Продолжая путешествие на запад, я имел в виду до Сан-Франциско сделать еще остановки в двух местах: в Маниту, у подножия знаменитой вершины Скалистых гор Пайкс-Пика, близ Сада богов (The Garden of the Gods) — чуда Нового Света, и в городе Большого Соленого озера. Однако, выехав из Русселя по железной дороге Union Pacific, я принужден был пересаживаться в городе Денвере на другую дорогу — Denver and Rio Grande Railroad и, согласно расписанию поездов, провести в этом городе несколько часов.

Денвер, главный город штата Колорадо, вырос среди дикой местности только в последнее время; еще в 1858 году, когда образовался новый штат в предгорьях Скалистых гор, которыми замыкаются прерии центральных штатов, Денвер был ничтожным поселком среди окружающих степей, слабо населенных кочующими индейцами. Но после открытия здесь огромных рудных богатств, город стал быстро увеличиваться и теперь имеет около 130 000 жителей. В Денвере существует высшая горная школа, одна из лучших в Америке, куда я имел даже рекомендацию, но, не желая терять времени, я отказался от посещения школы и ограничился прогулкою по городу.

Прямо от воксала железной дороги идет красивая широкая улица с высокими новыми домами по сторонам, с рельсами и проволоками электрической городской дороги по середине. На одном из перекрестков мне повстречался какой-то господин и вежливо спросил, не знаю ли я, где тут зоологический сад. Я был крайне удивлен таким вопросом, так как, сколько я знал, в этих «новых» местах не могло быть учреждений вроде музеев, зоологического сада и т. п.; тут занимаются еще не наукою и не развлечениями, а исключительно наживою, или, как выражаются американцы, деланием денег. Во всяком случае, упомянутым вопросом незнакомец выдал себя за иностранца или приезжего, и потому, сообщив, что и я иностранец, только-что прибывший в Денвер, я охотно согласился на его предложение погулять по городу вместе.

Когда мы прошли несколько кварталов, обмениваясь впечатлениями, незнакомец спросил, не пожелаю ли я зайти в «Ваг», как тут называют прилично устроенные кабаки, и распить с ним бутылку вина. Не подозревая ничего дурного, я зашел с ним в первое попавшееся такое заведение и удивился только тому, что мы не остановились и не сели в первой общей комнате в нижнем этаже, у самого входа с улицы, а незнакомец повел меня по внутренней лестнице наверх. Тут мы вошли в обширную залу, где глазам моим представилось совершенно неожиданное зрелище: несмотря на ранний час утра, зала была полна какими-то господами, сидевшими за отдельными столиками и игравшими в карты, причём столики были завалены пачками и грудами денег и заставлены бутылками и стаканами. По-видимому, никто не был знаком с моим спутником, по крайней мере, он ни с кем не кланялся, и мы, пройдя мимо многих столиков, нашли наконец свободный и, подсев к нему, потребовали бутылку вина.

Сперва мы мирно сидели и болтали о разных странностях американцев, но вскоре мой собеседник, как будто начал прислушиваться и присматриваться к сидящим подле нас, за другим столиком, игрокам и, обменявшись с ними несколькими словами, положил к ним на столик серебряный доллар. Мне же он сказал, что, истратившись в дороге, желает попробовать свое счастье. Любезная фортуна не замедлила ему улыбнуться: минуты через две играющие объявили, что он выиграл 10 долларов. Положив 5 дол. в карман, незнакомец передал другие пять обратно играющим и просил продолжать. Еще минуты через две он получил уже 50 дол. и, продолжая так дальше, в короткое время загребал уже кучи золота и бумажек. Видя мое удивление, незнакомец предложил и мне попробовать счастья я положить к соседям хоть один доллар. Но тут я понял, с кем имею дело, встал, отдал прислуживавшему нам человеку плату за вино и, не простившись с незнакомцем, поспешно ушел из залы и направился к воксалу. Вскоре подошло время отхода поезда, и я покинул Денвер, единственное место в Соединенных Штатах, где, кажется, нашелся господин, пожелавший воспользоваться доверием иностранца.

Путь от Денвера до Ключей Колорадо (Colorado springs) пролегает прямо с севера на юг по довольно живописной холмистой местности, причём на восток холмы постепенно сглаживаются и переходят в необозримые прерии, а на запад, наоборот, всё повышаются и ограничиваются на горизонте хребтом Скалистых гор, в котором кое-где виднеются даже снеговые вершины. Соседом моим в вагоне оказался очень милый господин, рассказавший мне не мало интересных подробностей об этих местах и особенно о Маниту, куда я теперь ехал.

Маниту представляет собою местечко у подножья Скалистых гор, играющее ныне роль модного пункта для съезда ищущих исцеления минеральными водами. Как и в Европе, здесь собираются летом приезжие не только больные, но и здоровые. К тому же, кроме целебных источников, тут много других физических чудес, и многие являются сюда с семействами на всё лето, как на дачу. Возвышенное местоположение среди гор сделало климат Маниту одним из благодатнейших, и летом тут не бывает сильных жаров.

Совсем не то было меньше ста лет назад. Эти дикие места были почти не обитаемы даже индейцами. Зимою, конечно, всё засыпалось снегом, но и летом к ключам Маниту индейцы являлись только на поклонение своему Великому Духу. Целебное свойство ключей было, однако, известно, и самое название дано именно потому, что ключи почитались временным местом пребывания индейского Великого Духа — Маниту.

Только в 1806 году известный исследователь прерий, майор американской армии Пайк (Zebulon Pike), пробираясь всё далее и далее на запад, увидал наконец на горизонте белое пятно, которое он принял за облачко. Кругом была еще волнистая прерия, и Пайк никак не думал, что он видит снеговую вершину пика, названного впоследствии его именем. По приблизительной оценке майор находился в 200 верстах от горы, и самая возможность видеть столь отдаленную вершину объясняется необычайной прозрачностью воздуха прерий. Когда неизменное положение облачка не оставляло сомнения в том, что это должна быть снеговая вершина, отважный Пайк с несколькими солдатами решился дойти до горы и, если можно, подняться на её вершину. Он ехал верхом целых шесть дней, но снеговая шапка казалась еще всё так же далеко. Только на десятый день начались обрывы и дикие ущелья, по которым верховая езда сделалась невозможною. Дальнейший путь исследователи продолжали пешком. Несколько дней они с неимоверными усилиями карабкались по скалам, но, истощив жизненные припасы, не достигли вершины и принуждены были вернуться обратно и только сообщить о своем открытии. Что сказал бы Пайк ныне, когда до Маниту можно ехать в великолепных пульмановских вагонах, а далее до самой вершины Пайкс-Пика устроена зубчатая железная дорога!

Необходимо, впрочем, заметить, что целебные ключи Маниту были известны и белым гораздо раньше, но к ним подходили не с востока, а с юга. Ещё в XVII веке французские миссионеры проникли сюда из северных провинций Мехики, посетили и описали минеральный источник содовой воды, носящий и поныне французское название «Fontaine-qui-Bouille». Но это открытие оставалось одиноким, не было сопряжено с астрономическим определением места и не нанесено на карту.

Затем в 1842 году знаменитый американский инженер и геодезист Фримонт (Fremont), которому правительство Соединенных Штатов поручило исследование материка к западу от р. Миссиссиппи, явился сюда с большим отрядом солдат, перешел хребет Скалистых гор, вступил в следующую за ним необозримую нагорную пустыню, открыл Большое Соленое озеро и вышел к берегам Тихого океана. Однако, Фримонт прошел мимо Пайкс-Пика и о целебных источниках у его подножья узнал лишь по слухам, от встречавшихся ему неоднократно индейцев.

Первым исследователем Маниту и его окрестностей единогласно считается отважный англичанин Рокстон (Ruxton), который проник сюда в 1847 году совершенно один, с двумя верховыми лошадьми и несколькими навьюченными мулами. Это не был географ или ученый путешественник, а просто охотник, любитель сильных ощущений. Занимаясь охотою в предгорьях Скалистых гор, Рокстон совершенно случайно забрался в роскошную и дикую долину Маниту и бродил здесь довольно долго, наслаждаясь прелестями природы и утоляя жажду шипучими водами местных ключей. В один прекрасный день он к ужасу своему неожиданно наткнулся на индейский лагерь. Правда, лагерь был пуст, но тлевшие еще огни и развешенное на кольях сушеное мясо показывали, что индейцы скоро сюда вернутся. Покинув лагерь и проходя уединенными горными тропинками, Рокстон увидал в долине группу конных индейцев, принадлежащих к одному из кровожаднейших племен Арапехос (Arapahoes). Эта встреча не предвещала ничего доброго, и отважный охотник, вернувшись к своим мулам, решился ночевать тут в последний раз и на другое же утро покинуть прелестные места, пока, как он полагал, присутствие его еще не замечено. Однако, ночью он проснулся от дыма и увидал, что небо освещено зловещим заревом. Сообразив, в чём дело, Рокстон с ужасом заметил, что лес внизу того ущелья, где он устроил свой ночлег, объят пламенем, и огромные вековые деревья с треском падают на землю. Очевидно, индейцы подсмотрели смельчака и, не предполагая, чтобы он был тут в полном одиночестве, решились истребить непрошеных гостей огнем. Не дожидаясь, пока пожар настигнет место ночлега, Рокстон немедленно оседлал своих лошадей и мулов и бросился спасаться вверх по узкой и дикой долине; однако, двигаясь довольно медленно вследствие беспрерывно встречаемых затруднений от камней и бурелома, он с ужасом убедился, что огонь скоро настигнет его. Продолжая двигаться с невероятными усилиями, он наконец увидал боковой овраг, отделяющийся с противоположной стороны долины и состоящий из обнаженных скал, где огню негде было разгуляться. Но деревья у выхода оврага в долину уже загорались. Не долго думая, он бросается туда, рассчитывая, что и мулы, привыкшие всегда следовать по пятам лошадей, повернут за ним. Однако, пробившись через полосу огня и выехав на голые скалы, Рокстон заметил, что хотя он и спасся, но мулов нет; между тем потеря мулов и всех запасов в этих диких местах, за тысячу миль от ближайших колонистов была равносильна гибели; собственное спасение только отсрочило бы неминуемую смерть; поэтому Рокстон решался вернуться назад и спасать своих мулов. Он уже приблизился к зияющим огненным языкам, объявшим ближайшие деревья долины, и готов был ринуться в самое пекло, как вдруг, к великой радости, увидал выскакивающих из пламени мулов; настигнутые огнем, они, очевидно, тоже не нашли ничего лучшего, как спасаться в сторону. Всё дальнейшее путешествие Рокстона по совершенно неприступным диким скалам и пропастям, под постоянною опасностью быть встреченным кровожадными индейцами, было рядом ужасных страданий и лишений; однако, благодаря непреклонной энергии и осталившимся нервам, ему удалось впоследствии выбраться из гор на прерии и вернуться в места, заселенные уже белыми.

На станции Ключи Колорадо я был принужден расстаться с интересным собеседником. Он поехал дальше, в Пуэбло, а я вышел из вагона и пересел на узкоколейную железную дорогу. Надо заметить, что «Ключи Колорадо» и «Маниту» соединены ныне тремя почти параллельными железнодорожными путями, из которых один ширококолейный, другой узкоколейный, а третий электрический; кроме того, имеется еще прекрасное шоссе. Расстояние между названными пунктами, лежащими на разных высотах (Ключи Колорадо 5992, а Маниту 6324 фута над уровнем океана), всего 6 миль, т. е. 9 верст, и сообщение между ними в течение лета чрезвычайно деятельное. Сотни и тысячи семейств поселяются тут или поправления здоровья или просто ради развлечения. Оба городка застроены множеством гостиниц и всяких меблированных домов; всё это в течение «сезона» переполнено жителями, как в самых фешенебельных курортах западной Европы. Сюда являются почти исключительно одни американцы. Слава целебных вод такова, что здешние железистые и содовые воды развозятся в бутылках и продаются затем в аптеках во всех городах Соединенных Штатов. Уверяют, что воды ключей Маниту имеют те же свойства, что воды Спа, но будто бы еще сильнее и потому целебнее.

На воксале в Маниту путешественников ожидало несколько довольно приличных омнибусов, или, как тут их называют, босов (boss), от разных гостиниц; за проезд в гостиницу и обратно на воксал платы не полагается, и, кроме того, везде вывешены объявления, что «вымогательство» здесь не в моде. И надо отдать справедливость американцам: в гостиницах они берут дорогую поденную плату (4 или 5 дол. в сутки), но зато постоялец избавляется уже от всяких мелочных и скучных приставаний прислуги.

Я остановился в роскошной гостинице Баркера (Barker House), утопающей среди красивого, но еще недавно разведенного сада. Тут я опять увидал негров, прислуживающих за столом. Эти негры изучили все тонкости угождения, вероятно, во времена рабовладельчества или унаследовали их от бывших рабов. Когда подойдешь к столу, то негр мгновенно и так ловко подставит стул, что самому сделать так невозможно. Затем, покрыв вам колени салфеткою, он вооружается веером и начинает помахивать им над вашей головою для устранения мух и москитов. В обеденной зале я застал большое оживление, от которого отвык в привольных прериях. Дамы были одеты в роскошные летние платья, годные для бала. Многие обсуждали, куда бы предпринять прогулки, потому что как самое Маниту, так и ближайшие окрестности изобилуют весьма замечательными пунктами, служащими целью прогулок пешком, верхом и в экипажах. Везде устроены прекрасные шоссе и пешеходные тропинки. Для детей имеются вьючные мулы, и они целыми партиями тоже странствуют по окрестностям.

Во время путешествий, особенно в Америке, знакомства завязываются быстро, и потому я тотчас присоединился к партии, собиравшейся посетить некоторые источники и ближайшие достопримечательности Маниту. Сперва мы осмотрели главные источники минеральной воды: знаменитый Fontaine-qui-Bouilie, Shoshone и Navajo. Везде устроены прекрасные каменные резервуары; доступ к источникам и пользование водою совершенно свободны и бесплатны. Первый из перечисленных источников находится в постоянном кипении от обильно выделяющейся угольной кислоты; количество газа здесь таково, что воду непосредственно разливают в бутылки для отправки на продажу в натуральном виде. В однородные воды европейских источников, после наполнения бутылок, еще искусственно нагнетают угольную кислоту.

От источников мы отправились в пещеры. После того, что я видел в Лурей и в Мамонтовой пещере, здесь ничего достойного описания я не заметил. Пещеры по большей части ничтожных размеров, но всё же довольно разнообразны и обильно разукрашены сталактитами. Прогуливаться везде очень удобно и совершенно сухо.

Между прочим и тут оказалась зала, называемая храмом, в которой находится орган — ряд сухих и крепких сталактитов, издающих, при ударе палочкою, мелодические и приятные для слуха звуки.

Во всяком случае прогулка продолжалась довольно долго, и мы вернулись в гостиницу уже после заката Солнца. Еще издали слышны были глухие звуки музыки, а вступив на порог гостиницы, я был поражен ужасною суетою. Оказывается, что каждый вечер тут устраивается настоящий бал. Огромная вала была полна танцующими под звуки довольно приличного оркестра, составленного из негров-лакеев гостиницы. Сколько я мог заметить, американки танцевали с большим искусством и грацией; американцы же, наоборот, были довольно неповоротливы и робки.

Пока молодежь танцевала, я разговорился с одним весьма приличным господином, который, узнав, что я русский, навел разговор на тему о притеснениях евреев в России и о необходимости их выселяться во что бы то ни стало. Не зная, с кем имею дело, я начал спокойно доказывать всю несправедливость нападок и объяснил, что, наоборот, евреям нигде так хорошо не живется, как именно в России, потому что только в России они сохраняют свой облик и свои привычки, во всех же прочих странах они уже давно принуждены были подделываться под общий тип жителей страны. Когда мой собеседник начал возражать и горячиться, то я тотчас заметил, что он сам еврей, и в подтверждение моих слов сказал ему, что вот, например, его я не принял первоначально за еврея, а в России узнал бы сразу. Это замечание только подлило масла в огонь. По истине достойна сожаления нация, представители которой обижаются, если произносишь её наименование. Однако, стакан холодной воды со льдом скоро успокоил моего собеседника, и мы продолжали разговор самым мирным образом.

На другой день я предпринял восхождение, или, вернее, взъезд на знаменитый Пайкс-Пик (Pike’s Peak). Как только Маниту сделалось модным местом для туристов, прогулки на эту вершину, одну из высочайших в Скалистых горах, стали обычным развлечением. Однако до 1880 года эти прогулки были сопряжены с значительными затруднениями, потому что существовала лишь дикая горная тропинка, доступная только пешеходам и верховым лошадям. В 1880 году проведена была более или менее удобная колесная дорога, стали ездить в экипажах, но американцы не хотели довольствоваться этим и решились построить железную дорогу до самой вершины. Первые серьезные изыскания были произведены в 1884 году; первоначально предполагалось провести обыкновенную железную дорогу с возможно слабым падением. Уже были произведены земляные работы на пространстве целых восьми миль, когда вдруг обнаружилось, что дорога будет опасна, так как на следующую же весну целые участки готового полотна были смыты весенними водами. Компания предпринимателей расстроилась, и работы прекратились.

В 1888-м году составилась новая акционерная компания, приступившая к постройке зубчатой железной дороги с крутым подъемом (Cog wheel Route). Путь этой дороги состоит из четырех рельсов. По краям проложены обыкновенные железнодорожные рельсы, служащие лишь направляющими для колес паровоза и вагонов. По середине между ними проложены два других зубчатых рельса, сделанных из лучшей стали (finest Cog steel). Зубцы этих рельсов поставлены в перебивку, и так как паровоз и вагоны имеют тоже двойную систему рядом стоящих колес с зубцами, то когда один рельс зацеплен началом зубца, другой удерживает его конец. Такая двойная система лучше и надежнее, чем система, виденная мною в Германии на горных дорогах — в один рельс.

Полная длина новой дороги, оконченной и открытой только в 1891 году, равна 46 158 футам, т. е. более 13 верст; а так как подъем на этом пространстве составляет около 7500 футов, то среднее падение пути равно около 1:6, хотя в некоторых местах путь еще круче, и падение достигает до 1:4. Паровоз и вагоны устроены так, что на горизонтальной плоскости они были бы наклонены передними частями вниз и только во время движения по скату принимают обыкновенное положение, удобное для пассажиров. Кроме простых шпал, через каждые 30–40 саженей заложены массивные каменные основания, к которым плотно приделаны рельсы, так что, несмотря на крутизну спуска и тяжесть поезда, нет никаких поводов опасаться, чтобы зубчатые рельсы могли сорваться со своих мест. Как паровоз, так и вагоны снабжены прочными тормозами и особыми зацепами за зубчатые рельсы. По сделанных опытам, при скорости 5 верст в час поезд может быть остановлен мгновенно, при полном же ходе (около 12 верст в час) тормоза останавливают вагоны на пространстве 20-ти дюймов. Словом, движение по этой оригинальнейшей и длиннейшей в свете зубчатой дороге совершается безопаснее, чем по всякой другой обыкновенной железной дороге. Немудрено, что с пассажиров взимается довольно высокая провозная плата, 5 долларов, за поездку туда и обратно.

Из Маниту на Пайкс-Пик отправляются ежедневно два поезда, утром и после обеда, и каждый поезд составляется из паровоза и двух вагонов по 50 мест. С самого начала пути местность весьма дика и величественна. Уже Маниту лежит на большой абсолютной высоте, а отсюда путь пролегает по узкому горному ущелью. Везде видны голые скалы или густой сосновый и еловый лес. Через полчаса мы остановились на единственной промежуточной станции, называемой Полпути (Halfway House); тут имеется довольно большая гостиница, в которой многие живут всё лето, находя, что воздух здесь еще здоровее, чем в Маниту.

После пятиминутной остановки мы поехали дальше. Вскоре лес прекратился; кругом были одни голые скалы; горизонт сделался шире и величественнее. Переходя из одного ущелья в другое, путь представляет довольно крутые повороты, радиусы которых, однако, не менее 360 футов. Многие отдельные пики были уже под ногами, а городок Маниту, изредка открывавшийся нашим взорам, казался как бы в яме. За ним горы становились всё мельче и мельче, постепенно переходили в плоскую равнину и сливались с беспредельными прериями восточной части штатов Колорадо и Канзас. Перед нами же, на западе, горизонт весьма ограничен и представляет хаотическое нагромождение скал, поднимающихся всё выше и выше и как будто уходящих в самое небо.

Наконец, после бесчисленных поворотов и непрерывного подъема пути и на западе стали открываться как бы окна в бесконечную даль; это виднелись уже западные склоны Скалистых гор. Пайкс-Пик составляет здесь наивысшую точку хребта. К сожалению, тучи и пятна тумана не позволяли обозревать обширную панораму во всём её великолепии, но от этого картина казалась еще более дикою и величественною. Здесь начался снег, покрывающий скалы уже до самой вершины. Из-под снега только кое-где торчать обнаженные глыбы камней и чернеется железнодорожный путь. Холод и ветер сделались чувствительными даже внутри вагона. Вот и вершина; поезд остановился.

Трудно описать виды, представляющиеся с Пайкс-Пика. Среди океана облаков выступают кое-где вершины соседних гор, а сквозь прорывы в тучах виднеются долины и ущелья. Леса, покрывающие эти долины, кажутся отсюда кустарником или даже травою.

Обсерватория на Пайкс-Пике.

На самой вершине стоить небольшой, низенький, но весьма прочно построенный каменный дом, где теперь мы могли утолить голод бутербродами, но тут еще в 1888-м году помещалась метеорологическая обсерватория, самая возвышенная в свете. Она действовала целых 15 лет, с 1873 по 1888 г., и собранные наблюдения привели к весьма интересным результатам. Например, времена самых сильных ветров совпадают здесь с временами самой низкой температуры, что, как известно, совершенно обратно тому, что наблюдается в равнинах. Здесь, на вершине Пайкс-Пика, ветер обыкновенно днем слабее, чем ночью, в равнинах же бывает наоборот. Понятно, что такие метеорологические условия делали пребывание наблюдателей весьма тяжелым: зимою наиболее низкая температура совпадала с самым сильным ветром. О силе же здешних ветров можно судить по тому, что нередко случался ветер, скорость которого равнялась 75 верстам в час. Наивысшая из наблюдённых здесь температур была 64°F., наинизшая −39°F. и средняя годовая температура оказалась 19°F., т. е. около −6°R. Судя по отчетам обсерватории, особенно интересны наблюдавшиеся тут электрические явления. Обыкновенно после выпадания снега воздух до того насыщался электричеством, что из пальцев вытянутой вверх руки вылетали искры, а вертушка анемометра представлялась светящимся кругом. Однако, за время действия обсерватории, она только однажды подверглась непосредственному удару молнии.

Имея в виду, что обратный путь той же дорогой не может доставить новых наслаждений, я вместе с одним из пассажиров нашего поезда вышел на промежуточной станции и пошел пешком по горной тропинке к прославленному месту, именуемому скала большою кругозора (Grand View Rock). Тропинка оказалась весьма живописною, но не совсем безопасною. После разных мелких приключений и отчаянных скачков мы добрались наконец до намеченного пункта, где из нескольких жердочек устроено нечто вроде беседки. Вид отсюда, действительно, восхитительный: с одной стороны открывается во всей своей красе снеговая шапка Пайкс-Пика, с другой — взор упирается в Маниту. Правда, при мне виды скрывались иногда несущимися тучами, но это, пожалуй, еще более разнообразило картину.

Посидев на этой скале с полчаса, мы начали спускаться вниз. Спуск, как и всегда, оказался еще затруднительнее подъема, но всё же мы благополучно добрались до полотна зубчатой дороги, вдоль которой по хорошо протоптанной тропинке быстро возвратилась в гостиницу.

Теперь мне оставалось лишь посетить Сад богов, или Парк монументов, находящийся в трех верстах от Маниту. Для этого я нанял экипаж, причём кучер служил также и проводником. Сперва пришлось проехать через поместье генерала Илликия, здешнего миллионера и владельца железной дороги Colorado and Rio Grande. Этот местный Крез устроил тут всевозможные фокусы, а цветники перед его дворцом действительно роскошны и далеко распространяют чудный аромат.

Ворота Сада богов.

Сад богов представляет довольно обширную площадь, совершенно лишенную всякой растительности, это в полном смысле слова пустыня, но пустыня, усеянная самыми разнообразными и причудливыми скалами из третичных песчаников высокой красоты. Песчаники эти по большей части ярко-красного цвета. Можно себе представить, что тут некогда происходило! В каждой отдельной скале, в каждом отдельно-торчащем камне расположение пластов различно. В одном месте стоят одинокие, так называемые эоловы столбы с огромными каменными шапками, напоминая грибы чудовищных размеров, в другом пласты поставлены отвесно, и взорам представляется длинная, но тонкая каменная стена, как бы остаток стены древнего замка; иногда в такой стене видны даже сквозные отверстия, напоминающие окна или амбразуры крепости.

Въезд в «сад» совершается через ворота, образуемые узким ущельем с почти отвесными скалами. До этих ворот есть и леса, и кустарники, за ними — нет даже травинки: один голый камень.

По саду проложено немало дорог, причём человеку было сравнительно немного работы, так как промежутки между торчащими скалами засыпаны превосходным крупным песком. Большинство скал особенно фантастического и причудливого вида получили названия, на которые американцы столь щедры: тут есть и храмы, и статуя генерала Джаксона, и камень поцелуя, и многое другое! Особенно замечательна так называемая Уравновешенная Скала (Balanced Rock) — огромная глыба песчаника, около 4 саженей высоты и 2 саженей в поперечнике, стоящая как бы на одной точке опоры и представляющая чудо равновесия. Кажется, будто стоить коснуться этой глыбы, и она должна опрокинуться, но она продолжает спокойно стоять, быть может, уже тысячелетия.

Проехав по «саду» в различных направлениях, я заметил небольшой и единственный тут домик, где гуляющие могут отдохнуть, выпить стакан лимонада и купить разные вещицы на память. Торгующая тут молодая американка атаковала меня предложениями купить фотографические виды, образцы камней и пр. Замечу мимоходом, что предлагаемые здесь вещи приготовлены со смыслом и не напоминают тех ни к чему не годных сувениров, которые навязываются в подобных лавочках в Европе. В числе купленных мною вещей был, например, весьма изящный термометр, доска которого усыпана образчиками полудрагоценных камней, находимых в штате Колорадо. На задней стороне этой доски наклеена табличка с названиями всех этих образчиков, так что такой термометр может служить для ознакомления с местными минеральными богатствами.

Уравновешенная скала.

На обратном пути в Маниту я встретил целую кавалькаду детей на маленьких мехиканских ослах. Приятно было видеть, с какими радостными лицами молодые путешественники управляли своими осликами и рассматривали окружающие их чудеса природы Маниту, как я заметил уже выше, привлекает летом преимущественно богатых американцев, живущих здесь по несколько месяцев. Поэтому местные предприниматели изощряются в изобретении всевозможных способов для доставления приезжим разных развлечений и — для собственной выгоды. Так как окрестности Маниту полны чудес природы и самых живописных мест, то главное развлечение приезжих заключается в прогулках и поездках по окрестностям.