10 февраля, вторник

Меня зовут Алина Дюпен; с 16 августа мне одиннадцать лет. Эстелле — двенадцать лет. Рике — шесть с половиной. Мы живем на улице Жакмон, дом 13/2 — он выходит окнами прямо во двор угольщика. Папе это очень удобно, потому что он работает у мсье Мартине — столяра: у того своя мастерская на углу нашей улицы, — но нам это неудобно, потому что тротуар такой узенький, что даже в классики не поиграешь.

У меня есть куколка, красный мячик, детский магазинчик; еще у меня есть самокат, но я не очень его люблю, и играет с ним больше Рике. Из книг у меня есть «Без семьи» и «Давид Копперфильд». Вообще, больше всего мне нравятся грустные книжки, где хочется немножко поплакать, но конец лучше, чтоб был хороший.

В школе я первая по рисованию, но вот с задачками, географией, историей не могу сказать, чтобы у меня все шло распрекрасно, и еще в изложениях — учительница говорит, что я делаю много ошибок по французскому. Да-а… что бы она сказала, если бы увидела этот дневник? Конечно, ошибок тут много, но быть внимательной — так трудно!

Вот и все, пожалуй.

 

11, среда

Ну и денек! Я много плакала и платочек у меня весь мокрый. В общем, началось с того, что мне приснился сегодня один красивый-прекрасивый сон. Я хотела рассказать его Эстелле, но она закрыла уши руками, чтобы ничего не слышать; вот всегда так: как ее сны, так я должна слушать, а как мне что-нибудь приснится, так она слушать не желает.

«Ну и ладно, — подумала я — расскажу Рике».

Он-то мой сон хотел послушать, но попросил, чтобы я сначала помыла ему коленки. А они у него были такие грязные!

— Я не виноват, — объяснил он. — Я все время был верблюдом вчера на переменке.

Но пока мы болтали с Рике, я позабыла свой сон. Вот беда!

— Ладно, — сказала я себе. — Зато хоть в школе все будет хорошо.

Но вышло совсем наоборот. Учительница объявила:

— Хочу вам задать один вопрос, который должен вас позабавить: как вы считаете, какое во французском языке самое красивое слово? Ну-ка, пораскиньте мозгами!

Позабавить это нас нисколько не позабавило, но нужно было попытаться отыскать такое слово. Кармен Фанту подняла руку первой и крикнула:

— Послушание!

Знаю я ее: она лицемерка; это она сказала, чтобы показать, как сама всегда слушается. Виолетта Петио сказала: «карамель» — потому что обожает их; Тьенетта Жако — «каникулы»; Жаклина Муш — «Рождество»; Мари Коллине — «солнышко»; Люлю Топен — «сны», — наконец, все выбрали, что им нравится больше всего.

— Все это довольно обыденно, — вздохнула мадемуазель Делис. — Посмотрим… Алина, у тебя есть воображение — попробуй-ка отыскать что-нибудь пооригинальнее!

Я сильно загордилась от слов учительницы, что у меня есть воображение, и решила отыскать очень смешное слово. Хотела, чтобы все рассмеялись. Искала, искала… А, нашла! И я крикнула:

— Радикулит!

Успех был неподдельный, и все ученицы смеялись до слез, а вот учительница — нет.

— Не могу поверить, — сказала она, — будто «радикулит» для тебя — самое красивое слово во французском языке!

Я хотела было заспорить, сказать, что и правда очень люблю «радикулит», и что… и что… посреди фразы на меня вдруг напал безудержный смех. Я попробовала подумать о чем-нибудь серьезном, но ничего не вышло — я все смеялась и смеялась.

Мадемуазель Делис показала на коридор:

— Выйдите, барышня, и успокойтесь!

И вот! Я осталась у дверей до самого конца урока, а по поведению мне поставили нолик. Это несправедливо, потому что сначала попросили проявить воображение, а потом за это же и наказали! Я решила рассказать обо всем маме. Она всегда меня понимает! Но мама рассердилась: «Сестра у тебя никогда таких глупостей не говорит!» И не захотела меня поцеловать. Я спряталась за занавеской и долго плакала. Никто меня не любит — вот в чем вся правда. А если я тяжело заболею, чтобы их наказать? Вот так — могу умереть, и будет очень хорошо!

Ах, как грустно быть грустной!

 

12, четверг

Ну и повесилились же мы сегодня! Мама дала нам всем после обеда по 2 франка, и мы пошли на праздник на площадь Бланш.

Начали с карусели. Лошадки кружились с большой скоростью… вверх, вниз, вверх, вниз. Поначалу это забавно, но потом, когда они остановились, у меня заболела голова.

Наконец мы пошли назад; но вдруг от зеленого балагана раздался крик: лотерея. Мы протолкались в самый первый ряд. Пестрый клоун показывал на много красивых вещей внутри, вокруг большого колеса.

— Подходите, — кричал он, — подходите! Выиграть может всякий! Сервизы, ножики, ложки, плюшевые кресла, конфеты, подушки, вазы, часы… всего 50 сантимов — и вот вы обзавелись хозяйством!

— О, — сказала Эстелла, — давайте попробуем разок? Мне бы очень хотелось выиграть вон ту вазу с розовыми цветами!

— Да, да! — закричали мы.

Я поставила свои 50 сантимов на цифру 5; Рике — на 8; Эстелла — на 2.

Колесо закружилось, остановилось:

— Номер 8!

— Это я! — крикнул Рике. — Хочу ножик!

А потом нам повезло всем троим!

Мы стояли красные, и все на нас смотрели. Рике выбрал себе красивый ножик, Эстелла — свою вазу с цветами, а я… сама не знала что взять.

— Побыстрее! — закричал клоун, который больше совсем не смеялся.

Что взять? Подушку? Часы? В конце концов, я показала на часы, но палец у меня так дрожал, что клоун решил, будто мне нужна подушка. Ну и ничего — она великолепная, из зеленого плюша.

Потом мы ушли. То-то мама поразилась! Мою подушку она положила на старое кресло в столовой — там, где пятно от чернил — и та его закрыла. Вазу Эстеллы она хотела поставить на камин, но Эстелла заупрямилась. Теперь ваза у нас в спальне, на туалетном столике — очень удобно умываться с этой огромной вазой под локтем! Но Эстелла счастлива.

Когда вернулся папа и увидел все наши красивые выигрыши, то сказал:

— Это надо отметить!

И спустился купить пирожных. Эстелле досталось с вишнями, а мне и Рике — по кофейному эклеру почти без сливок. Но все было очень вкусно.

Потом мы стали играть в домино и так громко смеялись, что мадам Петио (соседка) послала Виолетту узнать, что у нас происходит.

Забыла сказать, что я уже больше не грущу.

 

15, воскресенье

Вот наш дом с именами жильцов.

Консьержка мадам Ох-беда. Это папа ее так прозвал, потому что она вечно стонет: «Ох, беда! Ох, беда!» Надо сказать, что у нее утонул муж и она говорит, что болеет. Но мама говорит, что ничего у нее нет.

Бакалейщики Фанту. Они занимают целый этаж, но у них это вынужденная необходимость: они до того толстые, что не в состоянии все втроем поместиться в одной комнате! Их дочка Кармен в том же классе, что и я, но я ее не люблю: она подглядывает на контрольных, а когда кто-нибудь подсказывает, то всё рассказывает учительнице.

Бабушка Плюш с толстяком Габриэлем — он очень плохо бегает и все время ест.

Мадемуазель Ноэми — портниха. Это она нам сшила синие платья.

Мсье и мадам Петио — с Виолеттой, Арманом и Ноно. Арман — просто невыносим, Виолетта — моя сердечная подруга.

Мы. Первое окошко слева — столовая, второе — спальня папы с мамой. Эстелла и я — сразу за ними, перед кухней.

Квартира на первом этаже сдана, сказала маме мадам Ох-беда. Нового жильца зовут мсье Коперник — это старик. Он приедет на следующей неделе; он играет на скрипке в ресторане на улице Рю-де-Дам.

 

25, среда

За столом я сижу между папой и Эстеллой, потом — мама, а за ней — Рике. Клеенка у нас новая: белая в синий горошек. Тарелки, стаканы — всё, как у всех, но у нас есть одна очень забавная солонка: желтый цыпленочек, у которого соль сыплется прямо из клювика. Рике ему отломал хвостик.

Перед собой, когда я ем, то вижу камин с коробкой, на которой написано «Гавр», и часами. Эти часы все время показывают без десяти шесть. Папа то и дело говорит:

— Нужно сносить эти часы к часовщику, Минетта.

Мама отвечает:

— Да, Фернан, разумеется.

И на том все остается. И хорошо: потому что я их люблю — эти «без десяти шесть», и хочу, чтобы никогда-никогда в доме ничего не менялось — даже то, что не совсем хорошо.

 

28, суббота

Сегодня вечером, после домашней работы, мы написали поздравление с днем рождения тете Мими. Вообще-то это очень трудно, потому что мы ее почти никогда не видим, эту тетю Мими; так что даже не знаем, о чем ей писать. Она живет в Гавре, где ее муж, дядя Анри, умерший три года назад, работал в Газовой компании. Мы ездили к ним в Гавр четыре раза. Нам было весело, мы рыли себе ямки на пляже, плавали в море. Море — это прекрасно, это здорово, но купаться мне не понравилось — из-за соленой воды. Мы жили в маленькой комнатушке, где было полно сетей, а однажды дядя Анри взял нас с собой ловить креветок.

Дядя Анри был старшим братом мамы, и она его очень любила: они крепко дружили. Это целая история — почти как в кино. Когда маме было семь лет, а дяде Анри — пятнадцать, то у их родителей кончились деньги. И вот они решили уехать в Бразилию — в Южную Америку, где у них был друг, мсье Калюме, собиравший кофе. И уехали. Мама хорошо помнит эту поездку — особенно одного огромного матроса с рыжей бородой. У него была собачка по кличке Ножик, и этот Ножик схватил мамину куклу, начал с ней играть и бросил в море. Мама сильно плакала, и вот, когда они приехали, — новая беда: отец с матерью заболели и умерли. Тогда дядя Анри пошел в посольство и спросил, где живет мсье Калюме.

— Зайдите завтра, — сказал ему служащий.

Мама помнит, как, когда они вышли из посольства, дядя Анри купил ей у кондитера пирожных. Потом они провели ночь в порту, потому что у них не было денег. Но утром, когда они вернулись в посольство, никто так еще ничего и не сумел разузнать про мсье Калюме. Тогда дядя Анри все рассказал, и служащий ответил, что их будут «репатриировать». До отъезда они остались жить у жены служащего — огромной дамы с усами; они ели мороженое, фрукты, а дама их фотографировала. А потом они вернулись по морю в Гавр, где и остались. Дядя Анри сразу же поступил на работу в «Газовую компанию», а мама пошла в школу. Жили они в маленькой двухкомнатной квартирке, и дядя Анри хлопотал на кухне и помогал маме делать уроки. А на первую зарплату — угадайте, что он ей купил? Куклу — взамен утерянной. Так мило! Позже он женился на тете Мими, а мама вышла замуж за папу. И вот, по воле обстоятельств, они стали редко видеться, потому что мама теперь живет в Париже.

Еще надо сказать, что у нас есть и тетя Шарлотта, или Лотта. Она была лучшей подругой мамы в Гавре и вышла замуж за дядю Эмиля — папиного брата. Дядя Эмиль работает шофером автобуса, и у них четверо детей: Ив, Ален, Мари-Клер и Мари-Клод. У мамы на стенке висит их фотография, но я их не знаю, потому что ехать к ним слишком дорого. Вот так и выходит, что свою родню никак не увидишь: по-настоящему дружишь только с соседями.

 

Среда, вечер

У нас появилась еще одна маленькая двоюродная сестренка — дочка тети Лотты — она родилась 1 марта и звать ее Анетта — славное имя, но мне больше по душе «Женевьева». Говорят, она похожа на папу.

Мне не нравится одна ученица в нашем классе — Мари Коллине. Во-первых, она слишком старается, а меня это раздражает. Она все время боится подсказывать — а то накажут, — еще боится бегать, еще боится помять тетрадки, еще боится давать другим свои вещи. В общем, боится всего, и меня раздражает, когда я вижу, как она плачет.

У нас был урок рисования: я рисовала цветочек, когда Мари ни с того ни с сего попросила у меня цветных карандашей.

— Карандашей? Ну, уж нет, дорогуша — ты мне никогда ничего не даешь! А где твоя коробка с карандашами?

— У меня нет…

— Ну… тем хуже для тебя!

— Ой, Алина!..

— Алины нету — не мешай работать!

Но я крикнула слишком громко, и нам поставили плохие оценки — и Мари, и мне. Я пришла в ярость, а Мари тихонько проплакала до самого конца урока. А потом, когда все сдавали рисунки учительнице, он у нее был черный — совсем черный.

— Но я ничего не вижу! — сказала учительница.

Мари опустила нос:

— Это потому что ночь — всюду темно…

— А ты забыла свои цветные карандаши, врунишка? Ладно же, поставлю тебе еще одну плохую отметку.

Мари разразилась слезами и на переменке убежала и спряталась в конец двора, за колонку.

— Это все из-за тебя, — сказала Виолетта. — Надо было дать ей коробку с карандашами!

— С чего это? Она сама такая «разлюбезная»!

— Алина права! Алина права! — закричали остальные. — Эта Мари такая жадина! Никогда не дает своих карандашей!

Но тут подошла Ирена Юрпен (она учится с Эстеллой) и рассказала нам, что это правда, что цветные карандаши у Мари украли. Когда мадам Коллине узнала, то задала Мари взбучку. И в наказанье ей не купили новых карандашей.

— Ой, — сказала я, — какая строгая у нее мать!

Ирена пояснила: это не мать, — настоящая мать у нее умерла два года назад в Ницце. А потом отец потерял место и они пешком пошли в Париж искать работу. Два месяца Мари ни единого разу не спала в кровати, а под открытым небом — однажды вечером даже на яблоне! И когда добралась до Парижа, то была такой худой, что ее прозвали «спичкой». А потом отец нашел работу и женился во второй раз — на вдове. У той трое мальчиков и она их очень любит, но не любит Мари и вечно ругает.

— Так значит, — закричали мы, — у Мари злая мачеха? Это же совсем как в сказках! Бедняжка Мари! Бедняжка Мари!

И мы все побежали к колонке, стали обнимать Мари, а я бросилась ей на шею:

— Мари, прости меня!.. Скажи, скажи — ты правда несчастна дома?

— Кто это вам рассказал? — спросила Мари.

— Ирена Юрпен! И это правда, что ты спала на яблоне? И правда, что тебя побила за карандаши мачеха? Ты не должна давать ей так делать!

— Браво, — кричали остальные, — отлично! Ты слушаешь, Мари?

— Оставьте меня, — пробормотала Мари, совсем побледнев, — оставьте же меня, в конце концов. Зачем вы всё это говорите?

— Погоди!

Я побежала, чтобы достать у себя из сумки коробку цветных карандашей. Я была довольна, чувствовала себя такой хорошей:

— Она твоя, я тебе ее дарю!

— Да, да, — крикнула Люлю Топен, — а вот еще моя новая резинка!

В одну секунду у Мари стали полны руки вещей. Каждая из нас ей что-нибудь да подарила.

— Ну вот, — говорим мы ей, — мы с тобой сейчас по-хорошему? Рассказывай нам давай теперь всё!

Она посмотрела на нас в отчаянии:

— Я не хочу ничего говорить, не хочу ничего говорить… Это вас не касается, и вот вам ваши подарки!

Она бросила всё на землю, растолкала нас и исчезла во дворе. А мы принялись собирать свои вещи: карандаши у меня поломались.

В понедельник у меня устная контрольная: нужно знать наизусть все реки Европы! Как мне хочется хоть чуточку заболеть! Один раз появилась надежда: мне показалось, что больно глотать. Но Эстелла посмотрела мне в горло и сказала, что ничего не видит.

 

7, воскресенье

Я болею!

Когда я утром проснулась, то у меня болело горло. Я поняла: это ангина — вот радость! Я запела. Прибежала мама.

— Мама, милая моя мамулечка, у меня болит горло — наверно, все белое!

Мама его посмотрела — оно и правда все белое; а когда я смерила температуру, то было 38°.

И вот я лежу в маминой постели, под ее красивым розовым одеялом и в своей белой ночнушке. У меня немножко болит голова, больно глотать, я вся горю, но когда мне делается скучно, я тут же вспоминаю про реки Европы, и скука сразу же проходит.

После обеда бабушка Плюш принесла мне книжку «Несчастья Фина», я ее начала, но не смогла читать: буквы плясали перед глазами, а голова горела. Тогда мама поскорее закончила мыть посуду, чтобы почитать мне вслух, а потом сама легла рядом. Мы с ней беседовали, совсем как взрослые, и мама мне рассказывала про свое детство в Гавре.

 

8, понедельник

Я плохо спала, был жар. Ужас! Мама провела ночь рядом с моей кроватью, в ночной рубашке, с чашкой чая, который принесла мне попить. Она держала меня за руку, и я наконец уснула. Сегодня утром мне было намного лучше: горло не такое белое, а температура — 37,7°. На обед я поела овощной бульон, печеное яблоко, и глотать было уже не так больно.

Папа подарил мне коробочку красок. Рике думает, что это из-за моей ангины, и ему завидно.

В четыре часа пришла Виолетта, принесла два апельсина; она все еще была вся разрумяненная после контрольной по рекам Европы. Она перечислила все реки Германии и Бельгии. Виолетта сказала, что после той истории в пятницу Мари Коллине ни с кем не хочет разговаривать.

Надо сказать, что Эстелла очень заботлива ко мне. Сегодня вечером она купила мне на свои деньги большую вишню в сахаре, но мама не захотела, чтобы я ее съела — из-за горла — и Эстелла съела ее сама.

 

9, вторник

Сегодня — 37,1°. Хочу уже завтра встать, потому что надоедает видеть, как другие играют во дворе на солнышке, а я все лежу да лежу в постели.

Рике хотел сыграть со мной в домино, но ему надо было делать уроки, поэтому он не смог. Он посмотрел на мои краски, апельсины, кувшин с лимонадом и тихонько спросил:

— Как ты это сделала, скажи — чтобы ангиной заболеть?

— Чтобы заболеть? Ты что, думаешь, я нарочно? А почему ты спрашиваешь?

Но Рике ничего не ответил, а потом спустился во двор.

Прошел час, и мама пошла позвать его из окошка. Вдруг в дверь постучали: это оказался угольщик, он держал за руку Рике — тот был насквозь промокший.

— Вот ваш мальчик, мадам Дюпен — и знаете, где я его нашел? Под краном моей колонки — в одних трусах! Он так замерз! К счастью, погода стоит хорошая. Зачем он так делал?

Рике плакал: боялся, что его накажут. Мама, ничего не говоря, отвела его в спальню и растерла одеколоном. А потом, когда он отогрелся, шлепнула его:

— Ты что, с ума сошел? У нас дома уже и так есть больная! А если бы ты простыл?

Рике заплакал, и никто ничего не понял из его ответа. Наконец мы расслышали:

— Это чтобы ангиной заболеть — как Алина — и… и получить хорошие подарки!..

— Ах, вот как, — сурово сказала мама, — ты хочешь заболеть, мальчик мой — забавно!

И не обращая внимания на крики бедного Рике, мама его раздела и уложила в постель. Сначала он немного поплакал, потом перестал: уснул.

То-то папа посмеялся, узнав об этой истории:

— Этот пацан становится невозможным, Минетта. Но все же нужно признать, своеобразности у него не отнять!

— И сообразительности, — вздохнула мама. — Бедняжка, пойду посмотрю: может, он проголодался.

 

11, четверг

Всё — у меня больше ничего нет! Мне уже надоело болеть. Сегодня утром я немного прогулялась с Эстеллой до сквера.

За ужином мама сказала:

— Ты уже вполне можешь вернуться на учебу — в субботу, например.

— В субботу? Нет, в пятницу!

Мне кажется, я не видела подружек уже целый год, и потом, это так занятно — прийти после болезни: все на тебя обращают внимание — ученики здороваются, учительница подзывает к столу и спрашивает, что у тебя было. Да и потом, должна сказать, мне и поработать хочется. И я пообещала маме, что с завтрашнего дня:

1. Я учу все уроки превосходно.

2. Делаю всю домашнюю работу превосходно.

3. Никому больше не подсказываю.

4. Больше не болтаю на физкультуре и не смеюсь.

5. Подаю во всем пример.

А сейчас, для тренировки, я подаю пример дома. Я помогла маме шить нам платья. Потом я послушала, как Рике рассказал заданную сказку и урок французского, и почистила овощи на суп. Еще вязала. Потом решила навести порядок в столовой. Под конец почистила на завтра всю обувь. Ох, как устаешь, когда подаешь во всем пример!

 

13, суббота

Завтра у мамы Петио день рождения. Виолетта уже закончила ей шарфик. Арман нарисовал великолепный рисунок: тигры набрасываются на белого человека посреди чащи, полной обезьян. А Ноно подарит синий автоматический карандаш. Весь дом готовится к этому большому празднику. После школы я прибежала домой:

— Мама, мама! А ты что подаришь мадам Петио?

И выяснилось, что мама так ничего и не купила. Мы быстро спустились, но ничего не смогли найти на всей улице. В универмаге было очень красивое колье, но очень дорогое: 20 франков — с ума сойти!

— Ну что же подарить? — все повторяла мама.

В конце концов, мне вдруг вспомнился продавец птиц, и мы купили очаровательную канарейку в маленькой клеточке — 8 франков.

На лестнице пахнет ванилью, когда проходишь мимо двери бабушки Плюш. Наверно, стряпает торт.

 

14, воскресенье, вечер

Какой отличный день — мы столько смеялись!

Перво-наперво, мы были красивые-прекрасивые. Эстелла была с кудрями, с зеленой ленточкой, которая идет к ее платью, а у меня — ни кудрей, ни ленточки — зато великолепная золотая брошка, которую мне дала надеть мама.

Обедали мы в салфетках, чтобы не запачкаться, но я почти ничего не ела, потому что ждала тортов.

— Идем? Идем? — повторяли мы каждую минуту.

В конце концов мама сказала: «Да, идем», — и мы пошли со своей птицей. На лестничной площадке мы встретились с мадам Ох-бедой, мадемуазель Ноэми, бабушкой Плюш и Габриэлем. Мы вошли все вместе.

— С днем рождения! С днем рождения, мамаша Петио! — закричали мы.

— Какой сюрприз!

Мы по-одному отдали ей свои подарки. Она всех отблагодарила и поцеловала — даже папу. У нашей канарейки был большой успех. Мадам Ох-беда принесла конфет.

— Это глупо! Не нужно! — повторяла мадам Петио. — Вы меня балуете!

На всех не хватило стульев, и папа сбегал к нам и принес еще. Все расселись вокруг стола: родители — с одного краю, дети — с другого. В этот момент пришел свояк Петио — мсье Пируэт с сыном Кристианом, но без жены: она простыла. Кристиан сел между Эстеллой и Виолеттой и вид у него был очень шикарный — в галстуке, словно с витрины.

В это время мама Петио взяла с буфета огромный пирог с яблоками, две тарелки миндального печенья, три бутылки белого вина и стаканы. Каждому досталось по большому куску пирога, маленькому кусочку торта бабушки Плюш, пять печений (Габриэль взял девять!) и по полному стакану белого вина. Нам было так весело! Арман принялся скакать на месте и вдруг перевернул содержимое стакана на мое красивое платье. Я отпрянула… и перевернула свой стакан на ногу Виолетте!

— Вы оба меня не удивляете! — заявила Эстелла и посмотрела на нас словно взрослая дама, чтобы пустить пыль в глаза Крикри (так прозвали Кристиана), который как раз в это время рассказывал ей, что умеет кататься по льду на коньках.

— А я — по луне, — сказал ему Арман. — Ты представить себе не можешь, Крикри, как это весело!

— Я уже говорил тебе не называть меня Крикри.

— Ну, конечно, Крикри.

— Да нет же — Кристиан!

— Да-да, Крикри.

Кристиан пришел в ярость, а Эстелла с недовольной миной пожала плечами. Как она меня бесит, когда ведет себя вот так!

Маме стало до того весело, что она даже запела, и все ей захлопали; мы с папой так гордились за нее! Потом мадемуазель Ноэми рассказала длинное-предлинное стихотворение про осень.

Вдруг в дверь кто-то постучал — это оказался угольщик в выходном костюме, с большим горшком цветов.

Ноно испугался его усов и заревел.

Виолетта побежала взять его на руки… и тут мы увидели, что он весь ужин сосал синий карандаш — свой подарок матери; теперь он у него повсюду — даже в волосах!

— Ты должна была за ним присматривать! — крикнула Виолетте мадам Петио.

Может быть, но Виолетта этого не слышала, и я собралась уже за нее заступиться, когда мсье Петио, увидев, что дело оборачивается худо, предложил потанцевать.

— Хорошая мысль! — сказал угольщик. — Только давайте спустимся во двор.

Мы спустились с патефоном Петио. Какая погода: тепло, ясно, светло, — настоящий праздничный день! Мы пустились в пляс: Кристиан с Эстеллой, я с Арманом, Виолетта — с Рике. Но вдруг Арман упал на патефон и сломал. Он схлопотал оплеуху, но делу это не помогло, и никому не понятно было, как же танцевать дальше без музыки. И вдруг мы услышали веселую танцевальную мелодию — легкую, быструю. И кого же мы увидели? Мсье Коперника — нашего нового жильца, он играл на скрипке. Как он тут оказался? Тайна! Но он был там и мы так хорошо танцевали, что под конец просто отдышаться не могли. Все нам хлопали. Потом — еще одна мелодия, потом — еще!

В конце концов мы до того устали, что попадали на скамейки, которые вынес угольщик.

— Мне больно ногу… в туфельке! — прошептала Виолетта, и сняла ее, чтобы дать отдохнуть ноге. Но этот дурак Арман выхватил у нее туфельку, нахлобучил на палку, и принялся скакать по всему двору и петь:

Виолетта покраснела от злости, но мы смеялись так, что под конец и она заулыбалась.

Потом всем захотелось пить; папа с мсье Петио пошли за лимонадом в кафе на улице Рю-Лемерсье, мы еще раз выпили за здоровье мадам Петио, но на этот раз с нами вместе был и мсье Коперник; всем хотелось с ним поговорить и он был очень доволен. Потом мы плясали по новой до вечера, и так хорошо танцевали, что люди высовывались из окошек посмотреть, что происходит.

И вот праздник кончился. Я порвала себе платье о колесо тележки, а Рике замарал шорты. К счастью, мама ничего не сказала; по-моему, она сильно много смеялась.

Сейчас мне хочется спать, так что я кончаю.

 

19, пятница

Случилось ужас что! Тетя Лотта прислала телеграмму: погиб дядя Эмиль — разбился на автобусе, который упал в ущелье!

А потом папа прочитал про это в газете, где все объяснялось и было напечатано имя дяди Эмиля.

Ах! Мама скорбит, она много плачет, и папа тоже. Телеграмма пришла за ужином, и никто не подумал его доесть, кроме Рике. Надо сказать, что для меня это не так ужасно, как для мамы, потому что я дядю Эмиля почти не знаю, но когда я вижу, как они с папой плачут, то плачу тоже.

Мама повторяла:

— Бедная моя Лотта — у нее всего месяц назад родилась дочка — как она, наверно, переживает! Мы должны поехать, Фернан — и сейчас же. Но дети, как их оставить!

Я сказала, что мы вполне можем со всем справиться с Эстеллой за эти несколько дней, и мадам Петио, которая как раз зашла в гости, пообещала присматривать за нами. И вот папа быстро спустился за билетами, но оказалось, что ничего не выйдет из-за стоимости поездки: 160 франков на человека, 320 — на двух… слишком дорого!

— А мы едва ли наскребем и 300 франков, — воскликнула мама. — Что же делать?

— Ну ладно, — сказал папа. — Есть решение: я поеду один.

— Нет, нет, — взмолилась мама. — Это я должна поехать к Лотте.

Папа сказал, что это невозможно, что он сам должен все устроить. Но мама заплакала:

— Шарлотта мне подруга, почти сестра, она меня ждет, я уверена в этом.

Папа уступил: поедет мама. Она попросила меня пропустить занятия, чтобы помочь ей приготовить траурную одежду, и Эстелла одна спустилась с Рике. Она недовольна — считает, что мама не должна нас бросать.

 

20, суббота

Мама уехала. Ох, как мы плакали все втроем! Мадам Петио никак не могла нас утешить! Мы не смогли даже поехать на вокзал, потому что на метро слишком дорого, и папа сказал «нет». Мама тоже плакала. Она повторила мне двадцать раз, как варить, и как приготовить на завтра рагу.

— А еще, — добавила она, — Рике нельзя промачивать ноги, а во вторник ты должна поменять у всех белье… и самое главное, Лилиночка, позаботься о папе…

Но тут рассердилась Эстелла.

— Ты почему говоришь это Алине, а не мне? — крикнула она.

— О, — сказала я, — обычно ты никогда не хочешь ни за что браться, а тут вдруг захотела?

— Но ведь, — сказала она, — это очень занятно всем управлять как большая… И потом как же — старшая ведь я!

— Тебе бы нужно вспоминать об этом почаще, дочка, — сказала ей печально мама. — Но если тебя это так волнует, то не хочу поступать несправедливо: Алина меня заменит в воскресенье и понедельник, а ты — во вторник и среду; я вернусь утром в четверг.

Мы прыгнули ей на шею. Но я кончаю — нужно ложиться, потому что завтра много дел.

 

21, воскресенье

Столовая убрана, спальни убраны, все умыты, все позавтракали.

Вчера мы с Эстеллой никак не могли заснуть, потому что всё переживали. Мы говорили про маму, а еще придумывали, что бы сделать вкусненького на сладкое, чтобы хоть как-то утешить папу после смерти брата.

— Во вторник я хочу состряпать торт с кремом, — сказала Эстелла.

Но она не умеет ни стряпать торт, ни делать крем, а учиться очень долго. Тогда она решила нажарить блинов — она их обожает, — а я собираюсь напечь яблок. Папа наверняка будет доволен! Он сел перед кастрюлей и с грустью смотрит перед собой. Я подбежала и поцеловала его.

— Что? Что такое? — сказал он. — Чего тебе? И почему ты смеешься? Нашла тоже время смеяться.

— Я не смеюсь: это сюрприз!

И я убежала на кухню, чтобы не проговориться про печеные яблоки!

 

23, вторник, 5 ч. утра

Я встала потихоньку, потому что уже не хочу спать, и пошла в кухню. Как я устала! Папа очень придирчив и часто нас ругает. Время от времени я пытаюсь его спросить, как мама:

— Тебе не пора к мсье Мартине?

Но он лишь пожимает плечам, и я вижу, что его это не интересует. И еще — со мной он терпелив, но не может выносить Эстеллу, которая расхаживает повсюду, уткнув нос в учебник географии, а когда я прошу ее помочь накрыть на стол, то отвечает:

— Накрывай сама и оставь меня в покое!

После обеда Рике прибежал сесть ко мне на коленки — как он садился к маме, когда огорчится.

Мне всякий миг хочется расплакаться, но я не могу, потому что когда начинаю вздыхать, то папа смотрит на меня с беспокойством:

— Что с тобой? Ты плачешь? Ты, моя Лилинка, которая всегда в таком хорошем настроении?

Время от времени я бегаю к Виолетте и все ей рассказываю, чтобы излить душу. Она не очень знает, что ответить, но слушает меня, а это уже хорошо.

 

Вторник, вечер

Наконец пришло письмо от мамы. Мадам Ох-беда дала его, когда я вернулась из школы, и я побежала отнести его папе, к мсье Мартине. Мама написала:

«Доехала хорошо. Бедная Лотта сильно болеет. Скучаю по вам всем».

Папа бережно положил письмо в бумажник, а я побежала домой. Рике поджидал меня на лестнице, один-одинешенек, грустный-прегрустный:

— О, вот ты где — я хочу полдник, Лилина!

— Как же, а Эстелла? Она не собирается тебе его дать? Это же ее день!

Он показал пальцем на дверь спальни:

— Она сказала: «Не мешай!».

Я поняла: она готовится к контрольной! Да еще эта история с блинами в обед! И зачем только она решила их стряпать? Мама советовала приготовить:

1. бифштекс

2. жареной картошки

3. салат

Но у Эстеллы засели в голове одни блины, и после школы она взяла 10 франков и побежала на рынок. Эти 10 франков папа ей дал утром. Когда она вернулась, то закрылась на кухне. Я постучалась:

— Может, тебе помочь?

— Нет, нет!

— Накрывать на стол?

— Нет, сегодня мой день!

И так до самого обеда. Вернулся папа:

— Что же это, Лилина — стол все еще не накрыт?

Я все объяснила. Папа побежал на кухню, и я увидела, как посреди тучи дыма трясет сковородку раскрасневшаяся Эстелла.

— Что за запах! А обед?

— Иду, иду!

Эстелла начала медленно накрывать на стол, и папа занервничал. Она сделала нам знак садиться, принесла на большом подносе редиски, пошла на кухню и тут же вернулась с блинами. Рике захлопал в ладоши, а у папы широко раскрылись глаза:

— Но это же десерт! А мясо? А овощи?

— Как же, — говорит Эстелла, — на 10 франков нельзя же, чтоб было сразу все! Можно и так хорошо поесть — здесь по четыре блина каждому!

Папа громко шарахнул кулаком по столу:

— Это не обед — несколько редисок да десерт!

— Но он очень вкусный!

— «Очень вкусный», — передразнил Эстеллу папа. — А что тебе сказала приготовить на сегодня мама?

Эстелла пожала плечами:

— Сегодня распоряжаюсь я!

Папа шлепнул ее по щеке! Она заплакала, и в это мгновение с кухни донесся запах горелого…

— Блины мои! — воскликнула бедная Эстелла.

Поздно! Они уже все почернели.

Мы начали есть те, что уже на столе.

Все откусили по кусочку… блины были такие соленые, что мы не смогли их есть. Папа пришел в ярость, а Эстелла все повторяла:

— Я не умею печь блины…

Тогда я без слов прошла в кухню и на скорую руку нажарила большую тарелку картошки. На этот раз папа успокоился, но Эстелла побелела от ярости. Когда папа ушел, она не захотела мыть посуду, а в четыре часа объявила, что больше не хочет хлопотать по дому. Я завозражала, но в конце концов уступила. Я ее заменила, да еще и пообещала, что послушаю, как она рассказывает уроки.

Она бросилась мне на шею:

— Спасибо, спасибо, сестричка моя дорогая!

И поцеловала меня и подарила красивую синюю резинку — совсем новую. Все это прекрасно, но работы у меня по горло: изложение на завтра, ужин, починка обуви, Рике, который не знает своих глаголов, Эстелла со своей контрольной.

Я сегодня утром тоже писала контрольную — по арифметике, но она не удалась. Эстелла говорит, что для меня это не так важно, как для нее — ведь я все равно никогда не бываю первой.

 

24, среда, полдень

По арифметике я на предпоследнем месте!

— Очень плохо, Алина, — объявила мадемуазель Делис. — Тебе нужно работать лучше.

Я опустила голову. Как ей объяснить? Жаловаться нехорошо! Папа, когда я ему сказала свое место, рассердился:

— Как тебе не стыдно!

Но тут же спросил:

— На каком ты была в прошлый раз?

— На четырнадцатом.

— Ну ничего, Лилиночка, не плачь. Завтра вернется мама.

Да, мама вернется завтра утром. Какое счастье! Папа собирается пойти встретить ее на вокзал и купить торт с кремом. Мы с Рике от радости пустились в пляс, но Эстелла — нет. Она так и осталась серьезной, потому что плохо написала утром контрольную по географии.

Вот беда! Эстелла ни о чем не думает, кроме своих контрольных!

 

3 часа

Написала мама: она не приедет. Но это невозможно! Папа сел за стол, он перечитывал письмо и обсуждал его с мадам Петио. Вот что написала мама:

«Бедная тетя не может ни есть, ни спать с тех пор, как на нее свалилось горе. Она лежит в постели вся худая и бледная. Сегодня утром у нее был ужасный кризис. Я вызвала врача, он сделал успокаивающий укол. „Это — нервная депрессия,“ — объявил он. — „Должна пройти, но нельзя оставлять ее одну, особенно со всей этой малышней. Кто-то должен побыть с ней несколько недель.“ „Но у меня никого нет, кроме Минетты,“ — воскликнула тетя Лотта. Я попыталась объяснить врачу, что не могу остаться с Лоттой: у меня ведь у самой семья. Но он сказал: „Увы, мадам, я ни за что не отвечаю!“

И вот, — добавила мама, — я отлично понимаю, как вам трудно, но не могу бросить Лотту».

Еще она написала, что приедет домой только через полтора месяца, а нам на это время нельзя оставаться одним, и она предложила позвать в гости тетю Мими.

«О!» — запротестовали мы, но папа так огорчен, что сам не всегда знает, чего хочет, а чего нет. Мама Петио сказала, что сможет нам помогать, и что нет нужды в тете Мими. Но папа сказал:

— Нет, мамаша Петио, у вас и у самой дел по горло, а у детей с их учебой не может так дальше продолжаться. На Алину только посмотрите! Нет, нет — тетя Мими обязательно должна приехать!

И папа написал тете Мими. Нам грустно. Не из-за тети Мими, а из-за мамы, так и не приехавшей мамы.

 

25, четверг, 2 часа

Тетя Мими дала телеграмму: она приедет сегодня вечером.

— Очень великодушно с ее стороны, — объявил папа, — и надеюсь, вы понимаете, что в благодарность должны слушаться. А теперь быстро — наведите порядок, милые мои!

Сколько дел! Все взялись за работу: Эстелла, я, мама Петио, Виолетта и мадам Ох-беда, которая спустилась во двор выбить ковры из столовой.

 

26, пятница, вечер

Очень милая эта тетя Мими! Она подарила нам очень красивый подарок всем трем! Это игра: путешествие по Европе. Ужин очень вкусный: лапша, может, слегка недосолена, но как говорит тетя Мими, это и не плохо. Все это с очень ласковой улыбкой. Единственно, ей все время кажется, будто пахнет газом, и она десять раз посылает нас с Эстеллой на кухню — посмотреть, закрыты ли краники. Мы возвращаемся:

— Да, тетя Мими, закрыты.

Папа говорил с ней о тете Лотте и прочитал письмо мамы; мы видели, что это на нее произвело сильное впечатление, а когда папа начал рассказывать о кризисе тети Лотты, она разразилась слезами:

— Ох, Фернан, довольно, довольно… Я чувствую, что сегодня ночью не смогу уснуть! После смерти моего бедного Анри я не могу слышать ничего печального: я слишком много его навидалась!

И она пустилась рассказывать папе в подробностях про болезнь дяди Анри. Мне было слышно лишь, как папа тихо повторял: «Да, да…», — но видно было, что он не слушает, и когда тетя Мими вдруг спросила: «Что вы об этом думаете, Фернан?» — папа не знал, что ответить.

— Я вижу, Фернан, — сказала тетя Мими, — что вы просто-напросто валитесь с ног от сна, вот и все! Я тоже! Между прочим, где я буду спать?

Спать! Никто даже не подумал о постели для нее — никто! Папе стало стыдно:

— Мими, простите нас, простите, это все из-за хлопот, но мы сейчас быстренько все уладим. Вы можете устроиться у меня в спальне.

Но тетя Мими сама все организовала. Мы с Эстеллой будем спать, как обычно, у себя в спальне, Рике — с папой, а тетя Мими — на кровати Рике.

 

30, вторник

Тетя Мими все время хлопочет по дому, не приседая ни на минутку — только поесть. Но все теперь как надо, все блестит и каждая вещь на своем месте. Она очень приветлива с папой. Когда он возвращается, она выдвигает ему кресло и, не дав времени открыть газету, начинает с ним говорить, «чтобы отвлечь».

— Да, да, — говорит папа, — конечно… — и пытается прочесть хоть один заголовок, но тетя Мими берет его за руку:

— Как вы молчаливы, Фернан! Вы устали? У вас болит голова?

— Да нет же, Мими.

— Тогда вас все еще беспокоит смерть вашего бедного брата?

Папа уверяет, что все хорошо, и что ему ничего не нужно. Это правда мило, очень мило, и за нами хороший уход. На каждый обед тетя Мими готовит новое блюдо. Мы едим много и когда доходит очередь до сладкого, то на него уже почти не остается сил. А кроме того, за стол садятся точно в четверть первого. Тетя Мими не любит, когда мы опаздываем.

Но вот какая история приключилась с вазой Эстеллы.

Когда в субботу Эстелла вечером вернулась из школы, то увидела, что ее ваза стоит на камине в столовой. Она бросила сумку и побежала вернуть ее к себе на туалетный столик. Но когда после полдника мы вернулись из кухни, то ваза опять стояла на камине.

— Это что еще такое? — крикнула Эстелла.

И уже собралась вернуть ее на место, когда вошла тетя Мими с вязаньем в руках.

— Маленькая моя, — сказала она своим спокойным голосом, — сделай одолжение — верни вазу на место.

— Но ведь, — запротестовала Эстелла, — у нее место — как раз на туалетном столике, и эта ваза — моя, я ее выиграла — спросите у Алины!

— Да-да, конечно, — говорю я, — и…

Тетя Мими не пожелала меня слушать:

— Я понимаю, но вазу с цветами никогда не ставят на туалетный столик.

— Мама разрешила!

— Ты поняла меня, Эстелла?

Эстелла с вазой в руках побежала к нам в спальню; тетя Мими ее догнала, ухватилась за вазу, которую Эстелла сжимала в руках, ее глаза сверкали, она была в ярости. Одна потянула, другая тряхнула и… красивая ваза упала на пол и разбилась на мелкие кусочки.

— Ой, — вскрикнула Эстелла и закрылась у себя в спальне; она плакала, плакала…

Тетя Мими ничего не сказала. Она аккуратно подмела все осколки вазы, а потом пошла в магазин. Вечером, когда Эстелла села за стол — что она увидела рядом со своей тарелкой?

Великолепную вазу из хрусталя!

После мгновения тишины Эстелла пробормотала совсем тихо: «Спасибо». Тетя Мими покачала головой:

— Не за что, девочка моя маленькая — ты видишь: все образуется. И поставь ее, пожалуйста, на камин.

Снова наступила тишина.

Эстелла смотрела на тетю Мими, тетя Мими — на Эстеллу, обе были холодны и вежливы. А потом Эстелла вдруг пожала плечами и, ничего не говоря, поставила вазу на камин. Но весь ужин она не проронила ни слова, а вечером у нас в постели она двадцать раз мне повторила, что терпеть не может тетю Мими и хоть бы та заболела «бери-бери» (это такая болезнь, которую они прошли по естествознанию). Она была очень ласкова со мной — поцеловала, прежде чем уснуть. Это все потому, что она скучает по маме и ей нужно, чтобы я ее очень любила, но мне все равно приятно.

 

3 апреля, суббота

Вчера у выхода из школы меня с грустным лицом поджидала Эстелла:

— Я по географии — седьмая!

— Но это же не плохо! Вот бы мне стать седьмой!

Но ее это совсем не утешило и за обедом она почти ничего не ела.

— Этот ребенок слишком много думает об оценках, — объявила тетя Мими. — Разве можно прийти в дурное настроение из-за места, которое совсем недурно?

— Так ведь, — сказал папа, гладя по голове Эстеллу, — она в классе всегда первая.

И мы стали говорить об успехах Эстеллы. Тетя Мими слушала нас с интересом.

Наконец спросила:

— А остальные? Алина? Она тоже хорошо учится?

Папа мгновение поколебался:

— Она очень старается.

И посмотрел на меня с нежностью. Но я не захотела ничего скрывать, рассказала про свои места, как я была предпоследней по арифметике.

— А мне, — добавил Рике, — это почти все равно — особенно, по арифметике.

— Понятно, понятно, — сказала тетя Мими, — значит, это Эстелла у вас — гордость семьи?

— Да, да, — сказали мы с Рике.

Наконец бедная Эстелла успокоилась и жалобным голосом проговорила:

— Мне все же хотелось бы немножечко сыра…

Потом она очень приветливо себя вела с тетей Мими, чтобы показать, будто забыла про историю с вазой.

— Мой дорогой Рике, — продолжала тетя Мими, — ты очень сообразителен — разве ты не хочешь получить хорошую отметку? У тебя завтра есть арифметика?

— Да, да.

— Ну, тогда послушай, мальчик мой: если вернешься с хорошей отметкой, я тебе кое-что подарю.

— Спасибо, спасибо, тетенька — вот увидишь, я обещаю получить завтра хорошую отметку.

Даже не доев сладкого, он побежал учить уроки. Вечером он подошел ко мне:

— Проверишь меня, Лилина?

Он рассказал все без ошибки и раскраснелся от радости:

— Как ты думаешь: что мне подарят? Я очень хочу красный поезд — как у Габриэля, но с вагончиком и с туннелем!

Назавтра, придя на обед, он прыгал, плясал, орал: получил хорошую отметку!

— Очень хорошо, — сказала тетя Мими. — Я купила тебе подарок.

Она подала ему очень красивый сверток — для поезда, правда, маловатый.

— Это, наверно, коробка красок, — прошептал мне Рике, — а может, шоколадка!

От нетерпения у него не получалось вскрыть сверток; я ему помогла, и достала из свертка… серую книжицу: «Арифметика без слез», — с картинкой на обложке: школьник, плачущий у покрытой числами доски. А сама книжка была полна задачек!

Рике взял книжку и посмотрел на нее, повесив нос.

— Ну что же ты? — сказал папа. — Что нужно сказать доброй тете?

— Да нет, это, конечно, еще не все…

— Прекрасно, — сказала тетя Мими и ушла на кухню.

Папа заругал Рике: нельзя так отвечать родной тете. В конце концов, Рике пошел на кухню и поцеловал тетю Мими, а та в ответ несколько суховато улыбнулась.

Ему было грустно, и я посадила его себе на коленки.

— Лилина, — сказал он тихо-тихо, — расскажи мне сказку про трех медведей!

К нам подошла Эстелла с рисунком, который ей нужно было дорисовать — она хотела показать его мне. Мы чувствовали себя очень сплоченными все трое. Я сказала себе, что не позабуду этот миг никогда.

 

6, вторник

Тетя Мими все переменила у нас дома: солонка исчезла, часы «без десяти шесть» теперь идут, и когда я сижу за столом, меня завораживает, как у них поворачиваются стрелки. И Рике, как я, смотрит на них с грустью.

Понемногу тетя Мими стирает следы присутствия мамы. Маленький столик из ее спальни, ножницы, шкатулку для шитья тетя Мими перенесла в столовую; на камине больше нет фотографий.

Правда тетя Мими нас балует. Она подарила нам еще по подарку: Эстелле — красивый воротничок, Рике — зеленый шарик, а мне — великолепное ожерелье с красными бусинками.

Еще одна очень важная новость: мадемуазель Делис нас всех пригласила в гости к себе домой на полдник — в каникулы!

— А где живет мадемуазель Делис? — спрашивали мы друг у дружки на перемене. — На какой улице, на каком этаже?

И Жаклина Муш знает: улица Жуфруа, 28, четвертый этаж, а занавески на окошках — желтые. Это должно быть великолепно! Но почему занавески? Не может быть, что она такая же, как все: ест, пьет, спит или чистит зубы и корчит гримасы из-за щетки, — совершенно невозможно. Мне кажется, она всегда должна оставаться такой, как есть: в своем розовом шарфике, светлой блузке, с приятным смехом.

Когда я рассказала про приглашение Эстелле, та рассердилась.

— А почему это ей не пришло в голову, когда у нее в классе училась я? — заметила она сухо.

И потом, всякий раз, как я собиралась рассказать ей про мадемуазель Делис, она меня не слушала. Я поняла: ей завидно.

 

7, среда

Вот так история вышла с Мари Коллине! Сегодня утром она вошла в класс опустив голову, в застегнутом по самое горло пальто, и пробралась к себе на место, не раздевшись. Учительница на нее посмотрела:

— Что же это, Мари — ты разве не знаешь, что у нас есть вешалка?

— Знаю, мадемуазель, но я… мне… мне холодно!

— Холодно? Но здесь же тепло!

— Я простыла! — воскликнула Мари таким жалобным голосом, что мы все засмеялись.

Тут мадемуазель Делис строго сказала:

— Довольно глупостей — я прошу меня слушаться!

Мари бросила вокруг полный отчаяния взгляд, и медленно пошла к вешалке, расстегнула пальто, сняла… и что же мы видим? На ней нет ее бежевой школьной блузки, а старая, совсем малая и желтая, с красным воротничком, из которого торчит ее черная головка. И Мари осталась стоять, не двигаясь.

— Что ж, Маришечка, — сказала учительница ласковым голосом, — иди на место, я начинаю диктовать задачу.

На перемене мы побежали в угол двора:

— Вы видели? Видели? Это ее мачеха вытворила!

— Как забавно, — засмеялась Кармен Фанту. — Она похожа на канарейку, эта Коллине!

— А ты, — говорю я, — разодевшись так, сильнее всего похожа на тыкву! Лично мне больше по душе канарейка!

— И нам, и нам, — закричали остальные, а Кармен покраснела от злости.

Но что же произошло?

— Сегодня утром Мари хотела разжечь огонь и опалила себе блузку, — сказала Ирена Юрпен. — Тогда мачеха надела на нее вот эту блузку, которая у ней была, когда она была еще совсем маленькой. Блузка такая смешная, но Мари пришлось подчиниться.

— А почему она не рассказала обо всем этом нам? — заметила Виолетта.

— Я ее понимаю, — сказала я, — для нее это очень унизительно. Мы должны ей помочь!

— Помочь? — воскликнула Люлю Топен, — ты что, уже позабыла, как она нам швырнула в лицо все наши подарки?!

— Но мы поступили не очень деликатно!

Раньше я недолюбливала Мари, теперь я счастлива отдать ей все, что у меня есть. Остальные тоже меня поняли. Все начали думать о том, как ей помочь. Мы не можем просто взять и купить ей новую блузку. Она слишком деликатна, чтобы принять от нас подарок.

— У меня идея! — крикнула Тьенетта Жако. — Устроим лотерею, дадим один билетик Мари, и она выиграет свою блузку!

— Как интересно! — закричали остальные.

— Только, — сказала я, — остальные-то тоже должны что-нибудь выиграть. Потому что нельзя же, чтобы Мари подумала, будто мы устроили эту лотерею специально ради ее блузки.

И мы решили провести лотерею в пятницу на утренней переменке. Все сдали деньги (каждая по 1 франку 50 сантимов), и мы купим выигрыши: леденцы, мячики, альбомы — а самое главное, блузку.

 

8, четверг, утро

Мы спустились с Виолеттой купить блузку в универмаге, но ничего не нашли. В другом магазине увидели на витрине красивую серую блузку, но слишком дорогую: 7-75. Мы вышли и вдруг заметили маленькую лавчонку товаров по сниженным ценам: зеркальца, картинки, конфеты, золотые перстни, белые и розовые бусы.

— Давай скорее купим эти выигрыши, — воскликнула Виолетта.

— Да, — говорю я, — ты, пожалуй, права!

И вот мы стали выбирать выигрыши. Как увлекательно! Мы раскраснелись от волнения, не думали ни о чем другом. Продавец — толстый господин с бородой — сначала ничего нам не говорил, но когда увидел, что мы берем много товаров, сделался очень любезен:

— Сколько предметов вам нужно, барышни?

— 29, мсье!

— 29! Я вижу, у вас есть вкус. У меня тут есть одна вещица для истинных ценителей… таких, как вы!

И он показал нам великолепный серебряный браслет с зелеными камушками!

— Давай подарим этот браслет Мари Коллине вместо блузки? — предложила Виолетта.

Но я сказала «нет» — ведь мы устраиваем лотерею ради блузки. И мы взяли браслет на еще один выигрыш, а также три перстня, розовые бусы, круглое зеркальце и много других вещей. Продавец подсчитал:

— Итак, маленькие барышни, с вас 16–60.

— 16–60?.. Но мсье, как же так?! Это ошибка; 29 предметов по пол-франка — это 14–50!

— Однако, — возразил он, — 28 предметов — по пол-франка, а браслет стоит 2 франка 60 сантимов.

Я рассердилась:

— А почему вы об этом не сказали сразу? Это слишком дорого!

— Ну-ка, расплачивайтесь быстрее — остальные покупатели ждут!

Я хотела заспорить, вернуть браслет, но Виолетта взмолилась: «ничего не говори!» — да к тому же я и сама немного побаивалась продавца с бородой. Я заплатила, мы вышли.

— Что делать? — сказала я. — Мы не сможем купить блузку на оставшийся франк-40 сантимов. О, у меня идея: мы сейчас станем петь на улице, чтобы вернуть утерянные деньги!

— Петь? Но… где… на улице? — залепетала изумленная Виолетта.

— Конечно, на улице — так делают другие, когда хотят насобирать денег.

— Но я не хочу! — крикнула Виолетта.

Тут я закричала, что это из-за нее мы потеряли столько денег. Виолетта не отвечала, а смотрела на меня с грустью. Это меня разозлило.

Я кричала, кричала, пока мне на плечо не опустилась чья-то рука:

— Ну и ну — это что за маленькая злюка!

Это была мадемуазель Делис, она смотрела на меня изумленно:

— Что случилось, Алина?

Я ничего не могла ответить. Наконец пробормотала:

— Мадемуазель, это все из-за продавца!

И я все ей объяснила сквозь слезы: про лотерею, лавочку товаров по сниженным ценам, браслет, красивую великолепную блузку.

— И вот я решила пойти петь по улицам, чтобы заплатить за блузку, а Виолетта не хочет!

— Вполне ее понимаю! — воскликнула учительница и посмотрела на Виолетту, которая пробормотала:

— Алина не по правде рассердилась, вы знаете — это в шутку!

— Нет, нет, — говорю я, — ни в какую не в шутку!

Мадемуазель Делис пожала плечами:

— Как тебе не стыдно! Кажется, у меня есть то, что должно все уладить! — И подала Виолетте сверток, который держала в руках.

Виолетта его вскрыла и мы увидели… красивую великолепную блузку!

— О, мадемуазель, как вы догадались?

— А вот так!.. Ну, а теперь возвращайтесь-ка домой. До завтра, Алина. До завтра, Виолетточка!

Я понимала, что она не совсем мной довольна, но я была так счастлива, что даже расстроиться не смогла.

Я двадцать раз поцеловала Виолетту, и мы, счастливые, пошли назад. Виолетта спросила: как это мадемуазель Делис догадалась про лотерею? — но мне вспомнилось, каким ласковым голосом она говорила с Мари. Теперь я поняла, что она купила блузку ей в подарок. Какая она добрая!

 

9, пятница, вечер

Все прошло очень хорошо, и был даже настоящий успех! Когда Виолетта на переменке объявила о лотерее еще ничего не знавшим ученицам и принялась раздавать билетики, девочки бросились к ней, как сумасшедшие. Все смеялись, кроме Мари Коллине, которая в своей малой желтой блузке с грустью смотрела на нас издали. Я подбежала к ней:

— Иди, Мари, тут и тебе есть номерок — вот: 19!

— И мне? — сказала она неуверенно, а потом со слабой улыбкой взяла.

Я все хорошенько приготовила в одной большой коробке. Все ученицы, даже из других классов, столпились посмотреть. Я начала доставать бумажки:

— 27!

— Мне, — воскликнула Жаклина Муш.

Это оказалось маленькое зеркальце; она вскрикнула от радости.

Выигрыши один за другим покидали коробку: Тьенетта выиграла белые бусы, Виолетта — позолоченное колечко, а толстушка Кармен — альбом, Люлю Топен — тот красивый браслет из серебра. Слышались лишь восклицания и смех. Мари, спрятавшись за деревом, с беспокойством смотрела на мало-помалу пустеющую коробку.

— Номер 19!

— 19? Это… мне! — пробормотала она.

Я подала ей сверток:

— Раскрывай, раскрывай!

Она раскрыла. Мне никак не забыть ее лица: оно все посветлело, а реснички затрепетали от радости. А потом она долго смотрела на блузку, а затем робко погладила ее рукой.

— Красивая, правда? — спросила ее Виолетта.

Она хотела ответить, но видно было, что она не осмеливается говорить, чтобы не расплакаться, и лишь кивнула головой: «да». Я взяла ее за руки, и она меня не оттолкнула.

— Можешь теперь выбросить эту страшную желтую блузку! — воскликнула Тьенетта. — Хорошо придумала Алина…

— Тьенетта… — возмутилась я.

Но было поздно — Мари все поняла; она опустила глаза. Что делать? Мы все в молчании смотрели на нее, а потом она вдруг тихо подняла голову и спокойно мне улыбнулась.

Мы с радостью помогли ей снять желтую блузку, чтобы надеть красивую новую — великолепную!

— Какая ты красивая! — говорили мы ей.

Когда переменка окончилась и мы побежали в класс, Мари мне прошептала:

— Алина, я все поняла, ты знаешь… ты устроила все специально, чтобы сделать приятное мне?

— Да, чтобы сделать приятное тебе!

И она добавила очень быстро:

— Потому что хочешь со мной дружить?

— О, Мари! — сказала я. — Ну, конечно — очень хочу!

Мы одно мгновение смотрели друг на дружку, ничего не говоря, а потом пошли рука об руку. После урока мы решили стать сердечными подругами. Мари мне сказала: «Теперь я тебе буду давать свои вещи, а на уроке — подсказывать даты по истории».

А потом Мари мне рассказала про свою мачеху: она не такая злая — она просто очень нервная, потому что у нее слишком много хлопот. В Ницце у Мари живут двоюродные братья, у которых есть фруктовая лавка; они просили посторожить ее, когда умерла мать; отец отказался, но она решила уехать к ним после школы и стать кассиршей. Вот почему она так старается по арифметике. Я рассказывала про тетю Лотту, про открытки, которые послала мама.

Сегодня я расстроилась — по поводу Эстеллы. В полдень я спускалась за хлебом и услышала разговор тети Мими и мадемуазель Ноэми — вот конец фразы: «… очень красивая, и такие роскошные белокурые волосы!» А потом слова, которые меня расстроили:

— А Алина — очень обыкновенная…

Я быстро поднялась назад, побежала на кухню, закрылась и старательно принялась чистить картошку. На ножик падали слезы.

— Ну же, — говорила я себе, — это же очень глупо, в конце концов!

Я посмотрелась в зеркало: это — правда, лицо у меня слишком круглое, нос — слишком большой, волосы слишком жесткие, и я знаю, что я некрасива. Но есть ведь много другого: хлопоты по дому, Рике со своими задачками, Мари Коллине… и картошка!

За столом тетя Мими не сводила глаз с Эстеллы:

— Вы знаете, Фернан, ваша дочь очень красива! Мадемуазель Ноэми права.

— Мими, не перехваливайте Эстеллу. Минетта этого не любит…

— Хорошо, друг мой — больше не скажу ни слова, — ответила тетя Мими.

Но весь день она постоянно наблюдала за Эстеллой, которая очень довольна и стала гораздо приветливее с тетей.

 

12, понедельник

Сегодня утром до обеда я повторяла грамматику, Рике играл, Эстелла помогала тете Мими накрывать на стол, когда с букетом в руке пришел мсье Коперник:

— Здравствуйте, мадам Мими; здравствуйте, дети — надеюсь, я не опоздал?

Тетя Мими посмотрела на него с недоумением:

— Мсье?

— Ах да, мадам! Извините — мы ведь еще не знакомы. Меня зовут мсье Коперник — я живу в вашем доме.

— И что вам угодно?

— Но, мадам, извините — мсье Дюпен пригласил меня на обед.

— При-гла-сил?

— Да, мадам, но… но… если я вам помешал… — залепетал бедный мсье Коперник.

— Ну, ладно, мсье, — сказала тетя Мими, — садитесь… раз пришли.

Мсье Коперник сел, поставил букет на стол — он чувствовал себя очень неловко.

— Принести еще один прибор, тетя? — спросила я.

— Повторяй урок! Я дожидаюсь твоего отца. А вот и он, кажется.

— Извините, мсье Коперник, — сказал папа. — Как я рад видеть вас у себя дома! Мими, что у нас на обед?

— Кролик.

— Очень хорошо. Эстелла, принеси еще один прибор.

Но Эстелла не шелохнулась.

— Я сама люблю кролика, — сказала она, — а нам что останется? Почему он пришел без предупреждения?

Тут рассердилась я:

— А мама никогда никого без предупреждения не приглашала, да? Я вижу, дорогуша, что ты это говоришь, лишь бы угодить тете Мими! Смотреть на тебя смешно!

Эстелла не ответила, ей стало стыдно.

— Вы почему это меня не слушаетесь? Где прибор? — недовольным голосом крикнул папа.

— Ох уж эти девочки! Придется мне вас послушаться, — сказал мсье Коперник.

И побежал вместе с Рике за тарелкой.

За столом было очень весело: мсье Коперник показал нам новую игру. Он такой веселый, такой добрый! Но тетя Мими смотрела на него сурово, и раскрывала рот, лишь чтобы отругать Рике.

Мы очень хорошо провели день, много смеялись, но я видела: папа недоволен тем, как плохо тетя Мими встретила мсье Коперника.

 

13, вторник

В четверг мы идем на полдник к мадемуазель Делис!

Сегодня я спросила Мари Коллине, в каком она собирается идти платье. Но у ней есть лишь то серое, которое она носит каждый день.

— Слушай, — сказала я, — у меня есть красные бусы, я могу тебе их дать на время. С ними твое платье будет смотреться не таким унылым!

Сначала она говорила «нет», но я их все равно принесла после обеда: очень красивые бусы, очень идут к ее серому платью! Но я ничего не стала говорить тете Мими, а то вдруг она рассердится, что я дала поносить ее подарок Мари.

Сама я решила надеть свое зеленое праздничное платье. И еще не забыла, что нужно помыть голову, обрезать ногти, почистить уши. Какая я буду красивая!

 

16, пятница, утром

Вечером в среду, когда я кончила мыть голову, подошла тетя Мими с расческой:

— Я хочу завить тебе волосы, Алина.

— Зачем?

— Но нужно же их завить — они совсем прямые.

Я не хочу ходить с кудряшками. Это мама выбрала мне такую очень простую прическу. Я сказала тете Мими, что не люблю бигуди. Она меня выслушала с интересом, а потом:

— Хорошо, — сказала она своим спокойным голосом, — теперь не шевели головой, пожалуйста.

Я хотела заспорить сначала, но потом вспомнила папу: не нужно, чтобы он видел, как мы ссоримся с тетей Мими. И я села на стул. Это было так долго! Мне хотелось плакать, а Эстелла и Рике смотрели на меня и смеялись!

— Не слушай их, завтра ты будешь красавицей, — сказала тетя Мими.

Я промучилась всю ночь! Наутро, когда я причесалась, то увидела в зеркале один завитый чубчик. Лицо показалось мне еще толще… Ох, какая я некрасивая, какая некрасивая…

— И правда, ничего не могу поделать с твоими толстыми щеками, — вздохнула тетя Мими. — Тем хуже, иди одевайся!

Я ничего не ответила — пошла к себе в спальню, не смея заплакать, чтобы не покраснели глаза. Эстелла на меня даже не посмотрела: она собиралась идти с тетей Мими по магазинам. Вся радость у меня угасла, мне хотелось остаться дома.

Виолетта поджидала меня на тротуаре.

— Знаешь, — сказала она, — я придумала: ты не станешь снимать шапку, и никто ничего не увидит!

Правда — какая хорошая мысль! Я пустилась в пляс прямо на улице. У дома мадемуазель Делис нам повстречалась Мари Коллине. Она надела себе на платье мои бусы, а Виолетта дала ей свою красную ленточку.

У двери мы всё никак не осмеливались позвонить, наконец Виолетта решилась.

— Сейчас! Сейчас! — раздался голос учительницы, она открыла дверь и мы вошли. Мы прошли к ней в спальню.

— Садитесь, — весело сказала учительница, — Садитесь, где хотите! Здесь не школа и каждый может делать что хочет! Только, Алина, сними шапку!

Я покраснела:

— Я… я не могу, мадемуазель!

— Что значит — не можешь? Это же смешно! Почему ты не хочешь ее снимать?

Что делать? Все ей рассказать, показать свои кудри? Это невозможно, и я пробормотала в отчаянии:

— Я не могу вам сказать, мадемуазель… это тайна!

Учительница увидела мои слезы и улыбнулась мне.

По одной стали подходить остальные ученицы: Тьенетта Жако, толстуха Кармен — она принесла учительнице коробку шоколадных конфет от отца. Мы расстроились: мы-то не сделали учительнице подарка!

Мы расселись вокруг очага, и я села на пол рядом с учительницей. Ух, как мы разговаривали — о школе, о каникулах, мы все очень громко кричали наперебой и никто не слушал свою соседку. Но мадемуазель Делис нас слушала, много смеялась, особенно когда мы рассказывали истории из жизни класса. Тьенетта рассказала, как она один раз принесла в школу куклу, я — что часто подсказываю, а Виолетта — что у ней не всегда получается выучить историю до конца, поэтому она поднимает руку в самом начале урока, чтобы ее спросили первой.

— Ого, узнаю много интересного! — улыбнулась учительница.

— Ой, не надо было вам это рассказывать, мадемуазель, — сказала Виолетта.

— Не переживай, маленькая, — сказала мадемуазель Делис, — сегодня нам можно рассказывать все! Могу тебе раскрыть один небольшой секрет: когда я была маленькой, то хорошо не училась. И наша учительница частенько меня ругала.

Но тут раскрылась дверь и вошла ее мать позвать нас в столовую.

Полдник был вкусный — большой торт с клубникой, банки шоколадного крема, большая булка, печенье, леденцы, маленькие кусочки нуги.

Тетя Мими мне советовала не есть все подряд, чтобы не показаться обжорой, и я не стала брать печенье. Зато я съела четыре кусочка торта с клубникой, и после этого покраснела — сильно покраснела, а шапочка стала жать мне голову, но я не смела ее снять из-за завитков. Потом мы устроили конкурс, а еще потом, когда вернулись на свои места, то нашли у себя под тарелкой по маленькой книжечке. Откуда они взялись?

— Спасибо, спасибо, мадемуазель! — закричали мы.

А потом мы принялись прыгать, плясать, кружиться. В гостиной — тарарам! Но вдруг во время игры Кармен схватила Мари Коллине за шею и — тресь!.. — красные бусы порвались, а бусинки раскатились по полу! И мы принялись их подбирать, когда вдруг кто-то позвонил в дверь. И знаете, кто вошел? Тетя Мими — в своем выходном черном туалете…

— Добрый день, добрый день — я тетя Алины Дюпен.

— А, очень хорошо, мадам, что вы пришли, — сказала учительница. — Садитесь сюда — извините, мы играем — здесь беспорядок!

— Вижу, — сухо сказала тетя Мими. — Но где же моя племянница?

Я подбежала:

— Я тут, тетя!

— Это что еще за шапка? Ты что, весь день не снимала головной убор?

Тут учительница сказала, чтобы меня выручить:

— Да, да, весь день! Это такая игра, для смеха.

Но я видела, что тетя Мими очень недовольна. Она строго сказала:

— Сними шапку сейчас же!

Я сняла. Передо мной оказалось зеркало и я увидела себя: свои завитки — они были словно клоунский чубчик. Это выглядело до того смешно, что мне стало стыдно и я спряталась за письменный стол, пока остальные продолжали искать бусинки. Но тут Жаклина Муш подала ожерелье и бусинки учительнице. Тетя Мими в изумлении их выхватила:

— Это бусы Алины!

Вот беда! Я стала делать знаки Жаклине, но та ничего не увидела и уверенно возразила:

— Нет, мадам, это бусы Мари Коллине!

— Вот еще! Это мой подарок Алине! Итак, милая племянница, чьи это бусы? И что они делают на шее Мари?

Тут Мари подошла и объяснила, что я дала ей бусы, чтобы пойти в гости к мадемуазель Делис.

— Прекрасно, — объявила тетя Мими. — Не будете ли вы так добры отыскать остальные бусинки!

Все к ней подходили и клали бусинки в сумочку.

— Отлично, — сказала она, — а теперь мы возвращаемся! До свидания, мадемуазель Делис!

Я до того расстроилась, что забыла свою книжку. Виолетта побежала за мной, чтобы отдать. Я шагала перед тетей Мими, которая мне ничего не говорила. Но дома она втолкнула меня в спальню и закричала:

— Лицемерка маленькая! Врунишка! После всего, что я для тебя сделала!

Прибежал папа и спросил:

— Что такое?

И тетя Мими стала рассказывать папе, как я спрятала под беретом свои красивые кудри и как, ничего не сказав, дала Мари ее подарок! Мне невозможно даже было оправдаться. Я видела, что она ничего не может понять!

Меня наказали. Отобрали красивую книжку и я осталась на весь вечер одна в спальне. После ужина Рике прокрался ко мне и дал два орешка. Миленький, я спрятала их себе под подушку, и от этого мне стало приятно. А Эстелла ни о чем не говорит, кроме своих хождений по магазинам!

Позже, когда все улеглись спать, ко мне в спальню пришел папа. Я его обняла, а он меня погладил по щеке. Тут я ему все рассказала. Папа меня успокаивал и говорил:

— Скоро вернется мама!

Я уснула.

 

Пятница, вечер

После той истории у мадемуазель Делис тетя Мими не оставляет меня в покое. Если я положу что-то справа, «Положи налево!» — кричит она мне.

А если я положу слева, — «Положи направо!»

Но когда тетя Мими кричит, я себе говорю совсем тихонько: «Я тебя не слушаю, я тебя не слушаю…» Но из-за этого у нас дома уже не весело. И я все время думаю о том, что из-за меня испорчен такой хороший полдник у мадемуазель Делис. Сейчас каникулы, и я сильно мучаюсь оттого, что не могу встретиться с учительницей.

Сегодня утром я спустилась с Рике в сквер и повстречала Мари Коллине, которая поджидала меня на улице.

— Тебе из-за меня сильно попало? — спросила она. — И посмотри, что прислала твоя мама!

Она достала из кармана открытку. Открытка цветная, на ней изображено синее море, а на переднем плане в тени дерева сидит рыбак. Мама меня поняла! Я ей писала про Мари!

Мари посмотрела на меня и засмеялась:

— А сзади написано — читай, читай: «На добрую память от Алининой мамы». Тут мое имя, мой адрес! Она очень добрая!

— Да, мама очень добрая. Когда она вернется, можешь приходить к нам на полдник, когда захочешь.

Я говорю, говорю про маму… Мари задает вопросы: какая она, моя мама? Что делает? Что любит?

Но сейчас я не могу пригласить к нам Мари. С тетей Мими ничего не поделаешь: она слышать не желает о «попрошайке», как она зовет Мари.

 

17, суббота

Тетя Мими только сегодня утром обнаружила, что Рике моется очень плохо, и решила устроить ему «большую головомойку». Тогда я робко сказала:

— Прости, тетя Мими, но врач запретил ему холодный душ. Он такой нервный… спроси у Эстеллы!

— С чего это? Я знаю, что делаю — я не нуждаюсь в твоих советах.

И начала лить Рике на голову холодную воду и тереть ему щеткой спину. Рике кричал:

— Мама так не делает! Мама так не делает!

— Возможно… а тетя Мими так делает.

И продолжала его тереть и обливать ледяной водой!

Рике плакал и в конце концов, когда тетя Мими перестала, он был такой бледный, что я испугалась.

После душа я ему пообещала заступаться за него и поговорить обо всем с папой, потому что речь уже зашла о здоровье. Он меня поцеловал:

— Я пойду вниз, поиграю, Лилина?

— Да, милый, но не играй с Арманом — ты же знаешь, тетя Мими его не любит, а эти дни она такая нервная!

Потом тетя Мими попросила меня сходить в магазин, а когда я вернулась, то увидела, как рядом с нашим домом играют Арман с Габриэлем. Я спросила их, где Рике.

— Во дворе, — сказал Арман. — Совсем один играет в классики. Рике, Рике, тебя ищет сестра — иди сюда, у меня тут тебе карамелька!

Рике прибежал, но вдруг откуда ни возьмись появилась тетя Мими:

— Ты почему меня не слушаешься?

— Так ведь, — забормотал Рике, — я ничего не понимаю…

— Я запретила тебе играть с этим сорванцом Арманом! Да или нет?

Она залепила ему оплеуху и потащила домой.

Ни слова не говоря, тетя Мими взяла Рике на руки и принялась шлепать.

— Но я же играл совсем один, — кричал Рике. — Алина, Алина!

Я не могла позволить тете Мими несправедливо поступать с Рике! Я схватила малыша, унесла в спальню, на кровать к папе. Потом закрыла за собой дверь, вернулась — я была очень спокойна:

— Прости, тетя Мими, но ты правда несправедлива к Рике — мама никогда его не била.

— Оно и видно! — воскликнула тетя Мими. — Потому-то он и не слушается!

Вечером, узнав, что тетя Мими побила Рике, папа рассердился. Из своей спальни нам было слышно их спор:

— Вы не должны трогать детей — Минетта никогда так не делает! Это идет полностью вразрез с нашими принципами!

— Хороши же у вас принципы! С вашими принципами у вас в квартире никакого порядка!

Тут папа рассердился еще больше. Он сказал, что мы хорошие дети и что тетя Мими неправа, когда любит одну Эстеллу, а Рике и меня все время ругает.

— Прекрасно, — сказала тетя Мими. — Я неправа, я глупа. Но, друг мой, вы ведь сами попросили меня приехать.

— Да, конечно, Мими — я никогда об этом не забываю.

И папа принялся благодарить ее за все, что она для нас сделала. Тогда она немного успокоилась, и нас позвали к столу.

Днем тетя Мими ходила в магазин, а я смогла заняться бедным Рике. Но он был такой грустный!

К пяти часам тетя вернулась с большими свертками и кинула их нам:

— Это вам!

Мне достался кошелек, Рике — свисток, Эстелле — великолепная шкатулка для шитья — намного красивее наших двух подарков. Тетя Мими что, думает: все можно загладить подарками?

 

Воскресенье

Сегодня утром мы все ходили в лес. Погода стояла великолепная: небо — голубое, трава — свежая, и цветы повсюду. Когда я шагала по траве, меня ничто не тяготило. Эстелла гордо несла корзинку с провизией для обеда, которую ей дала тетя Мими. Папа снял пиджак, бросил мячик и позвал нас поиграть. Я нашла цветочный луг и принялась собирать цветы.

Потом мы пообедали на траве. Ели из картонных тарелочек, которые тетя Мими купила специально для пикника, а мясо брали пальцами — моя мечта! Тетя Мими ничего не говорила и старалась быть веселой. После обеда она хотела пойти с нами поиграть в лесу, пока папа спал, укрыв лицо газетой. Мы решили построить втроем хижину и поиграть в дикарей. Мы легли на землю: трава — мягкая, сквозь листья сверкает небо. Мы слушали шум ветра. Тут Рике принялся реветь.

— Не могу уснуть из-за рева львов! Нужно обязательно убить трех-четырех, чтобы уснуть спокойно, — сказал он.

И вот Рике вышел из хижины и убил первого льва из палки.

Вдруг Рике бросил свое «ружье»:

— Я другое придумал: хочу быть волшебником, а это больше не хижина, а мой дворец!

— Твой дворец! — воскликнула Эстелла. — Ничего подобного, это хижина!

— Это дворец, глупая дикарка!

— Да ладно тебе, Эстелла, — сказала я, — какая тебе разница: дворец это или хижина? Не ссорьтесь!

— Но я же старше, он должен меня слушаться! Это хижина, хижина!

Но Рике кричал, что нет, это дворец из зеленого мрамора, а сам он — волшебник и может ее превращать каждый понедельник в птичку, каждый вторник — в рыбку, каждую среду — в вилку, каждый четверг — в кочерыжку, каждую пятницу — в босоножку, каждую субботу — в антилопу, а каждое воскресенье — в большую тыкву!

— Прекрати свои глупости! — в ярости крикнула Эстелла. — А то убью тебя сейчас, как кролика!

— А я… я коснусь тебя волшебной палочкой — и ты уснешь на сто лет!

— Не кричите, не кричите, — сказала я, — вас может услышать тетя Мими!

Поздно — она уже подошла:

— Как тебе не стыдно, Рике, ты почему не слушаешься своей старшей сестры?

— Но Эстелла тоже…

— И это после всего, что ты натворил вчера! Ты становишься невыносим. Я решила написать твоей матери — она должна все узнать!

— Ой нет, не пиши маме, — воскликнул Рике и заплакал.

Он плакал, плакал, и я сказала Эстелле:

— Скажи что-нибудь, это же из-за тебя всё!

Но она ответила, что хочет посмотреть, спит ли папа, и исчезла. Папа проснулся и, раздраженный всеми этими историями, отругал Рике.

День был испорчен. Мы вернулись в молчании.

 

19, понедельник

Рике сегодня утром был бледный. Он спросил меня, написала ли тетя Мими маме. Я поговорила с папой, а тот спросил у тети Мими.

— Нет, конечно — я не писала, но нужно же припугнуть этого мальчугана.

Но Рике не верится — он убежден, что мама уже получила письмо.

 

Вторник, вечером

Рике все время проводит с Габриэлем: когда он вернулся, то ничего мне не сказал — невозможно понять, что они делали. Папа мне сказал, что ночью он плакал во сне, и вид у него немного болезненный. Тетю Мими он очень слушается — даже слишком, пожалуй. Сегодня утром Рике вдруг бросился ко мне на руки:

— Ты меня любишь? Скажи, ты меня правда любишь? И ты точно знаешь, что оно не ушло — письмо тети Мими? Тогда почему мама мне не пишет? Она рассердилась, как ты думаешь?

Я его немного успокоила, но мне кажется, что Рике от меня что-то скрывает.

 

21, среда, 11 часов

Рике пропал — да, пропал сегодня утром. После завтрака он сказал:

— Пойду спущусь к Габриэлю, Лилина!

Он немного нервничал, но в тот миг я этого не заметила.

К десяти часам, удивляясь, что его не видно, я спустилась поискать его на третий этаж.

— Рике? — воскликнула бабушка Плюш. — А он еще и не приходил к нам сегодня!

Не приходил! Сердце у меня учащенно забилось. Может быть, подумала я, он играет на улице с Арманом? Я быстро поднялась к Виолетте:

— Ты не видала Армана и Рике?

— Рике — нет. А Армана сегодня утром попросил прийти учитель и он ушел.

Я ей все объяснила. Она сильно занервничала.

— Давай поищем его вместе — хочешь? — спросила Виолетта.

Но нам так и не удалось его найти. Я рассказала все тете Мими, а Эстелла побежала к папе… Может, Рике ушел к учителю вместе с Арманом? Надеюсь…

 

2 часа

Папа сходил к учителю: Армана у него не было — он обманул: учитель не говорил ему приходить. Ясно: он ушел с Рике — но куда?

Я обнаружила, что Рике взял свой большой карманный ножик, красный карандаш, беретку, которую почти никогда не надевает, компас, и нашла на постели папы его атлас, из которого вырвана карта Франции! Он отправился в путешествие! А Петио обнаружили в тетрадке у Армана что-то вроде маршрута по Франции.

— Они ушли! — воскликнула мамаша Петио. — Делать нечего: придется сообщить в полицию!

Папа и мсье Петио пошли в участок, а я осталась дожидаться. Тетя Мими плачет, стонет. Но мне не думается ни о чем, кроме одного: нужно обязательно найти Рике! Мама мне его доверила… Куда он решил пойти? А эта карта Франции? Рике мучился из-за того письма маме… Может, он ушел повидаться с ней — к тете Лотте? Нужно быстро бежать и рассказать всё Петио!

 

10 часов вечера

Я оказалась права, права. Габриэль все рассказал бабушке Плюш: Арман и Рике отправились к маме, а весь заговор разворачивался на глазах Габриэля. Бедный Рике плакал! Утром в понедельник тетя Мими пообещала отправить письмо маме. Мама его больше не любит. Эта мысль его сильно мучила. Но ехать поездом так дорого… И тут Арман предложил отправиться с ним вместе пешком. На том и порешили. Они составили маршрут: занятно — настоящее приключение! Выход назначили на среду, 8 часов утра. Они весело сбросили деньги: 30 сантимов Рике, 70 сантимов Армана, да еще 80 сантимов добавил Габриэль. Один франк 80 сантимов — какая мелочь!

 

Четверг, 8 часов утра

Они пошли на юг, конечно, но на юг ведет много дорог. Папа изучил план Парижа. Он думает, что они пошли через Итальянские ворота, чтобы попасть в Мелен и Фонтенбло. Этот путь отметил на своем плане Арман.

Я осмотрела одежду Рике и увидела, что он надел старую дырявую обувь. Он может простудиться! Сегодня ночью папа не ложился. Я тоже: не могла! Эстелла отвернулась к стенке.

— Эстелла, — сказала я, — поцелуй меня!

Она не ответила. Наверно, она немного сердится, потому что папа от меня не отходит и обращается все время ко мне, когда говорит о Рике.

 

Четверг вечером

Письмо от мамы — радостное: она приедет в следующий четверг, через неделю. Осталось еще восемь дней — мы должны его разыскать! Уже два раза за сведениями приходили полицейские. Весь квартал уже знает об этой истории; люди останавливаются возле мадам Ох-беды: «Ну как там малыши?» — и когда она отвечает: «Пока ничего», — они со вздохом удаляются.

Сегодня утром мсье Коперник сказал мне, что собирается тайком съездить в Фонтенбло, где решил провести розыски самостоятельно. Но он запретил мне кому-нибудь об этом рассказывать.

— Даже папе?

— Особенно ему. Не стоит зря обнадеживать! Я вернусь завтра утром.

— О, мсье Коперник — какой вы добрый!

— Да нет, нет — мне очень хочется прогуляться за городом! И потом я вас очень люблю…

 

Пятница, 8 часов утра

Еще одна ночь, которую мы провели с папой в беготне по Парижу, так и не узнав ничего нового. В семь утра к нам обратились из участка: нашелся ребенок, но это совсем маленький мальчонка трех лет.

Десять часов

Никаких новостей.

Пять часов вечера

Нашлись. Они дома.

Одиннадцать часов вечера

Это мсье Коперник их привел назад.

Я была на улице, говорила с Мари, когда перед домом остановилось такси и из него вышел мсье Коперник с Арманом и Рике. Я смотрела на них и не могла поверить глазам.

— Лилина! — тихо сказал Рике.

Он бросился ко мне на руки, я его поцеловала. От мсье Мартине прибежал папа. Дома я раздела братишку — он промок, я его сильно растерла. Он был доволен вернуться к себе в постель и тут же уснул.

— Тем лучше, — сказал папа, — наверняка, уморился.

Во сне Рике взял меня за руку и я не осмеливалась ее убрать.

В спальню вошла тетя Мими:

— Отец зовет тебя к Петио.

Все у них расселись вокруг стола.

У Армана были красные глаза, он ел горячий суп. Мсье Коперник, сидя за стаканчиком вина, весело смеялся. Он рассказал, как нашел малышей.

Это было в Барбизоне в лесу Фонтенбло. Мсье Коперник все утро искал мальчишек в городе: опрашивал всех подряд. На все вопросы ему отвечали «нет». Вдруг на площади в Шато он увидел автобус, идущий в Барбизон. Часом позже он усаживался на террасе одного кафе. Он читал меню, когда увидел две вышедшие из леса фигурки. Они остановились перед кафе и зашушукались. Это были Рике с Арманом!

— Сначала, — продолжал мсье Коперник, — я хотел сразу же подойти и заговорить, но меня удержало любопытство: что они собираются делать? Я решил немного подождать и пересел за другой столик, подальше — за спину одной дамы с маленькой девочкой. Арман объявил: «Дамы и господа, я представляю вам знаменитую труппу. Я хочу загадать вам одну загадку: бросаешь белое, а получается желтое? (Никто не ответил) Это — яйцо!» После чего он начал петь до того фальшивым голосом, что никак не могу тебе этого простить, мальчик мой! Маленькая девочка захлопала в ладошки. «Теперь, дамы и господа, вы услышите знаменитого чтеца-декламатора Тюрпюлена». И Рике начал рассказывать басню:

— В… волк… и… и… яг… нёнок

Яг… нё… нок… в жарк…

И вдруг на Рике напала икота! Он хотел продолжать, но икота ему не давала, и чем дальше, тем сильнее! Арман затряс его, а маленькая девочка так смеялась, что Рике расплакался! Вышел хозяин и рассердился, он даже заговорил о полиции — тогда появился я. Оба мальчишки бросились мне на шею, а я их усадил за стол. Вот так мы и вернулись…

Мы горячо поблагодарили мсье Коперника и пошли домой. Папа пообещал пригласить его к нам в гости, когда вернется мама. Рике все еще спит, щеки у него сильно горячие.

 

24, суббота, утро

Рике болеет; у него сегодня в шесть утра было 39,7°. Приходил врач, но ничего не обнаружил: ни ангины, ни насморка, ни бронхита, только температуру. Что же это такое? Я поглядела в словаре и увидела, что так начинается менингит. Ох, как страшно!

Рике никого не хочет — только меня: я должна держать его за руку, говорить с ним, улыбаться. Когда я прижимаюсь щекой к его щеке, он закрывает глаза и повторяет совсем тихо: «Мама, мама!». Папа у мсье Мартине, и Эстелла время от времени бегает к нему с новостями.

Врач должен зайти еще раз вечером. Арман подхватил бронхит — тоже лежит.

7 часов

Все еще ничего — врач ничего не смог сказать. Я побежала за ним вслед по лестнице:

— Доктор, скажите — это не менингит?

Он улыбнулся из-за очков:

— А ну-ка, ну-ка, девочка моя маленькая, не боишься ли заболеть и ты? Я сказал твоему отцу: если температура завтра спадет, то, значит, это лишь последствие крайнего переутомления! Но завтра она должна спасть.

9 часов

Ни папа, ни тетя Мими не ложатся спать; мы с Эстеллой тоже хотели остаться на ногах, но нам сказали: «нет». Я никак не могу уснуть! Так ужасно лежать в темноте и дожидаться завтрашнего дня.

 

25, воскресенье, 6 часов утра

Температура немного спала: 39,1° в четыре часа. Рике еще очень красный и сильно горит, но больше не стонет. Папа прилег с ним рядом отдохнуть. Я не могу. Ночью я много раз вставала посмотреть на Рике.

Но нужно рассказать об Эстелле. Сегодня ночью я вдруг услышала:

— Лилина, Лилина…

— Что такое?

— Лилина, ты думаешь, Рике сильно болеет? — спросила она сквозь слезы.

— Нет, конечно — что ты говоришь? Это просто последствия крайнего переутомления (я повторила слова врача). А завтра температура должна спасть!

Но Эстелла продолжала плакать:

— Я вижу… ты меня больше не любишь… Ох, Лилина, я так несчастна! Помоги мне!

— Эстелла, — сказала я и сжала ее в объятиях.

— Лилина моя, дорогая, какая ты добрая! Я уверена, что во всем виновата тетя Мими. Сначала ее внимание ко мне было приятным. Но потом она стала невыносимой: я все время обязана быть с ней! Мне нельзя ее оставить ни на минутку! Ох! Я терпеть ее не могу!

— Послушай, Эстелла, она ведь с тобой правда обходилась очень ласково.

— Нет, нет — я ее больше не люблю!

Сегодня утром Эстелла встала бодрая и веселая. Она мне улыбалась, поцеловала папу и Рике.

— А меня? — спросила тетя Мими.

Но Эстелла холодно на нее посмотрела и ничего не сказала. Я вижу, что тетя Мими сильно удивилась и расстроилась.

 

26, понедельник

Сегодня я не иду в школу из-за Рике. Но я решила сходить к мадемуазель Делис — объяснить ей свое отсутствие и взять уроки на дом. Она встретила меня очень ласково и ничего мне не сказала про тот полдник. Она поспрашивала меня про здоровье Рике, а под конец дала мне очень красивую картинку с верблюдами в пустыне Сахара.

— А та книжка моя тебе понравилась? — спросила она вдруг.

Я хотела сказать «да», но не смогла ее обмануть и со слезами на глазах призналась, что книжка у тети Мими.

— У тети Мими, — сказала она задумчиво, — ах, да… А знаешь, Алина, твоя подруга Мари стала хорошо учиться теперь, когда выкарабкалась из своего «панциря»!

И сказала:

— Приходите ко мне в гости обе как-нибудь днем, часа в четыре. Я могу давать вам что-нибудь почитать.

Какое счастье!

Но меня ждал Рике. Мы провели день хорошо совсем одни, пока тетя Мими прогуливалась с мадам Фанту. Рике сказал, что картинка с Сахарой — великолепна.

Вернулась Эстелла. За полдником мы втроем весело загадывали друг другу загадки.

 

27, вторник

Рике уже начал понемногу вставать. Сразу видно, что он болел: он очень бледный! А мама приезжает утром в четверг.

Утром, когда я проснулась, я принялась тормошить Эстеллу:

— Доброе утро, дорогушка, доброе утро!

И мы смеемся и обнимаемся. Мы моемся, полотенце так и пляшет, мыло летает, Рике смеется сам с собой в постели, папа, одеваясь, напевает, а когда мы смотрим друг на дружку, то наши глаза говорят: «Она приезжает!»

А тетя Мими! Тетя всегда делает то, что нужно. Во время болезни Рике она делала все, чтобы мне помочь: готовила компрессы, заваривала чай, но ни разу не подошла к его постели, чтобы просто улыбнуться. Один раз к нам со скрипкой в руках поднялся мсье Коперник — в гости к своему маленькому другу. Но тетя Мими сказала:

— Мой племянник переутомлен, мсье, и врач рекомендовал никого, кроме членов семьи, к нему не пускать.

 

Среда

Сегодня утром тетя Мими уехала, и теперь она уже у себя дома в Гавре. Вчера вечером она объявила папе новость:

— Фернан, меня вызывают в Гавр — да, пришло письмо от мсье Кузино, моего домовладельца. У меня в водопроводе что-то поломалось, и он попросил ключи от квартиры, так как нужно войти рабочим. Вы прекрасно понимаете: мне бы не хотелось, чтобы рабочие пришли ко мне в мое отсутствие! А Минетта возвращается в четверг… Я уеду завтра утром поездом без десяти десять.

Завтра утром! Мы с Эстеллой посмотрели друг на дружку, пытаясь не выказать своей радости!

— Конечно, Мими, я все отлично понимаю. Мы вам очень признательны…

Он говорил, говорил — мне стало немного стыдно. Все, что он говорил, было правдой.

Ночью меня разбудил легкий шум: я увидела тетю Мими в большой белой ночной рубашке. Она подошла к нашей кровати и долго-долго на нас смотрела, не прикасаясь. А потом вздохнула и ласково погладила по щеке Эстеллу. Ее жест был полон робкой нежности.

Сквозь сон Эстелла тихонечко пробормотала: «Мама, мама!» Тетя Мими резко отпрянула и вышла из спальни.

Утром у нас вышла неувязка: кому проводить тетю Мими до вокзала? Папе нужно было идти к мсье Мартине, который дал ему отгул на завтра — встретить маму; у меня на руках — Рике. Эстелла мне прошептала:

— Мне нельзя пропускать школу, я уже сказала папе: у меня контрольная по французскому!

— Что такое? — спросила тетя Мими, собирая чемодан.

Эстелла тут же вышла, и мне пришлось все объяснить самой. Тетя Мими засмеялась:

— Да я вполне могу доехать до вокзала сама!

Но я видела, что на самом деле она думает по-другому, и предложила:

— Если хочешь, до вокзала провожу тебя я. С Рике может посидеть мадам Петио…

На том и порешили… Эстелла перед уходом в школу рассеянно поцеловала тетю Мими:

— До свиданья, тетя, до встречи!

Но я ей сделала знак и она добавила:

— И все тебе благодарны, ты знаешь!

Тетя Мими тронула ее за щеку, не глядя:

— До свидания, маленькая моя!

После ухода Эстеллы тетя Мими повернулась ко мне, немного нервничая:

— Что ж, Алина, тогда поторопись, я не собираюсь опоздать на поезд!

— Но у нас ведь еще больше часа времени!

В такси тетя Мими все время пересчитывала багаж. Я смотрела на нее, и опять видела ту грустную женщину, которая приходила ночью. Что мне можно сделать для нее? На вокзале, когда она пошла за билетом, я купила ей «Модную женщину», которая обошлась мне в 1 франк 50 сантимов — все, что у меня было. Но она великолепна, и когда тетя Мими вернулась, я ей протянула ее.

— Это мне? Какая ты смешная, Алина!

Я поцеловала ее несколько раз: за Эстеллу и за себя. Но она оттолкнула меня и сказала, что торопится занять хорошее место. Я ей делала знаки с платформы, но она на меня не смотрела, потому что спорила с какой-то дамой из-за открытого окна.

Я ушла, мне хотелось плакать. Но ближе к дому радость вернулась. Я была счастлива найти нашу квартиру без тети Мими.

Рике ждал меня уже полностью одетый:

— Лилина, нам нужно много сделать! Переделаем все так, как было до приезда тети Мими!

Я взяла его на руки и затанцевала по комнате:

— Ты прав, ты прав! Быстро, поспешим!

Из школы вернулась Эстелла и стала помогать. В пол-первого, когда вернулся папа, все было готово: на столе стояла жареная картошка с бифштексом. Папа был в очень хорошем настроении. После ужина он стал петь фальшивым голосом и мы все трое смеялись.

Потом я помыла посуду и сводила Рике к парикмахеру: из-за коротких волос щеки должны будут казаться круглее.

Мадам Ох-беда сказала мне, что никакого письма тетя Мими не получала. Значит, она обманула про рабочих — сказала это просто, чтобы уехать! Бедная тетя Мими — я ее понимаю: ей не хотелось видеть приезда мамы!

 

29, четверг

Мама с нами! Она сидит в кресле, Рике у нее на коленках, Эстелла — по правую руку, папа — перед ней и смотрит на нее счастливыми глазами. Она не изменилась, она все та же. Мы ходили ее встречать на вокзал все вчетвером — даже Рике в красивом сером костюме. Мы с нетерпением следили за стрелками больших часов. Наконец прибыл поезд, и в огромной толпе мы увидели маму.

— Милые мои!

И мы бросились целовать ее все враз. Потом сели в такси.

— Кажется, Эстелла подросла. У Лилины вид хороший, а вот Рике у меня что-то очень бледненький — он что, болел?

— Немножко, — ответил папа. — Поговорим об этом дома…

Но вот мы и доехали. Мадам Ох-беда выбежала открыть дверь:

— Добрый день, мадам Дюпен! Как съездили?

Тут все двери дома стали открываться и все выходили поглядеть на маму: бабушка Плюш, портниха, мсье Коперник, и даже угольщик вышел со своего двора. Но мадам Петио воскликнула:

— Оставьте же их в покое — им нужно побыть немного одним!

Нам помогли занести наверх багаж, и мы остались одни. Как была довольна мама! Она, как девочка, бегала из комнаты в комнату, нюхала цветы.

— Фернан, — спросила вдруг мама, — что там такое было с Рике?

Папа рассказал всю историю, но без подробностей. Мама сильно побледнела. Она взяла Рике на колени:

— Скверный мальчишка! Как ты мог такое отчебучить?

Но Рике ничего не отвечал, он смотрел на маму и улыбался.

— Ничего, не переживай, Минетта — все уже позади. Ну как, малыши — что там у нас сегодня на обед?

На обед у нас — кролик, которого мама очень любит, а потом еще бабушка Плюш принесла торт с вишнями.

За столом мама расспрашивала всех: Эстеллу — про школу и контрольную по французскому; потом я рассказала, как с понедельника не хожу в школу, потому что занята Рике. А потом мы рассказывали все наперебой: про тетю Мими, про школу, про полдник у учительницы…

— Хватит, хватит, — застонала мама и весело приложила руки к ушам.

 

6 часов

Чуть позже папа ушел к мсье Мартине, а мама уже написала тете Мими, когда с маленьким букетиком цветов робко вошла Мари Коллине:

— Мадам, извините, я Мари Коллине, подруга Алины… Я принесла вам букет, чтобы поблагодарить за красивую открытку.

— Ой, спасибо, — воскликнула мама. — Какие красивые цветы! А что же — ты меня не поцелуешь?

— Мадам, — пролепетала Мари, но мама уже расцеловала ее в обе щеки.

Потом она ей рассказала про море, про Тулон — город недалеко от Ниццы.

Мари отвечала «да, да», — но, по-моему, она не очень ее слушала — просто она была очень рада оказаться рядом с мамой. Она поела с нами, поиграла с Рике в домино, поговорила с Эстеллой про школу, смотрела наши книги, игрушки, а потом мама ее пригласила сходить с нами в воскресенье в Ботанический сад. В то же воскресенье к нам придет обедать мсье Коперник.

Опустилась ночь. Я сидела на маленькой скамеечке рядом с мамой, положив голову ей на колени.

— Лилина моя, — сказала она мне, — я уже знаю, как ты помогала папе эти две недели, как ты много заботилась о брате, об Эстелле, о себе самой. Но меня это не удивило, милая моя: я знала, что могу на тебя полностью положиться.

Я ничего не ответила. Ее рука ласкала мне волосы; кругом было тепло, маленький мир, мир детства опять сомкнулся вокруг меня.