(оперативная)
В ушах бурлит что-то густое и донельзя холодное. Колени жжет раскаленным железом – серебряная колючая проволока оставила толику яда под кожей. Перед глазами колеблется сиреневая мгла, испещренная маленькими коричневыми сгустками. Пытаюсь вдохнуть, но через ноздри и широко распахнутый рот мгновенно затекает вонючая жижа.
Фамильный демон мне под хвост! Я упал в воду, и до сих пор не в силах выбраться. Ног почти не чувствую – отбил при падении. Лишь только в коленях пульсирует горячая боль. Руки затекли от кончиков скрюченных пальцев до плеч. В позвоночнике шевелится что-то невероятно противное и колючее.
Воздуха! Выплевываю горькую воду, чувствую на языке шершавые комочки грязи. Загребаю вверх, отталкиваюсь ногами от скользкого дна. Кажется, легкие сейчас взорвутся, в ушах барабанят сумасшедшие тамтамы Смерти. Неужели конец? Герой-оперативник, оборотень высшей касты, а сдыхаю, как подзаборная шавка. Захлебнулся дерьмом из канала! Поверить не могу.
Дно плавно опускается вниз, в мерцающую темноту. Чуть левее сверкает яркий овал золотистого солнечного света. Полагаю, передо мной появился тоннель на тот свет. Там ждут нахмуренные ангелы. Они скрестили мускулистые крылья на грудях, ждут непутевого оборотня. Сейчас прочитают нотации, но откроют ворота, пропустят к себе. Где-то за гранью сознания, не слышу – ощущаю, поют райские трубы. Какая радость, что отправлюсь на Небеса. Мне прощены грехи? Хотя, вряд ли…
Точно, течение влечет не туда, не в сторону райского коридора. Пение стихает, растворяется в вонючей глубине. Прямо передо мной распахивается кроваво-красный люк. Оттуда пышет горячим пламенем. Если присмотреться, можно увидеть несколько разноцветных концентрических кругов. Побери меня фамильный демон, если это не Дальние Круги! За что я заслужил такие муки?! Ведь там же демоны, там черти и бесы. И целая тележка всевозможных наказаний. За что?!
Вокруг меня поднимаются мутные пузырьки воздуха. Жизнь уходит вместе с ними, струится из-под одежды, из ботинок. Один пузырек даже выскочил из моего уха. Дальние Круги Преисподней все ближе. Алый диск Прохода-На-Ту-Сторону почти упирается в подошвы казенных ботинок. Не хочу! Мне еще жить да жить! Не имею права умирать! Подумаешь, лишился воинского звания и вписал свое имя в список врагов государства. За такое не умирают. Это не грех! Мне ведь только триста тридцать два годочка-то! Всего-навсего…
Нет, я не сдохну. Но даже если и растворюсь в адском пламени, то все равно вернусь на улицы Валибура. Стану мерзким призраком, но удавлю в их собственной постели рогатого козла-следователя и его грудастую женушку! Проклятые…
Воздух закончился минуты четыре назад. Я не профессиональный пловец, не спортсмен и не какой-то там дайвер. Я рядовой пантероборотень – дикая смесь кота и человека. Всем сердцем ненавижу воду во всех ее проявлениях. Но я – оборотень, потому не умираю пока, держусь. Самый обычный человек давно испустил бы дух и с треском вломился бы в Ад. А мне удается выиграть еще несколько секунд.
Слабость укутывает меня следом за вонючими волнами городского канала. Погружаюсь в кровавую пустоту, откуда отчетливо доносятся вопли страждущих душ. Пекло проглатывает ноги до колен. Каблуки матерчатых тюремных тапочек обугливаются, сгорают. Над ногами поднимается пар в виде белесых пузырей – вода гасит адское пламя. Чувствую боль и вырываюсь, змеей выскальзываю из люка.
Что за нелепая смерть? Утопился во рву с гнилой водой и тут же очутился под демонскими пытками. Несправедливо! Где, фамильный демон вашу мать, Страшное Судилище? Где мой суд, я вас спрашиваю?
Понемножку выбираюсь из люка в Преисподнюю. Не думаю о жизни, лишь о том, чтобы загнуться на темном дне канала, а не под вилами какого-нибудь краснокожего шутника с рогами. Только не в огненный проход! Только не туда!
Вдруг перед глазами появляется небольшой искрящийся круг. Сквозь толщу воды в этом желтоватом колобке угадывается знакомый персонаж. Вот это да! Да это же мой ночной тюремный посетитель! Либо он, либо у меня предсмертные галлюцинации. Кстати, странно, а почему это перед глазами не пробегает вся жизнь?
"Плыви туда, – звучит у меня в голове".
"Куда? – задаю вполне закономерный вопрос". Одновременно задумываюсь над тем, что плыть, собственно, больше не могу. К тому же размышляю о видениях перед кончиной. А ведь такой молодой еще…
"Ныряй в канализацию, олух!"
Желтый глаз парит чуть выше моего лба. Он яростно пульсирует и всем своим видом показывает крайнюю неудовлетворенность моими действиями.
"В Преисподнюю?"
Смотрю под ноги и с ужасом понимаю, что люк приближается. Еще несколько секунд, и он поглотит меня с головой.
– Не-ет! – ору, выплевывая остатки переработанного воздуха из легких. – Не-е-е-ет!
Бурлят красноватые пузыри – наверное, лопнул какой-то сосуд в организме. Впрочем, это меня не волнует. Какой прок от поврежденных органов, если дышать не могу?
"Это не Преисподняя! Ныряй, дурак!"
Глаз кружится над головой, меняет цвет. Кажется он очень зол. На меня? Неужели я что-то сделал этому круглобокому глазку-переростку?
Что за идиотские мысли.
"Помоги, – посылаю мысленную просьбу. Если бы мог – стал бы на колени".
"Ныряй…"
Далее в моей голове проносится рокот многочисленных ругательств. Я настолько поражен красочными эпитетами и словосочетаниями, что поддаюсь уговорам. Перестаю барахтаться и медленно погружаюсь в кровавое кольцо прохода в Ад.
Краем глаза успеваю заметить, что воду вспаривают тонкие магиталлические диски. По-видимому, тюремщики стреляют по каналу. Вот дураки, зачем тратить боезапас? Бросили бы сюда какой-нибудь кипятильник, и я бы сам выскочил, как угорелый. Даже не обратил бы внимания, что почти не умею плавать.
На этой идиотской мысли я полностью ухожу в открытый зев Преисподней. Желтый глаз следует за мной. Вот хорошо ему, закрыл себе веко – и может не дышать.
Какие же все-таки глупые идеи приходят перед смертью…
Прихожу в себя и долгое время не понимаю где нахожусь. Над головой темнеют высокие каменные своды. Один большой купол из серого камня, за ним еще один. А дальше этих сводов все больше и больше. Они уходят в бесконечность, сменяя цвета от темно-изумрудного и ядовито-желтого до угольного оттенка базальта.
Воздух наполнен беспорядочным шумом. Одновременно разговаривают сотни человек. Где-то металлическими голосами постукивают какие-то агрегаты. Судя по гулкому эху, они довольно велики, размерами с дом. Пощелкивают деревянные коробы, позванивают железные цепи. Шуршит камнепад, совсем рядом – рукой подать. Позади оглушительно шуршит вода. Мелкие брызги скатываются по моим коротким волосам, холодят затылок и плечи. Это довольно неприятно, учитывая, что я недавно выбрался из смертоносного водоема.
Недалеко кто-то грязно ругается и обзывается "рогатым полупнем".
– Будь проклят тот день, когда твоя мамаша дернула меня пойти замуж за такого недоумка! – визжат женским прокуренным контральто.
– Ты что-то имеешь против моей матушки? – угрожающий, почти звериный рык. – Чем она тебе не угодила?
– Чем? – хохочет невидимая женщина. – Она родила на свет такого полумерка!
– Сейчас ты у меня ответишь за дрянные слова!
Что-то оглушительно лопается, звенит разбитая посуда. Кто-то по-бабьи взвизгивает, слышатся хлопающие шаги. Приближается босоногая женщина, она явно убегает от разъяренного мужчины.
Поднимаю голову и успеваю заметить фигуристую демонессу в белоснежном переднике и халатике медсестры. Воротник расстегнут, из-под него выбиваются розовые полоски внушительных грудей.
Медсестра бежит легко, перепрыгивает через разбросанные камни. Следом, тяжело дыша, с утробным рыком топочет широкоплечий демон. Мужик одет в черные кожаные штаны, излюбленную одежду низших слоев демонского сословия, выше пояса торс обнажен. Демон заносит над головой увесистую дубовую ножку от кровати. И длинными скачками настигает жертву.
Демоница резко останавливается, как раз надо мной. Хрустящие полы халата расходятся в стороны, я созерцаю изумительную картину. Между красными полушариями (у большинства уроженцев Тринадцати Кругов именно красная или темно-розовая кожа) зеленеет тонкая ниточка ажурных трусиков. Прелести у нее заманчивые – не наглядеться. Словно специально, она широко расставляет ножки и поднимает руку вперед.
– Стой! – кричит медсестра преследователю, не замечая моего присутствия. – Остановись, ревнивец!
Демон настигает ее, останавливается и выше заносит свою "дубину" для удара. Он тоже не видит меня, распластавшегося посреди груды камней.
– Ну что я такого сделала? – сквозь слезы выдавливает сестричка. Она закрывает лицо руками и содрогается в притворных рыданиях. Уж мне-то снизу видно, что у нее ни слезинки. Хотя я больше занят созерцанием сочных упругостей под ее халатиком.
– Ты зачем пошла к Алулпунку делать укол? – басовито громыхает демон. Теперь я понимаю, что передо мной – муж этой милой демонессы. – Почему дома с детьми не сидела?
– Понимаешь, Алулпунк заболел… – неопределенно бормочет медсестра. – Ему срочно понадобилась доза пламенеющего кальция.
– Ты торчала у него целых полтора часа! – верещит мужчина. – Что ты там делала? Отвечай!
– Понимаешь, – невинно хлопает глазками демонесса, – у него очень тяжелое заболевание… Если не колоть сыворотку каждые пятнадцать минут, рога могут обвалиться…
– Это у меня рога подросли! – рычит разозленный демон. – За эти полтора часа! Я знаю – ты мне изменила!
– Да что ты… – с придыханием сообщает медсестра. Но я замечаю, как ехидно напрягаются ее ягодицы. Вот же негодница. – Не можешь же ты избить меня в Ночь…
Она не успевает договорить, потому что ревнивец бросается в атаку.
Интересно, почему это в последнее время мне вокруг да рядом встречаются неверные жены и несчастливый в любви народ? В мире Преогара все было просто отлично. Звездочет Слимаус женился на принцессе Мэлами, ведьма Прудди обрела свое счастье в объятиях давно, как она думала, погибшего мужа; даже покойный Тугий нашел половинку – болотного духа, Проводницу. К тому же тамошние жители успели и меня женить… Мне тогда казалось, что все отлично: любовь, нежность, теплота, все дела. А здесь, в Валибуре, почему-то исключительно семейные конфликты и обвинения в измене. Неужто знак какой-нибудь? Неужели Харишша мне изменяет?
Не успеваю задуматься по этому поводу. Потому что ревнивый демон замахивается ножкой от кровати и обрушивает "дубину" на голову супруги. Медсестра в последний момент отклоняется и стремительно исчезает в полумраке. А я, поскольку находился непосредственно под демоницей, получаю удар по коленной чашечке.
Ору от боли, хватаюсь за ушибленную ногу. Сквозь пальцы проступает кровь. Раздробил? Фамильный демон мне под хвост!
Нет, колено уцелело. Это последствия встречи с серебряной проволокой на периметре тюрьмы. Вода изо рва промыла поврежденную конечность, вымыла остатки ядовитого серебра. Но процесс регенерации не успел зарастить рваные края глубокой раны.
– Я тебе… – сообщаю ревнивому демону и выдираю дубинку из его пальцев.
Мужик ошалело смотрит на меня. У него такой вид, словно бы я только что вывалился из-под халата его жены.
– П-простите… – бормочет демон. – Я нечаянно…
– Нечаянно! – хриплю от боли, но все же поднимаюсь на дрожащие ноги. – Я тебе зад разорву за такое "нечаянно"!
– Не хотел я, – поскуливает мужчина. Он из когорты мелких демонов низшего порядка. Понимает, что против боевого оборотня высшей касты ему не тягаться. – Жену хотел…
– Женщин! – поучительно ору и разбиваю ножку от кровати об его твердый лоб. – Нельзя! Избивать! Нельзя поднимать когтистую руку на женщин!
С этими словами от всей души отвешиваю тумаков подлецу. Он падает на пыльную землю, закрывает голову локтями. А я методично пинаю его под ребра, особенно стараюсь угодить каблуком по ягодицах. Несколько раз падаю не него, ударяю предплечьями по красной шее и по позвоночнику.
Через несколько минут перевожу дух и сажусь на камни.
– Есть закурить? – интересуюсь у бедняги. Тот лежит без движения, запятнанный апельсиновой кровью – лихо я ему съездил. Только грудь периодически то вздымается, то опадает.
– В жаднем кармане пошмотри… – шепелявит он сквозь расшатанные зубы. Да уж, после встречи с моим кулаком ни одна челюсть не будет в порядке.
Вытаскиваю из его разорванных штанов мятую пачку "Иного света". Достаю две сигареты, прикуриваю от найденной там же кремниевой зажигалки. Одну папиросу вставляю в разбитые губы демона, другой попыхиваю сам. Затягиваюсь горьковатым дымом, кашляю. Легкие не желают воспринимать демонские смолы – еще после "плавания" в канале не отошли. Впрочем, упрямо не перестаю курить. Что из меня за мужчина такой, который уступает дорогу трудностям? Крутые парни обязательно курят, еще круче – пьют. Умные, правда, занимаются спортом, не пьют и не курят. Но я себя к спортсменам не отношу. Оперативники – не спортсмены, мы настолько часто рискуем жизнями, что перестаем обращать внимания на мелкие угрозы и потенциальную смерть.
Оглядываюсь по сторонам и утверждаюсь во мнении, что нахожусь на Тринадцати Кругах. А именно – на самом первом Кругу, который находится прямо под Валибуром.
Куполообразные своды подрагивают, за гранитной толщей проезжает магметро, скоростной подземный поезд. Доносится приглушенный женский голос диктора "Станция "Надкруговая", следующая остановка – "Черное озеро", желаем приятной поездки.
Отовсюду льется слабый розовый цвет. Источника не видно – здесь работает серьезная магия высшего уровня. Когда-то Тринадцать Кругов освещались колдовским солнцем. Оно висело над самым центром Последнего Круга, ровнехонько под тротуарами Валибура. Но что-то не заладилось. Наблюдались случаи суицидов: некоторые демоны покупали себе крылья, стремясь "закосить" под ангелов, подлетали к этому солнцу и сгорали, либо грохались с высоты, когда обгорали перья. Кроме того маленький шарик магической плазмы, из которого наши магученые создали подземное светило, неблаготворно влиял на тектонические процессы. В городе частенько образовывались дыры в магасфальте, закипала вода в колодцах. Со временем искусственное солнце убрали. Вместо него над Кругами распылили мощное фосфоресцирующее заклинание. Вот оно и светит тут, четыре тысячи лет без малого.
Воздух пьянит кисловатым запахом серы. Благоухает пылью, горелым деревом, немного чувствуется влага, исходящая от маленького водопада. Под высоким потолком клубится пыль, густыми облаками тяжелыми струится по каменному полу, вьется в извилистых проходах лабиринта.
Передо мной бесконечная цепь высоких пещер. Где-то вдали они соединяются и образовывают гигантский Круг. Если подойти к левому краю подземелья, можно разглядеть следующее кольцо. И так до самого дна, тринадцать длиннейших "ступенек", оканчивающихся почти у самого ядра планеты. Огнеопасное местечко. Зато здесь высокая температура, тепло, сухо и комфортно круглый год.
Вокруг разбросаны приземистые одноэтажные домики. Издалека они похожи на юрты северных йетунов, но построены из камня, а не из снега и льда. В каждой хибарке виднеется круглое окошко и широкая дверь из тонкой пластины гранита. Деревом под землей практически не пользуются – придерживаются пожарной безопасности. Огнеопасно ведь, на такой близости к горячему ядру.
Чуть дальше возвышаются массивные административные здания. Там находится филиал Полицейского Отделения при Управлении Наказаний, подземные дождевые бани (дождя-то на Кругах не дождешься), несколько прачечных, десяток ярко освещенных кафетериев, приемные депутатов. В розовой полутьме скрывается административный городок. Еще дальше прячутся парочка банков, детские аттракционы, исполинский бассейн и строительная компания "Голем инкорпорейтед".
Метров двадцать впереди, к стене пещеры прижимается маленький домик избитого мною ревнивца. Он обгорожен несколькими рядами колючей проволоки. За металлической изгородью расположен кусочек чернозема, явно доставленный сюда с поверхности. В земле произрастают чахлые побеги картошки, желтоватые стебельки чеснока, пухлые животики помидоров. Вечная жара, царящая над Тринадцатью Кругами, плохо сказывается на обычных валибурских овощах. Зато многочисленные фруктовые деревья, часто рассаженные между домами демонов, чувствуют себя комфортно. Ближайшая яблонька, несмотря на тонкий ствол, угрожает забить насмерть одним только плодом. На вид в самом мелком яблочке весу не меньше трех гигагранков. Не хотел бы получить таким "снарядом" по затылку.
– Тебя как шюда жанешло? – спрашивает демон.
Супруг улизнувшей медсестры кряхтит и с трудом поднимается. Дотрагивается пальцами к разбитой скуле, шипит от боли.
– Из тюрьмы сбежал, – задумчиво затягиваюсь сигаретой. Дым по-прежнему першит в горле, но легкие, кажется, смирились со своей участью. – Только не вздумай заложить.
– Еще чего, – он улыбается осколками зубов. – Сам беглый…
Его зовут Кормулькисом, он здешний "надзиратель огородов". К тому же его участок – самый образцовый, больше ни у кого не принялся лук-порей и парочка редисов. Вот что интересно, каким образом демон-огородник мог оказаться в тюрьме? Да еще и сбежать после этого? Странно.
– За что? – отворачиваюсь от созерцания подземного интерьера и с интересом смотрю на распухшую рожу ревнивца.
– Ражвелся с предыдущей женой… – неопределенно взмахивает он рукой. Затягивается, выдыхает густые клубы сигаретного дыма. – Первую-то я ревновал покруче этой вот…
Он кивает в сторону узенькой улочки, где скрылась его жена.
– Изменила, а ты на развод? – интересуюсь скорее для проформы. Мне неинтересны древние семейные разборки какого-то селянина, будь он хоть четырежды демон низшего порядка.
– Ну почти, – Кормулькис старается не смотреть на меня. – Пошмертно ражвелся…
– Вот оно как, – умолкаю на некоторое время. Начинаю понимать, что спас бедную медсестру от болезненной смерти. Этот ревнивый демон явно стремился разбить ей симпатичную головку. – Не любишь ты женщин.
– Не, – мужик мотает головой. – Люблю шверх меры. А где чрежмерная любофь, там и огненная ревношть.
– Закономерно.
Выплевываю докуренную сигарету и задаюсь вопросом: как бы отсюда выбраться? Интересуюсь у демона. Он предлагает вернуться в город таким же образом, как и попал сюда.
Оборачиваюсь и смотрю вверх. Из дальнего угла пещеры бьет шумный водопад. Именно через него мне пришлось проплыть, чтобы сбежать из тюрьмы. Демон объясняет, что в каждом водоеме Валибура находится слив на Тринадцать Кругов.
– Это позволяет поддерживать относительную влажность в помещениях, – говорит он. – К тому же мы фильтруем вашу воду и через некоторое время ее же вам и продаем.
– В самом деле? Никогда не задумывался, откуда в кранах берется вода…
– Тебе невероятно повежло, потому что на вшю тюрьму, – Кормулькис тыкает пальцем вверх, – существует только один шлив. И тебя угораждило попашть именно в него. Ты шчаштливчик, парень.
Мой новый знакомый улыбается. Сквозь дыру на месте выбитого зуба проглядывается раздвоенный язык.
Демон ведет себя довольно странно. Можно подумать, что это не я только что его избил до полусмерти. И с чего ему притворяться самым лучшим другом? В полицию не сдаст – сам опасается встречи с оборотнями-оперативниками. Так почему он настолько слащав? Неужели задумал отомстить?
Я содрогаюсь, поскольку знаю: нет ничего хуже, чем месть разъяренного демона. Чтобы скрыть свои опасения, твердым голосом справляюсь у него:
– Как мне выйти на поверхность?
– А что тебе ждешь не нравитшя? – вопросом на вопрос отвечает собеседник. – Тепло, шухо, можешь уштроитьшя на работу. Ражношчиком огненной ваты, например…
– Я офицер! – рычу на него. – А кроме того из дворянского рода. Потому не успокоюсь, пока не верну себе честное имя!
– К шобакам имя! Жачем оно тебе?
– Ты прав, – признаю разумность его слов. – На имя мне чихать. Но если конфискуют мой фамильный замок…
– Вот оно что, – опять улыбается демон. – Ешли ты богат, могу пошпошобштвовать.
– Чего? – не понимаю сбивчивое шамканье.
– Не надо было меня бить, – сверкает глазами Кормулькис. – Тогда бы понял, что я говорю. А я сказал, что пос-по-соб-ству-ю!
Последнее слово он выдавливает с большим трудом. Но мне удается его понять.
– Каким образом поможешь?
– У меня есть компактный Прокол на одного путешественника, – заговорщицким тоном заявляет пылкий любитель женщин. – Могу одолжить на время.
– Считай, что заинтересовал, – киваю, а сам размышляю, чего подобная услуга может стоить. – Но прибавь к этому одежду моего размера. И желательно какую-нибудь куртку, а то весна на дворе, можно простыть…
– Договорились! – демон настолько довольный, что с его подпухших щек можно рисовать картину "Воплощение Святого Подарка".
– Что взамен? – деловито интересуюсь и прикидываю, а не "вломить" ли ему еще несколько зуботычин. Авось, бесплатно обойдется?
– Ты слышал имя демона, к которому ходила моя жена? – вопрос очень тихий, но я прекрасно его понимаю. Кроме того Кормулькис настолько возбудился, что забыл о выбитых зубах и перестал шепелявить.
– Не особо прислушивался, – кажется, я понимаю, к чему клонит эта краснокожая бестия.
– В соседнем квартале живет демон Алулпунк, – доверительно сообщает собеседник. – Редкостная сволочь… К тому же падок на чужих женщин. Ты меня слушаешь?
– Продолжай, – отвлекаюсь от созерцания далекого каменного потолка. Мне все равно. Могу даже не внимать его словам. Все равно догадываюсь, о чем пойдет речь.
– Так вот, ты его убьешь!
Припухшие глазенки демона торжественно сияют в розовом полумраке. Какой мерзкий цвет, не лучше серебряного. Надо поскорее выбираться отсюда.
– Не могу я его убить, – вздыхает Кормулькис. – Он среднего порядка, а я – всего лишь низшего. Со мной, знаешь, что потом Трибунал Девятнадцати Демонов сделает?
– А чего тебе Трибунала бояться? – пожимаю плечами. – Ну помучают немного, убьют. Ты же потом обратно из Реанимационного Котла вылезешь и пойдешь дебоширить в честь воскрешения.
– Не, не пойду под суд! – решительно заявляет он. – Я боли боюсь…
– Стало быть, – усмехаюсь, – ты хочешь, чтобы я убил любовника твоей жены вместо тебя? Чтобы я под Трибунал пошел? Я, отставной хват-майор, боевой оборотень-оперативник?!
– Если хочешь выбраться наружу – тогда поможешь, – избитое лицо изображает мину доброжелательности и дружелюбия.
– Вот ты какой, Кормулькис, – наклоняюсь к нему поближе и изо всех сил подавляю желание заедать ему под дых. Если получит трепки – еще не известно, покажет место Прокола, или в полицию отведет… – Как жену избивать до смерти, так ты герой. А как мужику ребра посчитать, так нету тебя?
Настает его черед пожимать плечами. Эх, попался мне персонаж. Есть такой тип людей, уверен, они встречаются в каждом Отражении или измерении. Могут руку на слабого поднять, раздувать грудь бочонком, задирать голову. Говорят громкими голосами, часто орут, машут кулаками и угрожают. Глянешь мельком – настоящие герои, из тех, кого мне частенько приходится сажать в Скалу-под-Небом. А если присмотреться, так перед тобой не мужчина, а настоящее дерьмо, даже воняет так же. Женщину или ребенка ударит, а перед здоровяком спасует и будет вести себя тише воды, ниже травы. Проклятый трус!
– Тащи одежду и показывай где Прокол, – говорю медленно и правильно расставляю акценты, чтобы не спугнуть "клиента". – Как только увижу выход отсюда – тотчас займусь твоей проблемой.
– Не пойдет, – отодвигается Кормулькис. – Я тебе дорогу к Валибуру укажу, и ты сразу же ускользнешь.
А ведь мужик не дурак. Правильно соображает, даром что демон низшего порядка.
– Не ускользну, – говорю угрюмо.
– А я тебе не верю. Что тебе помешает проломить мне голову, когда мы окажемся около Прокола?
– Даю слово офицера, – невнятно сообщаю неверующему. – Теперь покажешь дорогу?
– Ладно, – кивает он. – Сейчас принесу шмотки. Потом покажу дом урода Алулпунка и место Прокола.
Я молчу и дожидаюсь его, пока он скрывается в своей приземистой хибаре. Оттуда слышатся хороши, стук передвигаемых сундуков. Видимо, не так легко найти куртку подходящего размера на мои плечи – я довольно представительной комплекции.
Спустя несколько минут Кормулькис появляется вновь. Он сует мне в руки ворох одежды и тащит за собой.
Приходится одеваться на ходу. Куртка из облезлой кожи неопределенного животного, как и подозревал, едва налезла на мои бицепсы. Рубашка затрещала и расползлась по швам. Хорошо хоть штаны подошли.
– Вот видишь, – красный палец указывает на один из домиков. – Этот… здесь живет.
– Понятно. А где Прокол?
Демон останавливается и сверлит меня испытующим взглядом. Наконец, он приходит к мысли, что мне таки можно доверять. Кроме того я дал ему слово офицера.
– Пошли.
Иду за ним и тихо посмеиваюсь. Не могу поверить: неужели на моем лице написана такая доброта? Или Кормулькис оказался столь наивным демоном? Что еще скажешь – низший порядок. У него ни ума, ни фантазии, ни сообразительности. Впрочем, пусть пеняет на себя, обидчик женщин. Я ведь не сказал конкретно какое слово даю. В смысле, не сообщил, мол, "даю слово, что исполню твою просьбу и не трону твое избитое тельце". К тому же несколько часов назад меня лишили офицерского звания. Об этом демон мог и подумать.
Сейчас же наивный дурак несется вперед. Он напевает что-то под нос, предвкушает расправу над любовником женушки. Вот это удивлю его сейчас!
Мы останавливаемся на перекрестке. Вокруг одинаковые дома, привычные серые стены, обласканные розовым сиянием. Другой раз пройдешь – не узнаешь местности.
– Вот, – Кормулькис постукивает по большому камню в центре перекрестка.
Воздух слабо колышется, ощущается веяние демонской магии. Сыпется каменная крошка, на поверхности глыбы появляется темно-синее пятно перехода. Вот он – Прокол.
Прокол в пространстве – довольно сложное образование. С его помощью можно перемещаться в границах одного мира (для межмировых путешествий существует водяная пирамида и медузы-Перемещатели). Не всякий колдун способен создать подобный проход. Но в Валибуре водится много искусников, которые за определенную плату сделают компактное чудо на любой заказ и вкус. Не сомневаюсь, что данное заклинание мой новый знакомый оплатил еще в те времена, когда угробил первую жену. Небось, хотел убежать, да полиция нагрянула. Вот и хорошо, что не убежал – теперь я воспользуюсь.
– А куда он ведет? – спрашиваю и бочком придвигаюсь к собеседнику.
– На площадь Безумия, – поясняет демон.
– Та, которая рядом с Управлением?
– Нет, рядом с ГУпНИКИСОМ площадь Безумства, – он рассказывает так, будто бы всю жизнь прожил не под землей, а в моем родном городе. – А площадь Безумия находится чуть севернее Квартала Рукодельниц. Что за глупые вопросы, неужели ты так слабо ориентируешься в Валибуре?
Я уныло вздыхаю. Ну как ему объяснить? Да, я более трех сотен лет числюсь коренным жителем столицы. Но большинство своей жизни мне приходится отлавливать преступных героев по разным мирам. Потому многие улицы и проспекты родного города частенько путаются в памяти.
– Хорошо ориентируюсь, – ворчу, а сам почти касаюсь Кормулькиса плечом.
– Ладно, – демон призывно взмахивает рукой, – теперь идем убивать Алулпунка.
– Не идем, – в моем голосе столько горечи, что стошнило бы и камнееда.
– Почему? – глазенки Кормулькиса округляются от удивления. Неужели еще не понял.
– Я трусам не помогаю! – безапелляционно заявляю и заезжаю кулаком ему в грудь. – Незачем избивать беззащитных женщин.
Демон издает сдавленный хрип и валится на землю. Из соседней улочки доносятся жиденькие аплодисменты. Это подошла его супруга. Подозреваю, девица следила за нами давно. Все ей не терпелось узнать, чем закончится встреча мужа с разгневанным оборотнем-оперативником.
– Мне добавить? – спрашиваю женщину и отвешиваю низкий поклон.
– Не надо, я сама, – довольно мурлычет медсестра. – Вот только пну его несколько разочков. За сотни синяков, которые мне наставила эта глупая рогатая обезьяна!
С этими словами она подскакивает к любимому и пинает его в подбородок. Демон осатанело вопит и поднимается.
Я не успеваю схватить его за шиворот, как он уже бежит за улепетывающей женой.
– Убью! Похотливая баба… – слышу издалека.
Ставлю ногу на краешек камня. Вздыхаю – замечаю, что обут в почерневшие тюремные тапочки. Эх, ладно, дома переобуюсь.
Тело содрогается под натиском межпространственной энергии. Меня затаскивает в темный водоворот и бросает вниз головой. Странно, по законам физики мне надлежит лететь вверх – именно там находятся улицы Валибура. Хотя, какая физика по соседству с магией?
В спину мне доносится злобный окрик Кормулькиса:
– Ты еще сегодня узнаешь, что такое очутиться на открытом пространстве в Ночь…
Больше ничего не слышу, лечу сквозь черную пустоту. Размышляю над тем, куда девался тот желтый глаз, видение, появлявшееся в тюрьме и во рву? Галлюцинация, мираж, выходки подсознания? И что это за "Ночь" такая странная? Настолько редко бываю в городе, что напрочь не помню ни праздников, ни каких-либо событий. И как мне избежать Трибунала? Как очистить свое, хоть и не полностью, но все же честное, имя от напраслины? И кому задать трепки за грязную инсинуацию и очернение моей персоны? Первый в списке у нас самый старший следователь Гарр. Затем проведаем его очаровательную мымру.
А что дальше делать, если замок конфисковали и счета заморозили?
Чувствую, в ближайшее время получу ответы на большинство своих вопросов.
– Мужчина!
Крик перекатывается между крышами домов и обрушивается на меня, словно страшное ругательство.
Вжимаю голову в плечи и на всякий случай прижимаюсь к стене.
Я нахожусь на боковой улочке от площади Безумия. Смотрю на безлюдную площадь, некоторое время рассматриваю Клыка-Освободителя на шестиногой твари из Дальних Кругов. Один из самых знаменитых полководцев Валибура, увековеченный в бронзе, хищным прищуром обозревает окрестности. В руке у него "Каратель" старой модели и широкий щит; на голове красуется зеркальная колдовская бурка. На щите и шапке написано "Кто к нам с плохими намерениями придет, тот плохо кончит". Старейший девиз родного города.
Площадь окружают трехэтажные флигели. Позади них возвышаются крепкие кирпичные башни. Неба почти не видать за нависающими крышами домов. Каждое строение обладает номерным знаком, на углах некоторых флигелей виднеются стационарные мозгомпьютеры. Можно сделать звонок кому-то из знакомых, вызвать частный фитильмобиль, или просто поболтать с диспетчером. Впрочем, звонить никуда не буду. Первый попавшийся друг тут же бросит меня в лапы Управления. Ведь мои знакомые сейчас твердо уверены, что я виноват в погроме Валибура. Дожился… меня теперь считают государственным преступником.
Или рискнуть, позвонить кому-либо и проверить его на вшивость? Мол, испохабит дружбу, или согласится приютить беглого заключенного? Нет, лучше не испытывать судьбу. Как-нибудь в другой раз попробую.
Сиреневая темнота бледнеет и растворяется над золотистым светом уличного освещения. Каждые двадцать шахов сияет магический светильник, до отказа наполненный чесночным спрэдом.
Это не самый богатый район, где каждые несколько метров встречаются полицейские заставы. Тут с интервалом в полчаса не пролетает дежурный дельтаплан темных эльфов. Но здесь и не дешевые трущобы. Там тоже любят собираться мои бывшие сослуживцы. Не хватало еще попасть под какой-нибудь рейд по отлову сумасшедших вампиров.
Я нахожусь в небольшом спокойном районе, почти на околице Валибура. Здесь проживают почтенные профессора магии, известные магученые, отставные военные и прочая "золотая старость", как называют подобных валибурцев газеты. Здесь же, если не изменяет память, находится несколько казенных домов по содержанию престарелых граждан. Подальше, соседствуя с магитеннисными кортами, недавно построили ИБООМОРД, Институт Благородного Общества для Одиноких Материально Одаренных Респектабельных Дам. Другими словами, там коротают свой век разведенные женщины, вдовушки и прочие гражданки, кому не повезло с противоположным полом.
Спокойный район, тихий. Вот только кто так орет?
– Мужчина! – раздается опять.
Доносится топот босых пяток. Мимо меня, в ужасе вросшего в стену ближайшего флигеля, пробегает какой-то тощий мужик. Он совершенно гол, прикрывает причинное место обрывками ткани. В маленьком лоскутике скомканной одежды узнаю полицейскую форму. Точно – бежит оперативник. Вот только куда убегает этот синий от холода мужчина? Или от кого?
Мои раздумья оказываются недолгими. На улицу обрушивается грохот сотен каблучков.
– Мужи-ы-ы-ык! – орет громадная толпа.
Бесформенная змея, состоящая из сотни женских голов. Хаос множества разнообразных причесок: длинные волосы, короткие; курчавые, прямые, волнистые, заплетенные к косицы; покрытые толстым слоем лака, усыпанные волшебными блестками; прикрытые косынками, платками и шляпками… Десятки тяжело вздымающихся грудей под цветастым многообразием лифчиков, кофточек, свитерков, гольфиков, футболочек, плащиков и блузок. Стройные, кривые, корявые, толстые, тонкие, костлявые, угловатые ноги и руки. Море ляжек и обтянутых чулками икр, океан возбужденно трепещущих ресниц, настоящая река густо напомаженных губ. Мелкие сумочки, кошелки, кошельки и косметички хлопают по цветастым бедрам…
И много-много широко раскрытых глазенок. И в каждом глазе светится нетрезвое безумство. Тускло поблескивает кровавый маникюр. Впереди толпы летит дурно пахнущее облако всевозможных духов и косметических аэрозолей.
Кошмар, каких еще не доводилось видеть. Многочисленная толпа через меру перевозбужденных и подвыпивших женщин. Мрачная туча похоти и вожделения перекрывает даже остро воняющий калейдоскоп туалетной воды. И у каждой из этих кикимор, а среди них не найдется никого моложе двух сотен лет, на губах и на уме только одно:
– Муж! Чи! На! – орет многоликая толпа, грохоча каблуками. Она приближается, протекает мимо маленького флигеля, в тени которого я мечтаю раствориться.
Женщины настигают беглеца прямо у подножия памятника. От жертвы отбирают последнюю соломинку – жалкий клочок одежды. Сладострастный рев знаменует начало вакханалии.
Полицейский визжит и пытается вырваться. Но толпа смыкается над ним шевелящимся морем голов.
Крик потихоньку затихает.
У меня холодеет в груди. А заодно и в штанах. Я начинаю понимать, о какой Ночи говорил демон. Это же Всемирная Международная Женская Ночь!
Дрожащей рукой ощупываю стену за спиной. Шершавый камень, чуть ниже – шершавая обшивка крыльца. Холодная дверная ручка из ребристого металла. Плавно нажимаю и медленно дергаю туда-сюда. Не поддается, фамильный демон мне под хвост!
Дамы на площади тем временем воют и требуют продолжения банкета. Из-под шевелящейся кучи женских тел выползает посиневший бедняга. Полицейский с головы до ног покрыт разноцветными полосками туши, грудь и шея обильно запачканы помадой. Бочком-бочком, стараясь не шуметь, "жертва" женской ночи отодвигается от памятника.
Клык-Освободитель невозмутимо наблюдает за творящимся безобразием. Мощные колени сжимают бронзовые бока ездового животного. Статуя угрюмо нависает над ревущей толпой. Дамы орут настолько оглушительно, визжат и дерутся, чтобы пробиться до поближе к центру скопления, что кажется, будто шестиногий конь сейчас вскочит с постамента. Тяжелые копыта выбьют искры из колдетонной мостовой. Прозвучит разъяренное ржание, свистнет "Каратель" древней модели. И могучий полководец ринется в атаку на обидчиц. Разгонит беснующихся представительниц прекрасной половины оборотничества, разобьет несколько курчавых головок. И побежит толпа, завывая от страха, как убегали когда-то мерзкие существа Хаоса. Вот от городских стен.
Видение настолько материально, что я зажмуриваюсь. Мне действительно чудится, что Клык-Освободитель бросился на помощь бедному полицейскому. Площадь сотрясается от топота сотен каблучков. Престарелые девахи замечают пропажу и с ревом бросаются за жертвой.
Полицейский не успевает пробежать и десятка шагов. В полутьме поблескивает тяжелая, с гигагранк весом, косметичка. Она со свистом рассекает воздух и сочно врезается в затылок беглеца. Несчастный всхлипывает и валится ничком. Толпа смыкается над ним, раздаются звуки поцелуев. Надеюсь, бедняга не скончается к утру от многочисленных засосов. Говорят, кровоизлияние под кожу – страшная вещь.
– Ты чего наделала, дуреха? – вьется над "митингом". – Ты же его оглушила!
– Зато не убёг, – по-сельски отвечает женский прокуренный голос. – Лежит себе.
– Вот именно, что лежит! – орет кто-то. – Как теперь, а? Как, я тебя спрашиваю?
До меня доносится хлесткий "шмяк". Это одна девица угостила пощечиной другую. На какой-то миг красавицы забывают о полицейском. Вспыхивает драка. Толпа визжит, кусается и царапается. Над головами резвятся выдранные клоки волос, обломанные ногти, накладные ресницы и груди.
– Единственного мужика пришибла!
– Да я тебя…
Это позволяет мне отступить. Лихорадочно размышляю: а что же делать дальше? Через площадь не пробраться – там несколько сотен похотливых бабенок. Если побегу в сторону от площади? Тоже не выход. Дистанция немалая – успеют забросать меня всяческими сумочками и котомками. Эх, знать бы, какая зараза придумала этот праздник…
Всемежен, Всемирная Международная Женская Ночь – настоящее проклятие Валибура. Она пришла еще с седых времен, подозреваю, что в этом безобразии замешаны князья Хаоса. Хорошо, хоть случается оно только раз в год.
Что такое Всемежен? Ночной кошмар каждого мужчины. Раз в год, на переломе между ранней весной и молодым летом, одинокие сердца женского пола празднуют этот проклятый праздник. Замужние тоже имеют право, но не пользуются, хвала богам. Кому понравится дебоширить половину суток, заниматься демон-знает чем, а потом получить хорошей трепки от благоверного? Вот одинокие, разведенные и вдовушки могут себе позволить некоторую вольность.
Несколько тысячелетий назад случилось страшное. В те времена бесчисленная орда объединенный сил Хаоса и Дальних Кругов почти до основания разрушила Валибур. Погибло почти все население, девяносто два процента мужчин и примерно половина женщин.
Стены города обрушились под напором ревущей армады. Толпищи демонов и созданий Хаоса заполонили широкие улицы и залитые кровью проспекты столицы. Враги сожгли дотла практически все архитектурные памятки, разграбили музеи и банки, осквернили церкви всех богов. Валибур превратился в обожженные руины. Высокие языки черного огня плескались над площадями, магасфальт превратился в прах и пар. Орда захватчиков пересекла кварталы Черного озера и подошла к центру столицы. Уцелевшие жители Валибура, несколько сотен боевых оборотней и демонов падали один за другим. Они стояли на смерть, защищая каждый сантиметр родного государства. Но они погибли. Все до одного. Остались только четыре тысячи цивильных женщин и всего полторы сотни горожан мужского пола.
Невероятно! Но каким-то образом мирные жители сумели защитить руины. Последняя битва состоялась на площади перед Мэрией. Оплавленный камень, целые реки дымящейся крови, беспорядочно разбросанные горы трупов, сломанные "Каратели". И горстка защитников перед громадной ордой бездушных тварей.
Тогда Валибуром правил Мэр Прафенист-Светлый. Он сражался в первых рядах уцелевших и получил тяжелые раны. Прафенист умирал, покоясь на окровавленных руках соратников. Но на последнем вдохе Мэр выкрикнул страшное колдовское проклятие. Говорят, что это заклинание берет начало от самих Творцов. А еще сообщают, что оно невероятно могущественное. Даже в минуты смертельной опасности никто из Высших граждан не произнесет эти слова. "Ибо могут они повергнуть мир в Последнюю Ночь, будучи вызваны вновь", как сказано в священном Писании. Но в то время у жителей Валибура не нашлось другого выбора.
На город пала Тьма. Первозданная темная материя вырвалась из космоса. И обрушилась на пылающие стены. Закричала орава созданий Хаоса, а демоны заплакали. Неизвестная сила, невероятной мощи, поглотила многотысячное войско. Раздался стон измученной, страждущей земли. Захватчики пропали, и в тот же миг перестали биться сердца славного Прафениста-Светлого. Но успел он сказать:
– Дети мои, мало вас осталось. А еще меньше мужчин. Послушайте же мою последнюю просьбу…
И пали все на колено, и внимали словам умирающего Мэра.
– Эта ночь, когда второе солнце покрылось запекшейся коркой крови, – сказал Прафенист, – пусть станет праздником памяти. Помните, дети мои, как сражались и сумели отстоять свой город. Но мало вас… слушайте же…
И слушали непутевые дети своего отца. Ибо принял он смерть ради жизни детей своих.
– Вам надлежит воссоздать Валибур. Отстройте его заново. Плодитесь и размножайтесь, оборотни мои и демонессы! Пусть горстка мужчин сумеет обрюхатить (он именно так и сказал, если верить летописям) всех уцелевших женщин. А чтобы успех возрождения рода нашего закрепить… – Мэр сделал паузу и захлебнулся кровью из пробитого легкого. – Чтобы закрепить победу и продолжить род, каждый год этой ночью пусть ни один мужчина не обделит вниманием женщину! Каждый год эта ночь станет Единственной, когда прекрасному полу мы позволяем все…
С этими словам герой Валибура (посмертно) скончался на руках у своей заместительницы. Вот такая печальная и занимательная история. В детстве я не раз ее перелистывал, разглядывая "Сокращенную Летопись для детей". Там размещалась внушительная подборка красочных картинок с обнаженными демоницами и сценами кровавых схваток…
Впрочем, не понимаю, почему припомнил эту ересь. Праздник "воссоздания рода" пережил столетия и не одну войну. В Международную Женскую Ночь каждая половозрелая девушка или престарелая матрона имеет право на внимание любого представителя противоположного пола. Кроме того, что женщинам не воспрещается пить, гулять, ругаться, дебоширить и драться, также они обязаны, если верить Писанию, переспать хоть с одним, хоть с десятком мужчин. Вот такие дела…
Каждый Всемежен представители сильной половины оборотничества прячутся по подвалам и укрепленным твердыням. Благородные вельможи запираются в фамильных замках, простолюдины скрываются в канализации или вообще на Тринадцати Кругах. Забывчивые бедняги активно занимаются спортом – бегом, если конкретнее. Представьте себе, что ровно в полночь, на темной улице вас настигла толпа похотливых девиц. Ладно, пусть одна, к тому же одинакового с вами возраста… А если сотня? А если каждая из этой сотни будет постарше вашей прабабушки в шестом поколении? Вот…
Вот почему проклятый демон так охотно смеялся мне вслед. Он понимал, какому риску я подвергаюсь.
Хотя, есть и некоторый позитив даже в таком плохом раскладе. Все оперативники, полицейские, тюремщики и патрульные сейчас глубоко схоронились за семью замками. И никто из моих потенциальных преследователей даже носа на улицу не высунет до утра.
Толпа прекратила драку и вернулась к заманчивому процессу. Жертву облили из флакона духов, привели в чувство. Затем привязали за руки к ноге бронзовой статуи. И принялись…
Я истерично дернулся и развернулся лицом к стенке флигеля. Дверь заперта, но есть окно. Что мне помешает вломиться сквозь стекло, пробежать через несколько комнат и попытаться улизнуть через внутренние дворики? Авось повезет? Тогда через пару часов непрерывного бега и ходьбы на цыпочках я доберусь до любимого фамильного замка. А там дожидается теплая постель, горячий душ и несколько ведер горячительного, запасенные на Светлый день.
Внутри домика царит полумрак. На дальней стене висит работающее Зерцало Душ. Оно изредка помигивает серебристыми тонами – идет какой-то старый сериал, импортированный из Тринадцати Кругов. На зеркальном экране здоровенный демон, на вид нетрадиционной ориентации, признается в вечной любви толстой розовощекой девице. Этот многосерийный сказ называется "Любовь и голубой", довольно популярен среди пожилых. Узнаю сериал, его любила моя мама, постоянно смотрела в перерывах между погружениями в Нирвану и телевизионной игрой "Угадай убийцу".
Прижимаюсь носом к стеклу, пытаюсь рассмотреть убранство комнаты. Тьма поблескивает красками сериала. Освещаются громоздкие шкафы и комоды, приземистый стол, несколько стульев с округлыми спинками, кресло качалка рядом с окном. А затем я вижу свое отражение. Нет, у меня не такие худые скулы и не тонкий нос. Да и сотни морщин вокруг подслеповато прищуренных глаз у меня пока не наблюдается.
Фамильный демон мне под хвост, вот это угораздило! Из комнаты на меня уставилась какая-то старуха в сером платке. Она призывно машет сморщенной ручкой и широко улыбается. На нижней губой поблескивает одинокий зуб.
– Тише, – прижимаю палец к губам. – Только не кричите!
Надеюсь, она не знает, что сегодня Международная Женская Ночь.
Бабка широко открывает рот и…
– Чтоб ты сгорела, старая дрянь! – ругаюсь вполголоса. Но старуха уже вопит:
– Мужчина! Я задержала мужика!
На площадь опускается гнетущая тишина. Сотни причесок поворачиваются и превращаются в похотливо оскаленные личики. Кажется, даже задумчивый полководец поднимает бронзовую голову и смотри на меня.
"Беги, дурак! – говорит он, помахивая древним "Карателем".
И я бегу со всех ног. От всей души матерюсь и поношу недобрым словом геройски погибшего Мэра Прафениста. Сквернословлю даже на многочисленных богов Валибура. Ведь это из-за их близорукости мужчинам приходится переживать страшнейший день в году.
За мной грохочут каблучки, подошвы тапочек, туфелек, мокасинов и босоножек. Толпа орет, сладострастно визжит и бросается чем попало. Мимо пролетают многочисленные тюбики помады, туши, сумочки, пудреницы, скомканные прокладки. Тяжелый набор для маникюра бьет меня по голове, разлетается на мелкие магипластиковые обломки.
Несусь мимо закрытых магазинов. Спотыкаюсь о низенькое крылечко аптеки. Над входом сияет золотистый овал фонаря. Мигает реклама сверхпрочных презервативов. "Ты хоть сотню обойди, резины крепче не найти. Лучшие контрацептивы нашего времени. Самые безопасные", сообщает вывеска.
– Чтоб вы сдохли с вашими сотнями обойденных! – яростно сплевываю и бью в витрину кулаком.
Стекло взрывается и щедро усыпает улицу за моей спиной. Преследовательницы ругаются, поскальзываясь на осколках. До меня доносятся красочные эпитеты, многие из которых обещают стать моими эпитафиями.
Улица заканчивается разветвлением. Не успеваю притормозить и бьюсь каблуком тюремного тапочка о стену ближайшего дома. Некоторое время балансирую на одной ноге, пытаясь ухватиться за кирпичную кладку. Решаю бежать налево.
Из-за угла, с той стороны, куда меня угораздило повернуть, появляется подкрепление. Десяток густо размалеванных дамочек приветственно раскрывают объятия. Одна бабулька, на вид не моложе тысячелетия, разрывает кофточку на груди:
– Иди ко мне! – верещит она. Ее обвисшие формы призывно колеблются.
С трудом подавляю рвотный рефлекс. Радуюсь, что не успел отужинать.
– Не-не, – мотаю головой и бросаюсь в обратном направлении.
– Ты не посмеешь ослушаться Законов! – орет старуха и преследует меня широкими скачками. Интересное наблюдение: с виду все они такие дряхлые, а как только дело доходит до амурных отношений… Да у меня в юношестве такой прыти не хватало. Правду говорят, что любовь творит чудеса…
– Плевать на Законы, – отвечаю на бегу. – Я – государственный преступник! Бойтесь меня!
– Это ты щас испугаешься, – вопит многоголосная толпа. – Ты щас увидишь женское счастье.
Пробегаю мимо основной группы "счастливых" баб. Несколько рук хватают меня за куртку. Воротник не выдерживает, отрывается. Рукав превращается в лохмотья, острые ногти вспаривают кожу.
Кричу от боли и вырываюсь. Заезжаю кулаком во что-то мягкое. Одна из дамочек с оханьем приседает на тротуар. Через нее перецепляются еще несколько женщин. Они весело грохаются на магасфальт, поднимая пыль.
Рвусь вперед, в темноту. Никогда в жизни так не бегал, даже перед лицом смертельной опасности. Впрочем, одно дело – смерть от оружия врага. И совсем другое – кончина от излишнего женского внимания.
Улица заканчивается небольшим сквериком. Несколько округлых клумб, щедро заросших цветами. Парочка деревьев, вид невозможно определить из-за темноты. Вокруг расходятся узенькие тропинки. Одна ведет прямиком к кварталу Черного озера. Другие – в неизвестность.
Мне малознаком этот квартал. Но память подсказывает, что к озеру бежать – последнее занятие. Насколько помню, на Всемежен некоторые престарелые дамы любят позаниматься ночным купанием. Берег водоема однозначно забит многочисленными громадами пожилых матрон и скукожившимися мощами вдовушек.
Бросаюсь в широкую щель среди высоких башен. Над головой мелькает красная вывеска. Потрескивают сервомоторы магической проекции. Что там написано – не успеваю заметить. Перепрыгиваю через глубокую канаву. Какое-то затейники украли магиталлическую решетку – у нас в Валибуре массово процветает воровство любых металлов. Радуюсь и благодарю фамильного демона за то, что не дал погибнуть на дну городского отстойника.
Краем глаза успеваю заметить: пять или шесть преследовательниц не увидели неприкрытой ямы. С дружными воплями они уносятся под землю. Оттуда слышатся визг и пьяная ругань. Доносится дрожащий мужской голос. Вот это да! Какой-то бездомный бродяга задумал спрятаться от всемирного женского счастья. Но и там нашли. Грохнувшиеся дамочки весело воркуют и похотливо завывают. Мужчина хрипит и затихает, остается лишь эхо.
Большинство престарелых девиц не желает полезать под землю. Они продолжают преследование, бегут за мной.
– Ну сейчас мы тебя… – верещат они.
Яростно работаю ногами, в ушах пульсирует свистящий воздух. Спиной чувствую злобное женское либидо. Начинаю понимать паршивца-демона, который из-за ревности поднимал когтистую лапу на свою жену. Понимаю, но все равно не собираюсь избивать ни в чем неповинных женщин. Исключением является только убиенная мною Хатланиэлла из мира номер 1114/53. Но она – не женщина, а настоящая машина для убийства. К остальным девицам претензий не имею. Они ведь не виноваты, что существует такой интересный праздник, как Всемежен.
Ударяюсь грудью в высокие магиталлические ворота. Они находятся под слабым напряжением – способны убить насекомое и слегка отрезвить подвыпившего мужчину. На меня магелектричество не оказывает особого влияние. Содрогаюсь от ударов током, но упрямо карабкаюсь по рельефной створке ворот.
Меня хватают за штаны, пытаются сдернуть. Изо всех сил отбрыкиваюсь и покрываю отборными ругательствами бушующую толпу внизу. Женщины отвечают тем же, ругаются и тыкают пальцами вверх.
Освобождаю штанину и вскрикиваю.
– Фамильный демон вам под юбки! – ору, аж глаза выкатились.
Какая-то стерва ухватила меня за кончик хвоста, будь она неладна. Любимый хвостик трещит, извивается под тонкими вражескими пальцами. И вырывается-таки.
По инерции подлетаю чуть выше и переваливаюсь через забор. Ворота трещат, искрятся магическими искрами, но сдерживают беснующихся девах.
Брякаюсь на твердый тротуар, морщусь от стреляющей боли в лодыжке. Кажется, подвернул. Дайте боги, чтобы не перелом!
Ворота не выдерживают и падают. Над улицами разлетается оглушительный грохот. Поднимается пыль, брызгают осколки выбитого магасфальта. Дамочки перебираются через покореженный магиталлический остов ворот и приближаются ко мне.
Все, я пропал. С поврежденной лодыжкой далеко не убежать. Меня догонит даже во-он так бабулька на низко левитирующей инвалидной коляске.
Вдруг кто-то сжимает мое плечо. Очень сильно, чувствую, как трещат кости. Железные пальцы впиваются в кожу, одновременно другая лапа хватает меня за штаны, пониже пояса.
– Отпустите! – по-девичьи визжу и чувствую, как лечу куда-то.
Передо мной раскрывается ярко освещенный прямоугольник двери. Я ослеплен, глаза наполняются слезами.
В это время над улицей разносится оглушающий рев, усиленный громкоговорителями.
– Глубокоуважаемые дамы, – сообщает металлический (но совершенно точно мужской!) голос, – вы находитесь на территории таверны "Шовинист". Согласно законам Валибура наше заведение находится вне юрисдикции властей города-государства. Кроме того мы совершенно не соблюдаем религиозных и государственных праздников. А еще в нашу таверну не допускаются лица женского пола!
– Несправедливо! – кричат бабенки, остановившиеся в развалинах ворот. – Хотя бы отдайте беглеца!
Наступает молчание.
– Снимай штаны, – приказывают мне из ярко освещенной комнаты.
Глаза еще не привыкли к золотистому свету, потому не различаю говорившего. Но он хотя бы мужчина!
– Не сниму! – взвизгиваю в ответ. Страшные мысли приходят ко мне в голову. – Я лучше к бабам вернусь, чем буду сидеть с проклятыми пед…
– Мы нормальной ориентации, – смешок.
– Снимай, – миролюбивый мягкий бас. – Иначе посчитаем тебя женщиной и вернем обратно на улицу.
Дверь еще не закрылась. Я поворачиваю голову и вижу в ночной темноте множество разгоряченных женских лиц. Содрогаюсь и понимаю, что возвращаться не стоит.
Дрожащими пальцами нащупываю завязку штанов. Приспускаю одежду так, чтобы все увидели причинное место.
Женщины радостно визжат, раздаются аплодисменты.
– Не густо, – насмешливо говорит кто-то. – Но ты явно из наших рядов.
– Отдайте его! – требуют преследовательницы.
– Мужчина находится на нашей территории, милые дамы, – успокаивающе сообщает репродуктор. – Потому он под нашей защитой. Рекомендуем убраться из площадки перед заведением. Иначе…
Дамочки угрожающе придвигаются поближе. Вздымаются морщинистые груди под расстегнувшимися на бегу рубашками и блузками.
– Внимание! – командует громкоговоритель. – Активировать защитный комплекс "Осада".
Я замечаю, что у двери стоит два здоровенных мужика, отлитые из железа. Да это же магические големы! Женщинам не пройти мимо них.
Впрочем, любвеобильные гражданочки не желают сдаваться. Они бросаются в атаку.
– Зря стараетесь, – хмыкает голос из динамика. – У големов нет даже намека на половые признаки.
Блестящие фигуры механических существ исчезают под грудой нападавших.
– Отдайте! – вопят девицы.
– Внимание! Отодвинуть врага обратно в зону обстрела!
Големы начинают двигаться. Они медленно, противостоя натиску визжащей толпы, отходят от дверей.
Магасфальт у порога раскрывается, словно лепестки диковинного цветка. Из-под земли выезжают широкие раструбы орудийных башен. Крупнокалиберные магические пулеметы разворачиваются, выплевывают предохранительные пломбы. Датчики на турелях мерцают готовностью. Многочисленные стволы жужжат, нацеливаются на врагов.
– Открыть огонь? – интересуется одна из орудийных башен.
– Первый залп – под ноги.
Пулеметы изрыгают пламя и тяжелые магиталлические диски. Земля перед дамами вспенивается, летит распыленная каменная крошка.
Женщины спасаются бегством.
– Ну все, братва, – облегченно говорит высокий тип в красном модельном костюме и красных же ботинках. – Третий раз уже отбились.
– Трудновато сегодня, – бормочет толстенький карлик, облаченный в широкую рясу боевого монаха.
– Куда там трудно? – хмыкает четырехрукий демон в зеленых шортах и белой майке. На белоснежной груди у него написано "Скотский шовинизм – наше всё". Точечки над буквой "ё" исполнены в виде сосков. – Два года назад не то, что ворота сломали, даже стену повредили и выбили дверь.
– Да уж, пришлось тогда объяснять Управлению, откуда у нас два десятка женских трупов перед входом, – хихикает бармен.
Это здоровяк-вороноборотень в оранжевом фраке. На согнутом локте у бармена покоится тяжелый черный пулемет системы "Гауклинга". Из-за спины выглядывает внушительный топор. На голове у вороноборотня возвышается настоящая треуголка, словно у капитана дальнего плавания. Мой дед служил во флоте, бороздил по океанам вокруг Бей-Буяна, потому мне без труда удается распознать этот атрибут морского дела.
Я нахожусь в просторном, ярко освещенном помещении. В отличии от большинства валибурских кабаков, здесь довольно чисто, пол практически не заплеван. На кремовых стенах висят красочные картины с изображением батальных сцен и просто с пейзажами других миров. Между высоких колонн, которые упираются в куполообразный золотистый потолок, расставлены маленькие круглые столики. На каждом покоится изумрудная скатерть, пепельница, маленький вазон с полевыми цветами. Вдоль западной стены, прямо от входа в таверну, тянется обширная стойка. Она уставлена многочисленными бочонками, сосудами, бутылками и графинами со спиртными напитками. Все это благолепие слегка отдалено от края стойки. Со стороны зала рядом с широкой столешницей стоят высокие деревянные стулья. Можно счастливо усесться за стойку и радостно взирать на близость алкоголя. Ну и вкушать, конечно же.
Последи бутылок и бочонков виднеется небольшое свободное место. Там и восседает владелец таверны. Он близоруко щурится, то и дело поправляет двумя пальцами свою треуголку. Словно проверяет, на месте ли она. Зовут вороноборотня Бьёрни Каркович Обзоррин, он владеет здешним клубом без малого четыреста лет. Именно об этом он сейчас и рассказывает.
– Веришь, Андрюха, – говорит он, обращаясь ко мне. – Мы тут уже не первое столетие обороняемся от свирепых баб. Они довольно часто называют нас "мужскими шовинистами". Отсюда и название таверны.
– Понятно, – хватаю предложенный "за счет заведения" стакан и вливаю в себя живительную порцию амброзиума. Крепкий напиток приятно будоражит, невидимыми пальцами массирует мозги, согревает позвоночник.
Разглядываю посетителей. Встретившие меня парни – постоянные клиенты и вышибалы заодно. Они радушно принимают меня в свою компанию и предлагают сыграть в "Колдочко" на интерес. Отказываюсь, потому что знаю свою азартную натуру. Если со временем игра перейдет из "интереса" в "на деньги", я рискую лишиться одежды, даже тюремные тапочки снимут.
К моему удивлению больше в таверне народа не наблюдается. Интересуюсь этим вопросом.
– Ряды мужиков-шовинистов редеют, – тяжело вздыхает Бьёрни. – Кто-то женился, кто-то пал в неравном бою при обороне таверны.
– Это как?
– Видишь ли, мой кабак штурмовали еще с вечера. Большинство клиентов посчитало, что война такого не стоит. И все они разошлись по домам – делать приятное женам. А мы, холостяки, остались до последнего.
– Понятно, – киваю и опорожняю второй стакан "от заведения". – Веришь, глубокоуважаемый Бьёрни, записывай меня в ваши ряды. Мне тут невероятно понравилось!
– Лады! – соглашается бармен. – Вот только скажи мне, как у тебя предстоят дела с законом?
– Не слишком, – неопределенно вздыхаю. Чего мне скрывать от этих замечательных мужчин. – Пару часов назад я убежал из тюрьмы.
Наступает звонкое молчание. На одной из колонн начинают позванивать музыкальные часы. Из маленькой дверцы выбирается крохотная серая мышка.
– Пи-пи, – говорит она. – Пи-пи. Два часа второвечерника. До первоутрия осталось пять часов.
Дверца закрывается, все смотрят на нее.
– Герой! – оглушительным басом орет четырехрукий демон и всем ладонями хлопает меня по спине. От всей души поздравляет. Едва не испускаю дух.
– Вот это да! – восхищается высокий тип в костюме. – Неужели среди нас теперь есть настоящий преступник!
– Государственный! – изумленно вскрикивает Бьёрни. – Народ, он настоящий го-су-дар-ствен-ный преступник!
– Троекратное ура герою! – дружно выкрикивают шовинисты.
Я не совсем понимаю их радость, но в расспросы не вступаю. Мало ли, чего им во мне понравилось?
Мы лакаем амброзиум из громадных стаканов. Потом счастливо бьем посуду в пьяном угаре. Демон и карлик затевают потасовку – разошлись во мнениях относительно внешней политики Валибура. В сусло пьяный жабоборотень, работник кухни, сидит перед настенным зеркалом и напевает "Гимн шовинистов" своему отражению.
До меня доносится только один куплет, исполненный трескучим голосом.
Что может лучше быть мужчины?
Такого нет, и быть не может!
Мы – мужики, и мы – едины!
Кто не согласен – тому по роже!
На словах "по роже" повар изо всей мочи трескает кулаком в зеркало. Стекло, к моему удивлению, не разбивается. Видимо, Бьёрни Каркович побеспокоился о безопасности заведения.
Тем временем вороноборотень признается, что всю жизнь мечтал сделать что-то такое…
– Такое преступное сделать я хотел, – он мертвецки пьян и едва ворочает языком. – Шовинист ведь – настоящий экстремал, понимаешь? Мы же яро настроены на победу мужчины над женщиной! Понимаешь? А ничего не делаем, сидим только в баре и набираемся каждый вечер… Да еще отбиваемся изредка от престарелых феминисток… Понимаешь?
– Пони… ик!… маю, – побулькиваю из своего стакана.
Рассказываю владельцу таверны о том, как стал государственным преступником. А еще сетую на несправедливую жизнь и бормочу про то, как меня нагло женили на одной красавице.
– Она некромантка, пони… ик!… маешь? – говорю Бьёрни. – Мертвецов потрошит. Женился на ней… ик! На свою голову. Теперь боюсь, как бы она меня в зомби не превратила. Или еще хуже – в хомункулюса.
– Не переживай, – бармен поднимает твердо сжатые кулаки. – Прорвемся, брат!
Позже между нами разгорается спор на весьма интересную тему. Я доказываю, что женщин надо любить и уважать хоть изредка. Он возражает и рычит, мол, каждую "стерву" надобно утопить в шампуне.
– Пусть только бульки пускает… – говорит Бьёрни.
– Зачем топить? Лучше любить!
– Во-во, – поддерживает он меня. – Залюбить до смерти!
– Зачем? – не понимаю оппонента. А еще говорят, что пьяный пьяного с полслова понимает.
– Не знаешь зачем? Да ведь бабы теперь даже в святая святых забрались! – орет он и стреляет из пулемета в потолок. Летит деревянная стружка, сыпется известь и штукатурка. – Писательство во все времена считалось исключительно мужским занятием! Ну?…
Бьёрни выжидающе смотри на меня.
– Ну? – поддерживаю беседу и прихлебываю из стакана.
– Вот тебе и "ну"! – ревет владелец таверны. Рядом четырехрукий демон бросает рожей об стойку высокого типа в пиджаке. – Ты пойми, писать должны только мужики. А бабы – нет.
– Почему?
– Ты читал последние книги хоть какого-нибудь издательства? – спрашивает он.
Мне остается только признать, что за оперативной деятельностью я не только книг, но и света белого не вижу.
– Так вот, неграмотный мой, – поясняет Бьёрни. – Женщины создали новый вид второсортной литературы. А именно – Женскую Юмористическую Фантастику. Нет, я не имею в виду Великую и Единственную Писательницу, госпожу Громыхайко – она у нас исключение. Но остальные…
– Что там такого, в этой женской литературе? – совершенно не понимаю собеседника. Не могу себе представить, чего же такого надо написать, чтобы тебя мечтали утопить в геле для душа?
– А то! Ересь! – говорит бармен. – Картонные персонажи, никакущие миры, хрень, одним словом…
– Да ладно тебе, – тоном темного и неначитанного человека пытаюсь его успокоить. – Может, не все так страшно, как тебе кажется?
– Очень страшно! – замогильным голосом рокочет Бьёни. – Тут…
Договорить он не успевает.
Стена таверны, та самая, где находится дверь, разлетается на мелкие кирпичики. Некоторое время в облаке пыли стоит одинокая дверная створка. Но и она падает в груду обломков, издавая сиротливый скрип.
В образовавшуюся брешь лезут орущие женщины. Тушь, помада и румяны потекли, ногти сломаны, не хватает накладных ресниц и париков. Феминистическое воинство выглядит очень страшно и источает смертельную опасность. В руках девиц поблескивают оторванные конечности железных големов и покореженные остатки орудийных башен.
– На штурм! – орет седая бабулька в инвалидной повозке.
– Бей мужиков! – оглушающий визг разносится по таверне.
Дерущиеся демон и высокий тип в пиджаке останавливаются. Они поднимают головы и стремительно бледнеют, увидев толпу.
– Международная Женская Но-о-о-о-очь! – вопит кто-то.
Орда бабуль и матрон захлестывает помещение.
В последний момент бармен перегибается через стойку и хватает меня за воротник. Рывок, я перелетаю на его сторону. За мной о дубовую столешницу ударяются женские тела. В таверне с бедных шовинистов сдирают последнюю одежду.
– Давай сюда! – командует Бьёрни.
Он пинком открывает небольшую дверцу за широким рундуком с бутылками. И бросает меня в темный проход.
– Подземелье выведет тебя на улицу Алого Знамени! – летит вдогонку.
– А как ты? – беспокоюсь за здоровье нового товарища.
– За меня не беспокойся, – на его лице играет уверенная, но слегка печальная улыбка. – У меня четыре года женщины не было. Так что продержусь как-нибудь! До утра…
Сотни рук хватают бармена за голову и дергают куда-то вниз. А я на карачках семеню в неизвестность. Вернее, на улицу Алого Знамени.
Ощущаю облегчение. Ведь там, за кварталом Глухих Незабудок и за Сквериком Разлюбивших находится мой фамильный замок.
Дальше события пролетают с пугающей скоростью.
Я без труда пробираюсь через парочку аллей и пересекаю квартал Глухих Незабудок. Над небосводом воцаряется Золотая Амальгама, четвертая луна Валибура. Окрестности заливаются ненавязчивым изумрудным светов. Слегка поднимается температура – четвертый спутник находится на небольшой дистанции от планеты. Потому отбивает лучи Первого Светила и слегка разгоняет ночную прохладу.
Изумительно пахнет цветами и лесными растениями. К чарующему аромату цветочной пыльцы прибавляются легкие тона фруктовых деревьев, нос улавливает хвойные букеты Южной Тайги и Отдаленного Княжества.
В этом квартале проживают хорошие люди. В основном путешественники и владельцы оранжерей, коих немало в здешних местах. Район Глухих Незабудок почти не населен. Большинство местных жителей либо путешествуют в поиске новых гербариев, либо чахнут над своими вазонами и теплицами.
Быстрым шагом приближаюсь к маленькому Скверику Разлюбивших. Здесь начинаются богатые кварталы. Каждый следующий дом пошире и повыше предыдущего. Вместо маленьких коттеджей и семейных четырехэтажек начинаются настоящие замки. Широкая дорога по обе стороны окружена глубокими рвами.
Крепкие замковые стены, толщиной в несколько шагов. Острые зубцы упираются в небо, узкие бойницы подслеповато пялятся мне в спину. За высокими стенами виднеются башни, искусно изогнутые балкончики, купола танцевальных залов. Кое-где из полукруглых крыш высовываются монструозные пальцы телескопов. Это последнее веяние столичной моды. Каждый богатый клоун считает своим призванием – обзавестись собственной обсерваторией. Купит телескоп, впихнет в свой замок, и вместо того, чтобы делать детей, пялится в звездные дали ближнего космоса. Впрочем, мне на руку: никто не заметит одинокого прохожего, устало перебирающего тюремными тапочками по дороге.
Магасфальт закончился, началась древняя брусчатка. Сиятельные сэры и пэры любят легкий налет старины. Мол, уважают традиции. А потом сами жалуются, сидя в допотопных золоченых рыдванах, мол каждый камень костями пересчитывают. Лично я ничего не имею против каменной мостовой, но по мне, так лучше ехать по гладкому магасфальту.
Останавливаюсь напротив Скверика Разлюбивших. Передо мной беспорядочно рассыпаны карликовые деревья. Кое-где темнеют магипластиковые лавочки с изогнутыми спинками. Прямо в центре сквера возвышается небольшая арка моста, перекинутая через мелкий ручей. Если память не изменяет, то в ручейке валяются целые груды металлического мусора.
Сквер Разлюбивших построен как противовес Аллее Влюбленных и Поцелуев. Там находится такой же ручей и мост. Молодые парни и девушки, когда влюбляются, приходят на к тому роднику и вешают на перилах моста многочисленные навесные замочки. Выкрашенные в лиловый или розовый цвет, замки являются символом любви. Кто-то шутил, мол среди дам бытует такая фраза "вот тебе мой замок – я закрыла тебя навеки веков". Не знаю, правда ли.
А вот в Скверике все наоборот. Если пара поссорится и чувствует, что любовь ушла, парень с девушкой вооружаются напильником. Они взбираются на мостик посреди Аллеи Влюбленных и Поцелуев. И спиливают свой замочек (какой – не важно, главное, чтобы спилили). Затем "разлюбленные" отправляются в Сквер, выходят на мост и бросают распиленный замок в ручей. Со словами "и чтобы больше не повторилось".
Одна известная девица, работающая исполнительницей экзотических танцев, говорят, бродила между Сквериком и Аллеей не менее трех сотен раз. Вот это сердце у нее здоровое! Стольких мужчин уместилось…
На этой мысли делаю шаг в сторону от сквера. Не хочу переться в темноту, вдруг там рыдают какие-нибудь одинокие и разочарованные в жизни вдовушки? Лучше пойду налево, обойду полквартала, прежде чем попасть в фамильный замок.
– С-с-стой! – окликают меня.
Я пугаюсь и отпрыгиваю в темноту. Прижимаюсь к стволу карликового дерева. Со стороны этот маскировочный жест, вероятно, выглядит по-идиотски. Потому что моя голова торчит из кроны райской яблоньки.
Перед моими глазами висит знакомый желтый глаз.
– Чего надо? – злобно рыкая на него. – Изыди, ирод! Из-за тебя едва штаны не намочил!
– Не иди в обход, – говорит глаз. – Там тебя ждет опасность!
– Уверен? – спрашиваю для проформы. Последние несколько часов доказали, что желтоокому незнакомцу можно доверять. Ну, если не обращать внимания на хитро суженную зеницу.
– Иди по с-с-скверу! – сообщает мой невольный спутник и растворяется. Из пустоты доносится шипящий голос. – Зайди в дом из крас-с-сного кирпича… Увидиш-ш-шь интерес-с-сное…
– Спасибо, – признательно киваю и углубляюсь в Сквер Разлюбивших.
Быстрым шагом преодолеваю парк. Хвала всем богам, но никто на меня не набрасывается. Приближаюсь к большому дому из красного кирпича. Улыбаюсь, ведь через две улицы меня дожидается старое доброе фамильное имение.
Фасад не удивляет изысками. Несколько магипсовых скульптур придерживают небольшие балкончики. Большие овальные окна зияют темнотой, освещена лишь северная часть строения. Над входом висят два фонаря. Мягкий кремовый свет льется на широкую двухстворчатую дверь. В полумраке освещается извилистый символ денежного знака – Валла: четыре пятиконечных звезды в треугольнике.
Дверь приоткрыта, изнутри дома дышит темнота и тишина.
Некоторое время раздумываю: стоит ли входить? Глаз меня еще не обманывал, так чего же не войти?
Переступаю порог и тут же поскальзываюсь в липкой луже. Грохаюсь на пол, поднимаю высокий каскад алых брызг. Барахтаюсь и ругаюсь, размазываю что-то теплое по лицу.
Из приоткрытой двери выбивается статичное сияние уличных фонарей.
Поднимаю голову и вижу перед собой оскаленную рожу каменной статуи. Невысокий толстенький демон стоит, широко расставив ноги и вытянув руки вперед. Словно пытается защитить себя от неведомой опасности. Надеюсь, он не меня испугался? Или окаменел при виде пьяного ночного гостя?
Кривые рога, широкие скулы, поросшие курчавой щетиной. Густая борода опускается на бочкообразную грудь. Каменная рубашка распахнута, из-под нее виднеется символ Валла на крепкой золотой цепочке.
О, да я знаю этого демона! Передо мной Главный Кредитный Инспектор Валибура, сам Амрулл харр Гобсекафф собственной персоной. Неужели решил сделать скульптурное изображение в полный рост? Хотя, нет…
У статуи не хватает плеча и доброй половины живота. Грудь разворочена страшным ударом. Из мерзкой рваной раны на груди медленно сочится алая жидкость. Она стекает на пол, вливается в широкую лужу, посреди которой я имел неосторожность упасть.
Поднимаю запачканные ладони и подношу их к лицу. В нос ударяет дурманящий запах свежей крови. Кто-то убил Армулла!
Бежать, скорее бежать…
Вдали завивает сирена полицейского дельтаплана. За ней еще одна. И еще. Целых три отряда боевых тьмэльфов спешат на место преступления. Даже не опасаются развязных девиц. И подозреваю, что летят оперативники именно сюда, в имение харр Гобсекаффа.
Скольжу по маслянистому пятну, выбираюсь за порог. Спотыкаюсь, падаю, бегу по направлению к замку.
Звуки сирен приближаются. Мне кажется, что они уже рядом, воют в моей голове. Ужас какой!
Пробегаю по навесному мосту, едва не свергаюсь в ров. Бьют плечом в магиталлическую створку. Закрываю ворота за собой.
Все! Я дома, наконец-то! Фамильный демон мне под хвост, но я ушел от этого безумия.
Не обращаю внимания на дрожь в коленях. Медленно поднимаюсь по каменным ступеням, вхожу в кухонный зал. Персонала не видно, подозреваю, они убрались восвояси, как только меня арестовали.
Отсутствие слуг меня не пугает. Набираю несколько зачерствелых пирогов из хлебницы, вытаскиваю из подвала небольшой бочонок с вином. Тащу это богатство в свою спальню.
Валюсь на кровать, сбрасываю вонючие тюремные тапочки. Раздеваюсь до казенных трусов, потом лишаюсь и этого мерзкого белья. Накидываю любимый махровый халат, иссиня-черного цвета с серебряными звездочками на рукавах. Принимаюсь за трапезу.
Итак, желтый глаз меня подставил. Фамильный демон ему под веко! Он специально меня подставил – чтобы я, государственный преступник стал еще и "хладнокровным убийцей известного финансового магната Валибура", как завтра напишут в газета.
Славненько. Приписываем желтоокого к короткому списку. Он у нас теперь первый, следом за паршивым козлоборотнем Гарром и госпожой Измаэлью.
Что же мне делать? В задумчивости почесываю подбородок, затем затылок. Знаю, что почесывание затылка – признак слабоумия. Но меня ведь никто не видит, правда? А в одиночестве так приятно почесываться.
Внезапно шею пронзает боль. Палец зацепляется за какую-то шероховатость. Скребу ногтями, выдвигаю коготь на указательном пальце. Долгое время не удается, но вскоре поддеваю миниатюрную шляпку ногтем. Вытаскиваю из затылка длинную и тонкую, почти невидимую иглу.
С видом тупейшего ослоборотня разглядываю этот внезапный подарок. Теперь понимаю, откуда появился мой желтоглазый знакомый. Я видел ни что иное, как направленную галлюцинацию, навеянную магическим путем. Такое под силу даже слабым волшебникам. Заговариваешь иглу, создаешь в ней небольшой мистический образ, в данном случае – левитирующий янтарный глаз. Незаметно вонзаешь иголку в какого-нибудь доверчивого идиота. И через фантомный образ нашептываешь дураку необходимые команды. Если подопытный обладает крепкой психикой, то может и не поддаться на "уговоры" с дистанции. Если психика слаба, можно и мозгами двинуться…
Ну ясное дело! На меня смогли повлиять по многим причинам. Во-первых любое существо, после трансляции из мира в мир, становится очень доверчивым. Во-вторых во мне даже в тюрьме еще оставались какие-то крохи алкоголя, выпитого в Преогаре. В третьих… Да много этих вариантов. Итог один: меня использовали по полной программе.
Начинаю вспоминать, кто ко мне дотрагивался после прибытия в Валибур. Первая двойка подозреваемых отпадает. Ни Измаэль, ни проклятый Гарр ко мне не прикасались. Значит, кто-то из тюремщиков…
Прихлебываю из ополовиненного бочонка. Чувствую себя невероятно усталым и пьяным.
Вдруг раздается стук в дверь.
Ужас холодными пальцами сжимает мою печенку и почки, хохочет в грузи, издавая утробные звуки.
Я ведь не поднял навесной мост! Фамильный демон мне под хвост! Прямо поэт нетрезвый…
Но кто может явиться ко мне среди ночи? Все ведь знают, что меня дома нет, сменил жилье с фамильного замка на уютную камеру в Управлении Наказаний. Наиболее вероятно, это полиция пришла по мою душу.
Вспоминаю про конфискованный у следователя "Каратель". Четвертая модель, упрощенная, но и ею можно воевать.
Поднимаюсь с кровати, нетрезво шаркаю босыми пятками по холодному паркету. Комната пляшет вокруг меня, пол раскачивается и грозит угостить меня по лбу. Но даже пьяный оборотень, хвала гостеприимной таверне "Шовинист", может оказаться смертоносным противником.
Открываю дверь и застываю на пороге. Занесенный над головой "Каратель", превращенный в полуторный меч, подрагивает в ладони.
– Здравствуй сынок, – следом за приветствием из коридора вылетает тяжелый кулак, одетый в мятую железную перчатку.
Металлические костяшки пальцев с хрустов врезаются в мою челюсть. Земля уходит из-под ног и радушно встречается с затылком. Сквозь уплывающее сознание слышу:
– Это тебе за то, что обесчестил мою дочь, засранец!
Ухожу в неизвестность.
