах отделаны ониксом, на торпеде — дорогая ручка. Она приоткрыла дверь, откинулась на кресло и стала ждать. Что, интересно, случилось в театре? Даже спросить не успела. И Николетта показалась ей такой взволнованной…
Стефан еще раз пролистал блокнот, который ему показала вахтерша. Записал номер телефона и имена: Ольга и Вадим Сергеевич. Сказал Николетте оставить блокнот себе и выполнить все, о чем ее попросили. Кто эти люди? Что на уме у этой женщины? И почему ему всегда с ними так не везет?
Ответ на последний вопрос он искал уже вторые сутки. Актриса Эльза Марин, или, если быть точным, Елизавета Алексеевна Марин, разочаровала его совершенно. Он любил ее без малого восемь лет — с тех пор, как она появилась на сцене городского драматического театра, не пропускал ни одного спектакля с ее участием, и ему, по большому счету, было безразлично — как она играла и как к ней относились остальные. Впрочем, остальные ей постоянно аплодировали, многие — дарили цветы. А он решился сделать это лишь однажды — на прошлой неделе, на премьерном спектакле.
Пьесу играли третий раз, но он ее не видел: все время поглощало расследование мошенничества, которое произошло в крупном частном банке. Он блестяще закончил дело, передал его в суд, два часа поспал, помылся, переоделся в штатское и пошел в театр. И на радостях решил первый раз в жизни подойти к ней, а не сидеть в зале, как мальчишка. Волновался, купил букет сирени, сел в первый ряд. Она была прекрасна, как всегда, но весь спектакль словно и не думала об игре: запиналась, двигалась невпопад, забывала слова. Было видно, что она сама не своя, что у нее что-то случилось… Если бы он тогда знал, что именно. А тогда он подарил ей букет и ждал у проходной театра, решив заговорить, если она позволит. Но она выскочила, вся в слезах, и не заметила его, пробежав мимо. Он решил, что ей не до него, и не подошел. И он молодец. Потому что, если бы подошел, сейчас было бы гораздо хуже. Потому что Эльза Марин, его любимая Эльза теперь была подозреваемой в убийстве.
Комиссар умел зло пошутить, но поручить ему расследовать убийство Беспалого — лучшая шутка в его жизни. И самоотвод было не взять: если бы они хотя бы встречались… Как сформулировать? «Я отказываюсь расследовать дело, потому, что уже восемь лет влюблен в подозреваемую, как мальчишка»? Над ним смеялись бы до конца жизни. И так все мужики на работе знали «слабое место» замкомиссара.
А она, ну что за женщина! И куча улик: пистолет, побег, посылка… И поведение на спектакле. Выходит, он все же не зря туда пошел и подошел к ней. Только вот не думал, что это понадобится по работе. Надо взять себя в руки, что-то придумать, незаметно взять у нее отпечатки пальцев и проверить версию с пистолетом. Он делал это десятки раз, с разными людьми, но сейчас будет сложно. Нужно будет сесть с Эльзой в машину, в его машину, она там его уже ждет. И еще соображать при этом, расследовать, искать доказательства. Разыграть целый спектакль — теперь уже его спектакль. Остается надеяться, что она его не вспомнит. Да, такого сложного дела у него еще не было. Ну что ж, с богом.
Несмотря на полицейскую форму, в приближающемся к машине мужчине Эльза без труда узнала поклонника, который подарил ей сирень на последнем неудачном спектакле. Вот так встреча! Сколько же в городе полицейских-театралов? Эльза приветливо улыбнулась ему, но он не ответил на улыбку — видимо, потому что при исполнении. Надо же, какой серьезный! Вторую улыбку Эльза спрятала.
— Подполковник Стефан Коваль. Я задам вам несколько вопросов, но не здесь, а в комиссариате полиции.
— Стефан? Вас зовут Стефан?
Он, не отвечая, завел машину. Эльза улыбнулась: все сходится. И то, что говорил Андрей по дороге с пляжа, и букет сирени, и вот это суровое выражение лица. Наверное, он просто стесняется. Ну, и еще на работе. Как же это все любопытно!
По дороге Эльза украдкой рассматривала полицейского, который, судя по имеющимся у нее сведениям, был влюблен в нее много лет. Каким бы он не оказался, все это прекрасно и очень приятно. И очень кстати в этом ее «предразводном» состоянии. Ей вдруг подумалось, что машина может быть не его, но, судя по тому, как ловко и спокойно он обращался с нею, Эльза решила — все-таки авто не чужое. Правда, оно совершенно не гармонировало с формой хозяина, его обликом и особенно выражением лица. Внутреннее убранство автомобиля настраивало на вальяжность, но хозяин был хмур, чем-то озабочен, излишне худощав. Пронзительно-голубые глаза сощурены, и без того тонкие губы сжаты, да и весь он был очень напряжен и несколько неловок. С авто гармонировали только твердо державшие руль руки — красивые, крупные, каждое движение которых выдавало уверенность и силу. Вообще, в театре он показался ей несколько другим. Более доброжелательным, что ли.
— Стефан, а что, собственно, вам от меня нужно? — Эльза была уверена, что в театре опять что-то случилось, и ее просто обо всем подробно расспросят. Что все уже были в полиции, и осталась она одна, последняя. Так было в прошлом году, когда однажды вечером, хорошенько перед этим «употребив», за сценой повесился сорокалетний помреж. Утром его нашла Николетта, и сама чуть было на тот свет не отправилась, пока не приехала полиция и отец этого несчастного. «Криминальные» истории в театре, не то чтобы регулярно, но случались: творческие люди, любовь и ревность, надломленная психика, интриги, поклонники и поклонницы, роковые романы, перетекающие со сцены в комнатушки театральной общаги и быстро там угасающие… Причин много. Чаще случались драки, чем самоубийства, но, в целом, за кулисами жизнь кипела не меньше, чем на подмостках. Правда, Эльзы все это никогда не касалось. Но в появлении полиции все же не было ничего уж прямо из ряда вон выходящего.
— Мне нужно вас допросить, и, возможно, мы вас задержим до выяснения всех важных для дела обстоятельств, — четко выговорил полицейский и нажал на кнопку, блокирующую двери. Но Эльза бежать не собиралась, бояться было нечего. Вместо этого она повернулась к сидевшему рядом мужчине и улыбнулась:
— Так вы меня арестовали?
— Еще нет, но это возможно. А почему вы смеетесь?
— Просто на это нет никаких причин. Арестовывать меня совершенно не за что: ну разве что за то, что три дня назад я сбежала от мужа, а сейчас вернулась, чтобы с ним развестись… И, признаться, так боюсь предстоящего разговора, что мне весело даже здесь, с вами.
Она даже дала ему понять, что свободна. Но полицейский смотрел на нее хмуро. Кокетство на него словно не действовало. Эльза отвернулась, открыла форточку и выглянула наружу. Ехали не очень быстро, и в салон залетал ветерок с запахом липы, которая в этом году начала цвести немного раньше, чем ей положено.
— Закройте окно.
— Ну, я вряд ли выпрыгну через форточку…
— Все равно закройте.
— Хорошо. А можно узнать, о чем мы будем говорить?
— Мы уже почти приехали. Поговорим в кабинете.
Светлое мраморное крыльцо комиссариата полиции резко контрастировало с мрачным длинным коридором. Они прошли мимо дежурного, которому ее провожатый как-то по-особому кивнул, затем — мимо вереницы одинаковых поцарапанных полированных дверей, оставшихся здесь, наверное, еще с советских времен. Дошли до конца коридора, поднялись на второй этаж. Везде, кроме лестничных пролетов, было темно, в коридорах кое-где горели тусклые лампочки и ничего, совершенно ничего не напоминало о том, какой на улице звенящий май, и как сладко он пахнет весенними цветами. Впрочем, кабинет оказался хоть и видавшим виды, но не таким темным, как коридоры. Полированная дверь была двойная, табличка на ней — черная с золотыми буквами, и Эльза успела заметить на ней слово «заместитель». Ага, что-то такое говорил и Андрей.
— Присаживайтесь.
Она послушно села в потертое кожаное кресло перед огромным, вполне современным, и, кажется, даже деревянным столом. Полицейский отодвинул светло-коричневую плотную штору, взял другое кресло и переставил его так, чтобы их разделял только угол стола.
— Хотите кофе?
— Нет, спасибо. Я бы выпила холодного белого вина, но это уже, наверное, после нашей беседы. Жарко очень.
Стефан улыбнулся, и улыбка его оказалась ярче, чем лицо. Но одновременно в ней было что-то хищное. В первую встречу он ей таким не показался.
— У меня есть вино.
Он вышел в соседний кабинет, хлопнул там какой-то дверцей, потом другой, и вернулся с бутылкой Pinot Gris, штопором и двумя дешевыми стеклянными бокалами.
— Хорошо оснащена наша полиция, — Эльза улыбнулась.
Полицейский чуть нахмурился, но пожал плечами:
— Мой рабочий день уже заканчивается. Это внеурочный труд.
И налил в бокалы вино. Столько, сколько положено — три четверти объема. Затем расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, взял бокал за ножку и отпил большой глоток. Картинка становилась все более сюрреалистичной. Но в последние дни это было скорее привычно. Через некоторое время она, вероятно, поймет, в чем дело. Чем бы все не закончилось, это в любом случае лучше, чем объясняться со Стасом.
— Вы любите яблоки? Это хорошая закуска для вина.
— Пожалуй, да.
Расстегнув сумку, она достала три яблока — из тех, что дал ей отец, и которые путешествовали с ней все последние дни.
— Найдете нож, чтоб порезать?
— А вы не будете на меня с ним кидаться?
Такой он, профессиональный юмор. Эльза вдруг почувствовала себя уставшей:
— Нет. Более того, я попрошу вас нарезать яблоки. Если не сложно.
Интонацией она подчеркнула это «вас», чтобы показать ему, насколько неуместны с ней такие шутки. Но Стефан не отреагировал. Он просто встал, вышел за ножом и, затем, встав рядом с ней, начал резать яблоки.
Нож оказался диковинным, изогнутым, с инкрустированной ручкой. В кабинет через открытое окно проникал запах весны, который смешивался с запахом яблок и вина. Стоявший рядом мужчина тоже хорошо пах — парфюмом, табаком и еще бог знает чем. Давно Эльза не чувствовала такого приятного мужского запаха. Нарезав яблоки, Стефан обошел ее и сел напротив, в свое кресло.
— Кушать подано, мадам.
Эльза уже перестала улыбаться.
— Спасибо, месье. У вас есть тост?
— Да. Я пью за то, чтоб мои предположения оказались ошибкой. За этот прекрасный день, ваши замечательные глаза и безмерное обаяние.
От слов веяло неискренностью, но сам он не выглядел злым. Даже скорее симпатичным. И, наверное, одиноким. Она подняла бокал:
— А я пью за вашу прозорливость и профессионализм, которые не позволят мне надолго тут остаться. И еще за то, чтобы вы никогда не были одиноки. Никогда. Потому, что я уверена — это худшее, что может случиться с человеком.
Взгляд Стефана стал как будто чуть мягче, в нем даже мелькнула растерянность. Подумав, Эльза добавила:
— Это даже хуже, чем обман. Да, определенно хуже.
И, закрыв глаза, выпила до дна. А когда хотела поставить бокал обратно, на столе, аккурат в том месте, куда она опустила взгляд, лежали серебряные запонки с коричневым камнем, которые когда-то показывала ей Ольга, и которые она сама накануне отправила сюда почтой. Взгляд Стефана стал жестче, осанка — официальней. Глядя ей в лицо, он сухо попросил:
— А теперь расскажите мне все, что знаете об этом.
Пожав плечами, Эльза рассказала. Но не все, а почти все. Упомянула о неприятностях дома и своем решении уехать, подробно описала встречу с Ольгой, ее историю, затем Наташину квартиру и вечеринку. О том, как Ольга исчезла на день, а потом вернулась и сообщила, что улетает в другой город. Что запонки мужа она однажды показывала в поезде, а, уезжая, попросила переслать их почтой. О встрече с матерью Эльза благоразумно решила умолчать, а о Стасе сказала коротко: «Там произошло такое, что я теперь с ним разведусь». Взгляд Стефана не смягчился, даже наоборот, было похоже, что он ей совершенно не верит.
— А вы знали убитого лично?
Глаза Эльзы округлились:
— Убитого? А что, кто-то умер?
— Да, умер. Утром того дня, когда вы играли спектакль, а потом ехали в поезде, домработница обнаружила мертвым Ивана Беспалого.
Стефан положил на стол фотографию очень красивого мужчины. Добрый взгляд, легкая проседь в волосах, красный свитер. Лет сорок пять, не больше. Лицо показалось ей смутно знакомым.
— Вы его знаете?
— Нет, лично не знаю. Но где-то видела точно… — тут ее осенила страшная догадка. — Стефан, это муж Ольги? Тот, чьи запонки, да? Боже, какой ужас!
— Где вы его видели?
— Я не помню, но, наверное, по телевизору. Оля говорила, что они оба работали на телевидении, и она, и ее муж…
Эльза расстроилась и вдруг поняла, что предвещали четный автобус и номер дома у театра… Это все не было связано с разводом. Это вот о чем… Убийство. Какой кошмар! Бедная Ольга: полиция, наверное, считает, что это она его убила и сбежала. Вот это да! Хорошо все же, что она уехала… Эльза вдруг заметила, как пристально за ее смятением наблюдает Стефан, и взяла себя в руки. А он между тем медленно, с расстановкой произнес:
— Он действительно был телеведущим, но никогда не был женат. Ни разу.
— Да, Оля говорила, что он скрывал их брак, но, кажется, это была его вторая женитьба… А он, мм, традиционной ориентации?
— Похоже, что нет. Но это не имеет отношения к делу.
— Имеет. Ольга говорила, что она случайно это обнаружила, и была в шоке. Когда я ее встретила, она все время плакала.
— Говорю вам, он не был женат. И у него из дома пропало множество ценных вещей. Золото, наличные деньги — очень большая сумма, несколько антикварных статуэток, которые очень дорого стоят… Банковские карточки тоже были похищены, а деньги с них сняли еще до того, как нашли тело.
— Жуткая история.
— Несомненно. И вот мы ведем следствие, а в этот момент на имя убитого приходит бандероль, а в ней — запонки. На бандероли ваша фамилия.
— Неужели вы думаете, что я стала бы от своего имени высылать запонки, если бы убила его? Это же глупо.
— С одной стороны глупо, а с другой — алиби. И ваша история о несуществующей жене Беспалого — из той же оперы.
— Говорю вам, я его не знала. А запонки… Оля попросила, я отправила, вот и все. Можете мне не верить, если хотите.
— Я-то могу, но это грозит вам арестом. И в ваших интересах рассказать мне как можно больше подробностей, чтобы я поверил.
— Почему это грозит мне арестом?
— Хотя бы потому, что вы сбежали из города в ночь убийства, придумали историю о ссоре с мужем, который на самом деле ничего не знает о ваших с ним «неприятностях» и уже был у нас, прося объявить вас в розыск. Ну и запонки, конечно… Вот вы говорите, что их отдала вам Ольга, так? В каком виде они были?
— Они были завернуты в салфетку, такую серую, из плотной ткани… Ну вы сами ее видели, я в ней и отправила.
— Вы вынимали их оттуда?
— Да, кажется. Я взяла одну из них, чтобы посмотреть, что это. Но мне было не до них в тот момент… Уезжала Ольга, и я была очень расстроена.
— Уезжала Ольга, и вы расстроились… Предположим, что вы говорите правду, и Ольга — реальный человек. Что же так сблизило вас за три дня, один из которых она отсутствовала?
Эльза задумалась:
— Многое, очень многое… За пару дней иногда можно прожить целую жизнь. Я и сейчас по ней очень скучаю.
Стефан усмехнулся:
— Хорошая реплика. И выглядите вы, как на сцене. Ни тени волнения.
Эльза вспылила:
— Вы с ума сошли! Отчего мне волноваться? Даже если Оля убила его, во что я ни секунды не верю, я все равно не имею к этому ни малейшего отношения!
— Кажется, у вас в театре сейчас ставят новый спектакль. Это детектив, правда? Вы что, уже вошли в роль?
— Налейте мне вина, пожалуйста. И скажите, какой здесь номер дома.
Стефан встал, взял бутылку и налил Эльзе вина. Потом, подумав, себе тоже.
— Номер дома здесь — 57, но, если вы собираетесь вызвать такси, это ни к чему. Я сам отвезу вас, потому что отныне вы — под домашним арестом. До тех пор, пока мы не разберемся, что к чему.
— Под каким арестом?
— Под домашним. Вы не сможете выходить из дома до тех пор, пока мы вам не разрешим.
Тут Эльза забеспокоилась всерьез. Не хватало еще ночевать с мужем под одной крышей: после всего, что было.
— Я не хочу жить дома. Хотите арестовать — пожалуйста, но домой я не поеду. Мне там делать нечего.
— Так вы и вправду поссорились с мужем? Он нам ничего не сказал.
— Я с ним не ссорилась, но …узнала кое-что такое, отчего собираюсь с ним развестись. Я же сказала вам. Остальное — моя личная жизнь, и к делу отношения не имеет.
Эльза выпрямилась в кресле и отвернулась к окну. Стефан почти залюбовался поворотом ее головы и безупречной линией шеи. Сидевшая перед ним женщина была невероятно грациозна, а ее поза дышала гневом. Все было так натурально, что хотелось поверить. Стефан вовремя остановил нахлынувшее ощущение, напомнив себе, что перед ним — не более чем отличная актриса, которая, вероятней всего, рассчитывает его провести. И вот этот изгиб шеи — тоже одно из средств. А он не выносит обмана.
Когда после паузы Стефан заговорил, голос его звучал почти сурово:
— Вам придется мне все рассказать, и, если понадобится, даже описать факты на бумаге. Тогда я, если сочту причины вескими, смогу изменить свое решение.
Все еще глядя в окно и пытаясь успокоиться, Эльза медленно допила вино, затем достала из сумки мобильный телефон и нашла фотографию голой Ани, стоящей на ее полотенце в ванной.
— Вот, полюбуйтесь.
— Кто это? Ольга? — лицо полицейского даже просветлело.
— Нет, это Аня. Девушка, с которой встречается мой муж. В тот день я пришла домой раньше — репетицию отменили. И застала ее в собственной ванной — вот, это немного видно по обстановке, можете потом сравнить. Она там мылась. И у нее были очевидные признаки беременности. Когда я ее сфотографировала, она испугалась, поскользнулась и упала. После я вызвала ей скорую со своего старого номера. Думаю, вы сможете это проверить.
— Мы проверим. Дальше?
— Мы познакомились. Я спросила у нее, не от Стаса ли она беременна, получила положительный ответ. Аня спросила, не жена ли я ему. Она думала, что жена …мм, другая девушка, не помню сейчас, как зовут. Вроде как муж часто появлялся с ней на людях. Меня он на свои мероприятия никогда не приглашал.
— Не приглашал? Странно… Такую красивую жену?
Стефан тут же на себя разозлился. Зачем он сказал это? Само вырвалось, ведь она, и правда, красива. Ничего, сыграет на пользу дела. Пусть расслабится, может, больше расскажет или ошибется где-нибудь.
— Спасибо, — Эльза улыбнулась уголками губ, отчего, как ей показалось, Стефан немного смутился. — Стас говорил, что жена — не эскорт-услуги, чтоб ее с собой везде таскать. Очевидно, эскорт-услугами была эта… Дана, вот как ее зовут. Дана. Я даже не знаю, кто она, и никогда ее не видела. Ну вот, теперь вы понимаете, какого рода неприятность произошла между мной и мужем? Вам обязательно было это знать?
— Извините, но да — обязательно. Я пока не знаю, частная ли это жизнь или материалы уголовного дела. Продолжайте.
Эльза про себя отметила, что голос полицейского определенно стал мягче. Это ему больше идет.
— Что вам еще хочется узнать?
— Расскажите, что вы сделали дальше.
— Я собрала свои украшения и пару платьев, забрала кошелек Стаса, который нашла в куртке на вешалке — у меня совершенно не было денег. Он в это время начал стучать в дверь, потом пришли врачи. Я сказала Ане, чтобы она открыла дверь сама, и — ни слова обо мне. Спряталась в шкаф. Ах да, пообещала, что взамен отдам ей мужа.
— Она согласилась?
— Да. Она очень молоденькая и недальновидная. Если честно, мне ее жаль.
— А как ушли из дома?
— Пока они возились с ней в спальне, я выскочила за дверь, вызвала такси и уехала.
Стефан впервые за всю беседу задумался.
— Давайте я скину фотографию себе в компьютер. На всякий случай.
— Забирайте, пожалуйста, там их несколько.
— В котором примерно часу это было? Во сколько вы пришли домой?
— Точно не помню. К пяти я приехала в театр, репетицию отменили, потом прошлась через парк, ненадолго зашла к отцу, затем пошла домой. Думаю, было около шести, ну, может, начало седьмого.
— Ясно. А где вы остановились? Сегодня, когда вернулись в город?
— В гостинице, я там ночевала перед отъездом. Недалеко отсюда.
— Сейчас мы пойдем, заберем ваши вещи, и я отведу вас в другое место.
Стефан встал, застегнул верхнюю пуговицу рубашки, взял ключи от машины и бокал Эльзы — аккуратно, за верх, а потом, перевернув, за подставку.
— Пойдемте вниз.
Эльза встала, взяла сумку и пошла по коридору перед ним. Ее осенило: бокал — для того, чтобы снять отпечатки пальцев. Элегантно, ничего не скажешь. И обидно, ведь все так романтично начиналось.
Она не ошиблась: бокал и ключи от машины Стефан оставил дежурному, потом дал ему несколько распоряжений — вполголоса, попросив Эльзу пройти вперед. Затем они пешком вышли из здания. Оглянувшись, она удостоверилась: номер дома действительно был нечетный. Значит, все не так плохо. И, решив ни о чем больше не спрашивать, Эльза пошла за Стефаном. В воздухе пахло цветущими каштанами и юной листвой, а по дороге, очевидно из-за чудесного времени года, часто встречались улыбающиеся люди. Стефан попросил ее подождать у подъезда одного из домов, и вскоре вышел, тоже улыбаясь.
— Я нашел вам отличную квартиру. Там есть стационарный телефон, вы сможете позвонить мне, если что-то случится. Вот визитка. А мобильный я у вас заберу.
— Я не могу отдать вам мобильный. Это новая карточка, я ее сегодня купила. И мне на нее может звонить только Оля и адвокат.
— Адвокат?
— Да, я сегодня зашла к адвокату, знакомому моего отца, и попросила, чтобы он занялся моим разводом.
— Хорошо. А откуда этот номер взялся у Ольги?
— Оля позвонит в театр, а там я записала новый номер, отдала Николетте. Можно, я оставлю себе телефон? Это для меня очень важно.
Стефан колебался. Эльза говорила правду.
— Ну, хорошо, пока оставьте. Завтра утром решим, что с этим делать. А пока ведите меня в гостиницу. Заберем ваши девять чемоданов.
— Почему девять?
— Мне кажется, актрисы всегда возят с собой массу платьев, бижутерии и прочего реквизита. Разве не так?
— У меня очень небольшая сумка. Но вы правы, реквизит есть, — сказала Эльза, вспомнив про шкатулку с драгоценностями.
Когда они вернулись, Стефан отдал ей ключ.
— Вы не будете меня запирать?
— Я очень надеюсь на ваше благоразумие. Если вы сбежите, это будет уголовное преступление.
— Я не сбегу. Да и смысл? У меня пока тут куча дел.
— Что значит «пока»?
— После развода я, возможно, уеду из этого города.
Стефан внимательно посмотрел на нее и мягко сказал:
— Театр без вас опустеет, и все будут жалеть.
— Пока об этом знаете только вы.
Квартира оказалась просторной и вполне уютной. Бегло осмотрев прихожую, Эльза поблагодарила и закрыла за полицейским дверь. Он предупредил, что зайдет завтра в девять утра. Прекрасно. У нее будет время отдохнуть. Сейчас, похоже, ей это нужно больше всего. А к новым квартирам ей не привыкать. Уже не привыкать, да…
Стефан вышел во двор, обошел дом с другой стороны и сел на скамейку. Пристально вглядываясь в окно, он следил за силуэтом Эльзы на бордовой портьере. Красивый силуэт, и так плавно движется… Прямо театр теней! Он сам себе улыбнулся: это театр одной тени. А театр, в любом проявлении, был его слабостью, пусть и странной для полицейского со стажем. Он не раз завороженно следил за этими движениями из зрительного зала. Эльза Марин была чрезвычайно эффектна и очень талантлива. И по-настоящему неприступна. Когда он вслух восхищался ею после каждого спектакля, коллеги всегда смеялись. «Ты как мальчишка, честное слово», — сказал однажды его приятель, и предложил познакомить с ней через общих друзей. Но он отказался. О чем ему говорить с этой великолепной женщиной? Об убийствах? А вот ведь как — пришлось, и именно об убийстве. Странно, но вблизи и без театрального грима Эльза оказалась еще красивее, чем на сцене. И такая свежая… Он дал бы ей не больше двадцати трех, но это вряд ли — ведь она уже лет девять играет в театре. Он вспомнил, что забыл взять у нее паспорт. Ему вообще сложно было сосредоточиться сегодня. Даже если отбросить чувства, она необычная подозреваемая. Эльза Марин — прекрасная актриса, и если в театре ей веришь сразу и безоговорочно, то здесь делать этого никак нельзя.
Свет в комнате погас. Неужели легла? Совершенно не волнуется? А, может, она и правда, ни при чем… Вряд ли. Сама ведь призналась, что брала запонку в руки, а на ней те же два отпечатка, что и на пистолете. Завтра будет готова экспертиза «пальцев» на бокале. С вином он это хорошо придумал. И ей было приятно, и для дела полезно. Молодец он. Только вот надо держать себя в руках и не верить. Не верить, потому что в жизни эта женщина, вероятней всего, играет в разы лучше, чем на сцене. Зрителей-то меньше, и все знакомы, а значит, и роль — проще. Надо идти домой. Стефан подошел к двери подъезда, открыл ее и заблокировал с помощью кода на замке. Эльза не знает, что в этом подъезде лишь одна жилая квартира — с прослушивающим устройством и сигнализацией на окнах. Квартира, в которой она заперта. И не узнает, если только не попытается сбежать. Уходя, Стефан немного волновался: а вдруг что-то случится, а она не сможет выбраться? Но потом строго сказал себе: если что-то случится, она позвонит ему, у нее есть номер. Надо идти спать. Завтра ждет масса дел.