Глава 8

Папская область, Рим, август 1492 года

Утреннее голосование практически ничем не отличалось от предыдущего. Ну, за тремя исключениями. Впавший в беспамятство и вынесенный за пределы расположения конклава кардинал Оливьеро Карафа уже не был в состоянии отдать свой голос за Асканио Сфорца. Зато довольные полученными известиями кардиналы Мишель и Колонна проголосовали за Родриго Борджиа, тем самым увеличив число его сторонников до двенадцати. Двенадцать. Девять. Пять. Именно столько голосов было подано за Борджиа, делла Ровере и Сфорца соответственно. Учитывая же необходимость получить две трети плюс один голос и выбывание из числа выборщиков кардинала Карафы… До заветных семнадцати ему оставалось получить всего пять сторонников.

И средство для их получения у него имелись. Целых два средства, если быть точным. Первое – торги с Асканио Сфорца. Даже за вычетом Карафы он мог предоставить те самые пять голосов. Второе – умирающий Карафа, чья приближающаяся смерть могла навести склонившихся в сторону делла Ровере на вполне определённые мысли, особенно если с ними как следует поговорить. Напомнить о том, кому прежде всего выгодна смерть неаполитанца.

Как раз поэтому, он попросил четырёх кардиналов составить ему компанию. Кого? Асканио Сфорца, Антонио Паллавичини, Джованни Батиста Зено и Джованни Батиста Орсини. Трёх сторонников Джулиано делла Ровере и третьего по голосам кандидата на папскую тиару. Выбор был более чем оправдан. Только трое из оставшихся семи не были накрепко связаны с Джулиано делла Ровера. Ну а Асканио Сфорца мог отчасти говорить и от лица тех, кто был предан именно ему, а не деньгам и землям, за которые покупались голоса многих членов конклава.

– Что ты хочешь нам сказать… Борджиа? – процедил Зено. – Я не желаю видеть тебя на Святом Престоле, и никакие деньги этого не изменят.

– Дай ему высказаться, Джованни, - немного укоряющим тоном вымолвил Паллавичини. – Вице-канцлера можно не любить, но не считать наивным или просто глупцом. Видишь же, Орсини и Сфорца слушают. Нам тоже следует это сделать.

– Ладно, Антонио. Я буду слушать, но и только!

– Большего от нас и не просят, - веским тоном добавил Асканио. – Мы слушаем тебя, Родриго. Внимательно, не упустим ничего из сказанного тобой.

Борджиа такой подход вполне устраивал. Ему требовалось всего лишь указать на крайне подозрительную болезнь кардинала Карафы и напомнить о его врагах, а также о безжалостности главнейшего из них.

– Мне не нравится такое быстрое ухудшение здоровья кардинала Карафы, - начал вице-канцлер, придав своему лицу скорбно-обеспокоенное выражение. - Если человек, ещё вчера здоровый, попав на конклав, вдруг начинает жаловаться на кружащуюся голову, обильный пот, а потом лишается чувств и впадает в беспамятство… Мне шепнули, когда его уносили отсюда, что он умирает.

– Яд? – встрепенулся Орсини. – Мы заперты тут, а значит… Не хочешь же ты сказать, Борджиа, что отравитель находится среди нас? Это было бы возмутительно! Смерть во время конклава… да такая подозрительная.

– Если кардинал действительно отравлен.

– Благодарю тебя, Асканио, - кивнул вице-канцлер. – И нет, я не обвиняю одного из нас, носящих кардинальское облачение. Есть слуги. Есть повара. И у Карафы были опасные враги. Среди них те, которые не остановились бы ни перед чем, чтобы покончить со столь раздражающим противником.

Все четверо слушающих Борджиа кардиналов хорошо разбирались в итальянских делах, знали, кто кому друг и кому враг в настоящий момент времени. Неудивительно, что сразу поняли, в сторону кого вице-канцлер бросил первый камень. Возразить? А что, на каком основании? Ненависть короля Ферранте к кардиналу Карафе, главному князю церкви на территории королевства, была известна всем и каждому. Обе стороны секрета из этого не делали. Несмотря на это, Зено рискнул попробовать если не возразить, то усомниться. Не в самой причастности Ферранте Неаполитанского, а в том, что это имеет отношение к делла Ровере.

– Кардинал Джулиано делла Ровере никогда не стал бы травить одного из нас, даже такого как ты, Борджиа. И договариваться об отравлении с королём Ферранте тоже.

– Я не думал обвинять его в участии, - парировал вице-канцлер, поскольку возражение было из числа предсказуемых, а потому и ответные ходы уже имелись. – Он не помогал, но вот позволить своему неапольскому союзнику разделаться с врагом, закрыв на это глаза, он мог. И тем самым напугать нас всех, особенно сторонников почтенного кардинала Сфорца. Смотрите, один из вас отравлен! Не идите по его стопам, поостерегитесь, дайте выбрать следующим понтификом моего друга Джулиано. А кто следующим? Или вы думаете, что Джулиано делла Ровере не закроет глаза, если его коронованному другу не понравится кто-то ещё из нас, кардиналов? Яд, гаррота или его любимое свежевание? Вы все знаете этого человека!

– Хватит! – сделал отстраняющий жест Сфорца. – Мне тоже подозрительно случившееся с Карафой. И я помню про забавы короля Ферранте. Если он осмелился на такое, а делла Ровере промолчал… Я не хочу оказаться даже в камерах замка Святого Ангела, как это случалось с некоторыми кардиналами при его дяде, Сиксте IV, не говоря уже про смерть от яда, гарроты или чего похуже. Человек, которого поддерживает Ферранте, оказавшийся на Святом Престоле и обязанный королю Неаполя… Он опасен для нас. Для всех, независимо от того, отдавали ли вы за него свой голос или нет. Или хотите поддерживать его всегда и во всём.

Орсини точно не хотел, иначе бы не процедил сквозь зубы:

– Бедный Святой Престол, на который сядут Борджиа или Сфорца. А иного пути нет, я не хочу видеть там… делла Ровере после случившегося. Даже если он и не виновен, я буду постоянно ждать яда в собственном кубке с вином!

– Не верю! – выдохнул Зено. – Даже после твоих, Орсини, слов. Простите, я пойду. Не хочу это слышать. Что Борджиа, что Сфорца… Верить вам себе дороже.

– А я подумаю… кому из вас отдать свой голос, - усмехнулся Антонио Паллавичини. – Подумайте и вы, как будете убеждать. Пока что ты, Асканио, более красноречив. Сорок пять тысяч дукатов и одно миленькое аббатство приятно ласкают мою исстрадавшуюся душу.

– Антонио говорит излишне откровенно, зато верно, - поддержал кардинала Орсини. – Мы открыты для разговора с вами обоими. Думайте и решайте, желающие стать новым понтификом.

Выпустив эту парфянскую стрелу, Орсини удалился, прихватив с собой и Антонио Паллавичини. Зено убрался ещё раньше, так что Борджиа остался наедине со своим соперником, который вот-вот готов был стать союзником. И он даже знал, как можно его к этому подтолкнуть.

– Вот мы и снова можем поговорить вдвоём, Асканио. Джулиано делла Ровере нам не соперник, у него осталось лишь пять голосов!

– Да, он ошибся, выбирая союзников, - согласился Сфорца. Не думал, что Ферранте осмелится и на это!

– Он обезумел, обедая в обществе трупов, Асканио. Но не о нём разговор. О нас, претендующих на место Викария Христа. У меня двенадцать голосов, у тебя пять. Ну, шесть, если Паллавичини склоняется на твою сторону. Ещё двое торгуются. И они будут, подобно комарам, высасывать из нас кровь, дожидаясь лучшего предложения, которое окончательно истощит наши кошельки.

– Так всегда было.

– И будет, всё верно. Но у меня больше шансов, поэтому…

– Сдаться?

– Не совсем так. Пост вице-канцлера будет твоим. Это большие деньги и немалая власть. А сверх него я готов возместить тебе те средства, которыми ты купил голоса поддерживающих тебя кардиналов. Ты выйдешь с конклава ничего не потерявшим, но получившим самую значимую должность при Святом Престоле. Такое мало кому удавалось!

Крайне щедрое предложение прозвучало сейчас. И вице-канцлер видел по лицу собеседника, что соблазн велик. Крайне велик! Ничего не потерять, вернув уже потраченное, а вдобавок приобрести теперешнюю должность Родриго Борджиа. Он не мешал Асканио думать, лишь наблюдая за тем как тот, прикрыв глаза, шевелит губами и время от времени взмахивает рукой. Наконец, ожидание закончилось.

– Я согласен. Сегодня поговорю со своими союзниками. Зато завтра они проголосуют за тебя. Но ты даже не представляешь, сколько я им уже заплатил. Хватит ли тебе денег, Родриго? Достанет ли аббатств и земель?

– Есть папская сокровищница, Асканио. Похороны забрали далеко не всё, что там было. Осталось достаточно и для тебя, и для праздника в честь моего избрания. Иннокентий VIII, мир праху его, успел скопить достаточную сумму. Всем хватит! Пойдём, обговорим те суммы, с которыми мне придётся расстаться.

– Пойдём, - не стал отказываться Сфорца.

Без нескольких дней Папа улыбался, глядя на без столько же дней вице-канцлера. Он сам получил то, что желал давным-давно. То есть скоро получит. Ну а его давнишний приятель сделал важный шаг вперёд, что должно было успокоить и его личные амбиции, и амбиции всего рода Сфорца. Да, они не получили всего, но и ничего не проиграли. А это уже много, для отважившихся всерьёз побороться за папскую тиару, дающую власть не только над церковью, но и над всей Папской областью – немаленькой такой страной. И очень удобным началом для того, кто хотел получить гораздо большее. Но об этом не пришло время говорить даже самым близким. Впрочем… Чезаре уже дорос. По крайней мере, Родриго Борджиа искренне хотел так думать. Очень хотел.

***

Джулиано делла Ровере сидел в окружении трёх своих родственников-кардиналов и кардинала Джованни Батиста Зено, которые только и оставались ему верны. Деньги, полученные из Генуи и особенно Франции, поддержка короля Феранте Неаполитанского – всё это шло прахом! И виной тому – эта досадная, нелепейшая смерть Оливьеро Карафы, к которой он совершенно не был причастен. Не был, но кто-то его убил. И шепот кардиналов уже показал, что виновного не то нашли, не то назначили. Ферранте Неаполитанский, действительно большой враг кардинала Карафы, не раз грозившийся покончить с неугодным ему князем церкви. Только грозиться и действительно это делать – разные понятия.

И всё же Карафа умер вчера, а сегодня… Было понятно, что Борджиа сумел договориться со Сфорца. К тому же из переданной утром записки многое удалось узнать.

– Кардинал Мишель.

– Борджиа…

– Кардинал Колонна.

– За Родриго Борджиа…

Выборы заканчивались. Только чудо могло помешать нынешнему вице-канцлеру стать Папой. Вот и Доменико делла Ровере прошипел сквозь зубы:

– Проклятый испанец купил всех, кого смог.

Да, купил. Или договорился отдать принадлежащие его семье земли и аббатства, понимая, что получит гораздо больше.

– Кардинал Маффео Герарди.

Опять молчание… Джулиано делла Ровере усмехнулся, видя как до старца, опять заснувшего, пытаются докричаться.

– Даже во сне он проголосует за Борджиа, - невесело пошутил он. – Мы проиграли это сражение.

– Но не войну, - процедил Рафаэль Риарио делла Ровере.

– Кардинал Герарди!

– Борджиа… и дайте человеку отдохнуть.

– Да, сражение – это ещё не война, Рафаэль, – подтвердил Джулиано. – но об этом не здесь. Не сейчас.

Произнеся это, лидер семейства делла Ровере вновь вспомнил о полученных из внешнего мира новостях. Плохих для него лично и его родственников. Его брат Джованни делла Ровере, являющийся префектом Рима, сообщил, что вокруг города то и дело шныряют небольшие отряды всадников из числа наёмников Борджиа. Ещё большее их число ждёт приказа в окрестностях города. Пара сотен уже внутри и, по словам верных ему людей, готова выполнить любые приказы, которые последуют от юного сына вице-канцлера, Чезаре Борджиа, епископа Памплоны.

– Кардинал Доменико делла Ровере.

– За Джулиано делла Ровере.

Уже пустые слова. Всем ясно, чем завершится это голосование. Папа будет избран уже на третий день конклава. Ему же надо подумать, как можно избавить Святой Престол от столь недостойного понтифика, погрязшего в церковном подкупе. Но сейчас…

– Кардинал Лоренцо Чибо де Мари.

– Борджиа.

– И снова я подведу итоги, - Бернардино Лопес де Карвахал был доволен и не скрывал этого. – Окончательные! За кардинала Джулиано делла Ровере подано семь голосов. За кардинала Родриго Борджиа… семнадцать голосов. Кардинал Родриго Борджиа получил необходимое число голосов! Я благодарю Господа за столь быстрое завершение конклава и сейчас же распоряжусь, чтобы двери были открыты, а люди Рима увидев валящий из трубы белый дым, узнали, что ожидаемое свершилось. У Святого Престола вновь появился достойный хозяин. Нам осталось лишь провести необходимые процедуры и узнать то имя, которым наречётся кардинал Борджиа в миг своего становления папой.

Формальности. Теперь, после получения необходимого большинства голосов, между Борджиа и папством оставались лишь они. Незначительные, не способные помешать. Та же проверка мужского хозяйства будущего понтифика, во избежание появления новой «папессы Иоанны», которая то ли была, то ли её и вовсе не было и это всего лишь одна из многочисленных легенд давнего времени. В любом случае, при наличии такого количества детей у Родриго Борджиа точно никто не сомневается в его принадлежности к мужчинам.

– Наше заточение оказалось недолгим. Но почему я не чувствую радости? – грустно вымолвил ещё один родственник Джулиано, Джироламо Бассо делла Ровере. – Я опасаюсь, что испанец, едва только сядет на Святой Престол, покажет нам своё настоящее лицо. Будет возводить в кардинальское достоинство испанцев, желающие найдутся.

– И у него в Каталонии много родственников.

– Много, Доменико. Он уже показал, что Испания его поддерживает. Попомни мои слова, скоро кардиналов-испанцев станет слишком много!

Слова Джироламо резанули по душе Джулиано делла Ровере. Сильно, потому как были сказаны с пониманием обстановки. Любой понтифик стремится окружить себя обязанными лично ему людьми. А Борджиа, испанец по происхождению и имевший именно там самые крепкие связи, просто обязан был опираться на своих. И это значило одно – итальянское влияние в итальянском же Риме оказывалось под угрозой. С этим нужно было бороться, но вот как? Тут следовало хорошо подумать.

***

Спать. Пожалуй, это было самое сильное моё желание, потому как две подряд бессонные ночи изрядно выбили меня из колеи. Добро бы днём удавалось нормально отдохнуть, но нет, в это время суток тоже хватало разных дел. В первую ночь это были хлопоты с подкупом кардиналов Мишеля и Колонна. Затем, ближе к полудню, пришло известие, что помер Оливьеро Карафа. Ожидаемое известие, но мне-то от этого было ни капельки не легче! Пусть доклады от патрулей в городе и вокруг стекались к Мигелю, Эспинозе и Раталли, но они-то потом всё это несли ко мне. Нужно было слушать, реагировать, действовать, случись что. К счастью, действовать как раз не приходилось, но возможность форс-мажора никуда не исчезала.

Вечером другая головная боль. Родриго Борджиа прислал очередную весточку. О том, что ему удалось договорится с Асканио Сфорца и завтра конклав должен завершиться.

И опять беготня с выгребанием почти до дна всех запасов семьи Борджиа и контактов с доверенными лицами Асканио Сфорца. Ведь помимо должности вице-канцлера он и иные блага запросил. Немалые такие, поэтому сейчас был лишь аванс, но никак не полный перевод. Неудивительно, что на утро третьего дня конклава я спал прямо в кресле и на вбежавшего в кабинет Мигеля прореагировал бурно и исключительно нецензурными словами. Ему ещё повезло, что я ничего тяжёлого в его сторону не швырнул. Удержался в самый последний момент, потому как уже схватил было подвернувшийся под руку пустой кубок… Спасли Корелью лишь произнесённые им слова:

– Белый дым, Чезаре! Виден белый дым!

– Проклятье. Тысяча демонов в задницу делла Ровере… всему их семейству, - из разжавшихся пальцев выскользнул кубок, которому не суждено было быть запушенным в Мигеля, упав на пол. Звука не было слышно, ибо ковёр, он толстый, ноги чуть не по щиколотку утопают. – Значит… всё получилось?

– А, похоже, так и есть, Чезаре. Если тебе отец сказал и дым появился, значит новый Папа избран. И он из рода Борджиа!

Был повод порадоваться, да ещё какой. Однако… Расслабляться не стоило. Именно в такие моменты можно упустить из рук то, что вроде уже по всем правилам не должно ускользнуть. Но жизнь, она любит тех, кто осмеливается разного рода правила нарушать. Именно поэтому я не мог позволить себе расслабиться.

– Не расслабляемся! Мигель, зови сюда кондотьеров. Буду приказы раздавать.

– Ферранте опасаешься?

– Он вроде пока далеко, но лучше ещё раз перепроверить и вообще. Сюда их тащи, а я сейчас немного в себя приду и буду их, куда надо посылать. Громко и уверенно.

Вздохнув, Корелья выскользнул за дверь. Впрочем, один я оставался недолго, уже через полминуты его сменил Бьяджио, который, такое впечатление, если и спал, то где-то поблизости. Слишком уж серьёзно воспринимал свои обязанности охранника. Для здешнего времени серьёзно, потому как XV век и XXI – две большие разницы слишком во многих аспектах.

Взбодриться бы, да нечем по большому счёту. Кофе ещё нет, чая тоже… не в принципе нет, а нет в Европе. Не завезли, покамест. Может и стоит как следует задуматься, благо торговые пути в Китай и то место, которое потом назовут Эфиопией, вполне себе присутствуют. Климат в Италии, конечно, не для кофе, но вот чай… кто знает, может быть и вырастет. Надо подумать, однозначно надо! Пока же, как притопают кондотьеры, озадачить их вводом в Рим большей половины подконтрольных нам отрядов. Меньшая останется снаружи – патрулировать окрестности и охранять семью Борджиа. Вроде бы уже ничего не должно случиться, но бережёного бог бережёт, как говорила монахиня, натягивая на свечку презерватив.

Что же планировал делать я сам? Поспешать в Ватикан, дабы удостовериться в победе именно Родриго Борджиа, а не кого-то иного.

Сказано – сделано. Недолгий путь по улицам Рима, которым на сей раз недолго пришлось пребывать почти пустыми. Безвластие закончилось, не успев толком начаться. Обычно конклавы длились гораздо больше, чем неполных три дня, а если точнее, то всего двух суток. Вот что значит правильно проведённая подготовительная работа!

Пройти в Ватиканский дворец? Элементарно, если на тебе облачение епископа, а твою физиономию уже успели узнать. К тому же первых слов было достаточно, чтобы понять – свершилось именно то, чего я и ожидал. Новым Папой Римским стал Родриго Борджиа, поэтому пропустили и меня, и Мигеля с Бьяджио и десяток бойцов из кондотты Раталли в качестве сопровождения. Более того, охотно сопроводили к тому месту, где находился новоизбранный.

Вежливый стук в дверь и вот я захожу в комнату, оставляя за её стенами как ватиканских холуёв, так и своих спутников. И что я вижу? Родриго Борджиа, бывший кардинал, бывший вице-канцлер – не де-юре, но де-факто – стоящий чуть ли не посреди комнаты и молящийся. Редкое, доложу я вам, зрелище, потому как он, несмотря на все свои церковные регалии, особо верующим точно не был. Мне ли не знать! Память, она штука такая, не подводит, пусть и заимствованная у прежнего хозяина тела.

– Отец! Молитва, она не убежит, её и прервать можно. А я пришёл поздравить и тебя и всю нашу семью с достижением цели.

– Чезаре…- отмер, наконец, Родриго Борджиа. - Я чувствую себя так, будто сам Господь смотрит на меня и шепчет слова поддержки мне на ухо. Кажется, стоит захотеть и я смогу парить на крышами домов Рима, осеняя крестным знамением…

Шок, чтоб ему пусто было. Пусть вызванный радостным известием, но всё равно шок. Теперь предстоит стоять – хотя можно и сидеть – и слушать всю эту религиозную муть, от которой меня неудержимо тянет блевать. Выбора тут просто не имеется, лекарств, помимо ушата холодной воды или старой доброй оплеухи просто не существует. А применять одно из них к новоизбранному понтифику… неразумно. Лучше уж посижу, поскучаю. Один бес дольше четверти часа такое обычно не длится. Хотя у «отца» вроде раньше не случалось. Видимо, повод и впрямь оказался слишком сильно бьющим по нервной системе.

Мне только и оставалось, что стоять, спиной стену подпирая. Пятнадцать минут, двадцать, полчаса… Ага, наконец-то! И бессвязные речи закончились, и периодические воззвания к небесам, сменившись на постепенно проявляющийся в глазах разум. Родриго Борджиа перестал стоять статуей нерукотворной, добрался до кресла, в которое и рухнул, утирая пот со лба.

– Не могу поверить, что это, наконец, случилось.

– Я тоже. Полчаса, отец! Именно столько я стоял тут и ждал, пока ты закончишь из себя монаха на молитве изображать. Нет, я понимаю, если бы перед теми, кто мог это по достоинству оценить, но у меня-то давняя и полная устойчивость перед всем этим.

– Эх, Чезаре, в тебе от князя церкви лишь перстень да сутана, которая появляется лишь тогда, когда без неё не обойтись.

– Зато есть другие достоинства, куда более значимые. А я ведь по делу…

Новоизбранный понтифик кивнул, разрешая поговорить и о делах.

– Гарнизон замка Святого Ангела и охрану Ватикана надо менять срочно. Прежних, с уважением и подарками, но гнать поскорее.

– Все так делали.

– Все, да не так. И медлили. И гнали окончательно. А мы оставим, только не там, а пока в Риме. Посмотрим, кто из них готов служить именно нам, Борджиа, как часть постоянного войска. А в замок Святого Ангела и в сам Ватикан пока посадим часть каталонцев и несколько кондотт в полном составе.

– Наёмники из Флоренции…

– Знаю и понимаю. Поэтому вызови каталонцев, они тут чужаки, мы для них единственная опора и поддержка. Кондоттам иное дело найдётся. Заодно постепенно отсеются те, которых держать при себе не стоит. И нужно будет собирать армию. Нормальную, серьёзную, способную защитить твою власть от тех, которые попытаются её оспорить.

Усмешка. Это зря, это в нём эйфория говорит. Небось, сейчас ещё что-нибудь этакое выспреннее скажет. И точно, осенив себя крестным знамением, чеканит:

– Никто не осмелится поднять руку на наместника Господа, на Викария самого Христа.

– Филипп Красивый даже из могилы смотрит на тебя с явным скепсисом, отец, - усмехнулся я. – А уж Гийом де Ногаре, верный помощник того французского короля и вовсе хохочет, вспоминая ту весомую оплеуху, которую вручил в знак «благоговения перед Викарием Христа и самим Святым Престолом», арестовывая Папу Бонифация при всём честном народе.

– Собственный сын решил испортить мне настроение в такой светлый день, - скривился Родриго, вставая и начиная расхаживать по комнате. – И зачем ты напомнил об этом печальном событии именно сейчас?

– Чтобы иллюзии не подменили собой реальность в твоих глазах, отец. Опять напомню, что Папская область очень слаба. Даже внутри неё ты не будешь иметь серьёзной власти, там все эти Орсини, Колонна, местная ветвь Сфорца и прочие, несть им числа. Они могут предоставить тебе солдат, а могут и отказать. Такое не раз бывало при прежних понтификах. Их это… устраивало. Но я слишком хорошо знаю тебя. Ты другой.

– Да, другой, - сверкнул глазищами Родриго Борджиа. – Мы поговорим об этом серьёзно потом, после празднеств в честь моего избрания. Они должны запомниться и римлянам, и гостям из разных стран.

– Пыль в глаза…

– Но пыль необходимая, - погрозил мне пальцем собеседник. - Пусть смотрят, пусть восторгаются, пусть пьют изысканные вина и пожирают самые дорогие и редкие яства. Подарки будут вручены всем избранным гостям, а для простого народа бесплатное угощение и мириады медных и серебряных монет, бросаемых в толпу.

Понимаю. Как ни крути, а коронация всегда должна быть масштабной, торжественной, запоминающейся. Иначе не поймут-с.

– Это я понимаю. Зато после окончания…

– Мы серьёзно поговорим, сын. А чтобы улучшить тебе настроение, знай, что совсем скоро ты станешь архиепископом Валенсии. Должность даст тебе доходы до двадцати тысяч дукатов в год.

– Немало. Можешь не сомневаться, у меня уже есть мысли, на что их потратить.

– Раньше я бы сказан, что на убранство дворца, который у тебя тоже появится в Риме, на роскошные наряды, куртизанок и пиры, но теперь…

– Из всего списка верны лишь куртизанки, да и то в меру. Я же не Мигель, который сколько бы денег в кошельке не водилось, спускает их, лишь завидев красивую мордашку.

Родриго Борджиа улыбнулся, не понаслышке зная особенности характера друга детства своего сына. И добавил.

– Двадцати тысяч на армию не хватит.

– Знаю. На это деньги у тебя просить буду. И много, потому как хочу удержать всех тех, кого смогу из числа кондотьеров, уже нанятых. Думаю, получится оставить около тысячи солдат, остальные уйдут обратно во Флоренцию, как только найм закончится.

– На три месяца нанимали.

– Сам и нанимал, - невесело улыбнулся я. – Понимаю, что они дорогие, но это лучшие кондотты из тех, которых можно было найти. Они могут и воевать, и натаскивать новичков. Я их с прицелом и на эту работу брал. Новонабранные, они куда дешевле обходиться будут, но получив должные уроки от лучших бойцов Италии, быстро смогут стать чем-то большим, чем вчерашний крестьянин или ремесленник. А уж боевое крещение им устроить всегда можно, врагов у нашей семьи хватает, повод придумать и вовсе несложно.

– Про деньги ты так и не сказал…

– И точно, голова моя дырявая. Прости, отец, двое суток почти не спал. Войско – то не только солдаты, но и оружие, и амуниция. Вот тут мы, в землях италийских, начинаем сильно отставать. Нужно гораздо больше аркебузиров, причём умеющих правильно обращаться с оружием. Сами фитильные аркебузы… под дождём они почти бесполезны. А ведь есть решение.

– Этот твой хитрый пистоль, который ты с собой даже сейчас притащил?

Родриго Борджиа посмотрел на то место, где он находился, скрытый под епископской сутаной. Знал, что я и впрямь без него никуда. Без них, точнее сказать, потому как мне привезли из Флоренции и второй, парный к уже купленному.

– Пока колесцовый замок слишком дорог. А вот если его упростить, удешевить, чтобы его смогли делать не только мастера-механики, но и более скромные талантами ремесленники… Тогда аркебузы будут гораздо более эффективными. Зато кавалерию можно будет вооружить такими вот малышами, - я извлёк один из своих пистолетов. – Дорого? Согласен. Зато возможность поубавить численность врагов дорогого стоит.

– Мечтания.

– Отнюдь, - отрезал я. – Есть чертежи замка нового типа, для которого нужно гораздо меньше усилий, да и скорострельность должна сильно повыситься. Требуются лишь мастера, мастерская и некоторое время для воплощения в металле тех самых чертежей. Ну и деньги, куда без них! И это ещё не всё!

– Тогда говори дальше, Чезаре.

– Артиллерия, отец. У нас и в других италийских государствах это по большей части старые бомбарды. Зато в Англии и Франции производятся куда более современные орудия. Более мощные, стреляющие на далёкое расстояние. Случись что, стены наших крепостей будут разрушены, если им доведётся испытать на себе пушки новых образцов. И от ответной стрельбы будет мало проку, если ядра бомбард просто не достанут до вражеских орудий. Этим также придётся серьёзно заняться. Требуется найти пушечных мастеров, готовых обновить нашу артиллерию, запастись бронзой, загрузить заказами литейные мастерские. Понимаю, что это дело долгое, но я хочу начать готовиться к этому уже сейчас.

– На тебе сутана епископа. Скоро ты станешь архиепископом, а на консистории я собираюсь возвести тебя в кардинальское достоинство.

– Буду только благодарен, - оскалился я, чем вызвал не самое слабое недоумение «отца». – Ты удивлён? Зря. Неужели думал, что я стану противиться своему возвышению.

– Если честно – да.

– К цели можно идти разными путями. Вот я и не собираюсь отказываться от средств, которые этот путь заметно облегчат. И вовсе необязательно красоваться в одежде Гонфалоньера Церкви или же иного военачальника, чтобы принимать решения. Порой управлять, находясь за спинами других, гораздо удобнее. Ведь тот же Гонфалоньер Церкви подвластен тебе, Викарию Христа. Я успел это понять и осознать имеющиеся выгоды.

Родриго Борджиа медлил, гладя на меня, играющегося с ониксовыми чётками. Пистолет уже занял место в кобуре, нечего ему отсвечивать на вольном воздухе. Я же смотрел на нового понтифика, пытаясь прочитать его теперешние эмоции. От этого разговора многое зависело. По сути, я дал понять, что не собираюсь сопротивляться церковной карьере. Более того, полностью принимаю и поддерживаю начинания главы семейства. Однако… не просто так. Сутану я легко переживу – главное, чтобы не на постоянной основе её таскать – а вот от влияния на военные дела отказываться даже не собираюсь. Только так и никак иначе.

– Я склонен согласиться… с большей частью сказанного тобой, Чезаре, - произнёс. Наконец Родриго Борджиа. – Но пока хочу насладиться подготовкой к празднику и самим праздником. И тебе тоже будет полезно отвлечься и отдохнуть.

– Бесспорно, отец. И мне, и всей нашей семье. Но что касаемо праздника, я осмелюсь предложить не забыть об очень полезном для нас человеке, которого стоит пригласить. Вежливо, со всем уважением, добиваясь, чтобы это не было воспринято как «одно из многих приглашений».

– Медичи… - скривился Борджиа. – Я помню про правителя Флоренции. Указ о запрещении Савонароле читать проповеди и вообще находиться на землях Флоренции будет подписан сразу же, как только это станет возможным. Пусть Пьеро хоть этим довольствуется, хоть повесит бешеного монаха в центре площади – Рим и пальцем не пошевелит.

– Флорентийская республика – щит против вторжения с севера. Если Рим возьмёт его в руки, то это окажется очень полезным. Нам не нужно кормить Медичи, они и без того обогатились с помощью своих банков. Всего лишь лить елей на их души и проявлять уважение. Пьеро де Медичи не чета своему отцу, он чувствителен к знакам внимания. Пусть тешится… до поры.

– Мне понравились последние слова. До поры! И о них мы тоже поговорим. Хорошо! Я напишу Пьеро де Медичи так, что он увидит - Святой Престол благоволит лично ему и его семье. Пошлю с особым посланником и богатыми дарами. Если после такого он не примчится в Рим на праздник, значит, я разучился разбираться в людях.

– А первоочередные дела… Я могу начинать замещать гарнизон замка Святого Ангела и с другими делами разбираться.

– Можешь, всё можешь. Я понял, что с тобой легче согласиться.

Это верно подмечено. Порой долбить в одну точку оказывается небесполезным занятием. Особенно, если подобрать нужный момент, как сейчас, когда Родриго Борджиа пребывал в эйфории от случившегося. Он, как ни крути, предоставил мне если и не карт-бланш, то возможность начать. Пока этого достаточно, а в момент коронационных торжеств я и новые плюшки для себя выбью. Главное тут – правильно сформулировать просьбы, чтобы мне дали больше, чем сами поняли. И относительно этого уже есть несколько придумок.