Маэр слушал светлого, словно именно этих слов от него и ждал.

– И так: Эйорика отказывается от отца и ваш союз с ней остается действительным. Ты не собираешься выдвигать встречное требование. Все верно? – зевнул. Лой немного растерялся, не зная чем объяснить равнодушие Хранителя.

– Верно, – согласился.

Маэр просто кивнул и смотрит, будто ждет. Эрлан понял, что ждет – чтоб он испарился из зала совета.

Отвесил поклон и развернулся на выход и услышал в спину:

– Но у меня есть вопросы к тебе.

Лой нехотя вернулся и встал опять лицом к Хранителю.

– Скажи мне, как давно ты знаешь, что Эйорика дочь твоего заклятого врага?

– Я этого не знал.

– А Инар?

Мужчина повел плечами – это мне неведомо.

– Так Эберхайм враг или нет?

– В свое время я рассказал вам все. Если после возникают подобные вопросы, мне остается только удивляться.

– Да, да, – закивал старик, не спуская взгляда с изначального – спокойного, даже равнодушного взгляда. Только вопросы ему не соответствовали и Эрлан насторожился.

– И ты готов простить жене ее происхождение?

– Оно доказано?

– Да. Я смотрел книгу судеб, Эрлан Лой. В ней четко сказано, что Эберхайм является отцом Эйорики. Хеймехор – заочный отец.

Эрлан опустил взгляд. Ему был неприятен факт родства Эи с врагом, с тем которому невозможно простить его злодеяния. Внутри он еще лелеял надежду на то, что утверждение жены ложь, и даже желал этого. Но был готов и к худшему варианту.

– Что ж, с этим уже ничего не поделать. Мой ответ остается неизменным.

– Как на счет Эйорики?

– В смысле? Она откажется от отца, я уже сказал.

– Нет, я о другом, светлый. Теперь ты знаешь о ней достаточно, но вопрос что она знает о тебе? – старик встал и двинулся к мужчине. – Знает ли она что ты, Дейндерт и Эберхайм, давно сравнялись в злодеяниях? Знает ли, кто ты? Знает ли, как ты ее используешь? Знает ли почему остается с тобой?

– Не понимаю, – насторожился Эрлан. Маэр встал напротив него и сложил руки на рукояти трости. Разглядывая посетителя, словно видит впервые.

– Что ж непонятного, светлый? В мести своей вы давно переступили все мыслимые границы, нарушили все законы. Ты обвиняешь Эберхайма, но и он имеет право выдвинуть те же обвинения. Ты лично убил немало собратьев и лютовал на красной стороне. О, только не говори, что это война, обстоятельства, – поморщился, видя, что светлый готов ответить. – Мне неинтересно, кто из вас убил больше. Мне это совсем неинтересно, Лой. Мне интересно знает ли об этом Эйорика, готова ли как ты ее, принять тебя с твоими весьма-а-а неоднозначными поступками. Принять твое прошлое. Мне неинтересно, что она скажет сейчас, под властью твоего права. Мне интересно, что она скажет и как отнесется к тебе, избавившись от твоих чар.

У Эрлана сердце сжало, внутри похолодело. Он понял, что уже не уйдет – его выведут. Понял, что Маэр каким-то образом раскопал то, что Лой ни при каких обстоятельствах не хотел бы оглашать. Он так спрятал, что и тень мысли не приближался.

Но сдаваться рано.

– Я убивал изгоев и предателей. Это не запрещено законом. Эйорика моя жена, и что происходит меж нами, касается лишь нас. Вопрос с ее требованием закрыт, обвинения в мою сторону от нее не поступало. Значит, закон не нарушен. Так в чем меня пытается обвинить совет? – оглядел хранителей второго уровня, что замерли истуканами и молчали. Но смотрели плохо.

– Обвинить? Ну, что ты. Я всего лишь пытаюсь понять, что ты знаешь, а о чем и не догадываешься. Это важно по одной причине – намеренно ты вводишь в заблуждение или сам находишься в неведении. От этого зависит уже и вердикт совета.

– Я решительно не понимаю, о чем идет речь.

– Ага? – выгнул бровь Маэр. – Напомни мне – с чего началась война меж светлыми?

– Эберхайм пригрел неких богов – так он назвал пришлых.

– Да, да. Потом украл детей членов совета, затем стал изгоем и решил восстать против произвола совета – уничтожил его и пошел войной против собратьев… Ты серьезно?

– Такими вещами шутят?

Маэр прошел по залу, раздумывая над реакцией Лой. Он прислушивался к себе – верит ли он светлому, и выходило – нет.

– Знаешь, я очень долго живу на этом свете, Эрлан Лой, и точно знаю, что в мире нет случайностей и нет ничего нового. Все, что случается, уже было или будет снова. Все случайности – итог закономерности. Я не даром много дней беседовал с тобой, расспрашивал подробности происходящего за стенами Морента. Слишком многое мне показалось странным. Если принимать на веру твои слова. А если подумать своей головой, то странности как раз исчезают. Все становится абсолютно понятно и предсказуемо. И остается один вопрос – намеренно ли ты лжешь? Ты не создаешь впечатление глупца, который решил поиграть с Хранителем, но и не похож на идиота, который может верить в то, что говорит. То, что происходит в ваше мире это не война светлых с богами, и не война богов со светлыми. Это очевидно. Но ты упорно доказывал мне обратное.

– Тогда вы знаете больше, чем я, – сухо ответил Эрлан.

– Может быть. А может, ты просто не желаешь знать, специально закрываешь глаза на правду.

– Я действительно не понимаю, о чем идет речь.

– А ты подумай, я подскажу. Что стоит в истоке перемен в твоей жизни, в твоей натуре?

Первое что пришло Эрлану на ум – Эя, но сказал он другое:

– Смерть родных.

Маэр недобро усмехнулся – опять ложь:

– А что было до? Почему ты оказался не в мельберне и не погиб со всеми?

Эрлан молчал и Маэр понял, что ему просто нечего сказать.

– И так, ты все знаешь и понимаешь, – вернулся в свое кресло, сел кряхтя и, сложил ладони на трости. – Нет и не бывает ничего сложного, если мы не хотим усложнять. Ты пошел от обратного и этот путь привел тебя в капкан. Ты будешь изолирован и завтра предстанешь перед открытым заседанием совета.

– И в чем меня обвиняют?

– Ты узнаешь обо всем завтра, а пока посиди один и подумай, найди ответы самостоятельно. Я дам тебе еще одну подсказку, где их искать, Эрлан Лой – мой отец говорил мне: хочешь найти причину – ищи женщину.

Все стало действительно очевидно, но тем и невозможно.

– Вы не можете меня изолировать.

– Отчего же?

– Нет обвинений.

– Их предостаточно. Введение совет в заблуждение, ложные обвинения, использование права не по праву, убийство собратьев, подлоги. Надеюсь, ты понимаешь, что тебе грозит?

Эрлан молчал. Жизнь рушилась на глазах и это он как раз хорошо понимал.

– Уведите, – приказал Маэр, потеряв интерес к изначальному. А тот был настолько растерян случившимся и раздавлен перспективами, что не мог говорить.

Лой вывели в сопровождении Нерса.

Эхинох склонился над дедом:

– Если честно, я тоже ничего не понял, – протянул тихо.

– Да что здесь непонятного? Я выдал целую связку ключей к этой "тайне"! Не разочаровывай меня, мой мальчик.

– А я бы тоже не отказался от пояснений, – заметил Ристан, который так и стоял истуканом. – Я хладно отношусь к пришлым, но… услышанное для меня новость. И мне не нравится чувствовать себя дураком. Я не имею доступа к книге судеб…

– О! Ну, хватит ворчать! Ты так молод, что мне странно наблюдать за тобой – где легкость восприятия, где…

– Ты ответишь на вопрос или задашь двадцать других, только чтоб потопить мой и главный? – поджал губы Ристан.

Маэр поерзал, недовольно насупив брови, глянул на Таша, радуясь, что хоть он все понимает и не требует озвучивать прописное.

– Ты Эйорику видел? – уставился на советника снизу вверх через плечо.

– Да.

– Знаешь, что ее ведут предки?

– Да. Это у нее на лбу написано.

– Так и сходи за ними!

Ристан надулся, начиная раздражаться:

– А нельзя доступно объяснить?

– Тьфу ж ты! Ты знаешь, кто Эрлан и Вейнер?

– Братья.

– А еще?

– Соперники, – разжал губы Эхинох.

– Эйорика чья дочь?

– Эллайны Лайлох и Этана Эберхайма.

– Эйорика чья жена?

– Эрлана Лой.

И смолк, выругавшись – все действительно стало очевидно.

– Значит одна встала в истоке войны, а другая может встать в истоке мира, – протянул и тяжело вздохнул.

– Именно. Ничего нового. Эллайну пытались поделить братья – Хеймехор и Инар. Первый взял ее…

– Чарами, как Эрлан…

– … Второй…

– … как Вейнер – отошел, но надежды не оставил…

– И тут появился третий…

– Эберхайм.

– И ему повезло. Право Хеймехора при постоянном применении начало ослабевать, у Эллайны пошло отторжение. И Этан появился вовремя. Они знали друг друга до помолвки Лайлох с Лой. После рождения девочки право Хеймехора спало окончательно.

– Это война двух семей, – протянул Ристан – дошло.

– Угу. Это война светлых. И война будет продолжаться, потому что на сцену вышли следующие кандидаты на роли Инара и Этана. И появилась следующая Лайлох.

– Поэтому ты решил убрать Эрлана?

– Нет! Да воз шишек вам в задницы!! – рявкнул Маэр – кого он держит в советниках? Тупицы! – Я следую воле предков и превращаю источник войны в источник мира! Предки показали через Эйорику достаточно, чтобы понять их замысел! А если вы не поняли – ждите до завтра! Может, тогда что-то сложите!

Ристан и Таш переглянулись, Эхинох насупился, изрядно обидевшись на деда.

Эрлан шагнул в круглую комнатушку с окнами под потолком: ну, вот и все.

Это действительно был финиш и светлый отчетливо понимал, что его ждет. Было выдвинуто достаточно обвинений, по которым он не сможет оправдаться, иначе придется открыть сокровенное, принадлежащее не только ему. Он попал, попал у своих, и это давило больше всего.

Мужчина оглянулся – дверь исчезла, теперь стена шла кругом непрерывно и он был в каменном мешке. Подпрыгнул, зацепился закрай стены у окна, и подтянулся, чтобы понять, где он, но ничего не увидел.

Самое разумное было сбежать, но Эрлан не стал даже думать в этом направлении. Как-то резко навалилась апатия и стало все равно, что будет. Так или иначе, если Маэр выдвинул обвинения, они будут оглашены и Лой лишится и права и Эйорики, друзей и будущего. И станет изгоем, как Эберхайм.

Странно было ощущать себя в его роли и подумалось, что это слишком несправедливо, особенно если реально посмотреть на перечень преступлений. У Эрлана довольно проступков, но преступлений он не совершал, у Этана – наоборот. Так почему у них одинаковое наказание? Закон?

Лой осел у стены и закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Было слишком больно прощаться.

Эя увидела Эрлана в круглой башне, замурованного и сникшего, словно его лишили не свободы, а воздуха. И резко села. Перед глазами жестикулировал Майльфольм, пытаясь что-то донести Лири. Тот хмурился и оба не заметили, что светлая проснулась. Зато Кейлиф заметил, что она встала, принес ей кружку с настоем.

– Что случилось? – спросила. Судя по хмурым физиономиям, началась ядерная зима, не меньше.

– Эрлан, похоже, арестован, – пробурчал страж.

Лири вылетел из комнаты, расстроенный донельзя, Май обернулся и уставился на девушку. Кивнул – это правда.

У Эры рука дрогнула, Кей успел словить кружку, иначе бы выпала и, была б светлая мокрой от разлившегося настоя.

А та не заметила – во все глаза смотрела на Майльфольма:

– За что? – выдохнула. Тот бровь выгнул: думаю, ты знаешь.

Эра откинула тану, и наплевав на свою наготу, рванула к полке с одеждой, желая быстро привести себя в порядок и бежать к Маэру, требовать… что -то делать, в конце концов. Только силы не рассчитала – встать -то встала, а шаг сделала и голова кругом – рухнула на руки стража. Май усадил ее обратно на постель и головой качнул упрекая.

Почему он молчит? – насторожилась Эра.

– Ты онемел?

Май выдал желчную усмешку и кивнул на брачный кулон на груди светлой.

– Эрлан, – поняла бледнея. – Его за это?

Страж отрицательно мотнул головой.

– За что?!

– Пока неясно. Все видели, как его сопровождали стражи и советник Нерс. Открытое заседание завтра, наверное, тогда и узнаем что к чему. Одно ясно – все очень серьезно, раз будет открытое заседание, – подал девушке рубаху Кейлиф.

Только натянуть успела – в комнату влетела Лала, и видимо готовилась к бою, но вот воевать не пришлось, поэтому бойкий вид быстро сменила растерянность.

– Ой!

– Угу, – выхватила из рук Кейлифа брюки. – Эрлана арестовали!

– Чего? – не поверила Самхарт, плюхнулась рядом с Эрикой на постель. А та поняла, что без посторонней помощи одеться не сможет – голова кружилась от слабости. Да не вовремя – надо все выяснить про Эрлана, помочь ему, а еще вернуть голос Майльфольму. Приложила ладонь ему к щеке, но мужчина отпрянул и выставил палец, уставился красноречиво: не смей!

– Встать помоги, – попросила. Май хмуро и недоверчиво глянул и нехотя поднял светлую, придерживал, пока она, шатаясь и грозя свалиться, брюки натягивала.

– А ты куда собралась? Ты еле на ногах стоишь, Эя! – сообразила Лала.

Девушка внимания на нее не обратила – обвила вдруг шею стража одной рукой, а второй к от скул к горлу прошлась. И смыло как волной – ее. Откинуло, словно током дернуло, даже оглохла на пару минут. Смотрела на плывущие перед глазами лица и силилась понять, что произошло.

– … не снять, да и больна ты еще. Куда с правом Лой тягаться в таком состоянии? – услышала как сквозь вату – Кейлиф сердился. Май просто заставил ее выпить настоя и сунул в рот кусочек амина – в себя пришла, даже сесть смогла.

– Что ты творишь, – качнула головой Лала. – Он же бросил тебя!

– И правильно, – просипела. – Но это было. И даже если б оставалось – я бы все равно пошла. И за тебя и за Вейнера, и вон, за Майльфольма. За любого из вас.

– Зачем?! Ты в своем уме, Эя?! Ты к Маэру собралась? Что ты ему скажешь?

– Вот дойду и решу, – уперлась рукой в край постели и сцепила зубы, заставляя себя встать. Ноги как ватные и шум в ушах до тошноты, но минута, две, еще не понимая, что не сама стоит – Кейлиф ее придерживает, и перед глазами прояснилось, голова кружиться перестала.

Май жестикулировал, уверяя напарника, что светлую нельзя отпускать, и не подходил, зная, что она опять захочет ему помочь.

– Эя, это безумие, – упорно уверяла ее Лала.

– Хватит! – не выдержав, рявкнула девушка. – Я должна выяснить, что происходит!

– Завтра… – попытался образумить ее страж, но она пресекла:

– Завтра может быть поздно! Все, тема закрыта. Я иду к Хранителю и, это не обсуждается.

Оттолкнула его, но и сама чуть не упала.

Шаг, два – Лала придержала. Дальше по стене и вроде легче и вроде уже дыхание не сбивается, пот не прошибает и туман не стелется, в уши не забивается, вызывая тошноту.

Вот только как шлейф, гудя за ней Лала и стражи.

– Оставьте меня! Я сказала – оставьте! Это приказ! – рыкнула уже в коридоре.

Кей и Май отступили – один с сожалением, другой с осуждением. Лала нахмурилась:

– Ну, знаешь… меня тебе не выгнать.

– А тебе б там вовсе не появляться, – заметил Кейлиф и, Самхарт чуть испугалась, но все равно упрямо шагнула за Эрой.

– Почему? – не поняла девушка намека стража.

– Меня тоже арестовывали. Но выпустили, как видишь. Вот и ты бы подождала.

– За что тебя?

– Светлого к предкам отправила. Когда напали. Нерс по обстоятельствам дела посчитал, что это было вынужденное убийство. Уверена, что и Эрлана просто допросят и отпустят.

Эя взгляд отвела и пошла наверх. Она была уверена – Лой не отпустят. Он не одного убил, и сам нападал. Вопрос как это узнал Маэр?

Девушка вцепилась в перила и двинулась вверх.

Она с трудом преодолела все четровы ступени, ведущие к залу совета. Ноги подгибались не менее упрямо, чем она заставляла их идти. Она боролась с собственным организмом, со своим бессилием, и последнее побеждало. Подъем доконал ее – Эя начала падать, слабо понимая, что происходит. Что-то черное громадой своей заслонило мир и… застыло.

Эя тряхнула волосами, всматриваясь в вязь рисунка на темной ткани и, никак не могла понять, что это. Постепенно доходило, что ее кто-то держит, крепко и в то же время, трепетно, словно раритет, и этот кто-то – человек, живой и вполне реальный.

Светлая запрокинула голову, желая рассмотреть незнакомца или удостоверится, что перед ней знакомец. Мужчина был здоров как бык, весь в черном и сам смуглый, а глаза синие-синие, и в них изумление, безграничное как небо.

– Ты кто? – просипела. Вопрос вовсе вогнал мужчину в ступор, собрал в две бороздки знак рода меж бровями.

– Эээ… Таш.

– Угу? Поставь откуда росла, а?

Она говорила так тихо, что сам себя едва расслышала. Ташу же понадобилось не менее пяти минут, чтобы разобрать и перевести на внятный язык сказанное девушкой. Он осторожно усадил ее на скамью у стены и присел на корточки рядом, заглядывая в лицо. Его удивлению не было границ. Он впервые увидел ту, о которой шло столько разговоров, и даже не представлял насколько она необычна. Нет, вроде все как у всех – весьма симпатичная особа, но красавицей не назвать, фигурка гибкая, хотя, на его вкус, излишне худая. А все же было что-то в глазах светлой, образе – трогательное, нежное, в то же время сильное, цепляющее моментально.

– Ты к Маэру? – понял сразу и все смотрел, пытаясь сообразить, что же в ней душу тревожит?

– Да, – выдохнула, приходя в себя. Сейчас она уже четко видела незнакомца и он кого-то ей напоминал, вот только вспомнить не могла. Шрам поперек брови через щеку внимание привлек – руку протянула, желая дотронуться и убрать, бездумно, на автомате. Но мужчина перехватил ее у запястья, сжал мягко, но настойчиво, отодвинул:

– Так ты до Хранителя не доберешься.

Голос гудел густым баритоном и опять же напоминал о чем-то.

– Мы виделись раньше?

– Нет. Я ушел в тот день, когда вы появились, а вернулся вчера.

И вдруг улыбнулся. Улыбка была мальчишеской, открытой и задорной, хотя мужчине было лет сорок, не меньше.

– Значит, познакомились. Извини, мне нужно к Маэру.

Она достаточно пришла в себя, чтобы добраться до цели – дверей в зал совещаний.

Поднялась и качнулась, невольно вцепившись в рубаху Таша. Постояла, словно фокусировалась и, двинулась.

Изначальный постоял, не спуская с нее взгляда и бездумно шагнул следом. Так и вошли – сначала она, потом он, как привязанный.

Хранитель насуплено уставился сначала на девушку, потом на своего советника.

– Ну, вот и третий, – то ли проскрипел, то ли проворчал тихо. Губы поджал, пожевал.

– С чем пришла, изначальная рода Лайлох? – спросил громче.

– Хочу знать, в чем обвиняют Эрлана Лой.

– И только? – вздохнул. Беспокоила его эта девочка. Непредсказуема. – Хотя бы в том, что использовал свое право, чтобы получить тебя.

– Я подавала жалобу на эту тему? – спросила через паузу. Потом подумает о том, что были правы Вейнер и отец, и об этической стороне вопроса, и о том, что чувствует – все потом.

Маэр огладил бороду, разглядывая Эйорику.

– Он убивал светлых, – сказал бесцветно, словно констатировал закат или дождь за окном.

– Ты не жил в том мире и не тебе судить.

Старик нахмурился – почему же с ней так тяжело разговаривать?

– Я тоже убивала. Ну, – развела руки, словно ждала кандалов. – Арестовывай, суди, что же ты?

– Некого изолировать, Эйорика, не ты со мной сейчас разговариваешь – право Эрлана за хозяина вступается. И пока живо в тебе, не ты говоришь и думаешь, не ты так или иначе поступаешь – оно.

И уставился на Таша:

– Забери ее. Ты знаешь, что делать.

– Я не уйду пока…

Но мужчина уже подхватил ее на руки и вынес из зала.

– Оставь меня, Гулливер, – потребовала.

– Я – Таш.

– Да пофигу! Мы не закончили разговор.

– Он бесполезен. Пока. Я отнесу тебя туда, где ты побудешь одна, избавишься от чужого влияния и наберешься сил. Потом можно будет беседовать.

У Эры сил не было спорить – последние в зале Хранителя оставила. Припала невольно головой к плечу мужчины и глаза закрыла.

Ее все так же покачивало, словно несли, только что-то неуловимо изменилось.

Эрика приоткрыла глаза и не поверила в то, что видит: она лежала на качелях. Вокруг ни души, и ни горного привычного пейзажа, ни частокола сосен – редкие деревья, за которыми было видно огромное поле с высокой серебристой травой. А слева, напротив огромная белая анфилада колонн на широком постаменте кругом. Ступени вниз, в воду, и цветы, плющ.

Эра в растерянности спустила вниз ноги и вскрикнула невольно, задев что-то мохнатое. Взгляд вниз и девушка испуганно вжалась в спинку скамьи, что сильнее начала качаться.

На траве растянулся непонятный зверь, громадный и лохматый, похожий на тигра, но черный с серыми подпалинами. Он поднялся и лапой остановил качели.

Эра огляделась – ей только нападения неведомой зверюги и не хватало. И вообще – где она и как здесь оказалась? Судя по пейзажу, на ближайшие пару километров в любую сторону, жилища не предвиделось, как и признаков цивилизации не наблюдалось.

"Тигр" вздохнул и положил голову на скамью рядом с ногами девушки. Выглядел он вполне миролюбиво, но это не успокаивало – громадина. Тут не всегда себя постигаешь, кого уж неведому зверушку понять.

– Эээ… ты мирный, да? – и губы поджала, сообразив, что и у кого спрашивает.

Бочком убралась от него и, оглядываясь, прошла к колоннам. Никого. И тихо так, что в ушах звенит. Аромат дурманный стоит, голову кружит. И небо внутри круга колонн кажется глубоким и бездонным, близким, близким. В глади воды виднелись ступени и затейливый узор из камней на дне. Настоящий бассейн, только очень большой.

Эра стянула сапожки и ступила в воду, не раздеваясь. Плыла и улыбалась, и была уверена – все это сказочный сон.

Странная зверюга устроилась на краю бассейна и наблюдала за девушкой приоткрыв пасть, словно улыбалась. А потом и вовсе ударила лапой по воде и, мотая головой, выдала "хыр-хыр!"

Эя невольно рассмеялась:

– Ты шалун, оказывается? – и ударила по водной глади в ответ, отправляя брызги в сторону животного. Того окатило и он встал, выказав мощное тело и… рухнул в воду. Волна поднялась такая, что девушку невольно отнесло к другому краю. Но "тигр" на этом не успокоился – плавал вокруг, жмурясь и гордо поднимая голову, выдавая "хыр-хыр-хыр" и выказывая внушительные клыки и язык лопатой. Им и провел от подбородка до лба, положив на плечи девушки лапы.

Эра расхохоталась и ушла под воду, и он следом. Мордой подтолкнул ее наверх и кувыркнулся, словно дельфин или морской котик. И опять лапой дал по воде, окатывая девушку.

– Хулиган! – рассмеялась и прицепилась к нему, обхватив лохматую шею. – Пошли сушиться.

Вылезла нехотя и зажмурилась – зверь закрутился, стряхивая воду и, брызги веером полетели, окатывая Эру. Она стянула рубаху, выжала, невольно улыбаясь, и подумалось, что давно не чувствовала себя так легко и спокойно… разве что с Эрланом…

На ее лицо будто тень набежала. Ей стало тоскливо и хорошее настроение начало улетучиваться, а сама сказка угнетала.

"Тигр" видимо решил ее развеселить и скачками помчался за деревья. Эя двинулась за ним, скорее из любопытства. Огромное поле серебристой травы выглядело, как море. И в какой-то миг ей показалось, что она видит не тигра, а Вейнера. Эра тряхнула волосами и вновь уставилась перед собой – ничего не изменилось – по пояс в траве шагал Шах, а за ним, чуть поотстав – Ежи.

Вейнер остановился, у него возникло четкое ощущение взгляда в спину, не вражеского, а доброго и немного удивленного. На него не просто смотрели, его словно касались, и он знал кто – Эра.

Мужчина обернулся – ряд деревьев и никого, и все же девушка присутствовала, пусть и незримо. Он чувствовал ее и даже сделал шаг обратно, но заставил себя остановиться, напомнил, что возвращаться не стоит. Развернулся и пошел прочь быстрее, и готов был бежать, только чтобы не чувствовать ее присутствие, ее взгляд в спину. Он все верно сделал, нет смысла мучиться и мучить, он третий лишний и должен был уйти. Вот только уверенности в этом поубавилось и до одури хотелось вернуться и снова, наяву, увидеть Эрику. На какой-то миг ему даже стало все равно с кем она – главное что есть. Но обида и ревность толкали вперед, и пока побеждали.

Эрика смотрела на удаляющиеся фигуры и понимала, что это видение, из тех, что накрывают ее периодически. Но не могла взять в толк, как Шах мог уйти, куда и зачем, почему один, без ребят.

Он исчез, оставив ее в расстройстве, а вместо Вейнера по полю прыгал зверь и радовался неизвестно чему, как щенок. Она бы подумала что это один из изначальных, что умеет оборачиваться, до того животное было разумным, только его поведение развеивало подобные мысли – "тигр" вел себя именно как животное, щенок резвый и веселый, любопытный и беззлобный.

Он прыгал за бабочками, и вот вовсе стал кататься по траве, похыркивая от восторга. А она смотрела на него и с грустью думала о переменах. Команда распадалась на глазах. Эрлан в изоляции и ему грозит серьезное наказание. Вейнер бросил всех и ушел в неизвестность. Самер и Радиш сами по себе и словно забыли, что есть друзья. И кто остался, что осталось?

Зверюга прыгнул к ее ногам и положил мохнатую голову ей на сапожки.

– Ты тоже один здесь, да? – поняла вдруг, чему он так восторгается. Склонилась, оглаживая мохнатую морду, и "тигр" зажмурился, раскрыв пасть, вытянулся ближе к девушке, подставляя ушки.

– Глупыш, – улыбнулась, почесывая ему как кошке за ушами и под подбородком. Шерсть была шелковой, приятной, и пахло от животного далеко не животным – чем-то свежим, бодрящим. Так, наверное, пахнет свобода.

Эя прижалась лбом к его широкому лбу и вздохнула. Впереди много дел, и решить их она должна одна. Она столько лет держалась обособленно от всех, привыкла к одиночеству, выбрав его как некую защиту от боли и лишних переживаний, а теперь вдруг тяготилась им. Чужим оно казалось. Мысли сами то и дело ускользали в сторону Эрлана и, до тоски хотелось увидеться с ним.

Что там сказал Маэр? Что ее использовали, поработили насильно?

– Наверное, я должна, если не биться в истерике, то обидеться насмерть, – улыбнулась невесело зверю. Тот сел преданно глядя на нее, будто понимал о чем речь. – Эх, ты, доверчивая зверюга, – потрепала его по холке, села и обняла рукой. – Странно, правда? Доверять опасно, а не доверять, значит, всех подозревать и ждать плохого. И тем обижать людей зря.

Зверь тяжко вздохнул, будто понял о чем речь.

– Да, ты умный, – улыбнулась ему, оглаживая. – Еще бы говорить умел – цены бы тебе не было.

И обняла колени, уставилась перед собой в густую поросль травы. И видела Эрлана, как наяву.

– Знаешь, а мне совсем не обидно, только грустно немного. Может быть, он привязал меня правом, может быть. Может и неправ, и не по закону. Только мне как-то все равно. И на то, что убивал – тоже. Вот такая я, возможно очень нехорошая с точки зрения местной юриспруденции, – хмыкнула. – Не верю я, что он понимал, что его используют круче, чем он меня и ребят. Он слишком чистый, что ли, правильный. И постоянно думает о том, что делает. У него есть совесть, понимаешь? – покосилась на "тигра" – тот лег рядом и уставился ей в глаза. – Эх, ты, – потрепала его опять. – Видишь, как получается – хочу поговорить с Эрланом, а говорю с тобой.

И вдруг, как наяву увидела густой лес, по которому они шли втроем – она, Эрлан и Лири, и слова стража "двух богов баги сами на приманки для вас пустили".

Эра осела на траву, как воздуха лишившись. Тошно стало от понимания, что она тупо оправдывает Лой. На деле он все знал, лгал намеренно. Вернее, он-то как раз молчал, а вот страж его прекрасно зная, что к чему, говорил неправду.

Это ведь как раз случилось через неделю после убийства Тихорецкой. Тогда же Эберхайм Эрлану устроил урок местного законодательства, а того чудом вынесло, жрец приветил, поднял. Рана-то свежая была, когда Эра с изначальным в доме жреца встретилась. Слаб тот был, белый, как снег – много крови потерял. И рубец еще только обозначился. Да снова свезло – она явилась со своим правом излечивать.

Возможно, никакой приманки не было – был приказ встретить группу, но не получилось – Этану не понравилось, что на его земле его близких убивают. Погнал, мстить начал.

Нет, все это странно, неувязок море просто.

Какой смысл Стефлеру вытаскивать своих соотечественников сначала детьми – чтоб потом бросить на произвол судьбы? А зачем, как вдруг, вспомнив, восстановить и вернуть на Родину… чтобы потом грохнуть уже здесь?

Скорей всего Эберхайм тоже необъективен, приукрашивает и преувеличивает. А Стефлер не договаривает. Да ему, в принципе, резона нет говорить. Был бы – хоть словом обмолвился, морально подготовил. Нет, даже близко ничего не было. Отправил как "мясо".

Может, понимая это, Эра и приняла версию Эберхайма?

А если и она очередная лапша на уши?

Кому верить, во что?

Мог ли Эберхайм зачистить за сутки больше десятка ученых заведений для светлых? Мог, если б имел достаточно людей. Или всего одну группу зачистки с оснащением.

А ведь дейтрин, где погибла Нейлин, как раз спалили.

Стоп, у Дейндерта тоже имелся доступ к возможностям поселенцев. И гипотетически и тот и другой могли устроить "Варфоламеевскую ночь" на отдельной взятой территории.

Другое, что Эберхайм знал, где Морент, иначе, как бы здесь появился? Но город здравствует и из местной географии не исчезает. А вот Инар как раз, где город предков не знал, и найти его не мог.

Если верить Этану – Стефлеру равен Дейндерту и ему очень нужен был Морент, чтобы ликвидировать последний оплот изначальных, что еще мог докопаться до истинного положения вещей, противостоять ему и, вообще, лишить права и возможностей. И рассадник тех, кто сильнее его, Инару не нужен. И что-то еще. Вот это последнее и удивляло в свете некоторых фактов. То, на что намекнул Эберхайм, шло в разрез с самими возможностями Стефлера. Он уже получил, что хотел и доказательство тому и то, что она сама жива, и что Самара выжил.

А может она чего-то еще не знает, поэтому картинка не складывается?

Факты упрямая вещь, а по фактам все же правда была за Этаном, несмотря на то, что прибывших всю дорогу кормили баснями и вполне творчески лапшу по ушам развешивали.

Но если, правда…

Эя вздохнула – смысл бегать от себя – все же очевидно. Она просто очень хочет найти оправдание Эрлану, выгородить его и обелить хотя бы в своих глазах. Только ничего это не изменит. Лой верен Инару, он убил Тихорецкую и поджидал их, и воспользовался правом, чтобы привязать к себе ее, и вывел тонко и искусно на то, что Самер и Радиш сами привели его в Морент, и вызвал дядю под предлогом свадьбы.

Все просто и… до одури низко.

Девушка понимала, что не хочет верить, что все, что было меж ней и Эрланом от и до – ложь, игра, задание, способ достигнуть цели.

Мог ли Эрлан не знать, что она будет в группе прибывших? Мог. Но не знал ли?

Дядя посылает группу и племянника ее встретить. Наверняка инструкции были с учетом особенностей каждого бойца, и может, поэтому ни слова не было сказано этим самым бойцам. Тех, кто находится в неведении обманывать и использовать проще.

Эя закрыла руками лицо и уткнулась себе в колени.

А что дальше-то? Довели и провели в Морент, вызвали. Явится и всех положит или под предлогом сияющего нимба над головой и великой идеи патриотизма, заставит пахать на себя, как племянничек, без зазрения совести применив право, или положит всю группу вместе с жителями Морента – на всякий случай, для страховки. Нет человека – нет проблем – система верная и древняя.

Но зачем Стефлеру власть здесь, если он там как сыр в масле катается и все уже имеет? Ностальгия по Родине? Патриот? Смешно!

Эрлан… как же он мог? Ну, использовал для себя – она бы поняла. Влюбился и перешагнул закон, – понятно, принимается. Но использовать как ступень, да еще по инструкции…

Ей вспомнился Займер, что погиб, прикрыв ее собой. Вспомнились Ло и Шоэ.

Как это простить? Как расценить, что Эрлан специально подверг опасности всех, положил своих же людей. И ради чего?

Девушка сунула руку в карман и вытащила горсть жизнянки. После того, как ей полюбилась эта ягода, Кейлиф постоянно везде распихивал ее. Только сейчас она вызвала брезгливость и недоумение. Эра высыпала ее в траву, чуть разжав пальцы.

И ради этого стоило всех подставить и положить четверых?

Да быть не может!

Нет, Эберхайм или не договаривает, или сам многого не знает. Не станет Стефлер гоняться за какой-то жизнянкой, чтоб узнать секрет долголетия. К его услугам самые лучшие лаборатории и специалисты, высокие технологии. Зачем ему устраивать себе столько затрат и головняка, чтобы получить какую-нибудь фигню, типо фермента или биологического вещества, для продления собственной жизни?

Да и на Эрлана не похоже.

Да, приходится признать, что узнает она его лишь сейчас, а до сегодня, словно с другим знакома была. И все же, на него очень не похоже охотиться на жизнянку столь замысловатым, и скажем прямо, подленьким способом. Не та цель, не те способы. Если Эрлан пошел на подставу, ложь и убийство, значит, повод должен быть очень веским. И это не долголетие дядюшки, которое этот самый дядюшка и без племянника легко поимеет при желании. Нет, подобные технологии, спору нет, будут стоить огромные деньги. На Земле. Но Стефлер не похож на свернутого на деньгах. На власти – да, на финансах – нет. Его корпорации и так имеет доход, что многим и не снился.

Ведовской отчетливо вспомнился Игорь Игнатьевич Стефлер, его взгляд, холеный вид, костюмчик стоимостью в полкорвета.

Может она что-то не понимает? Да, нет, скорей всего не знает. А Эрлан знает и таит.

Похоже, ситуация имеет массу подводных течений, о которых можно лишь догадываться. И чтобы Эра не узнавала – вопросов лишь прибывало, а ответов больше не становилось.

– Поговорить бы с Эрланом, – протянула, покусывая травинку. Жаль, что не имеет права Лой, тогда бы он раскололся точно. А может и уже, только не ей, а Маэру. Хранители при всей их неоднозначности и пафосном скоморошестве, не так просты, и зря изолировать не станут.

Эя потерла лоб – в голове уже мутилось от скопища мыслей, догадок и эмоций.

Легла в траву, уставилась в небо, чтобы отвлечься от тяжелых дум. Иначе она скорей напридумывает, чем надумает.

Зверь ткнулся носом ей в лицо, отвлекая от невеселых мыслей, и девушка улыбнулась ему, потрепала по холке:

– Ты ведь иллюзия, как и все здесь, права? Право Нерса. И что хотели Хранители, поместив меня сюда?

Тигр смотрел на нее, будто понимал, что она спрашивает, но ответить не мог.

Эя развернулась к нему, огладила по морде, щурясь на нее – нет, слишком странный зверь, не то в нем, что-то.

– Ты точно не оборачиваешься? – и тут же подумала: даже если так – какая разница? Важно не это. – Хорошо, говорить ты не можешь – верю. Но отвести в нужное мне место в состоянии? Я не стану задавать вопросов и буду вести себя как риф у побережья – тихо и неприметно. Только отведи меня к Эрлану. Мне очень нужно с ним поговорить. Слышишь, Друг?

Тигр приподнялся и потянулся, тряхнул ворсом, как воду стряхнул. Посидел и вот двинулся к кустам за качелями.

Эя следила за ним взглядом, соображая – правда, послушал и ведет, или просто уходит?

Зверь обернулся, застыв и, девушка поняла, что он ждет ее. Вскочила и двинулась за ним.

Эрлан бродил вдоль стены по кругу, прекрасно понимая, что она иллюзия. И столь же четко отдавал себе отчет, что выдвинутые обвинения, из-за которых сидит в ловушке, были далеко не блефом.

Он не знал точно, что выведал Маэр и каким образом, но если кинул в лицо нешуточные претензии, значит, имел веские факты к тому. Мог ли он что-то доказать – другой вопрос.

Мужчина потер лицо – какие доказательства, в бездну? Кому они понадобятся? Одного обвинения в том, что он применил право для того, чтобы склонить женщину к союзу, достаточно, чтобы лишиться его на год. Но это ерунда, потому что Эйорики он уже лишился. Она не станет слушать его доводов и оправданий. Наверняка прямо сейчас с ней работают советники и тщательно смывают узы права с ее разума и сердца. Завтра она не захочет даже смотреть на Эрлана, не то, что слушать.

Как глупо.

Если б он знал, что это она, если б Инар обмолвился хоть словом…

Неужели он подставил? Специально?

Нет, чушь.

Лой сжал переносицу и сполз по стене на пол. Надо было продумать, что мог прознать Маэр, и выстроить свою защиту, а у него в голове одно – Эя.

Ему как наяву виделось, как она презрительно смотрит на него, отворачивается и уходит. И это было хуже, чем маячившее перед ним изгойство. Да, Хранитель достаточно четко дал понять, что ждет изолированного, сомнений не было, у Маэра веские доводы к самому тяжкому приговору. Эрлан всегда боялся именно такой развязки, но лишь сейчас понял, что есть нечто много хуже, чем стать изгоем и лишиться своего права.

Ему вдруг вспомнился скай и предостережение предков после первой ночи с Эйорикой. Они вели их, и если девушка об этом не догадывалась – он знал. Но что мог сделать?

Эрлан сцепил зубы, сдерживая крик отчаянья. А в уме, словно издеваясь над ним, билось одно – тебе остались лишь воспоминания.

Но ведь остались…Хоть это останется, а иначе ничего бы не было.

Но какое право имеет Маэр судить его, отбирать не им данное?!

Как смеет вмешиваться? Что может понять? Здесь, в тишине и покое, прошлое законсервировалось и, все живут, как жили вне стен Морента двадцать лет назад. Город светлых, город изначальных, тех, кто остался в стороны от огромной беды, от смерти и потерь, от постоянного выбора и вечного боя. Что они могут понять, а, не зная и не понимая – как могут судить?!

Эрлан поднялся и уперся в стену кулаками.

Что толку в разбирательстве кто, что смеет, что толку в криках ярости?

Ему очень хотелось разнести эту иллюзию Нерса, и его снести заодно со всем Морентом, со всеми советниками. Лишь бы на развалинах стояла одна, и по-прежнему была его – Эйорика…

А может Маэр присмотрел для нее более подходящую партию, и потому решил убрать его, убрать раз и навсегда, отправив за черту?

Лой впечатал кулаки в стену и закричал в потолок, далекий, как само небо и свобода.

Бежать? Без Эи он не сдвинется, с Эей – невозможно. Она уже потеряна. Впрочем, никогда и не была с ним…

Что же может предъявить Маэр?

Эрлан поморщился, уткнувшись лбом в стену – очень много. Вее, Тангер, Соудхайн, Лаверт, Неберги – все они на его счету. Но все изгои, потому что встали за изгоя! Значит, на Лой вины нет.

Стежня, ставшая приютом и оплотом Эберхайму? От этого отмыться будет тяжелей, но и найти свидетелей… Впрочем, Маэру они не нужны.

Значит, Стежня.

Что еще?

И скривился от бессилия – если Хранитель выкопал его связь с Вантарей?

Год лишения права получит точно. С обвинением в применении права для завладения девушки он еще справится, попытается объяснить, убедить, но если станет известно, что Эйорикане первая…

Что же еще?

Задание Инара? Да, за это могут припечатать так, что Эберхайм окажется на одной планке с Лой. Только Дейндерт прав, и случись, Эрлан вновь бы пошел на все, чтобы выполнить. Другое, что не выполнил, как не пытался. И это грызло больше всего.

Нет, Хранитель не мог это узнать. Значит, изгойства можно избежать, значит, еще не все потеряно.

И стек по стене, застонав – кого ты обманываешь, кого хочешь обмануть? Хранителю, как и всем жителям Морента, все равно на его доводы – они живут старыми законами, не ведая, что в мире за стенами города давно действуют другие. И если Лалу взяли за убийство одного светлого, то здесь повесомей будет обвинение, и одного пункта хватит, чтобы перечеркнуть разом все.

Один выход – бежать. Но как раз это невозможно. Не потому что нереально физически – скорей морально. Предать Эю и Инара, и все, чем он жил эти годы. Расписаться в собственной слабости, и трусости. И все равно потом жить изгоем.

Как ни крути, упираешься в одно – финиш.

Зверь прыгнул в небо, как в двери, и Эя притормозила на пару секунд от растерянности. Обычный просвет меж кустами – куда там можно выйти? И все несмело шагнула и… тут же задохнулась, потеряла бодрость и ясный взгляд.

Вновь вернулась слабость, и вокруг было сумрачно, почти как на душе.

Девушка оказалась в небольшом помещении с пятью светящимися тубами, четыре из которых были пусты. Меж ними прохаживался "тигр" и поглядывал на нее, словно спрашивал – чего мешкаешь? Ты хотела – я привел.

Эра прислонилась к стене и смотрела на замкнутые камеры, похожие на вертикальные биокапсулы. Для местного уровня цивилизации они были слишком чудесаты и выглядели грейдерами на ногах питекантропа. И навевали интересные мысли – все еще сложнее, чем она думала, и светлые, возможно, сами поселенцы.

Это меняло многое и вводило в некий ступор.

Зверь исчез за одним из тубов, а она и не заметила – стояла и тупо пялилась на технологии каземата – знаковые. Тут не право работало – именно технологии.

Девушка несмело шагнула в центр меж ними, оглядывая каждый и, замерла, видя в одном Эрлана. Он был четко виден за дымчатым стеклом, но так же было видно, что с его стороны стены каменные.

Мужчину маяло, он бродил, чуть касаясь стен, по кругу. Останавливался, хмурился, щерился, жмурился, кривился и опять ходил, то поглядывая в потолок, то впиваясь руками в стену.

Эя смотрела на него, потеряв все вопросы и претензии. Он казался ей далеким и в то же время, как никогда близким. Прильнула к стеклу, прижалась лбом и ладонями и смотрела, забыв, что хотела.

Эрлана как дернуло – холодком по коже ощущение, что Эя рядом. Обернулся и уставился в стену, не ведая, что смотрит прямо в глаза жене и у той от его слепого взгляда мурашки по коже.

– Эя? – протянул тихо, а он слышала будто и стекла меж ними нет.

Эрлан отступил, как будто испугался, в стену впечатался и застыл, глядя, как смертник перед приговором.

– Нет… Уходи! Уберите ее!! – закричал вдруг в потолок, требуя. Он был чужим, был совсем другим, не тем, которого знала. И в голосе была ярость, а не любовь.

Девушка сползла на пол и закрыла глаза: кому она верила, во что, и что происходит? Что она хотела, придя сюда?

И очнулась – правды!

– Эрлан? – позвала, чуть тронув ладонью стекло.

Мужчина скривился от бессилия, отступил, а некуда.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Не о чем, – выдохнул, закрываясь – лицо в маску превратилось и холод в глазах, будто она в чем виновата.

– Я хочу понять…

– Понять? – вскинулся. Постоял и подошел к стене, встал на колени и прижал ладонь к ее ладони, словно видел. Он снова был собой, тем кого она знала. Эти метаморфозы за секунды удивляли, но как-то не задерживались в сознании. Эра дрогнула, увидев его так близко, почувствовав и через стекло его тепло и… любовь. Да, именно любовь, возможно еще большую, чем то чудо, что некогда показала ей сестра.

И стало как-то все равно на все обвинения в его адрес, и хотелось одного – вот так стоять и слушать ощущения нежности и любви, что стирала все преграды и была не властна над законами и пространством.

– Тебе не стоило приходить, Эя, – прошептал Эрлан, греясь в тепле ее ладони, что чувствовал и через стенку. – Тебе вообще не стоит вспоминать обо мне.

– Почему?

– Маэр прав, обвинения правомерны, – склонил голову, с трудом выговорив. – Я применил право, чтобы ты была со мной. Они помогут, снимут.

И тишина, и только стук сердец, сливающийся в одно.

Эрика погладила стекло, обводя овал лица мужчины и, улыбнулась:

– Я знаю. Мне плевать на это.

Эрлан с минуту не шевелился и вот вскинул взгляд, в котором непонимание смешалось с удивлением.

– Я пришла узнать совсем другое, и очень прошу тебя сказать мне правду.

– Что? – нахмурился, щурясь от растерянности.

– Там, когда убивал Тихорецкую, ты знал, что мы появимся?

Эрлан склонил голову, волосы закрыли ему лицо, и Эя не видела кривой усмешки. Он повернулся спиной к девушке, сел, не в силах чувствовать ее, слышать и отвечать на вопросы, и не в силах уйти.

– Я знал, что должны прийти светлые из другого мира, – бросил глухо. И закрыл глаза, впитывая ощущения близости девушки, последние минуты, когда они хоть так вместе. Он понимал, что им остаются мгновения до разлуки навсегда, и хотел продлить оставшиеся, чтобы после можно было жить памятью о тех днях и часах, когда они были вместе.

– Ты знал про меня?

– Нет.

– Должен был жениться?

Эрлан покосился в стену через плечо: какой бред!

– Эя, я поступил неправильно, преступил закон. Да, я часто его преступал. Но ты должна знать одно – я делал все так, как считал нужным, необходимым. Иногда цена очень велика, но и она стоит цели. И случись все заново – я бы ничего не менял. За последнее время.

– А до?

Мужчина смотрел перед собой, а видел горящие дома и четверых светлых у края ущелья.

– Я не жил без тебя. Это был не я, – разжал губы. Сейчас ему самому было странно вспоминать свои поступки, странно знать, что это был он. Впрочем, его и не было – ненависть жила и творила за него, ненависть без края и без разума, без сожаления и осознания.

– И там, в стиппе, когда твои же люди положили твоих же людей?

Эрлан очнулся и замер, покосился через плечо и опять уставился перед собой: значит и это она знает?

– Что за задание тебе дал Дейндерт, что ты, не раздумывая, пожертвовал своими же?

Эрлан молчал долго, и вот, встал, отошел, словно заставляя себя. Бросил резко и жестко:

– Уходи.

– Ответь.

– Уходи!

– Мне важно знать…

– Уберите ее сейчас же!! – закричал в потолок, не оборачиваясь к девушке, и та отлипла от стекла, понимая, что попала в точку и Эберхайм не солгал, а Эрлан просто не желает отвечать.

А ведь она еще надеялась, еще пыталась найти оправдание…

Кто -то осторожно обнял ее за плечи и помог подняться. Взгляд вскинула – Таш.

– Тебе лучше уйти.

– Что с ним будет? – прошептала, бледная, как в муку лицом опустили. Советник смотрел на нее тепло и сочувственно и не спешил отвечать.

– Что?! – потребовала.

– Он станет изгоем, его лишат права, – ответил сухо, нехотя.

Эя опустила взгляд, сникла – естественно. Что она еще хотела? Вердикт был ясен у порога.

– Я не хочу.

– Что? – склонился к ней Таш, подумав, что ослышался.

– Не хочу. Не верю, – уставилась на него. – Не понимаешь? Я не верю, что Эрлан виновен настолько, – отчеканила. – Его ввели в заблуждение. К нему так же применяли право. И если судите его, значит судите и меня!

Таш выпрямился и отвернулся – ему нечего было сказать.

– Все решится завтра.

– Я хочу поговорить с Маэром сегодня!

– Это невозможно, Эя.

Девушка закрыла лицо ладонями, качнула головой и вдруг, вцепилась в рубаху мужчины, заставляя склониться:

– Что ты знаешь? Что знает Маэр? Что вы, вообще, можете знать? – прошипела. – Мы несколько месяцев на Демерте и то ничего не можем понять, откуда же вам знать, живущим обособленно, замкнуто в этом городишке?!

Таш долго смотрел на нее, решая, что ответить и отвечать ли в принципе, и видел ее переживание, искреннее, чистое. И чувствовал благоговение, которое сделало невозможным ложь или уход в сторону. Он понял одно – она любит даже избавившись от пут права Лой, даже зная, что он сделал, что из себя представляет.

И понял, что между этими двумя действительно нечего делать третьему. Он больше не хотел быть советником и хранителем, теперь перед девушкой стоял человек.

Мужчина вытащил из кармана брюк хрустальный шарик, небольшой, обычный, и выставил на пальцах девушке:

– Око судьбы. Или – книга судьбы. Здесь все ответы Эя.

Девушка осторожно взяла шар и покрутила в руке – сканер -накопитель? И что с ним делать?

– Выход там, – указал на последний бокс. – Иди.

– Я не могу…

– Не торопи события. Пойми, есть вопросы, которые не предполагают ответов, есть ситуации, не имеющие выхода в данной точке в данный момент. Нужно уметь ждать, когда время само сдвинет все с мертвой точки. Научись терпению, Эйорика.

Я бы подождала, – подумала: да вы ждать не станете.

Ей осталось несколько часов, чтобы решить и разгадать. После будет поздно – Эрлана приговорят.

– Уходи, Эйорика. Уходи пока во мне вновь не проснулся советник.

Взгляд изначального был серьезен и просил не перечить. Эра не поняла, что к чему, но противиться не стала, как не хотелось еще остаться и попытаться поговорить с Эрланом. Побоялась, что выйдет хуже для него же. Двинулась куда указал Таш, и вскоре оказалась перед винтовой лестницей вверх.

Таш смотрел в спину Эрлана и слушал, как затихают шаги Эйорики. Отбил код на блоке камеры и шагнул внутрь. Лой лишь чуть повернул голову. Так и стояли оба, замерев в молчании.

– Я передал ей то, зачем ты пришел, – сказал тихо Таш.

Лой развернуло, он пытливо уставился в глаза хранителя – возможно ли это? Советник пошел на преступление?

Таш оглядел стены бокса и невесело улыбнулся:

– Если б кто-то сказал мне об этом час назад, я бы не поверил.

Лой зажмурился – вот теперь все, теперь ему все равно. Главное сделано.

– Спасибо, – прошептал искренне благодаря. Взгляды изначальных встретились и они поняли друг друга.

Таш грустно кивнул и вышел. Лой осел у стены и закрыл глаза – его больше ничего не тревожило.