…Готов ли ты?.. Готов. Можешь ли?.. Могу…
Аутотренинг хренов. Выползать на божий свет тяжело — весеннее солнце днем уже режет глаза, хочется забраться обратно в полумрак, туда, где живут боль и предательство. Но весеннее чудо все-таки происходит каждый год. И в этом точно можно быть уверенным. Так же, как и в том, что жизнь — чертовски длинная штука.
Телефон зазвонил ночью. Круг света около меня и тихое бормотание телевизора стали привычным фоном — за последнее время у меня выработалась привычка окружать себя некой иллюзией жизни. Ноутбук на коленях, кошка в ногах. Телефон молчит по вечерам, как чёрный холодный безжизненный брусок. За окном колючий холод и странные фрики, торопливо бредущие к метро. Его закроют через 15 минут, ноги по снегу спешат, идет напряженная жизнь бобров на ночном Ленинском проспекте.
— Привет, ты где сейчас?
Ленкин голос был совсем рядом, я слышал придыхание и обрывки музыки на том конце провода — Skyfall в исполнении Adelle.
— Дома…
— Давно не слышала тебя. Что нового? Как ты живешь? Почему не звонил мне? Никогда не звонил. Никогда…
Мне не хотелось отвечать на вопрос «Почему?». Потому и ещё раз потому! На самом деле ответа на её вопрос я не знал. После того, как Лаврик поведал мне утром о непредсказуемых последствиях моего посещения Хранилища и перекоррекции, о которой, наверное, сейчас говорила вся База от мостика до пакгаузов в самом низу, мне стало совершенно всё равно. В основном, конечно, было задето мое самолюбие — агент моего уровня просто не мог позволить себе такого провала. Хуже всего было то, что сообщил мне об этом Лаврик — выскочка и темная лошадка, как звали его на Базе. Тот факт, что он обладал карт-бланшем от Верховного, не прибавлял ему популярности, поэтому я без труда за последние полгода узнал о нем практически все, и даже больше, шляясь бессонными ночами по внутренним помещениям Базы иногда в компании Анри, иногда один. Хороший ответ на вопрос «Почему?» — потому что narr, der bis vor kurzem hielt sich ein Weiser!
— Знаешь, я, наверное, виноват перед тобой, мы встречались совсем мало в последнее время… Когда мы с тобой пили кофе на Австрийской площади? Года два назад…
— Да, в «Кофе-хаузе». Ты даже помнишь, — она улыбнулась в трубку. — А что мы ели — вспомни!
— Ты выбрала какой-то десерт… вроде как с ягодами.
Меня почему-то совершенно не задевал её немного игривый и какой-то очень позитивный настрой, хотелось продолжать разговор как можно дольше. Голос в трубке заполнял комнату, хотя вибрировал только в узком промежутке между телефоном и ухом. От этого ноги около метро, топчущие грязный снег, стали отдаляться от меня на грань восприятия. Колючий холодный свет фонарей перестали проникать сквозь кирпичную кладку моего жилища на девятом этаже. Все органы чувств моего не совсем уже, конечно, человеческого, организма вернулись к теплому свету внутри комнаты.
— Я бы не отказалась от него и сейчас.
Пауза повисла на секунду, и снова в трубке раздался её голос.
— Мне кажется, я начинаю что-то вспоминать, совсем неуловимые вещи… Когда мы встретились в Михайловском замке… там была брусчатка во дворе. Теперь мне кажется, что я вижу нас с тобой там… Но это далеко отсюда, рядом вода, а мы лежим на камнях — мёртвые, все в крови. Это ведь неправда? И ещё я очень хочу целоваться, очень…
— Я сейчас приеду, жди, — совершенно не испугавшись своего голоса, сказал я и через десять минут уже сидел в машине.