Орацио и Метастазио, которые пришли последними, принесли ему пачку сигарет.

— Нет, ребята, — сказал Эн-2. — Сигарет я не возьму.

— Не возьмешь? — сказал Орацио.

Он говорил один, Метастазио даже не присел, только вертелся по комнате, хмуро озирался вокруг и улыбался лишь тогда, когда встречался взглядом с Эн-2.

— Я не хочу, чтобы вы из-за меня оставались без курева, — сказал Эн-2.

— Но ты уезжаешь, — сказал Орацио. — Мы хотели дать тебе что-нибудь на дорогу.

— Я возьму половину.

— Половину ты взять не можешь, — сказал Орацио. — Половина тут моя, половина — Метастазио.

— Я возьму твою половину. Метастазио хуже приходится без курева, его сигареты мы оставим.

— Но Метастазио обидится.

— Не обидится.

— Обидится, — сказал Орацио, а потом, обращаясь к Метастазио, спросил: — Ведь правда ты обидишься?

Метастазио вертелся по комнате, засунув руки в карманы и не сняв берета, потом остановился в изножье кровати и посмотрел на Эн-2. Потом улыбнулся ему.

— Ты обидишься? — спросил Эн-2 со смехом.

Метастазио улыбался.

— Вот видишь? — сказал Зн-2. — Он не обидится.

— Какое там не обидится! — заспорил Орацио. — Он уже обиделся.

— Обиделся? Что-то не видно, чтобы он был обижен.

— Я-то знаю, когда он обижен. Он и сейчас обиделся.

Эн-2 снова со смехом повернулся к Метастазио.

— Ты обиделся, Метастазио?

Метастазио снова улыбнулся.

— Ну вот, — сказал Орацио, — я же говорю, что он обижен.

— Тогда я возьму две с половиною сигареты у тебя и две с половиною у Метастазио.

— Вот так-то, видно, лучше.

— И никто не обижается?

— Никто.

Орацио и Метастазио получили назад пять сигарет и, казалось, были довольны. Каждый положил в карман по две сигареты, а одну они поделили пополам, закурили и стали со смехом пускать дым.

— А ты не покуришь с нами, командир?

Эн-2 закурил и стал дымить вместе с ними.

— У тебя больше ни одной сигареты не оставалось?

— Ни одной.

Орацио и Метастазио переглянулись с довольным видом. Орацио стал рассказывать о том, какое путешествие по служебным делам предстоит им: они должны поехать на грузовиках через Геную до самого Пьомбино.

— Когда вы уезжаете?

— В понедельник или во вторник. Раньше я женюсь.

Орацио сказал, что решил не дожидаться конца воины и жениться сейчас же.

— Чего еще ждать? Если можно сделать это сейчас, значит надо сделать.

— Да, это просто, — сказал Эн-2.

Разве это не было просто? Это было очень просто.

— А борьба? — спросил Эн-2.

Наверно, он будет продолжать борьбу и после того, как женится.

Конечно, он не бросит. Не бросит своей работы — ездить взад и вперед, не бросит борьбы. Почему он должен бросить все это?

— Само собой, — сказал Эн-2.

— Само собой, — сказал Орацио.

Да, это разумелось само собой. Ведь это было так просто. И, оставшись один, Эн-2 понял, как это просто — не уезжать из Милана.

Это было просто, как желание гибели, но это не была гибель; совсем даже наоборот. Все дело в том, что Берта вернется, независимо от того, читала она газету или нет, а он ждет ее. Разве он может уехать из Милана раньше, чем Берта вернется? Не может! Сегодня, или завтра, или еще позже, но Берта вернется; неважно, читала она газету или нет; все равно она узнает, что случилось, и больше не уйдет, и они вместе уедут из Милана.

Вот в чем было дело. И все было очень просто. Просто, как зимнее солнце за окнами, высоко над Миланом; просто, как желание Орацио поторопиться со свадьбой.