Человек, который задержался, чтобы посмотреть книги, взглянул вверх, на небо, увидел солнце и его отблески на трамвайных вагонах, увидел трамвай № 27, который отходил от остановки, и среди наполнявшей его толпы увидел прижатые к стеклу локоть и плечо женщины.

Громкий звук раздался в нем. Человек подхватил велосипед, пересек пути и выбежал на площадь. Трамвай был уже далеко и, скрежеща, катился по рельсам за следующей остановкой. Однако человек вскочил на велосипед и догнал трамвай. Некоторое время он ехал рядом с вагоном, но в черноте наполнявшей его толпы больше не видел локтя и плеча той женщины, за которой погнался. И все же он знал, что не ошибся, громкий звук по-прежнему дрожал в нем, и ослепительный свет всех прошлых дней, сентябрьских и октябрьских, ноябрьских и декабрьских, сливался с сегодняшним светом.

На площади Скала женщина сошла.

— Я знал, — сказал он ей, — что ты здесь.

Она оперлась рукой о его велосипед.

— Все было так, как будто ты здесь, — сказал он.

Она взяла его руку и поцеловала ее, предоставив ему говорить.

— Я бежал — и все было так, как будто ты здесь. Я гнался за трамваем — и все было так, как будто ты здесь.

Они стояли на площади Скала.

Он сам не знал, что говорит. Он указал ей на дом, на солнце, на развалины театра и произнес:

— Ты видела когда-нибудь такую зиму? Так бывает, только когда ты здесь.

Он вывел ее из толпы и отошел с нею к тротуару на виа Мандзони, не на ту сторону, где кафе Кова, а на другую.

— Это самая погожая зима бог знает за сколько лет, — сказал он. И добавил: — Знаешь, с каких пор не бывало такой зимы? С тысяча девятьсот восьмого года.

Они остановились, и он взглянул на нее. — С тысяча девятьсот восьмого года. С того года, когда ты родилась.

Она была бледна и молчала.

— Прости меня, — сказал он. — Ведь я был с тобой, когда ты родилась. Разве нет?

— Да, — ответила она.

— Я всегда был с тобой, — сказал он. — Разве не так?

— Так, — ответила она.