Иногда в моих ночных бдениях компанию мне составлял Анри, приносивший хорошую выпивку, и мы долго молчали о том, что помнили только он и я, глядя с балкона на практически пустынный ночной Ленинский проспект. Смотреть туда было одним удовольствием — четко был виден перекресток. Можно было бы прийти с отбойным молотком и зарыть там шкатулку с фотографией и куриными костями. Выяснить, придет ли демон перекрестка, хотелось мне всегда. Одно дело — верить в сверхъестественные явления, совсем другое дело — знать. То, что знал я, не предполагало никаких демонов в радиусе ста парсеков, поэтому я и откладывал захоронение останков цыпленка и изображения себя, снятого с комсомольской доски почета в 87 году. А сера — это ж побочное действие, всё так просто. Старая технология так и не придумала, куда девать выхлоп после межпространственного перемещения.

Вот и сейчас, был конец февраля, я курил на балконе. Время приближалось к трем, все спали, и редкие машины пролетали по широкому проспекту. Заслышав знакомый шум крыльев, я обрадовался ему как родному.

— Надоело? — спросил он меня, протягивая бутылку.

Я поежился, кутаясь в пальто. Было нежарко, но желание постоять на воздухе превысило опасение простудиться.

— Да, до чёртиков, — ответил я ему в тон.

— А ты не думал… влезть в святая святых? — как-то неуверенно спросил Анри.

При этом он был настолько спокоен, что мне стало не по себе.

— Это в Хранилище, что ли?

— Да, — он затянулся, отхлебнул и выкинул сигарету, прочертившую горящей точкой аккуратную дугу аж за крыши домов на той стороне проспекта, — иногда он не рассчитывал силы.

— Отличная мысль! Кто только меня туда пустит?

— Он почти созрел. Думаю, что Лаврик уговорит его днями, — тут он почему-то дьявольски ухмыльнулся.

— Я не пойду! Хотя, может, ты и прав…

— Свобода — это осознанная необходимость! — вдруг изрек Анри, процитировав классика марксизма, и, не прощаясь, резко взлетел метров на двадцать. Оттуда, сверху, до меня донеслось его «Увидимся в лифте!»

Перед тем как улететь, он отдал мне папку. Там лежали несколько зеленоватых листочков под грифом «Секретно. После прочтения уничтожить». Совершенно неизвестный мне отдел Z12 давал прогноз изменения Сценария «Выборг — Густав», от которого меня пробрал мороз, хотя во мне уже было добрых пол-литра виски, заботливо принесённого Анри. Выходило, что не ходить в Хранилище я не мог. Совсем.

Я остался один, наедине с пустым проспектом. Вывеска какого-то магазина горела внизу, я пялился на неё, наверное, минут десять, после чего закрыл балкон и мгновенно забылся утренним сном, в котором уже теплилась искорка надежды, как будто окурок Анри завис на полпути к противоположной стороне. Правда, перед тем как заснуть, я четко увидел узор линий, уводящий Белку от основной линии Сценария «Выборг — Густав», а фактически дарящий ей жизнь. План Мессира не предполагал оставить её в живых после… забора биоматериала. Когда Лаврик явился ей в своём истинном обличии, он подписал ей смертный приговор. Вернее, это она сама его себе подписала несколько лет назад: по глупости ли, или просто от усталости согласившись на вечное и безоговорочное счастье, — Егор Борисович, вообще, умел уговаривать. Трудно было не согласиться, я вот практически уже одной ногой был в нирване, которая для обычных людей кончается полной крови ванной. Убью эту сволочь. Задушу собственными руками.

Через некоторое время, месяцем позже или раньше, я понял бы, что передо мной не Хелена, впал в совершеннейшее безумие по причине закатывания собственной жизни в асфальт шестиполосного шоссе, ведущего в тупик с лопухами. И ничего уже нельзя было бы изменить. «Выборг — Густав» прерывист, управлять его течением практически невозможно, да и мне было бы незачем, потому как дальше этим занимался бы другой Избранный, на другой стороне и под контролем совсем не того.

Убьют ли они Императора или только, как в прошлый раз, истребят двурогих ящериц по всей Метрополии — далее основная ветка проходила бы под контролем тёмных, где уже через какое-то количество лет (двести, двести пятьдесят — какая, к чёрту, разница! важен же только результат) вдруг обнаружится, что из теоретической плоскости работа со свитками Сценариев перешла в глубоко практическую. И верхний уровень во главе с Экселенцем присутствует при этом исключительно в роли зрителей.

Мне часто приходит решение в состоянии, когда голову вот-вот накроет сном и уже неясно — либо ты это придумал сам, либо Морфей нашептал тебе что-то нечленораздельное, но простое и доброе, как лизнувшая песок волна на побережье между Лоо и Дагомысом — там, в детстве.