Глава 10

Бриджит просыпается ранним утром. Она принимает душ, делает прическу, наносит макияж и подбирает к легинсам и длинному драпированному кардигану оксфордскую рубашку. Когда Бриджит слышит, что Лиза направилась в ванную, она спускается на первый этаж, перепрыгивая через ступеньки, так как ей не терпится добраться до кухни. Она искренне желает позавтракать. А не притвориться, как делала до этого.

Миссис Ханикат, как и каждое утро перед уходом на работу, оставила на столе коробку с хлопьями, две миски и две ложки для дочерей. Бриджит берет чистую миску с ложкой и кладет их в посудомойку к грязным тарелкам, оставшимся со вчерашнего ужина. Тогда она съела куриную грудку и парочку маленьких морковок. Но не стала есть рис.

Неплохо.

Она достает из переднего кармана рубашки листок бумаги и разглаживает его на стойке. Затем открывает шкафчики и начинает в них рыться в поисках необходимых ингредиентов.

Кленовый сироп. Кайенский перец. Лимон из миски с фруктами. Вчера вечером она отыскала этот рецепт в Интернете. Решила устроить разгрузочный день. Кинозвезды часто так поступают перед важными событиями, чтобы убедиться, что они будут выглядеть на все сто. Это не диета, а способ очистить организм от токсинов, от всего, что засоряет тебя изнутри.

Самое главное, в такие дни ты не отказываешься от еды. Ведь это плохо. И Бриджит это знает. Знала это все лето. Понимала, что худеет неправильно. Что в погоне за результатом чересчур увлеклась. А ей не хотелось быть одной из девчонок, которые ограничивают себя во всем и раздумывают над каждым кусочком, есть его или нет.

Но еще Бриджит знает – она попала в список из-за того, что похудела. Да и там, на тех листах, было написано именно так. А значит, то, как она провела лето, реально помогло.

Если не считать того, что ты снова набрала вес, Бриджит.

Ей не хочется никого подводить. Но в этот раз она стала благоразумнее, умнее. И раз танцы через пять дней, то ей помогут лишь разгрузочные дни. Она просто должна следовать указаниям.

Если тебя затошнит, то ты снова перестанешь есть. Но тебя не тошнит.

Ты здорова.

Бриджит аккуратно отмеряет необходимые ингредиенты, как указано в рецепте. Наклоняет мерную ложку над горлышком бутылки с водой, отправляя горстку красного порошка на дно. Потом разрезает лимон и выжимает рукой. Пальцами выковыривает семена, чувствуя, как сок пощипывает покусанную вокруг ногтей кожу. Последний компонент – кленовый сироп. Стеклянная банка липкая, на крышке застыли кристаллики сахара, которые разламываются и крошатся в руках девушки. Она наливает густой сироп в столовую ложку. И сожалеет, что его требуется так много. Бриджит кажется, что две столовые ложки – это невероятно много. Поэтому она читает на этикетке данные об энергетической ценности сиропа, хмурится, а затем принимает решение сократить его количество вдвое.

Бриджит подходит к холодильнику и наполняет бутылку до самого горлышка с помощью дозатора. Если пить понемножку, то этой смеси хватит до конца занятий. Девушка встряхивает бутылку, а потом откручивает крышку. Крошечные частички кайенского перца плавают на вспенившейся поверхности воды цвета чая. Бриджит подносит бутылку к носу. Пахнет горячим лимонадом.

Тут спускается Лиза и садится за барную стойку. Она надела вельветовый джемпер, который Бриджит выбрала ей, когда они ходили по магазинам. Бриджит достает сестре молоко:

– Тебе очень идет, Лиза.

– Бридж, мы можем отправиться за платьем для танцев после уроков? Ну, пожалуйста! Я несколько недель просматривала фотографии с различными вариантами в Интернете, и мне уже хочется их примерить.

– Боюсь, что у меня сегодня не будет времени.

Бриджит хочет, чтобы разгрузка дала плоды. На листке написано, что за неделю она может потерять четыре с половиной килограмма. Только у нее нет этого времени. Есть всего пять дней.

– Может, в четверг, – предлагает она.

Лиза изумляется:

– В четверг? Но танцы в субботу! Что, если мы ничего не найдем?

– Все будет нормально. – Бриджит понимает, что Лиза расстроилась, и быстро добавляет: – Если хочешь, можешь позвать с нами Эбби. К тому же я поговорила с мамой насчет косметики. Думаю, она не будет против легкого макияжа.

Насчет последнего Бриджит соврала, но сегодня она спросит у мамы об этом.

– Что ты там делаешь? – спрашивает Лиза.

Бриджит быстро сминает листок и отправляет его в мусорку вместе с выжатой половинкой лимона. А затем убирает остальные ингредиенты.

– Это лечебный коктейль, чтобы укрепить иммунитет, – улыбается она. Повернувшись к сестре, кладет руку той на горло: – Кажется, я простываю. А мне не хочется пропустить танцы.

– Дашь попробовать?

Бриджит пожимает плечами и протягивает бутылку. Вот и подопытный кролик для первого глотка.

Лиза подносит бутылку к губам, но тут же морщится и давится. А затем проносится мимо Бриджит, чтобы выплюнуть выпитое в раковину.

– Фу, Бриджит! Какая гадость!

– Не так уж и плохо.

Бриджит не хочется верить сестре. Ведь она планирует всю неделю питаться лишь этим коктейлем.

Лиза хватает бумажное полотенце и начинает вытирать язык. Бриджит стонет:

– Прекрати драматизировать.

А потом делает первый пробный глоток полезного напитка. Он обжигает ее глотку, а затем и все остальное на своем пути.

Знаешь, будет проще вообще ничего не есть.

Бриджит снова подносит бутылку к губам. И делает большой, демонстративный глоток, чтобы заглушить эти мысли. Она справится. А потом, после танцев, обстановка разрядится.

Лиза хмурится и садится обратно на стул. Насыпает свои любимые хлопья с маршмеллоу. Бриджит тоже нравятся такие. Нравится, как маленькие кусочки хрустят, а затем растворяются в молоке, отчего оно становится сладким и приобретает бледно-розовый оттенок. Бриджит делает еще один глоток.

– Я до сих пор ощущаю вкус этого дерьма, – жалуется Лиза, не замечая, что капелька молока течет по ее подбородку.

Бриджит отворачивается от сестры:

– Ну, тогда постарайся не болеть, чтобы тебе не пришлось пить это. И прекрати чавкать как маленькая.

Глава 11

На танцах Эбби прижимается к парню, а ее щека уютно устроилась на его мягкой фланелевой рубашке. Они медленно двигаются под незнакомую песню, которая звучит тихо и невнятно, будто доносится издалека, – так бывает, когда стоишь рядом с колонками и затыкаешь уши пальцами. На Эбби идеальное платье – черное с белым поясом-лентой, – и при каждом движении слышно, как шуршит подъюбник. Над их головами крутится дискошар, отбрасывая небольшие полоски света на пол. Когда Эбби кружится, свет падает на лица парочек, что танцуют рядом с ней.

Все вокруг улыбаются ей. И от этого Эбби так тепло и спокойно, как бывает только в лучших снах.

А потом все исчезает.

Эбби просыпается от шороха ткани, от порыва утренней прохлады.

Она открывает глаза и видит нависающую над ней Ферн. А затем та скидывает на пол одеяло Эбби.

– Что происходит? – все еще в полудреме бормочет Эбби, чувствуя, что замерзает.

Она кутается в простыню.

– Наши будильники не сработали, – рычит Ферн. Эбби слышит обвинительные нотки в голосе сестры, словно именно она в этом виновата. – Я пропустила тренировку по академическому десятиборью. – Ферн включает свет в комнате. – Пошевеливайся и одевайся. Мы выходим через пять минут.

Эбби садится и прикрывает глаза от яркого света. Ферн уже одета, ее кровать заправлена. Она закидывает учебники в рюкзак.

– Пять минут? – Эбби зевает. – Но мне нужно в душ!

– Времени нет, – заявляет Ферн и выходит из комнаты.

Резко вскочив с кровати, Эбби чувствует головокружение, но умудряется дойти до ванной и не упасть. Из пяти минут остается четыре. Ее немытые волосы примялись после сна, поэтому она собирает их в пучок на затылке и заплетает короткие пряди у лица в косу, которая обрамляет лоб и прячется за ухом. Она умывается, чистит зубы, наносит немного румян. Так как времени на выбор наряда не осталось, Эбби надевает шерстяное темно-синее трапециевидное платье, новые коричневые лоферы и обматывает шею полосатым шарфом. Ей нравится, что она выглядит как розовощекая школьница, пусть даже ее оценки не соответствуют этому образу.

В коридоре Эбби останавливается у зеркала. Она выглядит хорошо. Лучше, чем хорошо, особенно если учесть, что в ее распоряжении было всего пять минут, но этим утром она будет не в лучшей форме, и поэтому Эбби расстроена. Она надеется, что одноклассники, посмотрев на нее, не решат, что ее включили в список по ошибке. Ведь вчера на нее стали обращать больше внимания. И чаще улыбаться ей. Незнакомые девчонки и парни из всех классов узнавали ее и поздравляли с присвоенным статусом. Четыре недели она была для большинства ребят в школе неизвестной девятиклассницей, а для учителей – глупой младшей сестренкой Ферн, но теперь Эбби – личность. И лишь один человек вчера не упоминал про список – Ферн!

Может, ее задел комментарий про генетику. Или, возможно, Ферн волнует только один список – тот, где перечисляют отличников.

Эбби выбегает на улицу и захлопывает дверь так сильно, что дверной молоток постукивает еще пару раз. Вся семья уже сидит в машине, ожидая ее. Сквозь закрытые окна она слышит, как по радио монотонный голос зачитывает новости.

Ферн прокашливается, когда Эбби усаживается рядом с ней на заднем сиденье:

– Господи, Эбби. Сколько духов ты на себя вылила?

Эбби прячет руки в рукавах платья:

– Только пару раз пшикнула.

К тому же это духи с ароматом кексов. Кому не нравится запах свежеиспеченных кексов?

Ферн отодвигается, пока не прижимается к двери, а потом открывает окно, хотя снаружи холодно.

– Такое ощущение, что меня сейчас стошнит кучкой глазури, – бормочет она.

Эбби наклоняется к переднему сиденью:

– Эй, пап? Можешь дать десять долларов, чтобы я купила билет на школьные танцы?

– Конечно, – улыбается мистер Уорнер, а затем достает кошелек.

– Ферн? – спрашивает миссис Уорнер, глядя на старшую дочь в зеркало заднего вида. – А тебе нужны деньги на билет?

– Я не пойду, – отвечает та таким тоном, будто они и сами могли догадаться об этом.

Эбби видит, как мама с папой обмениваются взглядами.

– О! Почему же?

– Потому что на этих выходных по «The Blix Effect» выпускают новый фильм, и мы с друзьями отправимся его смотреть.

– Почему бы не посмотреть фильм в пятницу? – спрашивает Эбби. – Тогда в субботу ты сможешь пойти на танцы.

Ее не особенно интересует, пойдет ли Ферн на танцы. Она просто предложила вариант. Показала, что все возможно.

Отвечая, Ферн не смотрит на Эбби, а обращается к родителям, будто это они задали вопрос:

– Потому что мы собираемся смотреть фильм и в пятницу, и в субботу. Сначала в 3-D, а потом в обычном зале.

Эбби недоуменно смотрит на Ферн. Она знает, что романы «The Blix Effect» очень популярны, но кто захочет смотреть один и тот же фильм два вечера подряд? К тому же школьные танцы намного круче, чем поход в кино. Они бывают лишь раз в год, и только на них в Старшей школе Маунт-Вашингтона разрешается проходить всем, независимо от возраста.

Похоже, Ферн заметила, как Эбби смотрит на нее, потому что неожиданно подцепляет прядь волос из-за уха и прикрывает ею лицо. На утреннем солнце еще сильнее видны секущиеся кончики. Волосы у Ферн самого скучного каштанового цвета, без рыжеватых оттенков, которыми обзавелась на пляже ее сестра.

Эбби пододвигается и берет в руки волосы Ферн:

– Хочешь, я соберу тебе волосы, Ферн? Могу сделать, как у меня, чтобы не лезли в лицо.

– Нет, спасибо, – отвечает Ферн, дернув головой, и волосы выскальзывают из хватки Эбби.

– Ну же, Ферн! Твои волосы так неопрятно выглядят сзади. Поверь мне. А с прической будут выглядеть намного лучше.

Эбби и сама не понимает, почему, несмотря на отношение сестры к ней, ведет себя так мило. Но, зная, что Ферн выглядит хреново, и помня о сравнении в списке, ей хочется помочь бедняжке.

Ферн оборачивается. И зло смотрит на сестру большими глазами, но затем вздыхает и снимает с запястья резинку:

– Если уж так хочется, можешь заплести мне две французские косы. Но я не буду расхаживать по школе, как твой близнец.

Это последнее, что говорит Ферн. Эбби заплетает ей французские косы, и до конца поездки они не произносят ни слова.

А когда машина останавливается у Старой школы Маунт-Вашингтона, Ферн проносится мимо Островка Девятиклассников в школу.

Лиза сидит, прислонившись к стволу гинкгового дерева, и делает домашнее задание.

– Доброе утро, Эбби! – кричит она, когда та подходит к ней.

– Привет, – отвечает Эбби и опускается на колени рядом с подругой.

Земля холодная и твердая, а в платье на ней сидеть неудобно, но и стоять не хочется. А если уж честно, то ей вообще ничего не хочется.

– Что случилось? – интересуется Лиза. – Выглядишь расстроенной.

– Ничего, – вздыхает Эбби.

А что она могла сказать? Ведь они же с Ферн не ссорились.

– Так, у меня есть новости, которые могут тебя взбодрить. Бриджит сказала, что в четверг мы отправимся по магазинам, чтобы купить платья для танцев. Знаю, что это довольно-таки поздно, но она не очень хорошо себя чувствует. Ты хочешь присоединиться к нам? Бриджит сказала, будет круто, если ты пойдешь.

Ощипывая высохшую траву, Эбби желает, чтобы ее отношения с сестрой были такими же, как у Лизы с Бриджит. У них столько всего общего. А вот Эбби и Ферн полные противоположности. И тут Эбби задумывается, понравились бы они друг другу, если бы не были родственниками.

Вероятно, нет.

– Было бы круто, Лиза. Спасибо. И скажи Бриджит, что ее я тоже благодарю.

Несколько секунд Лиза молчит, поэтому Эбби отрывает взгляд от земли. Но подруга смотрит вдаль.

– О господи, Эбби! – бормочет она.

– Что? – Лиза оглядывается в недоумении.

– Веди себя естественно, – шепчет Лиза, – но практически все десятиклассники из школьной футбольной команды прямо сейчас идут сюда.

– Серьезно? – И Лиза заправляет прядь черных волос за ухо. – Вот так? – Затем выправляет ее. – Или так?

Эбби заправляет волосы подруги обратно.

– Вот так, – улыбается она. – А как насчет меня? Я нормально выгляжу? Утром у меня не было времени на сборы.

Лиза надувает губы:

– Смеешься? Ты всегда красивая.

В такой пустяковый комплимент Эбби не очень верится. Но слышать подобное все же приятно.

Шестеро парней не спеша идут по школьному двору к Островку Девятиклассников. Это невероятно, ведь до этого они никогда не появлялись у гинкгового дерева.

– Привет, Эбби, – говорит самый высокий парень. Его зовут Чак. Эбби знает это, потому что он самый крупный десятиклассник в школе и от него обычно пахнет мускусом. – Поздравляю с попаданием в список.

– Спасибо, – отвечает Эбби, быстро рассматривая остальных.

Некоторые парни определенно симпатичные. Но не Чак. А он единственный, кто смотрит ей в глаза. Поэтому Эбби сосредоточивает все свое внимание на нем.

– Ты, наверное, не знаешь, но после танцев многие отправятся домой к Эндрю, – говорит Чак. Эбби не знает, кто из них Эндрю, но предполагает, что так зовут худого парня, которого Чак хлопнул по руке. – Его родители уезжают, а значит, мы сможем купить пива. Если хотите, можете заглянуть к нам.

Эбби смотрит на Лизу, которая расплывается в улыбке, демонстрируя брекеты. Сразу видно, что та в восторге, как, впрочем, и она сама, но при этом старается не выдавать этого.

– Спасибо за приглашение, но мы еще не думали, чем займемся после вечеринки, – говорит Эбби.

– Возможно, мы присоединимся к вам, – быстро добавляет Лиза.

Чак смеется:

– Только не трепитесь об этом, хорошо? Не хотим, чтобы девятиклассники решили, что могут прийти на вечеринку. Мы приглашаем только вас двоих. Ну, может, еще парочку ваших подруг. Но не ребят.

– Да и вообще, все может сорваться, – добавляет Эндрю. – Родители могут вернуться домой раньше. Кто знает!

Эбби непонятно, расстраивает или радует Эндрю тот факт, что вечеринка может сорваться.

Чак сильно пихает Эндрю локтем:

– Простите моего приятеля. У него выдалась плохая неделя. Давайте договоримся так: если я не сказал вам обратного, то вечеринке быть, – усмехается Чак и начинает пятиться от Эбби и Лизы.

Его друзья следуют за ним.

Когда парни отходят подальше, Лиза крепко хватает Эбби за руку:

– Эм, это и правда произошло?

Эбби смеется:

– Кажется, да!

У Лизы такой вид, будто она сейчас взорвется.

– Не могу дождаться, когда расскажу Бриджит! Она обалдеет! Когда она училась в девятом классе, ее никогда не приглашали на вечеринки старшеклассников. – Лиза закатывает глаза. – Она считает, что всему виной был лишний вес.

Эбби качает головой в неверии:

– Не помню Бриджит полненькой.

– Вот-вот. – Лиза крутит пальцем у виска. – Она помешалась. Готова поспорить, парни слишком боялись заговорить с ней. Но если честно, это так волнительно. – Она глубоко вдыхает. – В смысле, они пригласили нас только потому, что ты попала в список. Эбби, ты не представляешь, как мне повезло, что я твоя лучшая подруга.

– Спасибо, Лиза. Это многое для меня значит.

Звенит первый звонок, и подруги торопятся в класс. Эбби радуется, когда замечает несколько копий списка, несмотря на то что директор Колби приказала уборщице снять их.

Эбби почувствовала облегчение, когда на вчерашней встрече никто не захотел рассказывать о том, кто составил список. Ей не хочется, чтобы у человека, так высоко оценившего ее, были неприятности, даже если остальные злятся на него.

А затем она замечает у фонтана Ферн в компании подруг, и ей вдруг хочется рассказать сестре про вечеринку и позвать с собой. Чак говорил, что она может привести с собой кого-нибудь. Вдруг это поможет наладить отношения после их утренней «ссоры»?

Эбби подходит к Ферн и ждет, когда та заметит ее. Но это происходит не сразу.

Наконец сестра поворачивается:

– Да?

– Ни за что не угадаешь, – улыбается Эбби.

– Что? – спрашивает Ферн.

– Меня пригласили на вечеринку после школьных танцев. – Эбби радостно хлопает в ладоши.

– О! – сухо произносит Ферн. – Поздравляю.

Эбби видит, что Ферн переключает внимание на своих подруг. Она чувствует, что таким образом ей намекают, что стоит уйти, но продолжает говорить:

– И парни сказали, что я могу привести с собой, кого захочу. Я знаю, что ты планируешь пойти в кино, но, может, после сеанса присоединишься ко мне. Я могла бы узнать у Чака, где живет Эндрю, и дать…

Наконец Ферн смотрит на сестру:

– Подожди. О чьей вечеринке ты говоришь?

– Чака и других десятиклассников. Они соберутся дома у одного из парней, Эндрю. Его родители уезжают.

Эбби подумывает рассказать Ферн, что там будет пиво, но решает промолчать. Вряд ли это убедит ее сестру.

Ферн высокомерно смеется:

– Я учусь в одиннадцатом классе, Эбби. Зачем мне идти на вечеринку десятиклассников?

Ферн корчит рожицу подругам, и они тоже начинают смеяться.

А Эбби внезапно становится жарко. Она разматывает шарф:

– Хорошо. Не важно. Я решила спросить из любезности.

Уходя, Эбби закусывает губу, чтобы не сказать лишнего – Ферн и ее подруг никогда не пригласят на вечеринку не только одиннадцатиклассников, но и десятиклассников. Вместо этого она подтягивает до колен сползшие носки.

Глава 12

Сара не сразу смогла отыскать свой старый велосипед. Она обнаруживает его в дальнем углу гаража под пыльной простыней в цветочек, которую папа использует, когда сгребает листья. В колесо между спиц вставлена игральная карта, и, увидев ее, Сара вспоминает свою последнюю поездку – то, как она, едва сдерживая слезы из-за тех безобидных вещей, которые должна была знать, но не знала, уезжала от девчонок, протусовавшихся с ней весь девятый класс. «Почему тебе так трудно быть нормальной?» – в замешательстве громко спросили ее эти «подруги», когда она прикатила на вечеринку на велосипеде, от чего стала липкой и потной. Будто они не катались вместе все лето! Не в первый раз девчонки, с которыми она тусовалась, говорили нечто подобное. С тех пор как Сара перешла в старшую школу, она не раз слышала, что все ее действия были неправильными.

Она не вытаскивает игральную карту – ей нравится, как та шелестит, – и выруливает с подъездной дорожки к остановке, где несколько детей дожидаются автобуса. Выписывая педалями неровные круги, Сара переваливается с бока на бок. Металлические зубцы на педалях протыкают подошвы ее изношенных кроссовок. Швы ее черных джинсов выжигают огненные полосы на внутренних сторонах бедер, натирая кожу при каждом движении. Сара откашливается и сплевывает на дорогу.

Чертовы сигареты!

Старый велосипед оказался в худшем состоянии, чем она думала. Рама слишком короткая, поэтому колени бьют по рулю, с которого свисает непрочно закрепленная гибкая бахрома, напоминающая лингуине. Цепь нуждается в смазке, заднее колесо виляет, а тормоза почти не работают.

Но до конца недели она не собирается ездить в Старшую школу Маунт-Вашингтона на школьном автобусе. Она разработала план, гениальный дьявольский план. Умники Маунт-Вашингтона наконец-то поняли, что она не собирается становиться красивой. Но что произойдет, если она станет уродливой, как написано в списке? Настолько уродливой, что они не смогут отвести от нее взглядов?

Стоит поблагодарить за эту идею директора Колби.

Когда та остановила ее в коридоре и дала ей записку, в которой говорилось о собрании после уроков, Сара уже позабыла о слове, написанном на ее лбу. Но директор Колби сразу же его заметила и потянулась, чтобы откинуть волосы с лица Сары, но потом передумала и убрала руки за спину:

– Кто написал это на твоем лбу, Сара? – Ее голос был озадаченным, обеспокоенным и грустным.

Сара скорчила гримасу. Директор Колби и вправду думала, что кто-то удерживал ее руки и ноги, чтобы сделать это без ее согласия? Она не шутит?

– Я, – гордо ответила Сара.

На лице директора Колби появилась натянутая улыбка, будто Сара говорила на другом языке:

– Люди не такой тебя видят.

Сара прочитала записку о собрании, протянутую ей директором Колби:

– Может, вы не заметили, но все здесь действуют одинаково. Это как культ. Они бы все выпили «Кулэйд».

Директор Колби вздохнула:

– Пожалуйста, перед собранием смой это слово с лба.

– Это несмываемый маркер, – сказала Сара. – Поэтому ничего не получится.

– Ты должна обязательно прийти на собрание, Сара. А там все станут смотреть на твой лоб. К тому же я не согласна с тем, что там написано.

Сара прищурилась. Директор Колби чересчур сильно наседала. Словно за лето прочитала кучу книг в духе: «Как стать успешным директором». На мгновение Сара пожалела, что директор Вэйланд в конце прошлого года ушел на пенсию. Ему был миллиард лет, и он управлял школой как диктатор. Он был лопухом, но никогда не пытался стать тебе другом. Те, кто назначил директора Колби на эту должность, явно были не в себе. Наверное, она получила эту работу потому, что заигрывала с Вэйландом. Директор Колби красива в каком-то общем, скучном смысле – все девчонки Старшей школы Маунт-Вашингтона стремятся стать такими. Сара уверена, что та соврала и уж точно не считала привлекательными цепочки, пирсинг в носу и ее странную стрижку.

Сара прикрыла волосами лицо:

– Вот. И никто ничего не увидит.

Директор Колби склонила голову набок и попыталась еще раз:

– Я знаю, ты расстроена, Сара, и это вполне…

– Я не расстроена.

Директор Колби начала раздражаться. Даже под всем этим макияжем Сара видела, как покраснели ее щеки.

– Хорошо. Ну… очевидно, ты переживаешь из-за списка. И я ценю, что ты пытаешься заявить о себе. Меня шокирует, что директор Вэйланд не пресек это раньше.

Последнее удивило Сару. Насколько она знала, директора не критиковали своих коллег.

– И я буду рада, если ты поможешь побудить других высказаться, чтобы в следующем году такое грустное событие не произошло с другими девушками.

Сара старалась не засмеяться. Директор Колби явно не в себе, раз думает, что может положить конец этой традиции или что Саре захочется помочь ей.

– Мне плевать на других девчонок из списка. Мне плевать, будет ли это продолжаться вечность. На самом деле я надеюсь, что будет! То, что люди вкладывают в это столько смысла, безумие. Как и то, что они слепо верят в то, что видят в списке.

Директор Колби нахмурилась:

– Пожалуйста, иди и вымой лоб прямо сейчас, Сара. Я не стану тебя просить дважды.

После этого Сара побежала в уборную, схватила бумажное полотенце и засунула под кран. Эта женщина говорила серьезно? В чем различие между списком и школьными танцами? Оба этих события были дурацким конкурсом красоты, но один из них одобрялся школой.

Сара протерла лоб размякшим комком. И конечно, черная краска лишь слегка посветлела. Дешевое мыло из диспенсера не помогло, но мыльная пена затекла в глаза, и их начало щипать. Замечательно. Просто замечательно. Девушка опустилась на пол и принялась тереть глаза. Если бы кто-то увидел ее в тот момент, то подумал бы, что она плачет.

Придется смыть эту надпись дома. Чтобы завтра вернуться в школу и притвориться, что всего этого не было.

И тогда Саре пришла в голову идея. Она придумала, как вывести ее протест на новый уровень. Как показать всем в школе, что ей плевать на мнения ребят и установленные здесь правила. Она стала слишком тихой, слишком незаметной и позволила им избежать наказания. Но самое замечательное, что если все пойдет по плану, то одной ее хулиганской выходки будет достаточно, чтобы испортить танцы.

Отвлекшись от своих мыслей, Сара берет влево и тормозит у подножия холма, которого никогда раньше не замечала. Или, вероятно, из окна автобуса он не казался таким огромным. Она даже не видит Старшую школу Маунт-Вашингтона, расположенную на вершине, только бесконечную асфальтовую дорогу, ведущую в небо.

Сара крутит педали быстрее, перекидывая вес с ноги на ногу, чтобы набрать скорость. Но, преодолев половину пути, девушка понимает, что ей едва хватает сил оставаться в вертикальном положении. Ее вихляющий велосипед сносит на середину улицы. Позади Сары начинают скапливаться машины и школьные автобусы, кто-то даже объезжает ее по тротуару.

Но Сара полна решимости. Осенний воздух покусывает кончики ее ушей. Опавшие листья взлетают в воздух из-под колес. Она поднимается в седле, чтобы было легче крутить педали, и чувствует, как пот затекает под футболку.

Футболку Майло.

Не важно. Она же просто надела вчерашнюю футболку.

Майло добрался до их скамейки первым.

– Привет! – удивленно кричит он. – Крутой велик! – Его взгляд скользит по лицу Сары. – Думаю… эм… не зря этот маркер называют несмываемым, да?

– Думаю, да.

Сара так тяжело дышит, что едва может говорить. Она приподнимает край футболки и слегка промокает пот на лбу, стараясь не потревожить надпись. Она до сих пор красуется там, хоть и стала чуть светлее, чем вчера.

– Это моя футболка? Опять?

– Кто ты? Полиция моды?

Девушка шарит по карманам в поисках сигарет, но передумывает. Курение скроет ее запах. Она не станет курить на этой неделе.

– Да, это твоя футболка.

Сара присаживается на краешек скамьи и подтягивает ноги к груди. Они уже болят – ноют после поездки.

На лице Майло отражается любопытство. И за очками видно, как он прищуривается.

– Почему ты носишь ее, если всем своим видом показываешь, что я бешу тебя? – Он роется в своем рюкзаке и достает сложенный квадратик черной ткани. – Кстати, вот твоя. Я постирал ее.

Забавно, насколько прямолинейным может быть Майло. Будто мужиковатость берет верх над стеснительностью.

Сара так вчера и не сказала Майло, что хочет с ним расстаться. День и без того был сумасшедшим. Да и вообще, почему это она должна с ним расставаться? Почему она должна делать грязную работу, хотя именно он во всем виноват? Почему должна избавлять его от мучений?

Девушка слегка поднимает голову:

– Я решила целую неделю не принимать душ.

– Серьезно? – недоумевает Майло.

– Ага, – усмехается Сара, выделив последнюю букву «а». – Я не стану принимать душ. Не буду чистить зубы и использовать дезодорант, ничего не буду делать. Я решила ходить в одной и той же одежде, не только в футболке, но и джинсах, носках, трусах и лифчике. В последний раз я принимала душ вечером в воскресенье, перед тем как прийти к тебе. – Она скрещивает руки на груди. – Я не собираюсь поддерживать гигиену до вечера субботы.

Сару радует, что она делится с кем-то своим планом. Теперь пути назад нет.

– А что в субботу вечером? – спрашивает Майло.

– Танцы. – Звучит невероятно смешно, но Сара остается серьезной. – Я пойду на них такой вонючей и омерзительной, насколько получится, и не стану менять одежду.

Майло смеется и смеется, но, когда Сара не присоединяется к его смеху, замолкает.

– Подожди, – бормочет он. – Ты это что, серьезно?

– Да.

– Почему ты позволяешь этому дурацкому списку так на тебя влиять? Ты ненавидишь девчонок в этой школе, и, очевидно, у тебя есть на это причины. А теперь хочешь отправиться на эти идиотские танцы? Это совсем на тебя не похоже.

Сара проводит пальцами по бахроме старого велосипеда, пытаясь распутать ее. Последнее высказывание – доказательство. Доказательство, что Майло совершенно не понимает ее. И никогда не понимал. Поэтому Саре не хочется сейчас все ему объяснять.

– Слушай, ты можешь не раздувать из мухи слона? Я уже все решила. Это произойдет.

Майло пожимает плечами:

– Можно я пойду с тобой?

Девушка быстро поворачивает голову и окидывает Майло взглядом:

– Да ладно?

Майло улыбается:

– Повеселимся. Я надену галстук. И принесу тебе браслет из цветов.

Сара старается не удивляться тому, что Майло хочет пойти на танцы. На самом деле это вполне разумно, если учесть то, что она узнала о нем.

– Как насчет свидания? – улыбается парень.

Сара в растерянности качает головой:

– Если под свиданием ты подразумеваешь, что мы покажемся в одном и том же месте в одно и то же время, то я не против. Но даже не вздумай покупать мне браслет.

Звенит звонок. Это безумие такое забавное. Никогда бы Сара даже не подумала, что когда-нибудь отправится на школьные танцы. Да еще и с парнем. И хоть она никогда в этом не признается, глубоко внутри нее зародился крошечный проблеск, который пребывает в омерзительном восторге.

По пути к зданию школы Сара внимательно смотрит на лица тех, кто проходит мимо нее. Кажется, никто не замечает, что на ней вчерашняя одежда. Отстой!

А затем, ни с того ни с сего, Майло берет ее за руку.

Так легко, будто они все время так ходят. А этого ни разу не было.

И хоть Сара знает, что пожалеет об этом, она не вырывает руку, несмотря на то что ей очень этого хочется. Ведь это проблеск Майло, с которым она когда-то познакомилась. И на кратчайшую долю секунды девушка становится хорошо.

Глава 13

– Интересно, позвонит ли сегодня мистер Фарбер, – говорит миссис Финн, оборачиваясь, чтобы проверить слепую зону. – Надеюсь, он достаточно порядочен, чтобы сказать, что нанял кого-то другого. Хотя некоторые работодатели не настолько любезны. Это жестоко, ты так не думаешь?

– Ага.

Лорен произносит это слово медленно, растянуто, потому что на самом деле не слушает свою маму. Она смотрит на листок со списком, засунутый между страницами конспекта по мировой истории.

Вчерашний день был полон знакомств. Одни подходили и официально представлялись Лорен. Другие же просто подбегали к ней в коридоре и закидывали ей руку на плечо, общаясь с ней так, будто дружили уже долгие годы: жаловались на спазмы во время месячных, рассказывали сплетни о людях, с которыми ей еще предстояло познакомиться, и признавались, в кого влюбились.

Лорен постаралась запомнить всех, с кем знакомилась. А затем записала все на обороте списка – маленький цветочек в качестве разделителя, а после имя и краткое описание внешности. Поначалу Лорен нравилось, как расцветала страница, словно сад весной, но к концу дня она превратилась в непролазные джунгли, и стало невозможно разобраться, где чье описание. И именно это беспокоит девушку сейчас, когда на горизонте появляется школа.

– У тебя сегодня тест по истории? – спрашивает миссис Финн, искоса смотря на дочь. – Ты не упоминала о нем вчера вечером. Мы могли бы подготовиться вместе.

Лорен переворачивает тетрадь и обхватывает корешок:

– Нет. Просто предчувствие, что контрольная будет.

Лорен не рассказала маме про список. Что и неудивительно.

Прежде всего, она знала, что мама не одобрит этого. Именно от такого миссис Финн хотела оградить Лорен, переведя дочку на домашнее обучение.

А еще весь вчерашний вечер они в подробностях обсуждали собеседование миссис Финн. Она почему-то была уверена, что не получит работу. Лорен убеждала маму, что та хорошо справилась, хоть и волновалась из-за того, что произойдет, если это не так.

«Иногда бывает тяжело, когда мама – твоя лучшая подруга», – думает она.

Миссис Финн слабо улыбается:

– Жаль, что у тебя сегодня уроки. Буду дома одна накручивать себя. Эй! У меня идея! Хочешь блинчиков? Здесь неподалеку есть маленькая кафешка, в которую каждое воскресенье меня водил твой дедушка, там готовят самые лучшие блинчики. Я могу написать записку. Скажу, что ты была у врача.

Хоть мысль о блинчиках прельщает Лорен, ей не терпится попасть в школу. Такое случается впервые.

– Не могу, мама. Извини. История стоит первым уроком.

– Точно. Хорошо.

– Если тебе станет скучно, можешь разобрать вещи.

Они приехали в Маунт-Вашингтон почти два месяца назад, но большая часть вещей до сих пор лежит в коробках.

– Сначала я хочу убедиться, что мы останемся здесь. Всякое может случиться. Если не получу работу, возможно, придется продать дом.

– Мам, ты получишь работу. Я уверена.

Сказав это, Лорен ждет, что мама улыбнется. Но происходит нечто другое. Миссис Финн смотрит так, словно дочь сказала какую-то чушь.

Когда они подъезжают к школе, Лорен видит, что это заметили ученики. В каком-то смысле список можно назвать свидетельством о рождении – он официально положил начало ее жизни в Старшей школе Маунт-Вашингтона. Лорен поворачивается к маме, надеясь, что та ничего не заметила. Так и есть. Миссис Финн смотрит в боковое зеркало.

Лорен добирается до кабинета. Занимает место и вновь пересматривает заметки на оборотной стороне списка, пытаясь понять, что она написала о тех девчонках, которые больше всего интересовались ею.

А они одна за другой подходят к Лорен. Одни пододвигают к ней свои стулья. Другие остаются стоять, ведь так лучше видно, но все с сияющей улыбкой смотрят на Лорен, словно она карапуз в яслях, которого они совместно удочерили.

Девчонки, очарованные ее невинностью, обмениваются довольными взглядами, указывая друг другу на несоответствие Лорен социальным нормам: отсутствие макияжа, заколка, которой она убрала волосы с лица и даже то, что она оборачивает учебники коричневой бумагой.

Кровь приливает к голове Лорен, отчего она ощущает слабость и тепло. А потом начинают сыпаться вопросы.

– Ты всю жизнь провела в Маунт-Вашингтоне?

– Нет, – отвечает Лорен, отыскав в толпе задавшую вопрос девушку. – Я жила на западе с мамой. Мы переехали сюда после смерти дедушки.

– Твои родители все еще вместе?

Лорен поворачивает голову, чтобы посмотреть на девушку, что примостилась на краю парты справа от нее.

– Нет, мы живем вдвоем с мамой.

– А где твой папа? – спрашивает прислонившаяся к стенду девушка.

– Он тоже умер. Когда я была маленькой.

– Ого! Это так грустно, – раздается за ее спиной.

Девчонки согласно кивают.

– Он был намного старше мамы.

Лорен догадывается, что девчонкам хочется получше узнать ее, и изо всех сил пытается отвечать на вопросы так же быстро, как они их задают. По поведению девчонок – кивкам, взглядам, улыбкам – становится понятно, что они знают друг друга практически всю жизнь. Последние несколько недель Лорен наблюдала за ними издалека, видела, как они прогуливались по коридорам, держась под руки, и обнимались на переменах. Она хочет быть частью этого. И кажется, у нее еще куча времени, чтобы наверстать упущенное.

Но еще Лорен хочется побольше узнать о девчонках. Хочется и им задать вопросы. Но девчонки не отстают от нее.

– Чем тебе нравится заниматься?

– Эм… не знаю. Читать? Мне нравится читать.

– У тебя есть парень?

– Это нас попросила узнать парочка ребят, – с хитрой улыбкой говорит одна из девушек, а остальные начинают хихикать.

Лорен качает головой:

– У меня никогда не было парня. Я… Я никогда не целовалась.

Как только Лорен признается в этом, до нее доходит, что девчонки узнают это все не для себя. Они разнесут ее ответы по всей школе.

– Никогда? – потрясенно визжат они хором.

Некоторые наклоняются к парте Лорен, будто хотят защитить ее. Но Лорен не может вспомнить их имена.

– Ну, это скоро изменится, – говорит кто-то из девчонок. Она смотрит на Лорен, но обращается к подружкам: – Готова поспорить, Лорен отправится на школьные танцы с парнем.

Лорен чувствует, что краснеет.

Это невозможно.

– Я в этом не уверена.

– Ты уже купила билет на танцы?

– Нет.

– Но ты же идешь, верно?

Лорен кивает.

– Думаю, да, – говорит она, хотя до настоящего момента даже не планировала этого.

Придется отпрашиваться у мамы.

– Хорошо. И ты определенно должна помочь нам с «Караваном для поднятия духа» перед домашней игрой. Все ученики украшают свои машины и ездят по городу. А люди выходят на лужайки, чтобы посмотреть на парад. Серьезно, это так весело.

– С удовольствием помогу.

Лорен очень заинтересовала идея покататься на машине с этими девчонками, которые, возможно, станут ее настоящими подругами. И внезапно учеба в старшей школе становится именно такой, как она мечтала, а не такой, как ей рассказывали.

Одна из девчонок склоняет голову и с легкой завистью произносит:

– Держу пари, все происходящее кажется тебе безумием. Типа, в одну минуту ты невидимка. А в другую – все тебя знают.

– Ты казалась мне дружелюбной, – признается другая. – Не знаю, почему я никогда не здоровалась и не общалась с тобой.

– Я тоже, – добавляет еще одна.

Лорен качает головой:

– Частично это моя вина. Я же тоже с вами не разговаривала. На самом деле я очень стеснительная.

Она обводит взглядом девчонок. И в этот момент замечает Кэндис, которая в одиночестве заходит в кабинет. А ведь она была лидером в этой компании.

Кэндис смотрит на присутствующих и понимает, что ее не заметили. Другие девчонки даже не посмотрели на нее. Их взгляды устремлены на Лорен.

– Мне жаль Кэндис, – тихо произносит Лорен. – Кажется, она расстроилась вчера.

Сильнее, чем любая из тех девчонок, кто вчера присутствовал в кабинете директора Колби.

Одна из девушек стонет:

– Фу, не надо.

– Почему?

– Потому что она – зло! – кричит другая.

Лорен наблюдает, как все девушки торжественно кивают.

– Подождите. Разве вы с ней не дружите?

– Мы дружим, – говорит кто-то. – Все еще дружим.

– Но… Знаешь, Кэндис получила по заслугам.

– Ей всегда многое сходит с рук, потому что она… понимаешь… такая красивая. И это неправильно.

– Она про многих говорила немало плохого. – Девушка, которая сказала это, так пристально смотрит на Лорен, будто ожидает чего-то, и, не добившись этого, продолжает: – В том числе и про тебя.

Лорен вспоминает последние четыре недели в школе. Она очень старалась не выделяться, но при этом все равно совершала ошибки. Непромокаемые туристические ботинки, которые она надела в первый дождливый день, привлекли странные взгляды. Ее одежда была простой и продуманной, но не стильной. А волосы были на несколько сантиметров длиннее, чем у других, и никто не убирал с лица прядь волос потускневшей старой заколкой.

Подняв руку, Лорен незаметно снимает ее. Она знает, что ей еще многому предстоит научиться. И этому Лорен мама не обучала, так как сама ничего не знает.

Когда заканчивается классный час, девушка не может отделаться от мысли, что ей следует что-нибудь сказать Кэндис. Заводить новых друзей круто, но не за счет поверженного противника.

Лорен замечает, что Кэндис свернула в женский туалет. И следует за ней.

– Привет, – говорит она. – Я Лорен.

– Я знаю, кто ты.

Кэндис заходит в кабинку и закрывает дверь.

Лорен выкручивает руки:

– Я… хотела сказать, мне жаль, что вчера так все произошло. Ты не заслуживаешь, чтобы тебя называли уродливой.

Через секунду срабатывает слив, хотя Лорен не слышала, чтобы Кэндис писала. Открывается дверь, и Кэндис направляется к раковине помыть руки. Она не смотрит на Лорен, но говорит:

– Я знаю, что не заслуживаю.

Кэндис явно расстроена. И Лорен не может винить ее за это. Может, заговорить об этом с Кэндис было ошибкой, но после того, как она высказалась, Лорен полегчало.

– И мне жаль, что твои подруги перестали с тобой общаться. Но я уверена, скоро все изменится.

Кэндис смеется, и от этого смеха Лорен покрывается мурашками. Что она может знать об этом? Она даже не знает этих девчонок. Не понимает, как все устроено в старшей школе.

– Хорошо. Ладно. Ну, мне просто захотелось тебе сказать это.

Она почти доходит до двери, когда Кэндис кричит ей вслед:

– Ты же понимаешь, что люди начали любезничать с тобой лишь потому, что ты попала в список?

В этот раз Лорен не отвечает. Потому что знает это. И потому что ей все равно. Главное, что они любезничают с ней. И она планирует наслаждаться каждой минутой.

Глава 14

Даниэла доплывает до конца дорожки бассейна. Затем разворачивается, отталкивается ногами от стены и с проклятиями отправляется на заключительный круг.

Обычно, когда она плавает, ее разум чист, как прозрачная хлорированная вода бассейна. Но не в этот раз. Сегодня ее мысли мрачные и темные, как вода в озере Кловер-Лейк.

Лагерь находится почти в сотне километров к северу от Маунт-Вашингтона. Ни Даниэла, ни Эндрю до этого никогда там не были, но, как оказалось, туда ездили их родственники, и именно они заполучили для них прилично оплачиваемую работу на лето, подключив все связи.

Другие вожатые раньше работали в лагере, дружили еще с детских лет и уже знали все песни у костра, а также виды деревьев, произрастающих на Кловер-Лейк. Вероятно, они бы не расстроились, если бы им не заплатили за работу, ведь они просто хотели провести еще одно лето на озере. Даниэла и Эндрю всего этого не знали и иной раз одновременно закатывали глаза, когда кто-то из вожатых критиковал прочность их скворечников из сосновых шишек или поправлял их произношение названий племен коренных американцев, когда-то населявших ту местность. Но при этом не дружили.

Детям нравилась Даниэла. Другие вожатые почти не обращали внимания на детей, но она проводила с ребятней много времени, и в основном потому, что ей было не с кем больше поговорить. Девочки из отряда Даниэлы сплели красивый ремешок для ее свистка. Мальчики постоянно звали поучаствовать в импровизированных гонках во дворе или в заплывах до буйков и обратно. Поначалу они расстраивались из-за своих проигрышей какой-то девчонке, но через какое-то время эти чувства превратились в нечто похожее на уважение. И вот тогда-то Даниэла и стала обращать больше внимания на Эндрю. Дежуря на спасательной вышке, она видела, как он прогуливался по мелководью. Замечала, когда он занимал вслед за ней очередь в столовой. Ловила его взгляды сквозь мерцающее оранжевое пламя вечернего костра.

Впервые парень обратил на нее внимание.

Все лето шутки ради Даниэла писала старомодные дружеские письма Хоуп. Но ей не хотелось писать про Эндрю и ждать ответов подруги по несколько дней. Поэтому она стала тайком звонить Хоуп по вечерам, чтобы обсудить встречи с Эндрю.

– Мне кажется, он хочет поговорить со мной, – прошептала однажды ночью Даниэла в трубку, как только отряд отправился спать.

Она прислонилась к обшитой кедром койке и наблюдала за звездами в небе, ожидая падения хотя бы одной.

– Так заговори с ним первая, – предложила Хоуп.

– Ты прикалываешься?

– Даниэла! Не глупи. Ты все время общаешься с парнями. И мы переходим в девятый класс!

– Но я никогда не общалась с парнями, которым, возможно, нравлюсь, – пояснила Даниэла.

– Скорее всего, он нервничает. Ты слегка… отпугиваешь ребят, – сказала Хоуп.

Даниэла закрыла глаза и вдохнула густой, влажный воздух. Она тоже нервничала, что, надо надеяться, уравнивало шансы.

На следующий день Эндрю сделал первый шаг.

Даниэла стояла в воде, которая доходила ей до талии, и проводила эстафету по плаванию для одиннадцатилеток. Она увидела, как Эндрю уселся на пирс, болтая ногами в воде. Возможно, он побоялся подойти к ней ближе. И она решила сама подплыть к нему.

– Привет, – сказал Эндрю, когда девушка добралась до пирса. – Я пришел предупредить тебя.

– Насчет чего? – Даниэла подтянулась и села неподалеку от парня, чтобы капающая с нее вода не замочила его.

Эндрю посмотрел на озеро:

– Каждый парень в моем отряде влюблен в тебя.

Даниэле стало интересно, относил ли он себя к их числу.

Она склонила голову влево, чтобы солнце не светило в глаза, и осмотрела Эндрю. Его загорелое тело и рыжеватые лохмы. Поджарые, мускулистые руки, которые были выставлены напоказ – он закатал рукава темно-синей футболки с эмблемой лагеря.

– Они говорили о тебе прошлой ночью, – продолжил Эндрю. – Дэнни Фанелли сказал, что притворится, будто тонет, чтобы ты спасла его и сделала искусственное дыхание рот в рот.

Даниэла разразилась смехом:

– Ого! Ну, спасибо за наводку.

Эндрю помолчал с секунду, а потом спросил:

– Ты же в сентябре начнешь учиться в Маунт-Вашингтоне, верно? По-моему, кто-то упоминал об этом.

– Ага. А что, ты там учишься?

– Да. – Парень, почесав голову, слегка прищурился на солнце.

После этого заявления надежда на небольшой летний роман и шанс на несколько недель погрузиться в юношескую влюбленность превратились в более серьезную и интригующую возможность. Даниэль пыталась придумать какой-нибудь остроумный и веселый ответ. К счастью, недалеко от берега – там, где глубина была по колено, – Дэнни Фанелли начал размахивать руками и театрально захлебываться водой.

– Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? – улыбнулся Эндрю. – Я сказал Дэнни, что у тебя, вероятно, есть парень, так что ему даже и пытаться не стоит.

– У меня нет парня, – произнесла со смешком Даниэла.

А затем поднялась, встав на самый край пирса.

– Буду знать. – Эндрю тоже поднялся. – Еще увидимся, Даниэла.

– Увидимся, – улыбнулась она, а потом нырнула в воду.

…Озеро никогда не ощущалось таким теплым.

Даниэла выныривает на поверхность и снимает очки, чтобы посмотреть на часы. Через несколько секунд по обе стороны от нее с брызгами выныривают девчонки.

Школьный тренер по плаванию стоит над дорожкой Даниэлы с планшетом в руках и свистит. Тренер Трейси высокая и худая, ее светлые волосы коротко подстрижены, как у юноши в армии, кроме нескольких длинных вьющихся прядей у лица, убранных за уши. Она занималась плаванием в колледже и благодаря этому получила полную стипендию, но во время заплыва на пятьдесят метров баттерфляй, готовясь к Олимпиаде, порвала мышцы обоих плеч.

Уже несколько раз тренер Трейси с трибун наблюдала за тренировкой по плаванию девятиклассников, но сегодня впервые вышла к бассейну, отправив их тренера на стул спасателя. Даниэла слышала, как в раздевалке товарищи по команде шепотом обсуждали, что тренер Трейси жаждет свежего мяса для школьной эстафетной команды.

– Отлично, Дэн, – говорит ей тренер Трейси. – Но ты теряешь примерно по секунде на поворотах. Надо собраться.

Но Даниэла не слышит комплимент. И критику тоже.

Когда тренер Трейси направляется поговорить с другой пловчихой, в ее горле застревает комок.

– Вообще-то Даниэла, – слышит она свой голос.

Тренер Трейси поворачивается и приподнимает брови:

– Что это было?

– Извините, – еле слышно бормочет Даниэла. – Я предпочла бы, чтобы вы называли меня Даниэлой. Это… мое имя.

Тренер девятиклассников кричит со своего насеста:

– Ты слышала, что тебе сказала тренер Трейси?

– Да. Я поняла. Просто…

Ее заглушает пронзительный свист. Тренер Трейси выплевывает свисток и кричит:

– Хорошо. Девочки выходят, мальчики заходят. Вперед!

Даниэла подплывает к лестнице. И уговаривает себя, что не сделала ничего ужасного, поправив тренера Трейси. Все-таки ее зовут Даниэла.

Но прозвище, которое написали в списке, уже живет собственной жизнью. Несмотря на то что сегодня она накрасилась и выпрямила волосы утюжком, незнакомые ей люди то и дело кричали ей: «Дэн-мужик», – а затем, имитируя хриплый голос, притворялись, будто она отвечает им на приветствие. Вот только у Даниэлы не хриплый голос. И они знали бы это, потрудись заговорить с ней. Каждый раз было сложно не повернуться и не прокричать: «Меня зовут Даниэла!»

Но она справилась. И те сказанные тренеру Трейси слова были просто проявлением самозащиты. Но даже из-за этого небольшого бунта она чувствует себя виноватой, особенно после сказанного Эндрю. К тому же ей хочется впечатлить тренера Трейси. И все же по какой-то причине именно она – тот единственный человек, которого Даниэла считает возможным исправить.

Хоуп хватает Даниэлу за ногу и оттаскивает от лестницы.

– Я надеру тебе зад, – говорит она, брызгает водой в Даниэлу и первой вылезает из воды.

– Я напортачила, – отвечает Даниэла, вылезая вслед за Хоуп.

– Перестань. Любому понятно, что тренер Трейси спустилась к бассейну, чтобы посмотреть, как ты плаваешь. – Хоуп достает с трибун спортивную бутылку и делает большой глоток. – Я почти уверена, что тебя позовут в основной состав. И уже подумываю подать анонимную жалобу, чтобы тебя отправили сдать тест ДНК. Клянусь, ты плаваешь так, будто наполовину русалка.

Даниэла робко улыбается и быстро проводит руками по плоскому животу, выжимая воду из купальника. Подняв голову, она замечает притаившегося возле двери Эндрю в спортивной куртке и футбольных щитках. Ее сердцебиение, которое только начало успокаиваться после заплыва, снова усиливается.

Все лето она без задней мысли щеголяла перед ним в купальнике. Но сегодня Даниэла останавливается у трибуны, чтобы обернуться полотенцем, и лишь потом направляется к нему.

– Ты молодец, – говорит Эндрю, скрещивая руки на груди. – Быстра, как рыба!

Рыба – это совсем не русалка, но Даниэлу это не волнует. Она рада, что Эндрю пришел на нее посмотреть. И видел во всем великолепии.

– Спасибо, – говорит она. – А ты разве не должен быть в это время на тренировке?

– Я притворился, что мне надо в туалет, чтобы увидеть тебя. – Эндрю смотрит на бетонный пол. – Нам сегодня не удалось поговорить в школе. Извини за это.

– Все нормально, – говорит Даниэла, хотя большую часть утра проискала Эндрю в тех местах, где он обычно бывает, расстраиваясь, что никак не может встретиться с парнем.

К ланчу Даниэла признала, что, судя по всему, Эндрю избегал ее. Как ни странно, ей от этого стало легче. Рядом с ним сложно притворяться, что ей наплевать на список, а еще сложнее делать это рядом с его друзьями, которые больше всех дразнили ее. Так что в каком-то смысле хорошо, что Эндрю сейчас врал. Это облегчало жизнь ей. И ему тоже.

Эндрю похлопывает ее по спине, а потом вытирает руку об ее полотенце:

– Ну, мне пора, пока тренер не отправил парней искать меня. Созвонимся.

– Мы с мамой планировали проехаться по магазинам, чтобы купить платье на танцы. Слушай… вы уже решили, что будете делать в субботу вечером?

Даниэла не знает, как проходят танцы в старшей школе. И идут ли парочки на них вместе, как на вечеринки в средней школе или на выпускной?

Эндрю качает головой и пятится к двери:

– Мы еще не обсуждали. У Чака есть несколько идей… Вероятно, мы отправимся потусоваться, но еще не решили куда. Сейчас все сосредоточены на субботней игре. В смысле, мы должны одержать победу, а иначе станем посмешищем всей спортивной лиги. Но я тебе расскажу, как только мы определимся.

Даниэла чувствует себя лучше, отходя от Эндрю. Она постарается быть крепким орешком, пока не утихнет этот ажиотаж вокруг списка. К тому же сегодня она купит что-нибудь красивое на танцы. Тогда ни у кого не останется сомнений, и уж тем более у Эндрю, что она – девушка.

Глава 15

«Тренировки группы поддержки сейчас проходят гораздо веселее, чем несколько недель назад», – думает Марго, переодеваясь в раздевалке. Она натягивает свою форму – легинсы, майку, кроссовки и толстовку, которая понадобится для разминочной пробежки на улице. На Дане с Рейчел такая же одежда. Трио капитанов.

Им нравится выглядеть сплоченными.

Сегодня тренер по танцам Сэми приехала сюда, чтобы провести последний прогон программы, которую они покажут в перерыве после второго периода. Команда уже выучила все движения. И эта тренировка направлена на оттачивание последних мелочей, чтобы убедиться, что все смотрится идеально.

– Может, одной из нас посмотреть со стороны на выступление, чтобы убедиться, что все круто? – предлагает Марго.

– Да, – соглашается с ней Рейчел. – Сэми не может наблюдать за всеми сразу.

– Верно, – добавляет Дана. А потом смеется: – К тому же, когда Сэми танцует с нами, она смотрит в зеркало только на себя.

Осталось несколько тренировок до домашней игры. Она станет самой важной в сезоне. На игру приедут посмотреть окончившие школу ученики. И капитаны группы поддержки прошлых лет, ожидающие от команды великолепного выступления. Только Морин не приедет домой. Скорее всего, из-за экзаменов она не сможет приехать даже на День благодарения. Но ответственность все равно большая.

Многие чирлидерши уже вышли на улицу и ждут на трибунах.

Девочки помладше начинают хлопать в ладоши, когда Марго подходит ближе. Ей неловко, особенно из-за того, что здесь Сэми. А еще потому, что вчера они делали то же самое.

– В чем дело? – спрашивает Сэми.

Девчонки рассказывают ей про список, хотя не должны были этого делать. Список не стоит обсуждать при учителях, а Марго до сих пор трясет из-за стычки с директором Колби. Но все заканчивается хорошо. Сэми краснеет и признается, что и сама однажды попала в список. Девять лет назад, когда училась в одиннадцатом классе. И тогда вся команда аплодирует Сэми, а Марго радуется, что на мгновение она перестала быть центром внимания.

Но потом Сэми говорит:

– В качестве приза Марго не будет сегодня танцевать с вами и проведет время со мной. Итак, поторапливайтесь!

Марго кажется, что Дана и Рейчел закатывают глаза.

– Готова поспорить, твои подруги завидуют тебе, – говорит Сэми, когда команда отправляется на пробежку.

– Нет. Это не так, – убеждена Марго.

Сэми сухо посмеивается:

– У твоей сестры Морин в прошлом году из-за этого было много проблем. Не думаю, что люди понимают, как тяжело может быть нам, красивым девчонкам.

Марго видит, как команда добегает до другого края поля. А затем поднимается с травы.

– Скоро вернусь, – говорит она Сэми.

И все равно отправляется на пробежку – Марго кажется странным пропускать ее.

После оживленной тренировки она останавливается у своего шкафчика, чтобы обменять помпоны на книги. А затем выходит на парковку, так как ранее договорилась встретиться с Рейчел и Даной у машины. Девчонки хотели прогуляться по торговому центру, чтобы купить платья для танцев, а затем перекусить на фуд-корте. Мама отдала ей свою кредитку. Она знает, что дочь никогда не станет ей злоупотреблять. Поэтому Марго всегда сначала устремлялась к вешалкам с распродажными товарами. Но сегодня она, не раздумывая, купит себе потрясающее платье. Ведь это последние школьные танцы в ее жизни. Через год она будет учиться в колледже, а танцы станут всего лишь воспоминанием. И Марго хочется, чтобы оно было хорошим.

Из-за ветра девушка натягивает капюшон чирлидерской толстовки. Вероятно, она выберет колледж в каком-нибудь более теплом местечке. Конечно, впереди еще несколько месяцев, но Марго еще не заполнила ни одного заявления и не написала эссе. А неизбежное будущее парит над ней, омрачая все остальное грустными раздумьями. Ей интересно, как сложатся в дальнейшем их отношения с Даной и Рейчел. Будут ли они общаться. Она на это надеется. Они хорошие подруги, и Марго любит их обеих.

Она вспоминает свои первые танцы три года назад. Как она практически сожгла себе волосы плойкой, пока боролась с Морин за место у зеркала в ванной. Как круто было танцевать вместе с Даной и Рейчел, пить лимонад и надеяться, что парни постарше заговорят с ними.

В том году она тоже попала в список. Брай Тейт, который созвал совет парней-выпускников, подарил ей розу, когда диджей поставил медленную песню. Конечно, он не был Мэттью Гулдингом, но являлся неплохим запасным вариантом. Брай пришел на танцы в футбольной куртке, и Марго до сих пор помнит, как та пахла травой, когда они медленно покачивались под дискошаром. Остальные парни из футбольной команды тоже были в куртках, потому что в тот вечер победили в домашней игре, превратив в фарш своих соперников «Честерфилд Вэлли». А после танцев Марго поцеловала его в машине, и похожим образом закончился вечер у Даны и Рейчел. Добравшись до дому, она спрятала подаренную ей розу между страниц дневника. И до сих пор хранит лепестки.

Все были счастливы. Все весело провели время.

Дженнифер тоже попала в список, но – по очевидным причинам – пропустила танцы. Тем не менее Марго приглядывала за ней. Хоть ей и не хотелось в этом признаваться, но именно из-за отсутствия Дженнифер на танцах она смогла так хорошо отдохнуть. Хотелось бы надеяться, что и в этом году Дженнифер их пропустит. Осталось так мало хороших моментов.

Рейчел и Дана сидят на багажнике ее машины. Марго машет им рукой.

А потом краем глаза замечает какую-то округлость, которая направляется прямо к ней. Это Дженнифер, которая тоже им машет.

Почему она все еще в школе?

Марго подходит, стараясь скрыть раздражение:

– Что случилось?

Рейчел спрыгивает с багажника:

– Мы пригласили Дженнифер прогуляться с нами по торговому центру. У нее до сих пор нет платья для танцев.

– Я даже не планировала идти, – тихо произносит Дженнифер.

Дана пихает свои учебники в руки Дженнифер, чтобы завязать шнурок:

– Ты пойдешь на танцы, Дженнифер. И не спорь. Это же выпускной год!

– Может, и пойду, если смогу найти платье, – говорит Дженнифер, прижимая к себе книги, которые ей даже не принадлежат.

Дана выпрямляется и хлопает Дженнифер по спине:

– Мы найдем тебе платье.

Девчонки поворачиваются к Марго, ожидая, когда та откроет машину. Но та крепко сжимает ключи в руке:

– Простите, девочки, но я не смогу составить вам компанию.

– Что? – скулит Рейчел. – Вообще-то, это была твоя идея отправиться сегодня по магазинам!

– Знаю. – Марго вздыхает, чтобы за это время придумать оправдание. – Мне только что написала мама. И попросила, чтобы я сразу поехала домой. Мы пойдем ужинать с папой в кафе рядом с его офисом. Она переживает, что теперь, когда Морин в колледже, мы редко проводим время вместе. Думаю, у нее синдром опустевшего гнезда, потому что в следующем году я тоже уеду.

«Слишком много деталей», – думает Марго. Судя по виду подруг, Рейчел и Дана рассержены. Но Марго тоже на них сердится. Почему они не сказали, что пригласили Дженнифер? Хотели огорошить ее? Разве до них не дошло, что ей некомфортно? Но конечно же Марго не станет сейчас разбираться во всем этом. Особенно когда рядом с ней стоит Дженнифер.

Дана забирает у Дженнифер свои учебники:

– Мне казалось, что мы решили отправиться за платьями вместе, чтобы убедиться, что будем гармоничны. Чтобы хорошо смотреться на совместных фотографиях.

В голосе Даны четко слышится надрыв, когда она выделяет слово «вместе». И она даже не поняла, что напрасно сказала это при Дженнифер. Ведь та не пойдет с ними на танцы. И ее не будет на фотографиях.

Марго собирается предложить девчонкам перенести поход по магазинам на завтра, даже рискуя тем, что Дженнифер втиснется и сюда, но та отворачивается от Марго и обращается к Рейчел и Дане, не желая упускать свой шанс.

– Если вы все еще хотите поехать в торговый центр… я могла бы отвезти нас. Моя машина припаркована вон там.

Марго садится за руль и задумывается.

Ей стоило поехать с подружками. Надо было подыграть и помочь Дженнифер найти платье, притвориться, что все нормально. Будто в прошлом ничего не было. Будто они никогда не были лучшими подругами.

Это был последний учебный день, и через несколько минут Марго уже считалась бы не восьмиклассницей, а ученицей старшей школы, и она на многое смотрела по-другому. Все произошедшее ранее – битва водяными шарами на уроке физкультуры, прощальная вечеринка с пиццей и лимонадом, разлитым по небольшим бумажным стаканам, – превратилось в воспоминания и записи в личном дневнике. Неожиданно она стала взрослой, хотя все еще могла видеть округлый кончик флагштока средней школы, напоминавшей ей дверную ручку в небо.

Они с Дженнифер стояли в конце улицы, на которой жила Марго. И та заканчивала пересказ разговора Мэттью с другими парнями, в котором он признался, что, перейдя в девятый класс, станет встречаться только с девочками со вторым размером груди. А иначе в чем смысл?

Марго не верилось, что Мэттью мог такое сказать, но когда парни общались друг с другом, то всегда старались похвастаться. Она посмотрела на свою грудь, которая едва доросла до первого размера.

Но как только Марго попрощалась до вечера с Дженнифер – ее губы были все еще теплыми от разговоров и от согласования планов по ночевке, на которую ее позвала Дженнифер еще несколько недель назад, – до нее дошло, что ей не хотелось туда идти.

И вообще не хотелось больше дружить с Дженнифер.

Не то чтобы Дженнифер что-то сделала. Не совсем так.

Но как только появилась эта мысль – точнее, как только Марго наконец приняла чувства, от которых отмахивалась уже несколько месяцев, – она больше не могла ее игнорировать.

Вместо того чтобы отправиться домой и упаковать спальный мешок с пижамой, Марго сделала несколько шагов и, оказавшись на краю тротуара, проводила взглядом Дженнифер, которая тяжело поднималась по холму с грузным рюкзаком на спине. В нем лежали реликвии уходящего учебного года: старые блокноты, потная спортивная форма, записки, которыми они обменивались, доклады по книгам с первого семестра. Марго перестала носить рюкзак несколько месяцев назад, а все, что лежало в ее шкафчике, выбросила в мусорку.

Казалось, эта картинка, наложенная на легкость, которую она вдруг ощутила, резюмировала все – их дружбу, всю историю и причины того, почему Марго хотела распрощаться с подругой.

Но она понимала, что это будет нелегко сделать.

Добравшись до дому, она направилась в комнату сестры. Тихо вошла и уселась на краешек кровати Морин, ожидая, пока та закончит телефонный разговор. Обычно Морин кричала, чтобы Марго убиралась из комнаты, но, видимо, в тот раз она выглядела очень расстроенной, потому что сестра разрешила ей остаться.

Повесив трубку, Морин потянулась за расческой и начала причесываться:

– Что случилось, Марго?

– Дело в Дженнифер. Я… Я просто… – Девушка изо всех сил пыталась выразить словами сегодняшнее озарение.

– Ты больше не хочешь с ней дружить. – Морин произнесла это открыто, просто констатируя факт.

Какое облегчение!

Марго принесла с собой личный дневник, засунув его за пояс шортов, чтобы воспользоваться им, если придется объясняться. В нем было записано множество причин и конкретных моментов, когда Дженнифер раздражала ее, заставляла чувствовать себя виноватой, странно вела себя при других ее подругах. И это доказательство, прижатое к ее телу, успокаивало Марго. Помогало чувствовать, что ее желание порвать с Дженнифер было верным.

Но дневник не понадобился. Морин не пришлось убеждать. Если уж на то пошло, сестра, казалось, расслабилась после того, как услышала это.

– Только приготовься к тому, что Дженнифер взбесится. Ведь ты же понимаешь, что девочка зациклена на тебе.

– Это не так, – вздохнула Марго, хотя в последнее время и сама задумывалась об этом.

– Да перестань. Она так ревнует, когда ты общаешься с другими девчонками. Ты пытаешься приобщить ее, но она лишь обижается на тебя.

Их дружба не всегда была такой. Были годы веселья, легких отношений. Марго подавила в себе порыв рассказать об этом, потому что это только осложнит ситуацию. Она завалилась на кровать, и подушки обняли ее с обеих сторон.

– На твоем месте я бы сделала это как можно раньше, – продолжила Морин. – В смысле, ты скоро перейдешь в новую школу. Нельзя, чтобы Дженнифер сдерживала тебя, заставляя ощущать вину, когда ты будешь заводить новые знакомства и посещать те места, куда ее не позовут.

Именно это и случилось в тот день.

Две девчонки пригласили Марго отпраздновать вечером окончание школы. Они собирались прогуляться до кафе-мороженого, посмотреть, кто там будет тусоваться, и, возможно, чуть позже отправиться поплавать в чьем-нибудь бассейне.

Дана и Рейчел дождались, пока Дженнифер отправилась в туалет, и предложили это. Все их приглашения обычно были такими – секретными.

Марго была благодарна им за предусмотрительность. Потому что если бы Дженнифер узнала, что Марго пригласили, то, естественно, тоже бы увязалась с ними. Казалось, Дженнифер считала, что раз они лучшие подруги, то все должны делать вместе. И возможно, это было правдой. Возможно, именно так должно происходить, когда дружишь с кем-то. Но Марго задыхалась от этого – еще одна причина разорвать начавшую тяготить дружбу.

– Сегодня я должна ночевать у Дженнифер. Думаю, можно сделать это там, – предложила Марго, хотя даже мысль о разговоре с ней ее ужасно волновала.

О чем им говорить? Перечислить все причины, по которым ей не хотелось с ней дружить? Что, если Дженнифер затеет драку? Станет спорить с ней? А скорее всего, так и будет. И тогда Марго точно заплачет. Ведь ей тоже было от этого грустно. И следует ли Марго остаться у Дженнифер на ночь после того, как они все выяснят? По старой дружбе… Она не могла представить себе ничего более неловкого.

Морин собрала волосы с расчески и выкинула их в корзину для мусора:

– Если не хочешь, не ходи. Притворись, что заболела, например.

– Но Дженнифер поймет, что я вру. Десять минут назад я сказала ей, что приду. Ее мама заедет за мной через час.

Морин восторженно закивала:

– Идеально!

– Что?

– Ты слишком много думаешь, Марго. Ты же можешь и не объяснять Дженнифер, почему не хочешь с ней дружить. Она сама поймет. А если не поймет, ну… это не твоя проблема.

Через некоторое время Марго услышала автомобильный гудок, донесшийся с улицы. Затем подошла на цыпочках к окну спальни, слегка раздвинула занавески и увидела, как мама выбежала сообщить новости. Дженнифер и миссис Бриггис выглядели обеспокоенными. Миссис Бриггис вела себя, как любая мать по отношению к больному ребенку. Волновалась, сочувствовала.

Дженнифер же вела себя по-другому. Ее лицо стало белым, как краска на пешеходном переходе, и она посмотрела сквозь лобовое стекло на окно спальни Марго, а ее губы вытянулись в прямую тонкую линию.

Марго забеспокоилась. Дженнифер обо всем догадалась? Увидела Марго, хоть та и была осторожна? И если так, не облегчит ли это ситуацию?

Марго поборола порыв отступить от окна. И вместо этого полностью раздвинула занавески, чтобы удостовериться, что Дженнифер видела ее. Она ощущала себя храброй и трусливой одновременно.

Миссис Гейбл помахала на прощение уезжающим Дженнифер и миссис Бриггис. А затем направилась к входной двери, по пути вырвав одуванчик и закинув его в плющ, отделявший их участок от соседского.

Тем же вечером, когда Марго попросила маму подвезти ее до кафе-мороженого, где, как она знала, будут Дана и Рейчел, та отказалась. Раз Марго притворилась, что болеет, то должна сидеть дома. Марго посмотрела на Морин, молча умоляя о помощи, но сестра показала язык и ушла.

На следующее утро Марго не стала просить Дженнифер перенести ночевку. Не ответила на ее звонки и не перезвонила сама, даже когда мама прикрепила к двери ее спальни оставленные бывшей подругой сообщения. Только через несколько недель Дженнифер перестала звонить.

Марго замечательно провела лето без нее. Вечеринки у бассейна, барбекю и беседы до поздней ночи на крыше ее гаража с новыми подругами. Дана пригласила ее прокатиться на пожарной машине во время парада в честь Дня независимости. А с Рейчел они несколько недель продавали раритетные бутылки из-под кока-колы на блошином рынке, но чаще всего загорали на шезлонгах. Она совсем не скучала по Дженнифер, и никто ни разу не поинтересовался, почему Марго не брала ее с собой.

Только один человек не позволял ей забыть старую подругу.

Теперь-то она понимала, какую допустила ошибку. Ей ни в коем случае не следовало впутывать в эту ситуацию свою маму. Миссис Гейбл чувствовала вину и, пока Марго училась в старшей школе, постоянно спрашивала о Дженнифер, часто интересовалась, все ли у той хорошо, как поживают Дженнифер и миссис Бриггис, появился ли у Дженнифер парень. Она задавала вопросы, даже зная, что у дочери нет на них ответов. Марго догадывалась, что таким образом мама пыталась донести до нее свою точку зрения на происходящее. Показать, какой жестокой была ее дочь. Но Марго не могла винить ее в этом. Она знала, как это выглядело со стороны. Красивая девочка бросает свою уродливую подружку. Вероятно, так считали все. И Дженнифер в том числе.

Но Марго не хотелось что-либо объяснять. Она получила желаемое – и точка.

Марго выныривает из воспоминаний от стука в окно ее машины.

Это Мэттью в футбольной форме, идущий после тренировки.

Марго опускает стекло, стараясь сглотнуть сухость в горле:

– Привет.

– С твоей машиной что-то случилось? – Мэттью был обеспокоен.

– Все нормально. Я в порядке. Спасибо. Кажется, я просто задумалась.

– О! Тогда хорошо. Увидимся зав…

– Как прошла тренировка? – спрашивает Марго, чтобы продолжить разговор.

Мэттью вздыхает. Он выглядит уставшим.

– Напряженно. Мы не выигрывали у «Честерфилда» с тех пор, как были девятиклассниками. К тому же наша команда немного припозднилась с победой.

Марго переделывает хвостик и улыбается очень красивой улыбкой:

– О! По поводу пятничной вечеринки. Родители решили, что останутся дома. В прошлом году друзья Морин слегка разошлись, и кто-то залез в мамин шкаф и украл ее халат. Но мы все еще можем выпить и все такое. Они обещали, что не будут выходить из комнаты.

Мэттью кивает, но потом отступает от машины и скептически осматривает ее:

– Ты уверена, что в порядке? Выглядишь… не знаю… взволнованной.

Марго так широко улыбается, что у нее начинают болеть щеки:

– Уверена.

Хотя это не так. И ей не нравится, что Мэттью заметил это.

Она поднимает стекло и думает о Дженнифер, Рейчел и Дане. Марго уверена, что они будут говорить о ней, если уже не говорят. Что расскажет про нее Дженнифер?

Ничего хорошего, это уж точно.

Глава 16

Дженнифер как можно быстрее отходит от машины Марго, удивляясь, что за ее спиной под ногами девчонок шуршат листья.

Может, не стоило предлагать подвезти их в торговый центр. Марго безусловно разозлится на нее за это. Дженнифер не слепая. Она заметила гневные взгляды Марго. Казалось, ее бывшая подруга уверена: когда Дженнифер приходит, то вторгается на ее территорию.

Но чего ожидала от нее Марго, если Рейчел и Дана пригласили ее в торговый центр? Девчонки изо всех сил старались быть с ней милыми, и Дженнифер уж точно не собиралась отказываться от их предложения. На самом деле ей очень хотелось прогуляться по магазинам и купить платье, ведь подруги убедили ее пойти на танцы. К тому же Рейчел с Даной могли отказаться, могли бы придумать оправдание и дождаться Марго.

Но этого не произошло.

Они согласились.

Когда девчонки подходят к машине Дженнифер, Рейчел садится на переднее сиденье и переключает радиостанции, отыскивая знакомую мелодию. Дана поворачивается на заднем сиденье, чтобы проверить для Дженнифер слепые зоны, когда та выезжает на шоссе. Все эти мелочи согревают душу Дженнифер. И затмевают тот факт, что большую часть поездки две ее пассажирки общаются только друг с другом. Время от времени Дженнифер вставляет пару слов, чтобы напомнить о своем присутствии. Но большую часть поездки она сосредоточена на дороге, как хороший и ответственный водитель, стараясь не принимать это на свой счет. Все хорошо. Даже замечательно. Она до сих пор не верит, что еще вчера ей вручили корону самой уродливой ученицы Старшей школы Маунт-Вашингтона, а сегодня она едет с чирлидершами в торговый центр, чтобы купить платье для танцев.

Но еще это проблеск той жизни, которая могла бы у нее быть, не брось ее Марго в старших классах. Неужели она была такой обузой? Неужели было так сложно помочь ей влиться в их компанию? Дженнифер уверена, что у нее бы все получилось. Она бы справилась. И Марго могла бы сказать ей все в лицо. Ей нужна была новая одежда? Новая стрижка? Сбросить несколько килограммов? Что бы это ни было, Дженнифер бы постаралась. Только Марго не дала ей шанса.

Но сейчас Дженнифер его получила и планирует проявить себя.

На подъезде к торговому центру девчонки начинают обсуждать магазины и очередность их посещения. Рейчел поворачивается к Дженнифер:

– Итак, ты уже думала о том, какое хочешь платье?

Дженнифер пожимает плечами:

– Не особо. До сих пор поверить не могу, что пойду на танцы.

– Готова поспорить, тебе очень идет ярко-желтый, – говорит Дана.

– Желтый? – спрашивает Дженнифер, глядя на Дану в зеркало заднего вида.

У нее нет ничего желтого. И как правило, она старается избегать яркой одежды.

– Ты уверена?

Дана смеется:

– Желтый сейчас в моде.

Рейчел скидывает кроссовки, а затем снимает носки и упирается ногами в бардачок. Они немного попахивают после тренировки, но привлекает внимание другое – ее пальцы ног выстраиваются по росту, как лестница, от большого до мизинца, а ногти выкрашены в идеальный вишнево-красный. Дженнифер не сводит с них взгляда. Они так идеальны, что Рейчел могла бы рекламировать обувь. «Были бы у меня такие ноги, – думает Дженнифер, – я бы все время ходила в шлепках».

– Не волнуйся, Дженнифер, – говорит Рейчел. – Предоставь это нам. Мы с Даной найдем тебе самое красивое платье, какое только существовало в истории танцевальных нарядов. Обещаем.

Внезапно у Дженнифер на глаза наворачиваются слезы, но она не позволяет себе заплакать, боясь показаться слабой. Вместо этого она сворачивает на парковку торгового центра и находит место прямо напротив входа, перед стеклянными дверями.

– Это хороший знак, – говорит она девчонкам.

Они кивают, будто это хорошая примета, хотя Дженнифер только что это придумала.

В примерочной никого нет, за исключением подружек. Рейчел с Даной зашли в самую большую, предназначенную для людей с ограниченными возможностями. Дженнифер выбрала ту, что напротив, и сейчас прислушивается к голосам девчонок, проникающим сквозь планки ее двери.

– Фу, – говорит Рейчел. – Фу. Фу. Фу. Фу. Фу. Стоны Даны приглушаются шуршанием ткани.

– Желтый мне совсем не идет.

Дженнифер стоит в одном нижнем белье спиной к зеркалу и смотрит на последнее платье, висящее на двери. Она уже примерила и отбросила на пол два наряда.

Первое, облегающее фигуру платье лавандового цвета с вырезом сердечком очень красиво смотрелось на вешалке, но не на ней – швы смялись гармошкой, как извилистая проселочная дорога, и казалось, будто оно село совсем не так, как запланировали дизайнеры. Вторым она примерила черное кружевное платье длиной до щиколотки, из-под которого выглядывала мерцающая персиковая подкладка. Дженнифер оно показалось слегка старомодным, но Рейчел и Дана объяснили, что псевдовинтаж – это очень сексуально и такое платье определенно подходит для танцев.

Это оказалось неправдой. Дженнифер даже не смогла его надеть.

Она знала, что оно окажется тесным, но Рейчел настояла, чтобы она все равно его примерила, так как продавщица сказала им, что других размеров в зале не было. Пока Дана с Рейчел перемещались от стойки к стойке, как два пинбольных шарика, выбирая платья, которые бы ей стоило примерить, их критерий сменился от «того, что симпатично» до «того, что могло на нее налезть». Вот почему Дана примерила желтое платье, а Дженнифер – нет.

Она изо всех сил старалась не унывать. Особенно потому, что девчонки выбрали для нее и другие вещи: новые, поддерживающие грудь лифчики и пару шлепок с принтом зебры, которые подойдут к любой одежде. Их миссия теперь не ограничивалась только платьем для танцев. Это было полноценное обновление ее гардероба.

Дженнифер соглашалась примерить практически все, что девчонки кидали ей.

Но к третьему часу шопинга она вымоталась. А еще ее раздражает, что Дана и Рейчел совершенно ее не жалеют. И не понимают, насколько трудно такой, как она, ходить по магазинам.

Как, например, в ситуации, когда Дана показала на джинсы, которые Дженнифер должна была примерить, а сама отправилась в другой отдел. Худенькие девочки могут пройти мимо витрины со штанами, сложенными в высокие стопки, и взять пару с верхушки. Легко. Непринужденно. Но не Дженнифер. В поисках нужного размера ей пришлось перерыть всю кучу, нарушая аккуратные стопки. Но оказалось, что подходящая пара не выложена на всеобщее обозрение, а спрятана на полочках. Поэтому Дженнифер пришлось опуститься на колени, отчего сумка соскользнула с ее плеча, и начать рыться, как свинья в корыте, чтобы отыскать свой размер, а Дана в этот момент лишь крикнула:

– Дженнифер! Поторопись! Вот эти тоже нужно примерить!

Но Дженнифер все равно пытается поддерживать компанию. Даже несмотря на то, что идеального платья, как девчонки обещали, здесь нет. И сколько бы Рейчел с Даной ни критиковали в примерочной свои наряды, Дженнифер знает, что на них все смотрится замечательно. Они могли бы надеть что угодно и выглядеть красиво. Те недостатки, что видят они, больше никто бы не заметил. Словно Дана и Рейчел сами их выдумали, чтобы она чувствовала себя уверенно. Только это не помогло. Она чувствует себя ужасно. Ко всему прочему Дженнифер голодна. А значит, пора отправляться домой.

– Как дела, Дженнифер? – выкрикивает Рейчел.

– Эм… думаю, с меня хватит, – бурчит она.

Ей даже не хочется примерять последнее платье. Ведь, кажется, для этого потребуется слишком много усилий.

– Серьезно? – спрашивает Дана, и Дженнифер не может понять, то ли та искренне удивлена, то ли сочувствует.

– Так, соберись, – говорит Рейчел. – Ты должна показать нам как минимум одно платье.

Дженнифер вздыхает и стаскивает с вешалки последнее платье – возможно, ей стоило быть поаккуратнее, учитывая его стоимость. Оно василькового цвета, из тафты и с высокой талией, которая переходит в широкую юбку. Дженнифер просовывает в него голову и задерживает дыхание, чтобы застегнуть молнию сбоку. Но, несмотря на это, та поддается только после нескольких рывков.

Уголки рта Дженнифер приподнимаются. И она крутится перед зеркалом.

– Вот это неплохой вариант, – объявляет она, и это несказанно удивляет ее.

Она открывает дверь.

Рейчел и Дана сидят на мягких креслах возле огромного трехстворчатого зеркала. У каждой на коленях лежит куча отобранных платьев.

– А вы ничего себе не нашли? – удивляется Дженнифер.

– Забудь о нас! Посмотри на себя! – говорит Рейчел.

– Секундочку. – Дана подскакивает и прячет лямочки в лиф платья Дженнифер. – Вот так. А теперь посмотрим.

Дженнифер встает на платформу перед зеркалом.

– Думаю, оно мне нравится, – говорит она, собирая волосы в импровизированную прическу.

Платье ей и правда нравится, но она ждет одобрения девчонок.

– Думаю, оно идеально, – объявляет Рейчел. Дана кивает:

– Идеальное платье для танцев! И к нему лучше надеть красные туфли, как думаешь, Рейчел?

– Да! Красные туфли на каблуке будут очень мило смотреться.

Дженнифер приподнимается на носочки. Она представляет себя с макияжем и прической, а также то, как они с Даной, Рейчел и Марго танцуют в спортзале, образовав круг. Она надеется, что кто-нибудь сделает фотографию для ежегодника. В этот момент в примерочную заходит продавщица. Она с ног до головы одета в черное, а волосы убраны в тугой хвостик. Она смотрит на Дженнифер и прикусывает губу. И Дженнифер понимает, что продавщица хочет высказать свое мнение.

– Что думаете? – вырывается у Дженнифер. Продавщица, надув губы, качает головой:

– Мне не нравится. – А затем делает шаг вперед и указывает своей наманикюренной рукой: – Видите, как ткань врезается здесь в талию? А лиф так утягивает вас, что от этого юбка нелепо смотрится на бедрах. Она должна быть прямой, гладкой, а не топорщиться вот так.

Пока продавщица указывает на недостатки, Дженнифер, замерев, смотрит в трехстворчатое зеркало, которое отражает все ее несовершенства снова и снова, и так до бесконечности. У нее начинает дрожать губа, подбородок морщится, съеживается и становится похож на черносливину.

Продавщица, заметив это, виновато отступает.:

– Может, вам больше повезет в «The Salon» на третьем этаже.

В этом магазине покупает одежду мама Дженнифер. Он для жирных старушек, и у них нет одежды для подростков. А еще нет телевизоров, на которых крутят музыкальные клипы, или корзин с яркими лаками для ногтей у кассы. У них нет ничего подходящего для школьных танцев.

Рейчел поднимается с кресла и скидывает все платья в руки продавщицы.

– Спасибо за помощь. Можете забрать это, – кратко произносит она.

– Я… Мне жаль, но она спросила…

– Я сказала, спасибо за помощь. Но мы справимся сами. Почему бы вам не пойти… ну, не знаю… развесить это.

Продавщица поворачивается и уходит. Дженнифер чувствует подступающие к горлу слезы и в этот раз не может сдержать их. Она опускается на небольшую платформу перед зеркалом и плачет.

– Дженнифер! – тихо произносит Дана, подбегая к ней. – Если тебе платье нравится, то кого волнует мнение этой недалекой продавщицы?

– Серьезно. Люди, работающие в магазинах, самые противные. Эта тетка ненавидит все живое. Это же видно.

Но Дженнифер продолжает плакать. И сквозь слезы видит, как Дана и Рейчел обмениваются взглядами, полными грусти и жалости. Наконец-то они все поняли. Одна из девушек поглаживает Дженнифер по спине.

Но еще хуже то, что Марго была права. Она не вписывается в эту жизнь, в этот мир. Ей не место рядом с красивыми подружками. Она провалилась. Надо забыть о танцах. Забыть обо всем.

– Ты правда потрясающе выглядишь в этом платье, Дженнифер, – тихо говорит Рейчел.

Она натягивает рукав толстовки на ладонь и нежно вытирает слезы Дженнифер.

– И танцы пройдут потрясающе, – улыбается Дана, опускаясь перед Дженнифер на колени. – Мы так круто вместе повеселимся.

«Мы» и «вместе» звучат как музыка для ушей Дженнифер. Это стимул.

Девочки хотят, чтобы она пошла с ними на танцы. С ними!

Как настоящие подруги.

Интересно, что скажет Марго.

Переодевшись и вытерев лицо, Дженнифер подходит к кассе и покупает платье у стервозной продавщицы. Это похоже на победу. Или, по крайней мере, на то, чего она заслуживает.

Глава 17

Несмотря на то что уже почти полночь, Кэндис стоит на краю бассейна, расположенного на заднем дворе. Его скрывает напоминающий батут туго натянутый серебристый брезент. Опавшие листья, желуди и грязь маринуются в неглубоких лужицах, оставшихся после недавно прошедшего сильного дождя.

Мамин парень Билл накрыл бассейн несколько недель назад, в конце августа, невзирая на нытье Кэндис, что впереди еще куча жарких дней. Ей не хотелось, чтобы лето кончалось. Ведь летом было очень весело. Почти каждый день к ней приходили подруги. Кэндис сама выбирала, кого из них приглашать. Во дворике стояло всего четыре лежака, которые и служили оправданием ее избирательности. Но Кэндис и самой нравилось управлять этой игрой в «музыкальные стулья» и смотреть, как подруги боролись за свободное место, когда она останавливала музыку. Всем хотелось прийти к ней в гости, и даже если одна из них злилась, что не попала к ней в один из дней, то, получив приглашение, сразу же забывала все обиды. Девчонки слушали радио, мазались кокосовым маслом и, передавая друг другу журналы, жарились на солнце.

Этот процесс сводил маму Кэндис с ума, и, вероятно, именно поэтому она так настаивала на том, чтобы Билл накрыл бассейн. Миссис Кинкейд периодически выходила к ним в огромной соломенной шляпе со смехотворно огромными полями, читала девочкам лекции о вреде солнечных лучей, показывала им чеки из магазинов, намекая, сколько в наши дни стоит хороший крем от морщин, и предупреждала, что они никогда не будут такими же красивыми, как сейчас.

Кэндис закатывала глаза за солнечными очками и напоминала маме, как та выглядела в подростковом возрасте после лета, проведенного в Уиппл-Бич, когда на ее теле оставались полосы от загара, которые соперничали по цвету с карамелью в ванильном мороженом. Если бы не мокрое бикини, Кэндис даже принесла бы стоящие на камине фотографии мамы, чтобы продемонстрировать их.

После этого миссис Кинкейд успокаивалась и присаживалась на краешек лежака Кэндис. Делилась парочкой историй о парнях, которые пытались закинуть фрисби на ее полотенце, о дедушке Кэндис, спящем на садовых качелях, дабы убедиться, что его дочь не украдут нахальные парни, о том, как печатала каталоги для магазина. Затем она целовала Кэндис в лоб и давала девочкам расплывчатый жизненный совет, например: «Живите так, будто завтра не наступит».

Когда миссис Кинкейд уходила, девчонки говорили, какая красивая мама у Кэндис и что она очень на нее похожа. И Кэндис знала, что мама подслушивала из-за жалюзи.

Такое представление проходило каждые несколько недель. Ведь каждый человек стремится заполучить комплименты и всеобщее одобрение.

Очнувшись от воспоминаний, Кэндис отгибает уголок тента. Она радуется, когда видит, что вода под ним до сих пор красивого бирюзового оттенка. Но, несмотря на осторожность, в бассейн падает кусочек склизкой грязи, и вода становится мутной.

В прошлом году Кэндис мечтала, что ее пригласят составить список еще до того, как она окончит школу. Представляла, как получит конверт с анонимной запиской и штампом или приглашение присоединиться к тайному сообществу девчонок на футбольном поле у сорокапятиметровой отметки или что-то такое же захватывающее. Она бы отлично с этим справилась, потому что с уверенностью может сказать все, как есть, быть объективной при оценке других. А не как тот, кто составлял список в этом году. Отнести ее к самым уродливым десятиклассницам – явная подлость мерзкого завистника.

Кэндис осторожно пробует воду ногой, и ее пробирает дрожь, отчего она тут же перестает летать в облаках. Она делает маленький шаг назад, а затем замечает свои голые ноги, и это несказанно удивляет ее. Оглянувшись, Кэндис видит на лежаке сброшенную в кучу пижаму. На подушке валяется, шелестя страницами на ветру, открытый блокнот. Замечает в раздвижной стеклянной двери свое отражение в одном только лифчике и трусах на фоне резких красок осени и дымчатого ночного неба.

В горле образуется ком.

После занятий она несколько часов просидела в Сети. И никто не написал ей.

Никто не сказал, как им жаль, что Кэндис попала в список.

Никто не сказал, что это неправильно.

Никто сегодня даже не разговаривал с ней в школе. Кроме Конского волоса.

Кэндис глубоко вдыхает и прыгает в воду. Но приземляется ногами на брезент, срывая его с креплений и утаскивая за собой. Когда она упирается в дно, какой-то прутик пронзает ступню левой ноги, и от боли и холодной воды ее легкие мгновенно сжимаются.

Кэндис быстро выныривает на поверхность и вскрикивает, а потом плывет к краю бассейна.

Открывается дверь, из дома выбегает мама – наряд с иголочки, шлейф духов, идеальная прическа и макияж – и зовет ее.

На полпути к бассейну миссис Кинкейд задевает оттоманку и опрокидывает ее. И сразу же останавливается, чтобы проверить, не порвала ли чулки.

Кэндис подтягивается и садится на край, чувствуя, как с нее стекает вода. Она подтягивает к себе ногу и зажимает кровоточащее место, надеясь выдавить проткнувший кожу предмет.

– Принеси мне полотенце, ладно?

Миссис Кинкейд нависает над ней. Взмахивает руками, но затем опускает их. Ее серебристые браслеты позвякивают.

– Ты испортила тент бассейна! Придется уговаривать Билла прийти и починить его. И теперь нам придется сливать всю воду из бассейна, чтобы вычистить весь попавший туда мусор. О чем, ради всего святого, ты думала, Кэндис?

Но та лишь молча смотрит на маму. Ей хочется рассказать про список и про все, что за этим последовало. Однако Кэндис слишком стыдно это объяснять. Мама, возможно, так заведется, что пойдет в школу и закатит скандал директору Колби. А Кэндис уже и так заварила кашу. Она знает, что ее поведение в кабинете директора Колби лишь осложнило ситуацию, выставив ее в жалком свете.

Так что вместо этого Кэндис огрызается:

– Ты принесешь мне полотенце или нет?

Миссис Кинкейд уходит, но возвращается с блокнотом Кэндис:

– Ты в этом году снова участвуешь в «Караване по поднятию духа»?

– Да.

– И это девочки, что хотят поехать с тобой?

Кэндис знает, на что смотрит мама – на колонку имен, сбегающую до конца страницы. Список ее подруг. Девчонок, которым, как она думала, не плевать на нее, девчонок, которые теперь радовались ее несчастью.

Список подозреваемых.

– Кто такая Конский волос?

– Какая-то новая девочка.

– Звучит… мило, – фыркает миссис Кинкейд. Кэндис качает головой, собирает свои вещи и резко говорит:

– Она на самом деле милая.

Конский волос, которая за одну ночь превратилась в символ красоты и очарования. Которая пыталась заговорить с ней в туалете, вызвав тем самым лишь чувство неловкости у Кэндис. Будто Конский волос была такой добродетельной, что находилась выше всего этого. Будто ее нисколечко не взволновало попадание в список.

«Кто знает? – думает Кэндис. – Может, так и было. Может, она настолько странная».

Девушка входит в дом, оставляя мокрые следы на ковре. Направляется в ванную на первом этаже, что прилегает к маминой спальне. Берет полотенце, висящее рядом с раковиной. Она уже собирается вытереть лицо, но останавливается. Полотенце сплошь покрыто разводами, как тряпка художника, представляя собой радугу из разноцветных пятен.

– Фу, мам.

Миссис Кинкейд, обидевшись, достает из-под раковины другое полотенце:

– Вот. Это чистое.

На нем тоже есть пятна, но от него хотя бы пахнет кондиционером для белья.

Кэндис вытирается, стараясь ничего не опрокинуть. Каждый сантиметр стойки заставлен стеклянными бутылочками, тюбиками, баночками, щетками и спонжиками.

Ее маме это не нужно. Она и так красивая. Но почти никогда не обходится без всего этого. Кэндис не нравится смотреть на нее при ярком свете. У накрашенных женщин кожа выглядит по-другому – покрытой пушком. Будто маленькие невидимые волосики становятся гуще из-за пудры.

– Я принесла тебе это из студии. – Миссис Кинкейд роется в одном из ящиков, заполненном косметикой, и достает небольшую палетку с золотыми тенями. – Они же отлично подойдут к твоему платью для танцев? Ох, Кэндис! Ты позволишь мне накрасить тебя? Пожалуйста-пожалуйста. Ты же знаешь, что я делаю макияж и подросткам.

Миссис Кинкейд работает визажистом на местном канале новостей, где маскирует явные морщины.

– Может быть, – отвечает Кэндис.

Хотя все еще не решила, пойдет ли вообще на танцы.

Мама всегда предлагает ей странный зеленый карандаш для глаз, матовую коралловую помаду и пушистые накладные ресницы. Кажется, она не понимает, что старшеклассникам не нравятся чересчур привлекающие внимание, вызывающие образы. Возможно, такой бы подошел для выпускного. Но все равно круто, когда есть тот, кто может подобрать подходящий оттенок тональника, чтобы замаскировать неожиданно вылезший прыщ.

– Почему бы тебе не пригласить сюда девочек перед танцами, чтобы пофотографироваться?

Кэндис задумывается об этом. О вечеринке, предшествующей такому событию. Она поможет сгладить разногласия.

– Купишь нам алкоголь?

– Кэндис… – стонет миссис Кинкейд.

Летом она несколько раз закупала вино для вечеринок Кэндис, но потом заявила, что не будет этого делать во время учебного года.

– Всего две бутылки рома, – умоляет Кэндис. А затем, чтобы подсластить пилюлю, добавляет: – И я разрешу тебе меня накрасить.

– Правда? – радуется миссис Кинкейд.

– Ага. Можешь делать со мной все что захочешь, – смеется дочка. – Золотые тени для век, черная помада…

– Да ладно тебе, – усмехается мама. – Я бы никогда не накрасила тебя черной помадой.

– Да я шучу, мам. Но ты можешь разгуляться.

– Как будто это понадобится, – возражает миссис Кинкейд. – Работа визажиста – акцентировать и заострять внимание на естественной красоте. Которой тебе, моя дорогая, не занимать.

Несмотря на мокрую одежду, Кэндис тянется к маме, чтобы обнять ее. В раковину падает и разбивается флакончик с тональником, и оранжевые брызги устремляются в сток.