Эрлан не мог найти покой всю ночь. Вроде самое страшное позади, но оказалось – впереди. Он чувствовал, что Эя не с ним и не мог понять, что происходит. Лежал рядом, смотрел на нее и думал. И уверял и ее и себя, что все наладится, просто ей сейчас плохо, она не может прийти в себя, понять что, где и кто. Это нормально, это ерунда.

Но утро принесло неожиданные результаты. Он успел привести себя в порядок, и даже перекусить, как в комнату ввалился братец. Видеть Вейнера ему удовольствия не доставляло, особенно сейчас, когда все внутри словно замерло в предчувствии новых бед.

– Доброе утро. Как Эра?

Эрлан не стал на него даже смотреть – сел напротив жены, взял ее за руку и глядел, не отрываясь, ловя каждую эмоцию. И очень надеялся, что девушке сегодня станет лучше.

Эрика приоткрыла глаза – веки как свинцом накачали – и опять увидела Эрлана. Он был как напоминание – и захочешь забыть – не сможешь. А в голове одна мысль – надо успеть спасти город и ребят. Надо!

Сказать попыталась, но лишь губы приоткрыла – тяжело. Лой спокойно смотрел, как она пытается что-то сказать и четко слышал: "позови Самера, позови". Но не шелохнулся. Эра поняла, и взгляд на Вейнера перевела: позови Самера.

Мужчина, видя, что она пытается: что-то сказать, склонился к ней, но Эрлан тут же огрел правом:

– Отойди!

Шах зубы сжал отодвигаясь. Постоял, глядя в глаза девушке и чуть заметно кивнул. Вышел.

Лой понял, кто сейчас придет и не знал, что делать. Он чувствовал, что Эя сообщит что-то, что перевернет их жизнь и, возможно разрушит все его мечты. Он откровенно боялся, что она скажет: уходи, знать тебя не хочу. А уйти, когда она больна, он не мог. Впрочем, он не смог бы уйти от нее любой. Другое – что с ней происходит? Потеря ребенка сказывается?

– Эя, скажи, что с тобой? Что тебя мучает? – склонился к лицу, ласково оглаживая ее. Девушка закрыла глаза только, чтобы его не видеть. Ей хотелось кричать на него и прижаться одновременно. Из капкана был один выход, и она знала какой.

Эрлан уйдет сам. Так будет правильно. Она не может его видеть, и не может не видеть. И даже зная тому причину, противостоять не может. Значит, он сам порвет то, чем связал их вместе.

Лой почувствовал и чуть удивился, но больше принял желание Эры за каприз, за реакцию на травму и потерю дитя. И даже немного успокоился:

– Глупенькая моя, я никуда никогда от тебя не уйду, – и вытянул из ворота рубахи кулон треугольником, обвитый вязью, как множеством змей. – Мы теперь всегда будем вместе, чтобы не случилось. Я знаю, что тебе сейчас трудно, но мы переживем и это. И будем счастливы. У нас будут еще дети.

Эя зажмурилась: еще и только будут?! Значит, ребенка больше нет?

Волной накатила тоска и боль. И как девушка не убеждала себя, что все к лучшему, что этому "человеку" нельзя иметь детей, ей все равно было безумно жаль и ребенка и утраченных иллюзий, и будущего с Эрланом, которого больше нет и быть не может. И было тошно за то, что было, за собственную слепоту и столь же слепую веру во все, что он говорит, за то, что возвела его на пьедестал и возвеличила в собственном воображении до небес. А он оказался не просто мыльным пузырем – скотом. И она была с ним всерьез! И даже не догадывалась, что ее используют, как и остальных! Играют, как куклами.

В комнату вошел Самер, но только шаг сделал, Эрлан не оборачиваясь холодно бросил:

– Вон отсюда.

– Мне кажется…

– Вышел и закрыл дверь.

Сабибор вынес себя наперекор желанию. Встал у дверей и уставился на Вейнера.

– Ну, что?

– Круговая оборона. Он не подпускает к ней.

– Тааак, – протянул Шах и огляделся, двигая тяжелой челюстью. Сунул в рот припрятанную в карман щепку, погонял губами и потащил Самера вверх по лестнице:

– Раз так – сделаем подкоп.

– Поясни? И хватит меня тискать, как девку, – оттолкнул его руку.

– Мы призовем Нерса. Против него Эрлан право не применит и, мы сможем войти, ты сможешь услышать, что скажет Эра. Она очень слаба, так что тебе придется напрячь свой гениальный слуховой аппарат.

– Иногда ты меня сильно раздражаешь своими подколками. До зуда в кулаках, – поморщился мужчина.

– Намек понял.

И толкнул дверь в зал совета, начхав на стражей и приличия. Первых взглядом к стене придавил, о вторых – не вспомнил. Втащил Самера и поклон отвесил застывшим от неожиданности хранителям.

Маэр во все глаза смотрел на наглеца, пытаясь понять не наследственное ли у Лой безумие, зараза ли братьев косит, или от рождения с головой не дружат. Ристан, как кол проглотил – выпрямился, лицо кровь залила, сделав его красным от гнева. Нерс недоуменно хлопал ресницами, и только Эхинох спрятал усмешку, спеша отвернуться, а заодно выплюнуть стебель от лукула, который так любил грызть. Как Шах.

– Прошу прощения, но у нас проблемы и решить их можете только вы, – выпалил Вейнер. Самер притих от неоднозначных взглядов, и даже чуть назад поддался, но вовремя опомнился – встал рядом с другом:

– Да. Проблема с Лой. Эрика пришла в себя и хочет что-то сказать, но он нас не пускает, пользуясь свои правом.

– Точно, – кивком подтвердил Вейнер и получил незаметный тычок от друга и "приятный" многообещающий взгляд.

Самер понятия не имел что Шаху придет в голову ввалиться к Маэру и настучать на брата – чтобы там не было, а это слишком. Нет, если Эрлан виновен, может и правильно, но версии доказательств не имели, зато вызывали сомнения, поэтому устраивать официальные допросы, тем более доносить на Лой, было не просто глупостью – скотством. Не по нутру Самеру. И очень хотелось Шаху в зубы дать, а себе по лбу постучать – знал ведь какой он, мог бы сообразить, что нормальные выходы из тупиков он не ищет – обязательно в поисках выхода из одной проблемы попадет в проблему в квадрате, а вместе с ним и те, кто по глупости рядом оказались.

Но отступать было некомильфо, поэтому Сабибор мысленно пообещал Шаху хорошо мозги почистить и поучить. Как это уже делал Эрлан.

Но потом, сейчас мужчина ждал, что скажут хранители. И скрипел зубами, прекрасно понимая, что выглядит откровенным сво – спасибо Вейнеру.

Маэр моргнул и уставился на своих советников:

– Вы что-нибудь поняли?

И крякнул, прочитав в их взглядах те же эмоции – смесь возмущения и растерянности.

– А ну-ка, сюда иди, – поманил Вейнера ближе. Тот шагнул, поглядывая настороженно – сообразил, что что-то не так сделал, да поздно.

– Тебя не учили, что на совет не вламываются как к себе в мытню? Ты малой, как себя чувствуешь-то?

– Извините, но дело неотложное.

– Дело семейное! – грохнул кулаком по подлокотнику. – Лой и Лайлох свиты! Его право оставаться с женой увечной и не пускать таких, как ты, дабы не тревожить покой женщины!

Вейнер даже щепку из зубов не выкинул, не то, что моргнул. Выслушал и брякнул:

– А если он и виновен в травме жены?

Самер зубы сжал, пообещав мысленно идиоту, что в ближайшее время он язык за зубами держать точно не сможет, как сейчас. Потому что без зубов останется.

Маэр притих, насупив брови, буравил взглядом ненормального, пытаясь что-то понять. Эхинох развернулся заинтересованно к незваным, Ристан насторожился, а Нерс просто сел, и начал вертеть пальцами шар на подставке.

– Фантазия только ревностью подпитана или факты будут? – спросил спокойно.

– Эрика…

– Эйорика! – рявкнул Маэр – раздражал юнец, спасу не было.

– Хорошо – Эйорика. Хотя какая хрен разница?… В общем, перед смерть… перед тем как потерять сознание…

– Нашла твою утерянную совесть, – закончил Эхинох в упор, но безмятежно, глядя на Вейнера. Тот взглядом попросил заткнуться и закончил свою мысль:

– Успела прошептать вот ему, – указал на Самера. – Три слова – Эрлан убил тихо.

– Фырр! – выдал старик, отодвигаясь к спинке кресла. Нерс на пару секунд потерял интерес к шару и проявил к мужчине. Ристан уставился свысока на наглеца, и оказывается, еще и морального урода:

– Ты выдвигаешь иск против брата?

– Я хочу защитить Эрику и провести расследование. Если ее падение с высоты было неслучайным, виновный должен быть наказан.

– А виновен ее муж, место которого ты мечтаешь занять, – с улыбкой нежного и наивного вьюноши вставил Эхинох, облокотившись на подголовник кресла за делом.

– Место мужа должно быть в сердце. А это место так просто не займешь. Я хочу безопасности для Эри… Эйорики и справедливости в решении вопроса о ее тяжелой травме.

– Мы допросили Майльфольма, бывшего стража Лайлох. Он сказал, что Эйорика поднялась на скалу одна, упала сама. Лой там и близко не было, – спокойно сказал Нерс.

– Страж мог солгать.

Советник усмехнулся:

– Мне? Ты шутишь, ребенок. Когда я спрашиваю – мне не лгут.

– Тогда давайте спросим и Эйорику.

Маэр поморщился и жестом приказал Вейнеру закрыть рот и молчать. Уставился на Самера:

– Что ты скажешь, наследник рода Сабибора?

– Считаю, что вина Эрлана маловероятна. Скорей всего Эя с кем-то встречалась на скале, возможно знакомым. Допускаю, что об этом и хочет сказать.

– Тогда почему она говорила тебе про Лой?

– Мне тоже хотелось бы знать, но Эрлан не дает выяснить.

Маэр огладил бороду и покосился на Эхиноха:

– Сходи, сынок. Ты самый подходящий на роль арбитра.

Мужчина улыбнулся хитро и, то ли отвесив поклон, то ли кивнув, двинулся из залы. Мужчины вышли следом и, Самер перехватив Вейнера, впечатал его в стену:

– Слушай сюда, сука – я тебя знать больше не хочу. Со стукачами и треплом сроду не водился. Поэтому советую близко не подходить, иначе отоварю круче Эрлана.

И дав под дых для ума, поспешил за советником. Тот все заметил, но сделал вид, что слеп и недалек.

Вейнер тяжело посмотрел вслед другу. Он не хотел проблем брату, но меж неприятностями для него и опасностью для девушки, выбрал первое.

Перед дверью в комнату Эхинох словно прощупал воздух, с серьезным видом проведя рукой и потирая пальцами от головы до ног. И щелкнул перед носом Самера. Тот губы поджал: маги – чародеи, мать их за ногу. Тут и без их штучек легко чокнешься.

– Сам-то кто? – вылез как всегда кстати Прохор.

– Сотрись, – буркнул Самер и шагнул в комнату за Эхинохом уже без закора.

Эрлан, увидев советника, встал, отвесил приветственный поклон, как положено. Изначальный ответил и воззрился на девушку: бледна, серьезно больна, но в глазах решимость и просьба. Даже в комнате чувствовалось напряжение.

Эхинох насторожился, уловив плавающие эмоции.

– Рад видеть твою жену живой. Приношу извинения за вмешательство, но мне необходимо выяснить, причастен ли кто к ее падению.

– Я бы сам хотел это знать.

– Н-да?? выгнул бровь мужчина, с прострацией оглядевшись и подошел к постели, жестом приглашая Самера. Клонился над больной, заглядывая ей в глаза и, видел, что она ждет от него помощи.

– Я Урмар Шенах Шердан Эхинох, четвертый хранитель Морента и член совета. Мне нужно задать тебе пару вопросов, Эйорика Лайлох Лой. Я знаю, что тебе трудно говорить, поэтому право Сабибора поможет нашей беседе. Мой первый вопрос – виновен ли кто-то в той беде, что с тобой случилась?

– Нет, – выдохнула.

Мужчина выпрямился, уступая место Самеру. Он понял ответ без его помощи и, в принципе, ждал его.

– У тебя есть иски или претензии к кому-нибудь?

Но Эрика уже смотрела на Самера. Она была уже готова все рассказать ему, выпалить и почувствовать, как уйдет тяжесть с души. Но информация отравляла ее как яд и не давала так просто с собой распрощаться.

Взгляд Эры ушел в сторону Эрлана. Она смотрела на него и ощущала близость и теплоту, любовь, даже теперь зная, что он спокойно использовал их, заманил и как мины заложил в нужном месте. Использовал во благо дяди и себя.

Она не могла это понять, но и представлять не нужно было, потому что прошла, знала точно. Однако не представляла Эрлана зачищающего Морент. Конечно, это ничего не меняло, но Эру останавливало. Она сомневалась в собственной правоте, вправе судить, основываясь лишь на слова Эберхайма. Так легко было снять груз с плечь, решить все за всех не мучаясь – рассказать и успокоится. Лой возьмут и скорей всего накажут строго. И вроде правильно, и вроде так и надо – он соучастник, он такой же бездумный убийца, как и его хитро-мудрый дядюшка, но…

Это бесконечное "но" выстраивало ограды и препоны, не давая ей слова сказать.

Ей было больно думать о его предательстве, откровенной подставе, но еще больнее о том, что ему навредят. И вроде верно, так и надо, а ей жаль.

Как сообщить, но сохранить его, дать ему уйти.

Аукнется потом. Нельзя.

А как жить дальше?

Как спасти город и Эрлана, как обезвредить и его и Стефлера, но при этом сохранить жизни горожан и тех светлых, что еще живы за чертой Морента?

Среди слепых и одноглазый король, так что желание Стефлера уничтожить всех, кто сильнее его – закономерно и банально. На пути к власти устраивали геноцид не один и не два гегемона, ни десять и не двадцать ложили население, обманывая откровенно, и никто ничего не мог сделать. Кто ей поверит? Что может она и трое ребят, выросших в другом мире? Кто им поверит? Они здесь как чумные, хоть, вроде, и свои.

Как решить задачу со многими неизвестными и при этом всех по максимуму сохранить, не наломать дров?

Нужно остановить Стефлера и это однозначно. Но как его потом взять?

Рискнуть и пропустить? А потом каяться те несколько часов резни, что пройдет здесь, о, она уверена, празднично! И умереть вместе с последними светлыми, осознавая, что могла все изменить, могла спасти и не спасла, не предотвратила лишь потому, что было жаль Эрлана.

Эрика закрыла глаза: что делать? Нужно выбирать, но в том и дело, выбор невозможен.

Она испытывала ненависть к Лой наравне с любовью, обе эти несовместимости были равны по силе и накалу, и столь же равно с ними боролись благодарность и презрение. Ну, просто двое изначальных и их стражи.

Она пыталась понять сможет ли жить с ним теперь, зная что знает и, ответ был однозначен – нет. Но и стать причиной его смерти она не хотела. Она не судья, просто потому что сама не без греха. Спасибо, что так низко как он не опустилась, но…

И поняла что есть и не дает открыть рот и рассказать все – она не знала точно знал ли Эрлан, что не Эберхайм, а Инар устроил войну, что он причина того катаклизма, что свалился на Деметру.

Если нет – его поступки сволочные, но он однозначно так же использован вслепую, как использовал их. Если да – метаний быть не может.

Узнать же просто, только пути назад уже не будет. И пусть, – подумала: только останься человеком, Эрлан. Пусть воином, исполнителем, даже пусть он использовал ее намерено, ребят, пусть знал, что ведет их на смерть, ставит как приманки, как мины, знает, что подорвутся сами, но пусть останется человеком, а значит не знает что на пришлых подорвутся и другие, его собратья, пусть не знает кто положил его семью, пусть не переступит кровь родных и тем не запятнает себя хоть перед ними. Пусть в сердце останется не тем светлым ангелом, что ей нарисовался, но просто человеком.

– Эра? – заставил ее очнуться Самер.

Теперь она знала, что говорить и прошептала как смогла – лишь губами:

– Я требую разорвать узы.

Что делать со Стефлером? Пустить и рисковать серьезно, отпустить – рискнуть не меньше. И все же лучше не пускать, и не давать понять Эрлану что она все знает, чтоб тот не передал. Тогда есть шанс найти потом "дядю Инара" и положить спокойно. Так будет безопасней. Может и не проще, но рискованно для ее группы, а не целого города светлых.

– Требую развернуть Дендрейта ввиду неактуальности свадьбы и ни под каким предлогом близко не подпускать к Моренту. Я не хочу ни знать, ни видеть никого из рода Лой.

Самер повторял громче все то, что она говорила чуть слышно даже для него, хотя напрягала все силы, чтобы было внятно и понятно. И терялся от того что говорил.

Судя по Эрлану – он не принимал ее слова всерьез. Лишь взгляд становился расстроенным и сожалеющим, и только.

Эхинох сложил руки за спиной: влюбленные! О, как они порой несправедливы, слепы и необузданны в своих порывах.

– Ты требуешь невозможного, светлая рода Лайлох. Вы уже свиты с Лой, и разделить вас будет сложно. Желание лишь одного – не веский довод. Причина должна быть неоспоримой, желание – обоюдным.

– Она не ведает, что говорит, – мягко заметил Эрлан и советник взглядом дал понять, что согласен. Оба не видели иной причины в столь странном заявлении, и неожиданном, что говорить, кроме как в нервном срыве, вполне понятном – Эя потеряла ребенка, серьезно травмирована и физически и душевно. Сейчас она не в том состоянии, чтоб здраво мыслить и отдавать отчет словам и действиям.

Вот только взгляд ее настораживал советника – вполне разумен, ясен и тверд.

– Я требую, – повторил за ней Самер. И скривился в сторону мужчин, решительно не понимая женскую логику. Он-то думал, а оно-то получилось…

– Эя, голубка, ты не понимаешь, что говоришь, – склонился к ней Эрлан, прикоснулся потрогать лоб, а девушка зажмурилась и отвернулась, будто он жаба.

Расстроена утратой, больна, ей тяжело, – понял и не знал, как успокоить, подбодрить. А заявление всерьез не принимал.

– Она еще не в себе, – заметил Эхиноху.

– Эйорика, узы нельзя расторгнуть с желания одного и без очень веских причин, повторяю. Возможно ты сейчас во власти эмоций. Потеря ребенка тяжелая утрата, это горько. Но так решили предки и не нам судить. Ваш ребенок ушел добровольно, значит, вернется вновь.

Эя напряглась, не в силах слушать этот бред и выдала, собрав все силы:

– Я не хочу знать Лой. Уверена, он тоже согласится на разрыв. Сделайте это.

Самер передал и сам притих, понимая, что дело нечисто и серьезней, чем он решил. Нет, не в женском капризе дело. Нет каприза в глазах Эры, да и твердость, настойчивость нешуточная.

Но, похоже, только он всерьез и озадачился, остальные принимали требование за блажь и временное помрачение рассудка.

– Эра, в чем дело? – качнулся к ней, шепнул в ухо.

– Он…

Как просто все сказать, да объяснить не просто, и долго – сил сейчас не хватит, решимости как таковой. И Самер не дурак, все сложит, еще и скажет остальным. Лой не сдобровать, Инара спугнут, его потом не найдешь и к ответу не призовешь. Нет, лучше промолчать. Яд – информация, сама отравилась, не стоит отравой делиться с друзьями.

– … Использовал нас – вас и меня. Мы – разные. Мне с ним не по пути.

Самер отодвинулся и вздохнул – женская логика понятие с разумом несовместимое.

И все же – "использовал"?

Мужчина прищурил глаз пытливо и по ответному взгляду девушки понял, что она о многом умалчивает. Что-то происходит с ней и более печальное, чем те увечья, что получила физически.

А может и не время лезть с расспросами? Она еще вчера была мертва, так что он хочет от нее?

– Я не хочу знать и видеть Лой и его дядю. Требую разорвать узы, – повторил громко, что упорно шептала Эра, и повел плечами на взгляды светлых – сам не в курсе, что происходит.

– Расторжения не будет, о нем не может быть и речь, Эя, – мягко сказал ей Эрлан. – Сейчас ты слишком слаба и подавлена, чтобы принимать решения.

– Да, веских причин не выдвинуто, светлая больна, сказывается и тяжелая потеря, – успокаивающе заверил Эхинох.

– Причина есть и очень веская, – повторил за Эрикой Самер.

Эрлан чуть заметно улыбнулся жене: "моя глупенькая, маленькая, я люблю тебя, ты – меня. Знаю, что тебе сейчас очень трудно, но мы вместе и все переживем. Немного потерпи, голубка. Все наладится. Мне очень жаль ребенка, как и тебе, но у нас еще будут дети".

"Нет".

"Эя, не сейчас и не о том ты говоришь. Сейчас одно должно заботить – твое здоровье. Дай пару дней себе покоя, окрепни, потом поговорим".

Он упорно не понимал и не принимал ее требование. Но это – ладно. Советник тоже пропускал мимо ушей.

Эра зажмурилась: " всего три слова поставят все на место и либо навсегда лишат его заботливости, нежности, любви, такой красивой, воистину "сказочной", как оказалось. Либо заставят сыграть роль несчастного, но готового простить и это, принять безоговорочно, смириться. И тем вскроют всю фальшь его игры."

Три слова и точка на этом фарсе. Его искусной лжи или… действительно любви.

– Я дочь Эберхайма.

Самер отодвинулся, вопросительно уставившись на девушку: сбрендила или у нас шутки такие?

– Я дочь Эберхайма. Скажи это ему.

Мужчина с минуту молчал, не веря Эре и в то же время не понимая, зачем так нахально и очевидно лгать.

Отошел к стене у постели и встал лицом к светлым, упер руки в бока: сейчас посмеются, точно. И будут абсолютно уверены, что Эрика сошла с ума.

– Она… дочь Эберхайма.

Эрлан уставился на него как на ненормального – Самер пожал плечами: а что я? Что сказала, то вам передал.

Лири губы поджал и отвернулся, пряча сочувствие и переживание: совсем светлая умом повредилась. Ох, худо дело.

– А ферто поро мортер оро, – вздохнул Эхинох. – Бывает хуже, но реже.

– Эя, девочка моя, что за странная фантазия пришла тебе? – присел к ней Эрлан. Смотрел ласково, как отец на любимую дочь, которая с самым серьезным видом рассказывает ему всякую чушь.

Эя в упор смотрела на него и сердце леденело от предсказуемой реакции мужчины, той самой, которой она не хотела. Лучше б он взорвался, возненавидел, бросил и тем доказал, что не смотря на остальные преступления все же достоин звания человек. Но он доказывал обратное, показывал, что ему все равно.

Вот она, какая любовь-то офигенная, – криво усмехнулась Эра: на все пойду, родная, и кровь переступлю и сам маму родную ради тебя положу…

Урод. Обычный упырь, достойный своего дядюшки.

– Мразь.

– Что? – склонился ниже, не разобрав. И на Самера глянул: переведи.

Тот губы поджал отворачиваясь:

– Мразь.

– Что?!

– Это не я – это она тебе сказала.

Эрлан во все глаза уставился на жену и увидел подтверждение в ее взгляде – она ненавидела и презирала, не скрывая.

Мужчина отодвинулся и озадачился. Сложил руки замком и уткнулся в них подбородком, разглядывая жену и не зная как реагировать. С больной что взять, но взгляд -то не больной. И это выбивает.

– Вопрос для уточнения – кто твой отец: Этан или Таш? – спросил Эхинох почти ласково, делая скидку заранее на любой ее бред.

Она не знала точного ответа – он сам пришел, как озарение:

– Этан.

Эхинох насупился, пытливо рассматривая девушку – ответ мешал все карты.

– Насколько знаю, Этан Эберхайм – изгой, лишь хитрости своей благодаря, избежавший полного лишения права. Преступник, что развязал войну и погубил всех светлых в вашем мире. Виновный в смертях детей и женщин, гибели великих родов, убийца, поджигатель, сломавший много судеб и жизней, перевернувший мир, устои, поправший все законы всех миров. Тот, кто при жизни стерт со стены предков и достоин самой долгой и мучительной смерти. Ты понимаешь, к чему я?

Страшно было слушать, сколько обвинений навесил на отца этот безумец Стефлер. О, это мог. Она бы усомнилась в Эберхайме, но слишком хорошо знала Стефлера, наслышана была еще до встречи с ним. И может потому поверила отцу?

– Да, – ответила твердо. Чтоб не было, а она не Эрлан – через родную кровь не переступит. Она не ангел, может быть, поэтому еще сохранила какие-то принципы, – скривилась от горечи и от удивления себе – уникальной дуре, поверившей "плакатному герою". Все ж очевидно было, и Вейнер говорил, она же слепо перлась в суп. И вот, сварили.

– То есть…

– Это вздор, советник, ясно же, – вздохнул Эрлан и вновь потрогал лоб жены – нет, не горячий.

– Это правда – Этан Эберхайм – мой отец, – повторил ее ответ Самер.

Эхинох озадаченно потер подбородок: девушка упорствовала неспроста, не побоялась встать за черту живущих в этом мире, что следует само собой после ее признания. Или не понимает и этого?

– Допустим. Но признаешь ли ты его?

– Признаю.

Светлый нахмурился: нет, тут безумием не пахнет, тут правдой, к ужасу, несет.

– В отличие от некоторых я не предаю родную кровь. Эберхайм мой отец, и я от него не откажусь.

Эхинох отошел и сел, уставился на Эрлана, что видно только сейчас, как и советник, начал понимать, что девушка не бредит.

– Нет, – головой покачал. – Это невозможно. Откуда Эе знать, чего и я не знаю? Она росла не здесь, она… ее отец Хеймехор.

– Это легко проверить по книге судеб, – потер подбородок советник, раздумывая, мрачный и озабоченный. – И если так, и ты выдвинешь требования о разрыве…

Эрлан вскочил и отошел к стене, вернулся, замер, поменявшись лицом.

– Вздор. Нет, вот увидите, такого быть не может.

– А ферто поро мортер оро, – повторил советник.

Эрлан опять покачал головой решительно не желая верить. Подошел к жене, склонился:

– Эя, голубка, зачем тебе это надо? Зачем эти фантазии. Ты понимаешь, что говоришь?

– Я все прекрасно понимаю.

Перевел Самер и вздохнул – делааа. Его друг – сука конченная, его подруга – дочь полного скота и упыря, который гонял их по полям и лесам, вырезал весь цвет нации, уничтожил его семью и чуть не убил самого.

"Весело". Какой там "форте поро" – полный портер.

Нет, Эра конечно не в ответе за папашку, но в ответе за то, что признает этого гниду.

Всерьез свихнулась или не рассмотрел ее как и Вейнера? На первое больше похоже.

И усмехнулся криво – зато ясно чего так спешила про Эрлана отстучать. Ну, понятно, как дочери конченного… нормальных воспринимать ей не в мочь.

"Яблоко от яблони недалеко падает. А что откатилось – сорта не меняет".

Ну, вот, кажется, от команды никого и не осталось.

Эрлан долго смотрел на жену, все больше замыкаясь и словно умирая, и вот, погладил ее руку, чуть касаясь и словно прощаясь. Развернулся и вышел из комнаты. От тихого хлопка вздрогнул Лири и ниже склонил голову Самер. Эхинох с печалью посмотрел вслед мужчине и тяжело вздохнул.

– Кажется ты добилась, чего хотела, – заметил сухо девушке. И вышел за Лой.

Страж осуждающе глянул на светлую и тоже покинул комнату.

Эя закрыла глаза – ей захотелось умереть, до того стало тошно. Но смерти придется подождать – для начала жизнь должна расставить все на свои места.