– Ну что, друзья мои. Прямо скажу: ситуация – хуже некуда. – Гужевой собрал в своем кабинете сотрудников контрразведки, участвующих в реализации операции «Шквал». Каждый из приглашенных на совещание чекистов уже не первый год носил полковничьи погоны и прошел хорошую школу оперативной работы в территориальных органах, где начинал еще младшим опером и дослужился до должности заместителя или даже начальника отдела, потом, за весомые заслуги, был переведен в Москву, в центральный аппарат, где продолжил трудиться сначала заместителем начальника отделения, а то и вовсе старшим оперработником. В провальные 90-е годы, когда, дискредитированные новой демократической властью и прессой, сотни офицеров, преимущественно коренных москвичей, уходили из органов госбезопасности, они – рабочие лошади с периферийным упрямством, трудолюбием и патриархальной верой в раз и навсегда избранные идеалы остались, поскольку не мыслили себя в какой-то иной сфере деятельности кроме как служение интересам защиты безопасности страны – когда-то социалистической, теперь демократической. Верные присяге и долгу, они продолжали пахать контрразведывательную ниву, а поскольку основной оперативный майорско-подполковничий костяк покинул Лубянку, освободив места в резерве на выдвижение, провинциалы успешно продвигались вверх по карьерной лестнице, менее всего думая о повышении в чинах и званиях.

Являясь координирующим звеном всей оперативной разработки по линии контрразведки, Гужевой до сегодняшнего дня встречался с каждым из них индивидуально, отрабатывая конкретный этап операции, определенное направление деятельности и не посвящая никого из них в детали того, чем занимаются его коллеги: не потому, что не доверял им, а просто с младых ногтей усвоил непреложные правила конспирации, каждое из которых вырабатывалось годами методом проб и ошибок и в конечном итоге было написано кровью, провалами и даже невозвратными потерями. Но нынешние форс-мажорные обстоятельства требовали объединенных усилий, и в этом брейн-ринге команда чекистов во что бы то ни стало должна была переиграть своего еще неведомого противника. Усугубляло ситуацию и то обстоятельство, что один из них – Александр Васильевич Куздрецов, хотя и сам бывший моряк, к тому же с основательно продуманной легендой прикрытия, – находился сейчас на захваченном корабле.

– Итак, – продолжил Гужевой, поглаживая свою шкиперскую бородку, – судно с комплексами ПВО С-300 для Ирана, безопасность которого мы должны были с вами обеспечить, захвачено неизвестными людьми.

Молчанка придавила к горлу вмиг пересохший язык у всех присутствующих. Гулкая тишина – та, что страшнее буйного рева, – заполнила кабинет. Каждый воспринял новость как провал, вина за который лежит именно на нем. Вся мера ответственности и доверия, которое они не оправдали, тяжелым укором совести пригнула к земле.

– Вот только не надо посыпать лысину пеплом, все равно ничего не вырастит. Оперативный грех перед начальством позже замаливать будем, – генерал уловил чувство подавленности своих коллег. – Мы делали все правильно, однако где-то недоработали. Именно поэтому сейчас нам нужно выяснить причину, которая привела к данной ситуации. Если захват корабля – непрогнозируемое стечение случайных обстоятельств – это одно, но уповать на такой расклад не стоит. Хуже, если нами допущена какая-то ошибка: что-то не учли, что-то не предусмотрели, не дай бог, допустили утечку информации… В общем, не сопли на кулак мотаем, а включаем мозги и думаем.

– Изначально у нас не было и намека на то, что кто-то проявляет интерес к этому грузу, – Анатолий Борисович Сиддиков, высокий худощавый блондин с курчавыми, коротко подстриженными светлыми волосами, попытался прояснить ситуацию. – «Военвнешторг» ежегодно отправляет тысячи тонн вооружений и военной техники своим заказчикам, и подобного случая не было ни разу…

– Оправдываться будем потом. Сейчас главное – докопаться до сути.

– Я не оправдываюсь… Просто хочу понять, кому выгоден захват корабля с оружием ПВО. Тогда и работать можно предметно.

– Кроме Ирана в этом регионе системы противовоздушной обороны больше всего нужны Исламскому государству, – в разговор вмешался Николай Петрович Моруженко, седовласый полковник, вдумчивый и рассудительный. – С помощью С-300 они смогли бы надежно прикрыться от сирийских авиаударов.

– Из этих комплексов еще нужно уметь стрелять, – покачал головой Сиддиков. – Да и как они могли узнать о корабле, грузе, дате отправки, маршруте, если в курсе дела были всего несколько человек?

– Во-первых, и это для вас не секрет, что на стороне ДАИШ воюют от двух до пяти тысяч русскоязычных мусульман, – заметил Гужевой, – и не исключено, что среди них есть люди, служившие в свое время в войсках ПВО и знающие, как обращаться с подобной техникой. Во-вторых, костяк этой армии составляют бывшие офицеры армии Саддама Хусейна. А они умеют воевать и прекрасно владеют многими видами не только легкого стрелкового вооружения, но и техникой посерьезней.

– И надо было америкосам повесить Саддама?! – не удержался Сиддиков.

– Ну, что сделано, то сделано. Вот и получили терроризма девятый вал, что валит наповал… Нам сейчас важно определить круг лиц, кто в деталях знал сведения об отправке С-300 и каким образом, а главное – через кого и куда могла уйти эта информация. И выяснить это нужно очень, очень быстро.

– Кроме нас об этом знали двое иранцев, трое заводчан с предприятия-производителя С-300 и представители «Военвнешторга», которые непосредственно готовили документы на отправку груза и фрахт судна, ну и… руководство компании.

– А кто командовал работой по возобновлению контракта? Кажется, Коржавцев? – Гужевой, как всегда, смотрел в корень.

– Да, Виталий Васильевич Коржавцев… – подтвердил Сиддиков. – Но этому человеку можно полностью доверять. Я с ним не знаком лично, но неплохо его знаю, к тому же он работал в разведке, оттуда и в запас вышел.

– Лозунг из нашего недавнего прошлого помнишь? «ЦРУ, вон из ПГУ!» Проверить нужно всех без исключения. Но очень прошу делать это архиосторожно и быстро. Ну, и не забывайте отслеживать вариант с выкупом корабля, груза и команды. Вы, Николай Петрович, держите эту ситуацию на контроле.

– Есть! – коротко отозвался Моруженко. – А как же иранцы?

– Этим вопросом займутся другие.

* * *

Утро в большом кабинете, где размещалась команда Коржавцева, начиналось, как обычно: мужики, наскоро перекурив, уже лихорадочно долбили «клаву» и нервно елозили по столу компьютерной мышкой; дамы, рысью спешащие на работу, упаси бог опоздать хоть на минуту, уже разметали свои чресла по креслам, перевели дух, пятнадцать раз позвонили, куда надо, и теперь самозабвенно пудрили носы с одержимостью, достойной великих художников-колористов в минуты наивысшего вдохновения, одухотворенно наводили тени на веки, накладывали, в зависимости от возраста, толстый или не очень слой штукатурки на щеки, лбы и подбородки, красили ресницы и подправляли контур губ, придавая им желанную сексапильность, выщипывали из бровей непослушно торчащие волоски. Впереди юбочное сословие ожидал утренний чай или кофе – кому что нравится, разбавленный часом прелестного фатического словоблудия, и выглядеть за этим важным и ответственным занятием первой, самой активной половины трудового дня нужно было соответствующим образом: по-деловому строго, достойно, очаровательно, гармонично, интригующе. Так насыщенно и бесполезно пролетали первые полтора часа рабочих будней. Затем, в ожидании обеда, время начинало тянуться невыносимо долго и нудно. Уже найдены и прочитаны в Интернете все светские сплетни о звездах российского и зарубежного гламура, просмотрены и обсюсюканы умильные фотки щенят и кошечек, нанесены визиты в соседние кабинеты, опять бесцельные блуждания в виртуальных сетях по «одноклассникам», Ютубу… и вот наконец-то долгожданный клич: «Девчонки, идем обедать!» – и вновь, поправив перышки, сменив вдрызг растоптанные, благоухающие вонючей свежестью прелых ног лапти на моднявые туфельки с красной подошвой и мимоходом взглянув на себя в зеркало – «Хм, а я сегодня очень даже ничего…» – измотанная непосильной трудовой повинностью компания оживленно трусила в столовую, где время вновь неслось на первой космической скорости.

Теперь, после обеда, набравшись новых сил, калорий и сплетен, можно было бы и поработать, но не проходило и получаса, как липкая истома туманила глаза, обволакивала все тело, и почему-то ужасно клонило ко сну. И чем меньше было работы, тем тягостнее тянулось время и тяжелее, просто на измор, велась борьба с дремой. Только звонок начальника мог вывести из этой прострации. К трем часам дня, когда силы окончательно покидали тело, а мысли голову, из кулуарного уголка кабинета, где с любовью и нежностью было оборудовано уютное чайное гнездышко – милый журнальный столик в окружении прелестных, почти будуарных кресел, – поднимался и плыл по кабинету благоуханно-манящий и вновь провоцирующий на приятную негу активного безделья аромат кофе. Цокающая каблучками компания опять слеталась, чтобы за чашкой божественного напитка убить еще полчаса-час рабочего времени. В 16.00 наконец-то потихоньку начинали… нет, не работать, а собираться домой. Зная славную особинку своего шефа грузить всех срочным заданием за четверть часа до окончания службы, все вместе и каждый в отдельности старались найти повод слинять из офиса, якобы по неотложным производственным делам, а таковых при желании можно было придумать множество: отвезти документы, завизировать написанную мужиками-пахарями статью или аналитическую справку, да мало ли еще что, главное – пораньше улизнуть и больше не возвращаться в контору. Особо продвинутым удавалось это сделать сразу после обеда и уже с двух часов начинать красивую личную или более спокойную и прозаичную семейную жизнь. Порою казалось, что и в понедельник они приходили на работу после беззаботных выходных только для того, чтобы дожить до вожделенного конца недели. А потом наступит пятница, все проблемы в задницу, жизнь опять наладится! Впереди суббота – кончай работу! Впрочем, нет, какая-никакая, а работа была: четыре раза в день нужно покушать, дважды в месяц получить долгожданные бабки: аванс и зарплату, а раз в квартал еще и премию. Кабинетная синекура, в коей они пребывали уже не первый год, породила лень, напрочь выбившую из этих симпатичных, а по праздникам и очаровательных головок даже те крохи положительных задатков, которые там некогда прозябали. Зато появились новые качества: зависть, корысть, вечное недовольство всем и вся (особенно зарплатой, далеко не маленькой даже по московским меркам), амбиции, но хуже всего – желание нагадить тем своим коллегам, у кого все получалось и ладилось и кто не маялся, подобно им, бездельем. А поскольку сами они напакостить не могли или боялись, то процветало стукачество, основательно сдобренное холуйством и лицемерием, – самое надежное средство испортить жизнь кому угодно руками своего начальника. И если у абсолютного большинства наушничество было дилетантским хобби, то некоторые достигли в этом деле олимпийского мастерства и филигранного совершенства. Стучать начальству на других и больше ничего не делать – это было единственное и главное, что они умели хорошо делать. А еще – льстить. Именно на это и расходовалась оставшаяся капля ума и накопленный запас житейского опыта, для того и нужные, чтобы знать, где, когда, как и какого начальника умаслить с наилучшей для себя пользой и выгодой. По-настоящему поумнеть этой публике уже не грозило. И в каждом, кто осмелился сказать им правду по поводу их никчемности, глупости и безделья, они видели врага на всю оставшуюся жизнь и делали все, чтобы сгнобить этого идеалиста, осмелившегося, на свою беду, сотворить окружающий мир и людей, его населявших, лучше и чище. Свершалась эта мерзость беззастенчиво и мило (совесть – под каблуком, стыд – под подошвой, а на лице – умильное притворство и сладость) всякий час, по поводу и без повода. Но апофеозом срама были дни рождения босса, когда фимиам медом струился из перламутровых бездонных уст навстречу благосклонным улыбкам шефа, который испытывал почти оргазм, слушая панегирики в свой адрес.

И на весь этот бардак, непотребство и безобразие взирали с немым укором, но безропотно и тихо грустные очи православных святых, лики которых во множестве выстраивались этими крысами без оглядки на святцы и церковный канон, украшая компьютерные мониторы. И чем гнуснее были поступки, тем больше иконок становилось в шеренгу на рабочем столе: не для того, чтобы грехи замаливать, а так, для антуража и на всякий случай – вдруг Всевышний поспособствует в делах, прости, Господи, неправедных и богомерзких.

Штучным товаром среди офисных дам были рабочие лошадки, которые и приходили раньше, и уходили запоздно, и наравне с мужиками тащили свое ярмо, не смея взбрыкивать, поскольку не имели надежного тыла в лице авторитетных покровителей, влиятельных родителей и прочих благодетелей, и, зажатые кабинетным пространством, лишь хихикали в кулак, потешаясь втихомолку над кретинизмом и дремучей тупостью своих соседок, в ночном горшке мозги оставивших. А как еще можно было реагировать на вопль несчастной чучундры, которой все-таки поручили подготовить самую никчемную бумажку, и после полуторачасовых мытарств и издевательств над компьютером она вдруг вскрикивала: «Ой, девочки, помогите! А то я печатаю-печатаю, а у меня все время большие буквы получаются…» И шли, и помогали – нажать одну клавишу нетрудно… и за это им еще больше завидовали, их ненавидели и втихую гнобили в первую очередь.

– Ну и с кем из этой публики нам есть смысл законтачить? – Анатолий Сиддиков уже полчаса сидел в кабинете руководителя службы безопасности «Военвнешторга» Александра Ивановича Варанова, выясняя ситуацию среди ближайшего окружения Коржавцева с целью подобрать кандидата на вербовку или установление доверительных отношений для негласного изучения. Он не конспирировался перед своим собеседником, генерал-лейтенантом военной контрразведки, который уже несколько лет занимал «подкрышную» должность в компании – спецэкспортере российского вооружения и военной техники. К тому же проще всего с оперативной точки зрения было бы подвести к объекту их пристального интереса самого начальника СБ. С Коржавцевым у них сложились нормальные деловые отношения, да и всю меру ответственности и значимости не нужно объяснять генералу-чекисту, который и сам был кровно заинтересован в разгадке сложившейся ситуации. Но Коржик был шакалом тертым и хитрым и явно бы насторожился, начни Варанов проявлять к нему знаки внимания и пытаясь перейти с делового общения на уровень личностных взаимоотношений.

– Даже на знаю, что посоветовать, – задумался Варанов. – Но скажу откровенно: не думаю, что утечка, а уж тем более умышленное разглашение сведений шли от Коржавцева.

– Я тоже далек от подозрений. Но факт есть факт. А всем, понимаете, всем объемом информации владел только он…

– Мне тоже известны многие детали иранского контракта… С Коржавцевым мы вместе по этому проекту работали. – Начальник службы безопасности пристально и выжидающе взглянул на собеседника.

– Александр Иванович, я еще не ошизел от шпиономании, – усмехнулся Сиддиков, поглаживая курчавую голову. – Да и за границей он работал подольше вас.

– Во Франции, кстати говоря, – поддержал генерал. – А тут еще с этими «Мистралями» какую-то непонятную бодягу французы затевают…

– Вот-вот… Подскажите, кто из его коллег может помочь в изучении объекта нашего интереса?

– Есть у него в подчинении несколько башковитых мужиков, трое из них даже кандидаты наук. Но как начальник он держит их от себя на марафонской дистанции, хотя иногда и заигрывает с ними, стараясь косить под демократа. Так что вряд ли они могут что-то сделать в плане его активной разработки. Уж больно велика разница в статусе…

– Но на кого-то из своих подчиненных он опирается в непосредственной работе… Кому, например, важные дела поручает?

– Умных – грузит по самое не могу, дураки – на побегушках… Впрочем, насколько я помню, двоих он сам откуда-то за собой притащил.

– Кого и кого?

– Одна – дама, кажется, из Минобороны. По внешнему виду – инженю предпенсионного возраста, а по сути – гнида и сволочь. Фамилия ее, дай Бог памяти, Дерюченко…

– Как-как? – не расслышал Сиддиков. – Пердюченко… Ну и наградил же Господь имечком…

– Нет-нет, Де-рю-чен-ко.

– Ненамного лучше… И что она?

– Ленивая, тупица… В общем, дура-дурой, но стучит на всех, а потому и втерлась Коржику в доверие. Что их кроме этого связывает – понять не могу.

– Что-то все-таки связывает… А второй?

– Кажется, бывший военный журналист. Но за профнепригодность его в свое время даже из дивизионной многотиражки выперли.

– Небось на более высокую должность перевели?

– Естественно. В армии, к сожалению, только так от дураков и можно избавиться.

– Наверное, после этого возомнил о себе…

– Еще бы. Знаешь такую породу штабистов не по должности, а по сути. Аккуратные, дисциплинированные, цветные графики умеют красиво рисовать, начальству преданно в глаза заглядывать, исподтишка коллег по службе подставлять и стравливать, всякую чушь и банальщину с умным видом пороть… Теперь, наверное, спит и видит себя замом у Коржавцева. И помяни мое слово: «добьется степеней известных». Сейчас холуйством вымощены едва ли не все пути-дороги к должностям и званиям…

– Значит, подходящих людей в его окружении по работе нет?

– Похоже, что так.

– Следовательно, пока остается один реальный вариант изучения – с помощью оперативной техники…

– Пожалуй, да. В этом я могу вам помочь.

– Будем считать – договорились…