(написано Леной)
—…Смотрите, смотрите, что он творит! — Лотар тычет пальцем в сторону сидящего не полу клетки пожилого орангутанга, который с внимательным и сосредоточенным видом принялся чистить очередной апельсин.
— Лена, гляди, он опять так же делает, — теребит меня за руку Светка. — Да гляди же ты!
— Я вижу, Свет, вижу, — успокаиваю я девчонку.
— Смешно, правда? — не унимается Светка.
— Смешно, — соглашаюсь с ней я.
— Тыр-мыр-бур-дер-мер-вер, — что-то бормочет Клаус, поправляя указательным пальцем очки на своём носу.
— Клаус говорит, — переводит нам со Светкой Лотар, — что размах рук взрослого орангутанга может достигать двух метров, что значительно превышает его рост.
Орангутанг в клетке дочистил апельсин, небрежно бросил его на пол и с видимым наслаждением принялся жевать апельсиновую кожуру. Молодой орангутанг, опасливо косясь на своего старшего товарища (или отца?) тихонько подобрался к откатившемуся в сторону очищенному апельсину, схватил его и проворно ускакал в угол. Стоящий у клетки плотной стеной народ встретил такие его действия смехом и даже аплодисментами.
—…до тридцати лет, а в неволе — даже и до шестидесяти! — переводит Лотар очередную порцию бормотания зануды-Клауса. — Орангутанги очень боятся воды и совершенно не умеют плавать, кроме того, они…
Кажется, старый орангутанг не любит апельсины. Когда несколько минут назад служитель через специальное отверстие вывалил орангутангам в кормушку порцию корма, большой седой и толстый самец немедленно реквизировал в свою пользу все пять апельсинов. Только есть их стал как-то очень уж оригинально. Он апельсины аккуратно чистит, с удовольствием съедает кожуру, а собственно сам апельсин выбрасывает, чем беззастенчиво пользуются две живущие в той же клетке молодые самки.
Клаус приглашает нас идти дальше, к слонам. Говорит, что в прошлом году у них родился слонёнок, он маленький и забавный, будет смешно. И при этом мальчишка как-то жалобно и чуть ли не просительно смотрит на меня. Конечно, будет смешно, Клаус. Конечно. Пойдём. Я даже криво улыбнуться смогла ему, зачем огорчать ребёнка? Он старается, как может. Господи, что же я тёте Шуре-то скажу? Как же так-то?
Мы, все пятеро, в берлинский зоопарк приехали. Вернее, это меня привезли, развлечь пытаются. Даже Светка, которая немного оттаяла, перестала постоянно цепляться за мою руку, а в последнюю пару дней даже научилась не шарахаться в сторону от каждой свастики. Так вот, даже Светка пытается помочь мне, хотя ей самой помогать нужно. Бедняжка, столько пережила.
Впервые я увидела Свету около того самого дома, где я с фашистами наблюдала, как неизвестный псих бьёт молотком окна в квартире. Забегая вперёд скажу, что впоследствии выяснилось — этим психом с молотком была Светка, это она окна била. Причём психом она совсем не была и окна била осознанно.
Дело было так. Стою я, значит, перед тем домом вместе со своими фашистами. Вокруг нас небольшая толпа зевак, автомобиль МЧС приехал. Стёкла бить перестали, в окна ничего не вылетает больше, думала уже, что спектакль окончен, можно идти дальше. И тут…
Входная дверь резко распахивается и из подъезда выходит донельзя разъярённая черноволосая женщина лет так сорока, та самая, что кричала и прыгала на улице, грозя убить и растерзать кого-то. И эта женщина тащит за волосы совершенно голую девчонку лет десяти-одиннадцати. На улице она швыряет девчонку на грязный снег прямо рядом с подъездом и с диким рёвом принимается избивать ту ногами, стараясь попасть ей по голове. А девчонка даже и не кричит уже, просто пытается прикрыть голову руками, но получается у неё это плохо. Думала уже, что сейчас тётка девчонку забьёт насмерть, в тётке уже ничего человеческого не осталось, просто зверь какой-то орущий.
БУФ!!!
Я вообще не поняла, что это было такое, что так громко хлопнуло прямо у меня над ухом, даже подпрыгнула от неожиданности. А орущая тётка орать резко перестала. Вообще-то, ничего удивительного в этом не было — трудно орать, когда у тебя верхней части черепа нет. Тётка немного постояла, а затем как-то резко, мешком, завалилась в снег рядом с голой девчонкой, которую только что избивала, заливая ту своей кровью.
Оборачиваюсь. Охнутыжтвоюжмать!!
Ведь, просила, просила не брать. Хрен меня послушал кто. Руди стоит с пистолетом в правой руке, блин, он всё-таки притащил оружие к нам и даже стрельбу открыл в Москве. Фашист.
Что пешком нам уйти никто не позволит, понятно даже мне было. Но рядом “газель” МЧСников стояла, вот на ней-то мы и свалили. Я быстро объяснила профессору, что теперь у нас единственный шанс вырваться — это захватить заложника. Тогда сразу стрелять не начнут, наверное. Кого захватывать? Глупый вопрос, меня, конечно.
Угрожая пистолетом, Руди быстро вышвырнул из кабины водителя и сам уселся на его место, профессор запихнул (действуя нарочно грубо) меня в салон, а я при этом ещё и орала, как можно громче, что меня взяли в заложники. На всё это совсем немного времени потребовалось, не больше пары минут, толпа зевак всё так же стояла в ступоре вокруг лежащих на снегу двух окровавленных тел. А потом профессор ещё знаете что учудил? Быстро подскочил, подхватил на руки голую избитую девчонку и вместе с ней вернулся к машине. Так у фашистов стало два заложника.
Руди же всё ругался по-немецки на водительском месте. Похоже, с управлением никак справиться не мог. Нам ещё повезло, что мотор работал у машины, внутри неё водитель сидел грелся, а то сами бы мы долго заводили её. В конце концов, всё же поехали кое-как. Водить Руди умел, да плюс я ему помогла немного советами. Нет, сама я водить не умею, но у меня папа умеет, я не раз ездила с ним и видела, как он это делает. Плюс теоретически кое-что ещё знала.
Вот так и поехали. Для начала Руди шлагбаум на въезде во двор снёс, отчего у нас лобовое стекло треснуло. Потом мы разогнались километров до тридцати и резко остановились (Руди педали перепутал) и девчонка чуть не выскользнула у меня из рук и не упала на пол. Ведь она вся скользкая была, в своей и чужой крови. Выехали на тротуар. Поцеловали фонарный столб. Опрокинули урну. Чуть не задавили старушку с собачкой. Но после старушки Руди более менее с управлением освоился, вырулил на дорогу и даже разогнался до умопомрачительной скорости семьдесят километров в час. И на этой скорости мы, как самые отмороженные джигиты, пролетели светофор на красный свет, заработав в свой адрес целый хор восторженных автомобильных гудков.
Пока ехали, девчонка, потерявшая во время избиения сознание, пришла в себя. Разумеется, она испугалась, а кто бы не испугался? На водительском сиденье Руди постоянно шипит какие-то ругательства. Профессор сидит с пистолетом в руке (я прямо кино вспомнила: “Будем отстреливаться, я дам Вам парабеллум”). Не знаю, парабеллум там ему Руди дал или кольт или ещё что (не разбираюсь я в пистолетах, наверняка только наган отличить и смогу), но держал профессор оружие уверенно и сдаваться без боя явно не собирался. А сама незнакомая девчонка у меня на коленях лежит, я её вокруг талии держу, чтобы та не упала. Вот Светка и испугалась, ведь до того дня она меня ни разу даже не видела. Плюс она ещё избитая и, к тому же, совершенно голая, что тоже особо храбрости ей не добавляло.
Повезло, что ехать нам не так далеко было, и дорогу к собственному дому я помнила хорошо. Не знаю, какой там наши полиционеры “Вулкан” или “Перехват” в действие вводили, но никто нас остановить не пытался. Доехали мы совершенно беспрепятственно, причём под конец пути Руди рулил уже вполне сносно, практически на уровне особо косорукого погонщика шайтан-арбы.
Заминка случилась, когда мы выгрузиться пытались. Дело в том, что Светка боялась вообще всего, кроме меня. Отчего-то она решила, что в безопасности будет лишь со мной, вцепилась в меня руками изо всех сил и ни за что отцепляться не хотела. У меня же сил поднять её не хватало, не могла я нести её на руках. От профессора же, который пытался помочь мне, девчонка яростно отбивалась. Она шипела, как кошка, лягалась ногами и даже кусаться пробовала. Руками же при этом мне в куртку вцепилась так, что профессор лишь с помощью Руди смог её кое-как оторвать (Руди во время борьбы до крови прокусили правую ладонь).
Пока мы в наш подвал спускались, я шла рядом с Руди, он нёс Светку, но та при этом двумя руками держалась за меня. Зато при таком порядке движения девчонка хоть не кусалась. Понятно, что все наши планы с поисками Саши после выстрела Руди полетели ко всем чертям, на допросе Гейдара можно было ставить жирный крест. И вообще, конкретно этим двум фашистам путь в 2013 год отныне заказан навсегда.
Провела я их в Берлин-1940 в два приёма — сначала Руди со Светкой (ой, как мы в Берлине замучались отцеплять её от меня!), а потом профессора, он арьергард из себя изображал. В Берлине я не задержалась — пока Руди держал рвущуюся изо всех сил ко мне спасённую девчонку, я быстро выпросила у профессора тысячу рублей, оцарапалась, привычно мазанула ладонью по стене и нырнула обратно в свой портал. Ничего, пока я в Москве, там у них время стоит, сейчас я вернусь к девчонке, раз уж ей так страшно без меня.
Ну, прибыла я в Москву-2013. Ох, и видок же у меня! Куртка и джинсы в крови вымазаны, руки и лицо тоже, на правом плече куртка даже и порвана (так Светка не хотела меня отпускать). Поднялась я на первый этаж, вышла на улицу — вот и вой сирен. Ага, полиционеры едут. Найти-то не трудно им нужный дом — “газель” МЧСников так и стоит у подъезда (А когда это Руди успел зеркало со стороны водителя потерять? Он, кажется, той стороной не врезался никуда).
Ой! А чегой-то их так много? Раз, два, три машины. Ещё автобус какой-то небольшой, они оттуда как горох сыпятся, да в разные стороны разбегаются. Офицер что-то по рации бубнит, меня сразу в оборот взяли. Понятно, обычно у нас по Москве девчонки в окровавленной одежде не гуляют, то есть я явно участник событий.
Вот, в тот самый полицейский автобус меня и впихнули. Сначала выяснили, что я не ранена, что кровь не моя, а потом тут же расспросы начались. Что, да где, да как, да кто.
Я девочка правдивая, врать не люблю. Тем более что знаю — самая лучшая ложь — это правда. Говори правду, так не запутаешься. Вот я только правду и отвечала. Одну только правду. Ну, почти. Наврала я лишь об обстоятельствах, при которых познакомилась с террористами, а в остальном правду говорила.
По моей версии, вышла я погулять сегодня и случайно встретила в собственном подъезде на первом этаже этих двоих. А они и спрашивают меня, не знаешь ли ты, мол, девочка, где почтовые марки продать можно. Совершенно случайно, но я знала. И всего за одну тысячу рублей согласилась отвести их в такое место. Сглупила, конечно, нужно было процент от продажи просить, но так кто же знал, что они за эти свои дурацкие марки столько бабок срубят?
После этого — только правду говорила, как на самом деле и было. Как на метро мы ехали, как пролезайку побили, как марки продавали, как за никчёмного жёлтого попугая какой-то идиот четыреста тысяч отдал. И как тётку взбесившуюся застрелил Руди, тоже рассказала. И как потом меня и бесчувственную девочку в заложники взяли и увезли на машине. Как вырвалась от них? Никак не вырвалась, они сами меня отпустили. Вот, прямо в моём собственном подъезде и отпустили, сказали, что я им больше не нужна. Где они теперь? А я не знаю, я на улицу вышла, а тут вы приехали. Ищите, некуда им деться, второго выхода из подъезда нет, они где-то внутри.
Надо отдать нашим московским полицейским должное — искали они террористов долго и очень тщательно, весь дом перерыли. Я потом узнала, что застреленная Руди женщина была сестрой какой-то шишки аж из Следственного комитета РФ, так что полиции к нам приехало — мама не горюй! Записи всех окрестных видеокамер поснимали. У нас в лифте тоже камера есть, так и её запись сняли. Кстати, та запись мои слова полностью подтвердила. На лифте я спускалась сегодня одна, а вот из подъезда вышла уже в компании этих двоих, то есть встретила их на первом этаже, как я сразу и заявила. А вот откуда они там взялись — Аллах их знает.
Мужика нашли, который марку с попугаем купил. Марку вместе со стеклянным контейнером у него отобрали как вещественное доказательство (интересно, потом отдадут, или марка случайно “потеряется”?). Наверное, на контейнере ещё можно отыскать отпечатки пальцев профессора. Ну-ну, сильно же они помогут.
Собака приходила, меня всю обнюхала. Понятно, что собака уверенно привела по следу погоню в наш подвал. И… и всё. Тот подвал чуть ли не с микроскопом исследовали, но так и не нашли ничего. Нет из него тайного выхода, нету! Потом собака с полицией ещё и ко мне в гости заходила, домой. Тоже там всё обнюхала, нашего сирийского хомячка по имени Прапорщик (папа придумал) до усрачки напугала и сильно интересовалась пространством под моей кроватью. Думаю, она учуяла запах Сашки, он ведь ночевал там неоднократно.
Сашка! Ну как же так-то?! Сашка!! Светка тычет пальцем в слонёнка, Лотар переводит объяснение Клауса, чем именно индийские слоны отличаются от африканских, а я реву. Опять реву. Сашка!..
* * *
Интерлюдия H
(а в это время в замке у шефа)
[22.09.1940, 08:12 (мск). Москва, квартира доктора физико-математических наук Черенкова П. А.]
Сентябрьское утро, за распахнутым настежь окном поют птицы, дворник поливает из шланга кусты и асфальт. Бабье лето в разгаре. Павел Алексеевич всегда рано вставал, он любил повторять: “Все хорошие дела делаются с утра”. Вот и сегодня, несмотря на воскресенье, Павел Алексеевич привычно встал в шесть утра, хотя в выходной можно было бы поспать и подольше, ему в этот день не нужно было ехать в свой Физический институт.
Павел Алексеевич прихлёбывал крепкий сладкий чай из стакана в подстаканнике и внимательно читал письмо, которое вот только что, буквально несколько минут назад, бросил вместе с утренними газетами в его почтовый ящик почтальон. Письмо пришло из Ленинграда, от старого школьного товарища Павла Алексеевича, Сашки Макарова. С Сашкой Павел Алексеевич не виделся уже несколько лет, но всё равно регулярно переписывался с ним. У них было общее увлечение, они играли в шахматы по переписке, причём выигрывал обычно Макаров.
Да, не виделись они уже несколько лет, но всё равно оставались друзьями, хотя Павел Алексеевич ушёл в науку, а Сашка Макаров нашёл в себе иное призвание — он учит детей. Сашка стал учителем физики в средней школе.
Сначала, конечно, Павел Алексеевич сделал на стоящей в углу комнаты шахматной доске очередной ход, присланный ему Макаровым. Хм… Жертвует пешку. Не к добру это, ой не к добру, что-то этот хитрован задумал.
Павел Алексеевич отложил принятие решения о своём ответном ходе до вечера, пока же сел пить чай и читать письмо, присланное ему Сашкой.
Про погоду… новый учебный год… в школе новая учительница младших классов с умопомрачительной фигурой (вот, кобель старый!)… в его классе новая ученица… забавный казус, рассказывала об условиях на поверхности Марса и Венеры так, будто сама была там. А вот ещё что она рассказала.
Какая чепуха! Что за бред, придумает же такое! А это вообще! Большой Взрыв. Прямо какое-то поповское: “Да будет свет! И стал свет.”. А это…
Строение атомного ядра. Протоны, нейтроны. Реакция синтеза гелия, идущая на Солнце. Распад урана. Получение из урана плутония (это ещё что такое? судя по контексту — новый химический элемент!). Цепная ядерная реакция деления. ЧТО?!!
Вот этого какая-то школьница знать никак не могла. Откуда?! Откуда знает?! Из описанных в письме Сашки Макарова процессов Павел Алексеевич и сам-то не всё понял, хотя кое-что и слышал. И явных глупостей, как с 11-мерным пространством, он не видел. Похоже, очень похоже на правду. И об этом знает школьница? У кого-то слишком, слишком длинный язык, вероятно.
Бросив на столе так и не допитый чай, Павел Алексеевич торопливо принялся переодеваться. И неважно, что было воскресенье, неважно. Такие дела не ждут. Будущий лауреат нобелевской премии очень спешил. Срочно, немедленно в наркомат Государственной Безопасности!..
[22.09.1940, 08:15 (мск). Ленинград, квартира дошкольницы Алины Чубиковой]
— Колька! Ура, Колька пришёл! — счастливо орёт Алина, с разбега повиснув на шее у своего дяди Коли, младшего брата мамы.
— Привет, Алинка! — целует девчонку в обе щеки Колька и пытается подкинуть на руках; Алина счастливо верещит. — Ух, какая ты стала тяжёлая! Тебя и не поднять теперь.
— Я кушаю хорошо.
— Молодец! А сегодня кушала уже?
— Нет, пока не успела. Мама манную кашу сварила.
— Давай, кушай быстрее и пошли, а то опоздаем.
— Ага. Я сейчас, Коль, я мигом. А это настоящий пистолет? — девчонка осторожно тычет указательным пальчиком в висящую на боку младшего сержанта Николая Чеботарёва кобуру.
— Конечно, настоящий, — гордо отвечает тот, одёргивая новенькую гимнастёрку и поправляя на голове фуражку. — Я ведь кто теперь? Я теперь — милиционер, работник органов Внутренних Дел.
— Ух, ты! А ты из него уже сколько бандитов застрелил? — не унимается племянница.
— Эммп… — глубокомысленно отвечает молодой милиционер (не признаваться же, что пока ещё ноль). — Алин, у тебя каша застыла, наверное. Давай скорее, а то все звери спать лягут.
— Ага, я быстро. А бегемота пойдём смотреть?
— Пойдём.
— А носорога булочкой кормить будем?
— Обязательно.
— Коль, а ты мороженое мне купишь?
— Куплю, куплю я тебе и мороженое, и леденцов, и что скажешь куплю. Только давай быстрее, Алин, не копайся.
— Ага.
Девчонка ускакала к столу и принялась там торопливо, капая от спешки на скатерть и на собственное платье, поглощать манную кашу. А её молодой дядя поздоровался со своей старшей сестрой, повесил фуражку на вешалку возле входа, прошёл к окну и уселся в любимое мягкое кресло. Сегодня у него выходной и он поведёт племянницу в зоосад. А что он в новенькой форме пришёл — так что ж с того? Милиционером Колька стал совсем недавно, буквально пару месяцев назад, и очень гордился и красивой милицейской формой и возможностью носить в кобуре на боку боевое оружие.
Пока племянница давилась кашей, Колька нашёл на столике возле кресла какую-то очень яркую детскую игрушку — небольшой, пёстро раскрашенный кубик. Колька из любопытства взял его, повертел в руках и совершенно неожиданно для себя обнаружил, что стороны кубика довольно легко могут вращаться друг относительно друга.
Сестра увидела, что Колька с удивлённым видом вертит в руках кубик и пояснила, что это Алинка из детского садика притащила, там этот кубик какой-то мальчик забыл, и она взяла его домой поиграть. Завтра нужно будет не забыть отнести обратно — чужая ведь игрушка.
И в этот момент молодой милиционер заметил кое-что любопытное. Маленькие, малюсенькие буковки на кубике. Интересно, очень интересно. А откуда у того мальчика взялась такая игрушка? Откуда? Быть может, отнести кубик нужно не обратно в детский сад, а в родное отделение милиции? Глядишь, и благодарность так заработать можно.
Бдительный младший сержант Николай Чеботарёв разглядел на детской игрушке почти незаметную надпись: “Made in China”…
* * *
(продолжение главы 21)
Как-то очень неожиданно закончилась третья четверть в школе, и я таки заполучила свою честно заработанную пару по алгебре. Если ухитрюсь ещё и в четвёртой четверти повторить такой же подвиг — будет двойка за год и занятия летом, в каникулы. Только вот, если честно, мне на это наплевать совершенно было. Родители пытались стыдить меня, мама даже плакала, но… не в этот раз. Двойка. Да подумаешь, двойка! Да хоть единица, плевать! Сашка!!
Я так рвалась выручать Сашку, что вообще делать не могла ничего. Но пока руки у меня были связаны, с меня полиция прямо не слезала. Руди своей выходкой какое-то гнездо разворошил осиное, меня на допросы каждый день тягали. Хорошо, что я сразу правду говорить стала, а то бы обязательно запуталась во лжи, ведь меня разные люди разными словами об одном и том же спрашивали. Но на лжи меня не поймали, сделать это было достаточно трудно, так как я правду рассказывала всегда.
Подъезд наш проверили ну очень тщательно, абсолютно все квартиры (ордер на обыск? нет, просто полиционеры ВЕЖЛИВО просили хозяев впустить их; отчего-то всегда пускали) и служебные помещения осмотрели, даже шахты обоих лифтов. Как я и ожидала, ни Руди, ни профессора, ни Светки (тогда, впрочем, я ещё не знала, как девчонку зовут) найти не удалось. Но нервы полиционеры всем помотали изрядно. И где-то через неделю, ещё до окончания весенних каникул, я от них в фашистскую Германию сбежала. Надоели, хуже горькой редьки.
А там всё без изменений, всё по-прежнему. Профессор с пистолетов в руке, Руди прижимает к себе голую окровавленную Светку, сама Светка шипит и вырывается. Она как меня увидела, ещё раз бедолагу Руди укусила, теперь уже за большой палец, вырвалась и ко мне прыгнула. Руками обхватила, трясётся вся. Вот так я её и вела до своей комнаты, за плечи обняв. Хорошо ещё, она идти самостоятельно могла.
Светка три дня меня вообще никуда не отпускала от себя, то есть совсем никуда. Вцепилась в меня — и не отпускает. Врач приходил её осматривать — так только в моём присутствии, иначе истерика. Да ладно ещё врач, она в туалет меня даже не выпускала, так вдвоём с ней туда и ходили. И спать девчонка могла лишь рядом со мной, держа меня за руку, мне для этого кровать поставили прямо вплотную к Светкиной.
На четвёртый день лишь ей легче стало. Ужас в глазах исчез и она даже говорить начала. Сначала очень тихо и только со мной, но ещё через пару дней и с Лотаром говорить принялась и даже улыбаться иногда. А кроме Лотара говорить было и не с кем, никто к нам больше не заходил.
А Лотар как-то неожиданно большой шишкой в гестапо стал, подчинялся лишь самому Мюллеру, больше не указ ему никто был. А в отсутствии последнего он что ли старшим становился в нашем затерянном в лесу домике, командовал и охраной и прислугой только так. Профессора же и Руди я и не видела с тех пор, как вернула их в 1940 год. Они нас со Светкой проводили до моей комнаты, да и растворились куда-то, ни слуху, ни духу от них. Остался лишь Лотар, да Мюллер заезжал иногда. Больше, как я понимаю, никто и не в курсе был насчёт моих способностей.
Два раза я с Ленинградом говорила по телефону, с тётей Шурой, мне фашисты сеансы связи устраивали. За себя говорила и за Сашку, про которого врала, что он всё ещё в больнице, не вылечится никак. А ещё один раз говорила с каким-то человеком из советского посольства, тоже по телефону. Он всё интересовался подробностями нашего побега из страны и спрашивал, не обижают ли меня и вообще, всё ли у на с Сашкой хорошо. Обещал всемерно ускорить процесс нашего возвращения на Родину. А после окончания разговора Мюллер наоборот, пообещал, что сделает всё возможное, чтобы это возвращение по возможности оттянуть.
Светланка историю мне свою рассказала, как она жила, как у неё был дом, были родители. Компьютера не было, ну да и фиг с ним. Зато её любили. И не так любили, как Занира хотела, а по-настоящему. Она ночью рассказывала, в темноте. Забралась ко мне под одеяло, взяла меня за руку и рассказывала. Долго рассказывала. Про дом, про школу, про больную бабушку, про то, как она с горки каталась на санках и как прошлым летом у неё ночью украли из подъезда новенький велосипед, перекусив чем-то удерживавшую его цепь. И про Заниру, тварь такую, тоже рассказывала, и про клуб извращенцев, куда та возила её, рассказывала. Я даже пожалела, что Руди этой Занире в голову выстрелил. Нужно было в живот, три раза. Тогда долго подыхала бы, а с тремя пулями в брюхе и наши бы врачи не спасли всё равно.
Ну, а как Светке совсем уже хорошо стало, так я ей объяснила, что теперь она, вообще-то, в гестапо находится, а домик наш стоит в самом сердце фашистской Германии, недалеко от её столицы, от города Берлина. Честно говоря, думала я, что девчонка либо не поверит мне, либо испугается, либо и то и другое вместе. Но к тому, что случилось на самом деле, я совершенно готова не была. У Светки истерика началась, но не испуганная, а такая, как бы это получше сказать, смешливая. Она принялась безудержно смеяться, а скорее ржать. Смеётся и смеётся, даже икать от смеха стала, на глазах слёзы выступили. Ну, я ей воды попить дала и только после этого Светка кое-как смогла объяснить мне, что её так насмешило. Говорит, у неё фамилия — Лисицына. Вот это я не поняла. И что с того, чего смешного-то? Определённо, у девочки с головой не всё в порядке, фамилия-то её тут при чём? Светка же дальше и вовсе бред какой-то нести принялась. Это, говорит, римейк будет. Римейк под названием “Вторая попытка или Лисов возвращается” и теперь ей нужно срочно изобрести напалм и рассказать товарищу Сталину про командирскую башенку. И опять ржёт и икает. Я ей тогда на всякий случай успокоительное скормила, что доктор немецкий оставил, после чего Светка заснуть смогла. Ненормальная.
Наутро, проспавшись, Света вполне вменяемой стала. Сказала, что и сама уже догадываться начала, без моих объяснений, куда она попала, и не так уж её сильно это и пугает. Говорит, что она уже один раз умерла, ей теперь не страшно вообще ничего. И даже если её отправят в концлагерь, то она всё равно не верит, что там будет хуже того, что она уже пережила. И если бы перед ней стоял такой выбор, то она бы скорее согласилась близко познакомиться с доктором Менгеле, чем вернуться обратно к Занире (чтоб ей в аду икнулось!). Правда, свастик Света всё равно пугалась и дёргалась каждый раз, когда видела очередную. А свастик тут хватает, они у них повсюду. Вон, даже на слоновник прилепили одну. На слоновник-то зачем? Или слоны в Рейхе тоже арийской расы?
Ой!! Кто-то довольно сильно толкает меня под локоть и мороженое, что я в руке держу, размазывается по моему носу, губам и подбородку. Зараза.
— Тыр-пыр-мыр-быр, — говорит зловредная Грета.
— Грета просит прощения за свою неловкость, — переводит мне Лотар. — У неё случайно так получилось. Тебе дать платок?
— Не нужно, у меня свой есть, — отвечаю я, выбрасывая в ближайшую урну остатки брикета. Мороженое всё равно почти растаяло, я немного задумалась и перестала есть его. А так все, кроме меня и Клауса, свои порции уже доели. Клаус же вовсе мороженое есть не стал, оно ему говорить мешало бы. Вот, болтун-то мелкий! Он уже до Ганнибала добрался, будто я без него не догадываюсь, как сложно было провести слонов через Альпы.
— На правой щеке ещё осталось, Лен, — говорит мне Лотар, когда я заканчиваю вытирать свою измазанную мороженым физиономию.
— Так нормально? — повторно вытираю себе щёку и спрашиваю я.
— Нет. Погоди, дай я помогу.
Лотар достаёт собственный носовой платок, слюнявит его и принимается оттирать мне щёку, а затем и подбородок. Чувствую на лице его дыхание. Однако, приятно. А ещё чувствую, как Грета рядом со мной буквально бесится от злости, но сделать ничего не может. Вот так-то, подруга! Случайно она мне по локтю заехала, ага, как же. Так я и поверила.
Грета — это старшая сестра Клауса и девчонка Лотара. То есть это она считает себя девчонкой Лотара, но сам Лотар этого ещё то ли не заметил, то ли не хочет замечать. Я так и не поняла, кого из них пригласил с нами Лотар, а кто примазался — Клаус или Грета. Наверное, всё-таки Клауса приглашал, а не взять заодно ещё и Грету было бы просто неудобно, всё-таки сестра.
Трудно представить себе двух более непохожих друг на друга мальчишек, чем Лотар и Клаус. Лотар — высокий блондин спортивного телосложения, вылитый “истинный ариец”, такого и на плакат не стыдно поместить (неудивительно, что Грета запала на него). Клаус наоборот — низкий и щуплый доходяга-очкарик, классический пример ботаника, к тому же, на три года младше Лотара. И тем не менее. Тем не менее, они дружат, как-то вот сошлись друг с другом, непонятно даже как. В зоопарк вот с нами поехал сегодня, его Лотар пригласил.
Зачем пригласил? А бес его знает, он мне не говорил того. Я вообще узнала, что с нами ещё и эти двое поедут только тогда, когда они присоединились к нам возле перехода берлинского метрополитена — оказывается, Лотар заранее, ещё накануне, договорился с ними по телефону о совместной прогулке. Против Клауса я не возражала ничуть — очень милый ребёнок, хоть и очкарик. Немного занудный, правда, но такой уж у него характер. А вот его сестра Грета — та ещё змеюка. На меня чуть ли не шипит и постоянно гадости всякие пытается делать, причём так, чтобы Лотар этого не заметил. А он и не замечает. Мальчишка, чего с него возьмёшь?
Воскресенье сегодня, 22 сентября, выходной день. До окраины Берлина на автомобиле нас троих довезли, до конечной станции метро, а дальше уж мы под землю спустились. Охраняют ли нас? А чёрт его знает, я не замечаю никакой охраны, но Мюллер хитрый, мог и послать кого-то следить незаметно. Народу в зоопарке (входящем в десятку старейших зоопарков мира, по словам Клауса) по московским меркам вовсе не дофига, я бы даже сказала, что мало народу. Но для Берлина-1940 здесь, наверное, достаточно людно. Особенно возле клеток либо вольеров с какими-то интересными зверями, типа тех же орангутангов или слонов. А это вот тигры, кошки полосатые.
Светка перегнулась через ограждение и заглядывает вглубь тигриной ямы, Лотар осторожно придерживает её на всякий случай, одновременно переводя на русский язык бормотание Клауса о том, чем бенгальский тигр отличается от уссурийского, Грета “случайно” наступила мне на правую ногу, а я… а мне всё равно. Мне тут неинтересно и грустно. Сбежать, что ли, в Москву, домой? И что я там буду делать? Одна.
Сашка.
Опоздали мы. На два дня, всего на два дня опоздали.
Светка, конечно, отличная девчонка, мы уже подружились, хоть она и младше меня. Только вот так получается, что своим выстрелом Руди спас её ценой гибели Сашки. Мне ведь пришлось ждать, пока уляжется вся эта кутерьма вокруг поиска убийцы Светкиной хозяйки. Как бы я вот ещё кого-то провела к нам, если полицейские вокруг меня просто роились, ведь я основным свидетелем была. Вот и ждала я. Нервничала, места себе не находила, но ждала. И лишь когда уже закончились весенние каникулы и я снова пошла в школу, только тогда решила рискнуть. Кажется, за мной не следили.
Для начала я на вокзал съездила, новый мобильник купила. В смысле, краденый. Ну да, на вокзале краденые мобильники продают практически в открытую. Смешно, право слово, бывает даже. Идёшь сквозь толпу — тебе мобильники почти новые предлагают, причём очень дёшево. А у продавцов только что на лбу слово “жулик” не написано. И все понимают, что мобильники ворованные. И там же, в той же самой толпе привокзальной, нередко можно встретить важно прогуливающийся патруль толстеньких полицейских. Иногда те буквально в паре метров от очередного торговца телефоном проходят. Но при этом продавец, вероятно, не без помощи какой-то могущественной магии, для полицейских остаётся совершенно невидимым. Ни разу не замечала я, чтобы полицейский хотя бы обратил внимание на такого вот торговца. Не было такого, не видит их полиция, не замечает. Волшебство, другого объяснения феномену нет.
Ладно, купила я у какого-то жулика мобильник за полторы тысячи (при том, что он даже на первый взгляд был лучше моего, а мой в магазине четыре тысячи стоил). Там же, на вокзале, полностью зарядила его (продали-то мне телефон без зарядки, а на вокзале почти что угодно зарядить можно, есть там такая услуга для приезжих). А после зарядки сразу аккумулятор выковыряла из телефона на всякий случай. Мюллеру потом покажу, и он сам при необходимости позвонить куда-нибудь аккумулятор вставлять будет. Главное, чтобы мне, на мой телефон не звонил, мой телефон очень даже легко уже может на прослушке стоять.
Чего удивляетесь? Ну да, “папаша” Мюллер на поиски Сашки собирался, русский язык он знал, пусть и хуже профессора, но для простого общения вполне достаточно. Я так понимаю, количество посвящённых в мою тайну увеличивать не стали, о моих особых способностях всего семь человек и знают. Это я сама, Сашка, Лотар, Мюллер, профессор, Руди и Светка с нами теперь ещё. Всё. Безопасно ходить по Москве-2013 могу я, Лотар и Мюллер. И кому заниматься поисками? Собственно, выбор невелик. Вот так и получилось, что шефу гестапо пришлось тряхнуть стариной и поработать простым следователем. Не Лотара же посылать, в самом деле!
На этот раз умнее всё сделали, я к самому Мюллеру в Москве и близко не подходила. Начальную точку поисков, то есть стаю Гейдара, место её обитания и повадки я Мюллеру в Берлине подробно объяснила. Там же научила пользоваться мобильником и нашими уличными телефонами-автоматами (они ещё встречаются, хотя и редко). Мне звонить в экстренных случаях и только с автомата. С ворованного мобильника — уже в случае совсем уж полной жопы. Мне же пришлось выучить наизусть (записывать нельзя!) целую кучу кодовых фраз на самые разные случаи жизни. Я всё боялась перепутать эти фразы и не так понять какое-либо сообщение, но они, к счастью, не пригодились. Вернее, пригодилась только одна. Вечером второго дня поисков Мюллер мне позвонил и произнёс фразу, означавшую: “Миссия завершена, эвакуация по плану “А””. То есть он нигде никуда не вляпался и своим ходом неспешно движется к моему дому, погони нет.
Как там Мюллер Сашку искал, я не знаю. Выпустила его на улицу, а потом и близко не подходила. Не хватало ещё светиться рядом с каким-то подозрительным мужиком. С меня и так уже в полиции отпечатки пальцев сняли. Знаю только, что в тот же день, когда я выпустила Мюллера, стая Гейдара прекратила своё существование. Об этом только и разговоров было в школе на следующий день. Трупов, кажется, не было, но сам Гейдар и старшие из его шестёрок оказались в больнице. Похоже, расследование Мюллер начал в самых лучших традициях гестапо, подкупом там и близко не пахло. Что ж, он профессионал в этом вопросе, ему виднее.
Где Мюллер у нас ночевал я не знаю, документов-то не было у него никаких. Зато были деньги, было золото, и даже пистолет был. Значит, с помощью чего-то из этого набора койку на ночь он себе где-то надыбал. А вечером второго дня, как я уже говорила, главный гестаповец доложил мне, что поиски завершены, он возвращается.
Как я ждала, как я ждала его! Сашка, ну!!
Только Мюллер вернулся один, без Сашки. Вернулся, достал из внутреннего кармана куртки пару сложенных листов бумаги и молча протянул мне. Одним листом оказалась ксерокопия написанной от руки объяснительной записки. Написана она была на типографском бланке какого-то центра охраны материнства и детства “Расправь крылья”, действовавшего под патронажем непонятной “Ассоциации Планирования Семьи”. Сухим казённым языком в записке сообщалось, что воспитанник Александр (фамилия неизвестна) вследствие несчастного случая поскользнулся на лестнице, потерял равновесие и упал, получив при падении травмы, несовместимые с жизнью.
А вторым листом из тех, что принёс Мюллер, вторым листом была ксерокопия официального свидетельства о смерти Сашки.
Мой брат умер…
Интерлюдия I (буква)
(а в это время в замке у шефа)
[22.09.1940, 16:44 (мск). Москва, Кремль, совещание в кабинете товарища Сталина]
—…А что по этому вопросу нам может сказать товарищ Молотов?
Под взглядом Сталина советский нарком иностранных дел рывком поднялся со своего стула, прокашлялся и начал:
— Товарищ Сталин, в возглавляемом мной наркомате существует как минимум…
Дверь в кабинет приоткрывается и в неё заглядывает Поскрёбышев, который перебивает Молотова словами:
— Вячеслав Михайлович, я прошу прощения. Товарищ Сталин, срочный звонок из ЦК Белоруссии, Пономаренко на проводе.
Сталин удивлённо поднимает брови, но всё же кивает Поскрёбышеву: “Давай”. Несколько секунд спустя на столе генсека ожил один из телефонов, Сталин немедленно поднял трубку:
— Сталин… да, слушаю… и что?.. дальше… Пантелеймон Кондратьевич, а ты уверен, что об этом нужно докладывать секретарю ЦК? Да ещё и срочно! Вы чем там вообще занимаетесь? Жопу подтирать — тоже команду из Москвы ждать будешь?! Да ты… ну ладно, слушаю, что ещё скажешь?.. Кто?! Не может быть… Проверили?.. Точно проверили?.. Точно или ТОЧНО?.. Хорошо, жди, молодец, что позвонил. Пока ничего не предпринимай, просто жди. Не отходи от телефона.
Сталин аккуратно кладёт трубку на рычаг телефонного аппарата, достаёт из пачки пару папирос “Герцеговина флор”, раздёргивает их и принимается неспешно набивать трубку. В кабинете полная тишина, Молотов всё также стоит возле своего места. Наконец, трубка набита, Сталин зажигает её, выпускает в воздух клуб сизого дыма, поднимается на ноги и неторопливо идёт по паркету вдоль ряда стульев. Минуту спустя он говорит куда-то в пространство:
— Пономаренко звонил, у него там ЧП. Германский истребитель нарушил государственную границу СССР, перелетел к нам и совершил посадку на военном аэродроме вблизи города Кобрин. Самолёт исправен, пилот взят под стражу аэродромной охраной, сопротивления он не оказывал.
Тишина. Ещё клуб дыма в воздух.
— Случай, конечно, неординарный, но в ЦК о нём действительно можно было бы и не докладывать. Если бы не одно обстоятельство.
Тишина. Мягкие шаги по паркету.
— Если бы не фамилия пилота. Этот истребитель-нарушитель пилотировал не кто иной, как сам Гесс.
— Кто?! — не выдерживает Молотов.
— Заместитель Гитлера по партии, рейхсляйтер Рудольф Гесс…