Возвратилась Лизавета, смотрит – а вместо бутылки и колбасы на подносе – тазик стоит, и как в прошлый раз она его в холодильник пихнула, и сама не знает почему именно опять в холодильник – вероятно уже по привычке. А затем уж бросилась Пушкина выручать; правда вместо дезодоранта, по ошибке дихлофос прихватила – средство борьбы с клопами, тараканами и прочими паразитами, и сразу же начала прыскать Александру Сергеевичу в нос, что бы он наконец мог продышаться.

И тем не менее, всё обошлось; Пушкин даже не умер, разве что чихнул раз пятьдесят; а потом ещё сознание потерял; но всё-таки оклемался – видимо не такой уж он паразит оказался.

— Ну давайте! Давайте, в себя приходите! — прошептала ему Лизавета, уж, не надеясь, что выживет отравленный, и только в бок ему кулачком тычет, — Только … Тихонько…Тсс!..

А он сразу, как только сознание вернулось, ей на то отвечает:

— Не мужское мол дело – давать-то!.. Сама мол давай-ка!..

И вот уже инициативу перехватил, и сам начинает тыкать, правда не каждый раз попадает, ну да после такого отравления – и так сойдёт.

— Тсс!.. — снова ему Лизавета; и уже начинает давать.

Ну в целом, кое-что на этот раз у них получилось, описывать не буду поскольку не видел, ибо Лизавета свечку задула, но зато слышал: как на протяжении всего действия нет-нет, да и отметиться Степен Никанорович затяжным гудком, а ещё пыхтел Александр Сергеевич, да мурлыкала Лизавета Филипповна. Ну вот, пожалуй, и всё; так что в дальнейшем – боле менее удачно обошлось.

И вот уже прощаются у дверей по утру; да никак проститься не могут:

— Ну что, завтра придёте Александр Сергеевич? — спрашивает у поэта Лизавета.

— Приду! — отвечает ей Пушкин, — вы только Лизавета Филипповна мужа своего завтра не кормите, а то он нам снова устроит Варфоломеевскую ночь…

— Хорошо! — согласилась на то Лизавета, — Я его больше вообще кормить не буду.

— Вот и правильно, — одобрил её слова Пушкин, — Нечего добро на говно переводить…

Крепко он тогда поцеловал Лизавету Филипповну на прощание, а как только первый шаг в коридорчик сделал – так сразу же в глаз получил; снова грабли своё дело сделали. Долго ещё потом причитал Александр Сергеевич, прыгая от боли, и припоминая на память разные разудалые выражения; и она тоже потом долго ему обещала – что уберёт в конце то концов с крыльца эти паразитирующие грабли, или по крайней мере лампочку на крыльце вкрутит.

_______________

Правда насчёт граблей пообещать то пообещала, да всё равно не исполнила – позабыла, ну да чего её ругать то, всем известно, что такое память девичья, а вот на счёт мужа обещание, всё-ж таки выполнила; ибо категорически отказалась кормить его, хоть тот и усталый с работы вечером пришёл, а всё равно отказалась.

Выбежала она к нему, когда тот уже за столом сидел в ожидании каши кирзовой, закатав по обычаю рукава. Глянула на него, и говорит:

— Всё!.. Жрать в доме нечего!

— Ну раз нечего – значит нечего.

После чего лишь подмигнул супруге своей Кукушкиной, да и спать отправился.