А лодка плывет — Ревнивый прогнозист — Уподобился ли Оливер матери Гамлета? — Подводный мир

1

Когда мы садимся в лодку, руку подает мне ОН, а не Оливер.

Оливер моментально ложится на светло-голубой полотняный матрас на носовой части яхты. Я иду осмотреть каюту управления. ОН отвязывает канат и приходит ко мне. Включает мотор, медленно отводит лодку от причала и, ускоряя ее ход, направляет в открытое море между двумя островами. Нос начинает подпрыгивать по вспененным гребням волн. Дует довольно сильный ветер, но жарко по-прежнему, и это приятно.

— Хотите попробовать? — обращается ОН ко мне.

ОН впервые повышает голос, дабы заглушить мотор, плескание воды о нос и, главное, крик морских чаек, сопровождающих нас. Я неуверенно киваю, и ОН уступает мне деревянный штурвал. Я улавливаю запах ЕГО духов (почти наверняка это Eternity от Кельвина Кляйна). Наши руки на миг соприкасаются, но сейчас главное — сосредоточиться на управлении. Проходит минута, другая, прежде чем я понимаю, что лодка реагирует на движение штурвала с некоторым опозданием, а потом я уже только тихо радуюсь силе мотора и неоглядному простору впереди нас. Белые камни, окаймляющие побережье, медленно отдаляются, на горизонте вырисовывается узкая полоска Корчули. ОН все время стоит сзади, почти вплотную ко мне.

Бабочек в моей утробе все прибывает, их бархатные крылья неумолимо трепещут.

Оливер лежит на спине, руки раскинуты в стороны, глаза прикрыты.

— Мне надо идти к нему, — говорю я спустя какое-то время.

Это звучит как вопрос. Молча кивнув, ОН берет у меня штурвал.

2

Я снимаю майку и верхнюю часть купальника (знаю, что ОН смотрит) и ложусь на живот рядом с Оливером. Его глаза по-прежнему закрыты.

— Мне хотелось бы помириться, — говорю я.

Я стараюсь придать своему голосу непринужденный, спокойный тон, но голос звучит возбужденно. Я глажу Оливера по его редеющим волосам, но он не реагирует. Я демонстративно вздыхаю, приподнимаюсь, опираясь на локти, и смотрю, как острие лодки скользит по волнам. Матрас под нами подпрыгивает от размеренных толчков, и на раскаленную солнцем спину поминутно падают нежные водяные брызги.

— Ты была за штурвалом, — говорит Оливер, не открывая глаз. — Лодка несколько раз описала небывало крутую дугу. Я почувствовал.

— Да, я была за штурвалом, милый Ватсон… Потрясающе. Попробуй тоже.

— Одним словом, на штурвале ваши руки соприкасались, — говорит он. — И у тебя даже дух захватывало. ОН стоял так близко от тебя, что ты мечтала дотронуться до НЕГО. Дотронуться до его мышц, поразительно четко выступающих под мягкой, нежной загорелой кожей мужчины…

— Не будь смешным, Оливер. Я же сказала, что хочу помириться, а не поссориться.

— Ты и сейчас еще чувствуешь удушливое, давно не испытываемое тобой возбуждение. Тебе хотелось бы думать, что дело в упоении скоростью, широким простором и соленым запахом ветра, но где-то в глубине души ты ощущаешь, что это возбуждение вызвал ОН.

— Тебе нужен психиатр.

— Минуту назад ты сняла майку, я слышал это, — говорит Оливер, глаза его по-прежнему закрыты. — Ставлю тысячу долларов, что ты сняла и бюстгальтер…

Я молчу.

— Я не прав?

Он вдруг открывает глаза и смотрит мне на спину. Я краснею.

— Ты покраснела — знаешь об этом?

— Оставь меня в покое!

Оливер отворачивается и устремляет взгляд куда-то к горизонту.

— Сегодня вечером он позовет нас на Морешку, — говорит он, чуть повременив. — Держу пари. Я сначала откажусь, но ты уговоришь меня пойти. Ты сядешь между нами. На мне будут вонючие сандалии, грязные бермуды и какая-нибудь ужасная рубашка с заношенным воротником, а он будет в черных кожаных перфорированных мокасинах Camel, черных полотняных джинсах Replay, черной майке-стрейч и легком белом пиджаке Hugo Boss, который позже ОН галантно накинет тебе на озябшие голые плечи. Его сходство с Черным королем…

— …с той минуты будет буквально бить в глаза, но мы все станем истово притворяться, что никакой символики не заметили, — подхватываю я его образы с наигранным превосходством. — О'кей. Что ж, хорошо.

Оливер удовлетворенно кивает.

— После представления Морешки в естественном порыве ты позовешь нас куда-нибудь опрокинуть рюмочку, — продолжает Оливер.

— Точно. Это будет абсолютно спонтанная, внезапная идея.

Именно так. В ближайшем баре каждый из нас выпьет по две рюмки ракии, после чего вы оба почувствуете ужасный, почти неодолимый голод… По счастью, ОН будет осведомлен о недалеком рыбном ресторане, где в прошлом году подавали просто фантастического лаврака… На этот раз ОН пригласит нас. В течение вечера мы выпьем три бутылки вина Zlatan Plavac. Рано или поздно я вынужден буду удалиться в туалет, и у тебя будет достаточно времени для того, чтобы у кого-нибудь за соседним столом попросить ручку и написать ему на салфетке номер своего телефона.

— Я не буду это выслушивать, — говорю как можно решительнее и встаю.

— А мне придется… — хмуро заключает Оливер. — Держу пари, что мне придется даже наблюдать все это…

3

Итак, идти на Морешку мы не можем. Несмотря на то, что мне хотелось бы. Несмотря на то, что ОН действительно приглашает нас.

— Нет, спасибо, — неохотно отвергаю я ЕГО смущенное предложение. — Сдается, это представление для Оливера невыносимо символично… В этом отношении он ужасно чувствителен.

ОН выглядит недоумевающим и при этом разочарованным (не могу не отметить, что это сочетание ему невероятно к лицу).

— Я, по сути, разленившийся, если не просто ленивый мужчина средних лет, — объясняет Оливер, по-хозяйски хватая меня за талию, так что ОН, бедняжка, мгновенно отводит глаза. — Меня бесит мысль, что мне пришлось бы за свою девушку бороться. А когда это еще ко всему так драматически наглядно…

— А не принять ли тебе какое-нибудь успокоительное? Например, мезапам? — говорю я как бы в шутку (а на самом деле не могу примириться с тем, что на Морешку мы с НИМ не пойдем).

Но Оливер упрямо качает головой.

— Я бы уподобился матери Гамлета на представлении бродячих актеров…

Я беспомощно пожимаю плечами. Мой и ЕГО взгляды встречаются. Мы оба знаем, что Оливер и я послезавтра улетаем.

— А что вы делаете завтра? — говорит ОН чуть ли не грустно.

ОН, дескать, завтра думает заняться дайвингом. Он решительно не хочет навязываться, но, может, мы не против совершить небольшую морскую прогулку вдоль острова? В сочетании, скажем, с легким обедом?

Оливер молчит.

— Ну как, поедем? — говорю ему, прямо и холодно парируя его взгляд. — Или дайвинг тоже слишком символичен?

— Что ж, хорошо, — говорит Оливер. — Поедем.

4

— Будем фоткать? Взять фотоаппарат? — спрашивает меня Оливер утром в номере, когда мы собираемся в дорогу.

Я приготавливаю три больших багета с сыром и бастурмой и каждый в отдельности с необыкновенной тщательностью, почти с нежностью заворачиваю в салфетки. Кидаю на Оливера беглый взгляд: он, пожалуй, далек от иронии, вид у него вполне деловой.

— Как хочешь, — говорю я, но про себя надеюсь, что аппарат он возьмет.

— Так я возьму его? — спрашивает он дружески.

— Хорошо, — улыбаюсь я в ответ.

Оливер, обняв меня, глубоко вздыхает. Я глажу его по спине.

— Прости мне вчерашнее, — шепчет он. — Я вел себя как идиот.

Я целую его, словно могу этим откупиться.

5

Наконец мы плывем, и в пути настроение немного поднимается. Оливер после долгого перерыва снова старается быть забавным. Мы пьем настоящее французское шампанское (бутылка стоит в серебряном ведерке со льдом) и закусываем бутербродами с лососем и моими багетами. Море синее, солнце приятно припекает.

— Быть при деньгах — любому по кайфу, — роняю я вслух.

— В прошлой жизни я, скорее всего, был богатым аристократом, — говорит Оливер. — Считаю так по той причине, что для меня не составило бы никакого труда приспособиться к роскошной жизни.

Потом мы фотографируемся на носу яхты. Сначала ОН снимает меня и Оливера, потом я фотографирую их вместе. Они оба раздеты по пояс, и сравнение, которое предлагает мне глазок фотоаппарата, далеко не в пользу Оливера.

— Ну давай же, — торопит он меня.

Я нажимаю спуск.

Мне хотелось бы сфотографироваться рядом с НИМ, но я не решаюсь попросить об этом Оливера.

6

Вы когда-нибудь, милые дамы, погружались под воду с мужчиной, в которого вы все больше влюбляетесь? Происходит это примерно так: на берегу ОН натягивает вам на ноги длинные цветные ласты, в которых надо пройти всего лишь несколько метров, отделяющих вас от морской глади, но и этих нескольких метров вполне достаточно, чтобы вы мгновенно превратились в толстую, неповоротливую утку. Уже в море ОН надевает вам огромные очки и полностью погружает вашу голову в воду — убедиться, что в очки не затекает ни капли. В то время как вы сплевываете соленую воду и представляете себе, как вы выглядите с уродливо примятой прической, мужчина вашего сердца старается плотно укрепить очки. Затем, сообщив, что картина дна искажена преломленным солнечным светом (эти слова звучат для вас, как самая прекрасная поэзия), засовывает вам в рот нечто вроде боксерского предохранителя зубов, так что ваша верхняя губа выглядит теперь так, будто ее укусил шершень. Потом ОН снова окунает вашу голову, и когда вы открываете глаза и начинаете дышать (удивительно, но получается!), то обнаруживаете вокруг несказанную красоту.

Вы плывете посреди голубой тишины, и вода бережно приподнимает вас.

Повсюду вокруг плывут десятки разноцветных рыб.

В водяных струях у самого дна волнуются растения, которых вы никогда в жизни не видели.

ОН радуется вашему изумлению. Раз, другой опускается до самого дна и вылавливает для вас раковину святого Иакова. Конечно, вы не можете говорить и объясняетесь лишь глазами — и робкими прикосновениями. Когда вы, например, совсем приближаетесь к берегу, ОН берет вас за руку, чтобы в прибое вы не поранились об острые камни. Ваши лица так близко, что вы даже корите себя, что не купили водоупорный make-up. Когда наконец вы выныриваете, у вас размокшее, просоленное и помятое очками лицо, но вы счастливы.

Так счастливы, что при ближайшей возможности тайком подсовываете ЕМУ свой телефонный номер.