3 апреля
Мао Цзэ-дун правдами и неправдами срывает выезд Ван Мина.
Теперь уже на случай отъезда последнего на лечение в Москву спешно готовится целая группа партийных работников, в их числе — Кай Фын, которого усиленно обрабатывает Кан Шэн. Кай Фын, видимо, будет глазами и ушами шефа цинбаоцзюй.
О предстоящем вылете в Москву яньаньских товарищей здесь наслышан каждый. По указанию Мао Цзэ-дуна распространением этой новости усердно занимается ведомство «осеннего министра». Расчет простой: в Чунцине пронюхают и ни за что не пропустят советский самолет. Чан Кай-ши не глупец и кровно заинтересован в сохранении напряженности в руководстве КПК... [141]
Попасть к Ван Мину, помимо как доверенным председателя ЦК КПК, невозможно.
* * *
Бродил с ружьем, нашел кладку самки фазана: девять яичек желто-серой окраски.
Подстреленную дичь у нас с удовольствием принимает Цзян Цин...
5 апреля
Из бесед с ответственными китайскими товарищами выяснился трагический факт. Психологическая муштра, или, как ее называет Мао Цзэ-дун, «духовная чистка», породила в яньаньской партийной организации гнетущую обстановку. Среди коммунистов нередки самоубийства, побеги и нервные заболевания.
6 апреля
Мао Цзэ-дун и Кан Шэн уверены, что нам известна истинная подоплека «дела о рецепте», то есть преднамеренность отравления Ван Мина.
Это обстоятельство заставило их отказаться от умерщвления Ван Мина: китайских докторов можно припугнуть, а как быть с нами?!
Визиты Цзян Цин, назойливые разговоры о рецепте, усиление слежки за нами убеждают в правильности такого вывода.
Кан Шэн открыто ненавидит Бо Гу и Ван Мина.
* * *
Долина, склоны гор кишат людьми. Обрабатывается каждый пригодный к посеву клочок земли.
Суйдэ, где меня свалила амебная дизентерия, — городок с узенькими улочками, нищий, тесный, пыльный.
Через Суйдэ бежит шустрая речонка Удинхэ.
8 апреля
В беседе со мной Бо Гу резко отзывался о Кан Шэне. Его он назвал «фигурой политически чужеродной» в Компартии Китая. Он возмущался системой сыска, введенной Кан Шэном.
О Лю Шао-ци Бо Гу отозвался с плохо скрытой горечью.
Оказывается, Лю круто меняет свои взгляды. Он всячески стремится поладить с Кан Шэном. В какой-то мере [142] даже заискивает перед Кан Шэном. Видимо, поэтому Лю Шао-ци оставлен в новом составе секретариата ЦК КПК. Секретариат теперь сокращен. Мао хочет действенно контролировать деятельность всех высших органов партии. Теперь в секретариате Лю Шао-ци, Жэнь Би-ши, сам Мао Цзэ-дун. Думаю, и это не окончательный состав.
9 апреля
Надо как-то взбодрить и оправдать кампанию по «духовной чистке и проверке кадров». Поэтому председатель ЦК КПК выдвигает очередной тезис: интеллигенция нуждается и в очищении и в проверке. Конечно, не вся интеллигенция, а лишь та часть, которая здесь после тридцать восьмого года. Председатель ЦК КПК всерьез считает, что этим товарищам доверять рискованно, их следует сначала идеологически («духовно») обработать и пропустить через комиссию Кана. Там чужеродный элемент будет выявлен и подвергнут коллективному перевоспитанию. Разумеется, подобной точки зрения придерживается и окружение Мао. Никого из руководства КПК не смущает, что старых кадровых работников (тех, кто пришел в Яньань во время Великого похода) в живых каких-то несколько сот товарищей, а основной кадровый костяк — это молодежь, это новички, которых не менее тридцати тысяч.
Несколько сот старых кадровых работников председатель ЦК КПК называет «своими». Остальные же тысячи и тысячи работников этим заявлением объявлены как бы вне закона. Их можно и должно подозревать, проверять, перевоспитывать.
Итак, все, кто оказался в Яньани после Великого похода, ставятся в исключительно тяжкое положение. И как следствие этой новейшей установки председателя ЦК КПК — аресты.
Со дня на день ждут Чан Кай-ши или группу крупных гоминьдановцев во главе с Ху Цзу-нанем. Трудно понять, какая в этом целесообразность, но Яньань переведена на военное положение. Это, в свою очередь, вызвало целую волну арестов.
Стал спрашивать об арестах у Кана. Разговор пришелся ему явно не по вкусу. Однако он все же сказал, что «распоряжение об изоляции гоминьдановских и японских прислужников отдано руководством КПК».
Аресты проводятся по определенной схеме. Людей схватывают ночами. [143]
После заявления Мао о политическом недоверии к интеллигенции и кадровым работникам в каждом усматривается гоминьдановский или японский агент...
10 апреля
В «22 документах» нет открытых антисоветских или антимарксистских призывов, но они подобраны так, что вкупе с китайскими романами, обязательными для изучения, воспитывают националистическое высокомерие и отрицательное отношение к СССР. В понятии «догматик» воплощена скрытая неприязнь к СССР, практике марксизма-ленинизма и интернационализму.
Одна из целей КПК — национальное освобождение страны, но эта борьба не должна превращать ее в партию, для которой националистические цели есть главные и самодовлеющие.
На этапе национального освобождения Компартия должна объединить все сколь-нибудь революционные слои общества, вплоть до средней буржуазии, и возглавить эту борьбу. Но национальное освобождение страны — лишь этан, а не самоцель в политике Коммунистической партии.
* * *
В Шэньси солидные запасы каменного угля и нефти. В городе Вайябао уголь добывается открытым способом. Мощные пласты антрацита вырываются наружу.
Старое название Шэньси (во всяком случае здесь это название в обиходе) — Гуаньчжоу.
15 апреля
На наших фронтах никаких существенных изменений. Радио приносит известия о зверствах немцев на родной земле.
Снова летняя кампания — и снова мы один на один с гитлеровской Германией. Второго фронта нет.
Японцы нажимают на китайские войска в районе Гояна (провинция Аньхой).
Синьцзяном управляет Шэн Ши-цай — милитарист, проводящий независимую от Чунцина политику. Чан Кай-ши силами нескольких дивизий на всякий случай блокирует Синьцзян. Охранкой у Шэн Ши-цая командует бывший белогвардейский генерал Бехтерев. [144]
* * *
По настоятельной просьбе Розы Владимировны я навестил Ван Мина. Чувствует он себя прескверно. Но его точит не столько физический недуг, сколько тяжелые моральные страдания.
Роза Владимировна предупредила, что скрывает от мужа оголтелую травлю «московской группы».
Ван Мин с горечью рассказал мне о поведении Кан Шэна в Москве. В Москве будущий «осенний министр» официально подчинялся Ван Мину. Всячески угодничал перед ним и всеми видными работниками ИККИ.
Ван Мин вспоминал, как в ту пору на всех заседаниях и собраниях Кан Шэн первый вскакивал, горячо аплодировал и кричал исступленно: «Ваньсуй!..» («Да здравствует!..»).
18 апреля
Японское командование не ослабило группировку своих войск на советской границе. Очевидно, в Токио не считают разгром своего союзника под Сталинградом переломным моментом войны и ждут окончательной развязки в предстоящей летней кампании.
Япония по-прежнему готова выступить против СССР и заинтересована в укреплении своего положения в Северном Китае. К нападению на СССР ее провоцирует исключительное обострение отношений между КПК и Гоминьданом. Если этот конфликт выльется в гражданскую войну, то у Японии в Китае тыл окажется надежно обеспеченным и, кроме того, высвободятся дивизии для наращивания ударной мощи Квантунской армии. События развиваются именно в таком духе. Оккупанты используют момент и всячески распространяют провокационные слухи «о совместной борьбе с КПК против Гоминьдана»...
* * *
«Гоминьдановских шпионов» вылавливают не только в Яньани, но и по всему Особому району. Это разоблачение «шпионов» превращается в кампанию, разжигаемую сверху. Вдохновляют ее Мао Цзэ-дун, Кан Шэн. Полицейскую активность начинают проявлять и некоторые другие руководящие работники. Массовые аресты нагоняют тоскливое настроение. Чжэнфын обретает новые зловещие черты. [145]
23 апреля
Чжэнфын, аресты «шпионов» — в Яньани все в постоянном напряжении.
Чан Кай-ши предлагает уладить спорные вопросы посредством переговоров. Руководство КПК саботирует любые предложения Чунцина.
Союз с Гоминьданом — факт неизбежный. В реальных условиях, которые сложились в Китае, он единственно верный. Его главная цель — изгнание японских захватчиков, освобождение народа от иностранного гнета.
Единый антияпонский фронт не означает отказа от марксистской идеологии — это определение правильного места КПК на данном этапе революции. Легализация Компартии и сотрудничество с Гоминьданом открывает широкие возможности для организационно-пропагандистской деятельности КПК. Однако партийное руководство идет на развязывание вооруженного конфликта с Гоминьданом.
* * *
До боли чувствую порой, как не хватает знаний! И кончил Институт востоковедения, и уже не первый раз в Китае, а сколько бы еще знать!..
Остро ощущаю недостаток в знании древней китайской литературы и философии, особенно конфуцианства. Восполняю «прорехи» ночной работой.
Уже второй день завывает ветер. Полдень, а на улице сумрак. В нескольких метрах ничего не видно — плотная завеса из пыли. Пыль не только местная, лёссовая, но и принесенная с Гобийского нагорья.
Мы все в марлевых масках. Пыль забивает легкие, глаза. Запорошены пылью пещеры, комнаты в базовом домике. Ребята закутали полотном радиоаппаратуру. Пыль, пыль...
28 апреля
Чжэнфын вырождается в физическое и моральное подавление неугодных партийных кадров. Нечего и сомневаться, что под шумок сводятся и личные счеты...
Чаще — различного рода «несчастные случаи»...
Мао Цзэ-дун предлагает партии готовую жвачку в виде «догматизма», якобы поразившего коммунистов, и всяческих прегрешений «московской группы».
Авторитет партии во всем Китае исключительно высок, несмотря на перегибы в советском строительстве в прошлом и настоящем. Партия была единственной силой, [146] выступающей против иностранных и собственных угнетателей. Десятки тысяч коммунистов отдали за это жизни.
Мао Цзэ-дун призывает громить «догматизм» — и партия, доверяя ему, клеймит «догматиков». Самое печальное в том, что «московская группа» не имела возможности изложить свои взгляды. Это исключено.
Сила Мао Цзэ-дуна не только в том, что он не пренебрегает никакими приемами в этой борьбе, но и в доскональном знании психологии китайского крестьянства, мелкого буржуа, обычаев и нравов народа, чего нельзя сказать о членах «московской группы» — слишком часто чистых теоретиках, пусть искренне преданных революции.
Демагогия Мао учитывает национальные особенности — и поэтому гибка, ловко спрятана и гораздо доходчивее. Мао бередит изболевшееся под иностранным гнетом национальное чувство. Одновременно он спекулирует на популярности марксизма-ленинизма.
Нет возможности забыться ни на минуту — везде собрания, вопли, плакаты с проклятиями «догматикам» и Гоминьдану, возбужденные, изнуренные люди...