- Ну что, успокоила? - спросил брат.

   - Больше не плачет, - неопределенно ответила Ольга.

   - И чем же это ты ее успокоила? - не отстал Сергей. - Что-то долго тебя не было.

   - Послушай, а как ты к ней относишься? - неожиданно спросила Ольга. - Как к сестре, или она тебе нравится, как женщина?

   - Какие еще из вас женщины, - пренебрежительно ответил брат, но было видно, что он смутился. - Детский сад! Тебе еще два года ходить в школу, а она только чуть-чуть старше тебя. Возьми чашку и, если тебе нетрудно, принеси горячий чай.

   На кухне Ольга увидела Джейн, которая включила чайник и доставала из шкафа банку с чаем.

   - Так! - сказала она. - Ставим чай, глазки отводим и щеки зарумянились. Подслушала?

   - Это вышло случайно, - еще больше смутилась Джейн. - Я просто хотела зайти и услышала конец вашего разговора.

   - Ну ладно, он мне врет, может быть, скажешь ты? Тебе Сергей нравится?

   - Оля, а мне обязательно быть ему сестрой?

   - Все, дальше можешь не продолжать: все признаки налицо. У тебя хоть были парни?

   - Был один, с которым я дружила, мы с ним даже поцеловались. Только ты Сергею не говори.

   - А почему разбежались?

   - Сходили в молодежное кафе и выпили стодж. А потом дядя опробовал на моей заднице новый ремень, а его турнул. Его родители еще приходили разбираться и назвали его консерватором. А меня дядя после всего еще отвел к врачу, который сделал пару уколов, чтобы не могла пробовать дурь.

   - Так стодж это наркотик?

   - Скорее, галлюциноген с веселящим эффектом. Удовольствия, как от наркотика, нет, но весело. Все предметы искажаются, но не страшно, а смешно. И этим можно управлять. У стойки стояла толстуха, похожая на корову. Я захотела, и у нее выросли хвост и рога. Это безвредно и не вызывает привыкания, ну или почти не вызывает. Но дядя меня тогда сильно выдрал. Он сам даже не курил и почти не употреблял виски. Говорил, что бог дал человеку ум, не для того чтобы тот его пичкал дурью.

   - Правильный человек, - одобрила Ольга. - Жаль, что погиб. А у вас что, наркотики продаются свободно?

   - А разве можно ограничивать людей? - удивилась Джейн. - Таким, как я, чего-то по-настоящему сильного не продадут, но если тебе больше двадцати одного года, продадут все. С тех пор, как научились снимать зависимость, это не проблема. Пробуют все, подсаживаются только придурки. Послушай, ты говорила, что погибнет растительность. Это из-за морозов?

   - По-разному, - ответила Ольга. - В тропиках, где не будет морозов, гибель наступит из-за недостатка света, а если ударит мороз, то и из-за него тоже. Нам на биологии объясняли. А у нас из-за морозов деревья спят и нехватка света на них сильно не скажется, а вот длинная зима убьет двадцать процентов хвойных и треть лиственных деревьев. У кустарников отомрет только верхняя часть, потом начнут расти от корня. Лягушки, тритоны и рыба в большинстве выживут, особенно в мелких водоемах, которые быстро промерзнут. Может быть, сохранится и животная мелочь, но крупные животные все погибнут. Пойди, отнеси Сергею чай, ему будет приятно. Не хочешь? Тогда пойдем вдвоем. Прихвати печенье. Это еще со старых запасов.

   - Пришли навестить болящего? - спросил Сергей при виде девушек. - Что это ты, хозяйка, расщедрилась на печенье?

   - А это тебе от меня подарок за сделанную запись. Сегодня ее показывали старшим классам. Там и Джейн была в обнимку с Олегом. Но извержение, конечно, класс!

   - Это получилось случайно, - смутилась Джейн. - Был сильный толчок...

   - На какой, интересно, скорости вы оттуда удирали? - спросила Ольга. - Пейзаж так мелькал, что рябило в глазах. Наша училка еще высказалась, что за эту съемку безумцу, который ее сделал, нужно поставить памятник. Меня почему-то терзает подозрение, что для таких съемок ты со своей кабинетной специальностью - не самая лучшая кандидатура. Колись, сам туда поперся?

   - Зато спас Джейн, и у тебя теперь есть сестра, - сказал Сергей, забирая у нее чай. - Положите печенье на столик.

   - Ладно, безумец, - сказала ему Ольга. - Государственная премия и невеста - это неплохая компенсация за два пулевых ранения. Ешьте свое печение, а я пойду отдохну после школы.

   - Ты сегодня собираешься домой? - спросила Лида, зайдя к мужу в кабинет. - В секретариате никого, кроме дежурного, уже нет. Я ждала звонка...

   Алексей сидел за своим столом, откинувшись в кресле, и выглядел очень уставшим.

   - Извини, - сказал он. - Конечно, сейчас пойдем. Суматошный день: слишком много всего случилось, поэтому немного устал.

   - Да, я заметила. Весь день наши работники носились, как наскипидаренные. И почты было больше обычного. Но меня это не коснулось. Я пошла одеваться и буду ждать внизу. Не задерживайся, а то вместо меня увидишь снегурочку. Смотри, как метет.

   Спустившись, он увидел Лиду, дожидавшуюся его в вестибюле.

   - Даже с моей любовью к снегу это чересчур, - сказала она Алексею, кивнув на снежную круговерть за окном коридора. - Решила подождать тебя здесь.

   - Давай руку, - сказал он ей, протягивая свою. - А то унесет. Снег становится проблемой. Надо запустить дополнительное изготовление снегоуборочной техники, а то имеющаяся не справляется. И конца этим снегопадам не видно.

   До стоявшей в полусотне шагов машины добежали уже все облепленные снегом.

   - Давай быстрей, Коля! - сказал Самохин шоферу. - А то весь этот снег сейчас растает. И мы намокнем, и вся машина будет мокрой. Улицы все равно пустые.

   - Не имею права, Алексей Николаевич! - отказал шофер. - Наоборот, поедем медленней: слишком плохая видимость. А снег с вас Валентин отряхнет.

   Он, не разгоняясь, поехал к выезду из Кремля, а телохранитель перегнулся через сидение и помог им немного очистить одежду. До дома ехали вдвое дольше обычного. Видимость не превышала пятидесяти метров, поэтому шофер сильно не гнал и включил навигатор.

   - Позвони Лене, чтобы сегодня не приходила, - сказала Лида, когда зашли в квартиру. - Ни к чему ей мотаться по такой погоде, ужин я и сама прекрасно приготовлю.

   Она быстро заварила чай и приготовила яичницу с грибами, после чего они поели и отправились на диван.

   - Что у вас сегодня случилось, что все так носились? - спросила Лида. - Хорошее или наоборот?

   - Было и хорошее, - ответил он. - Но, вообще-то, сегодня страшный день. Когда-нибудь его наряду с датой извержения будут поминать минутой молчания. Если сегодня погибло меньше народа, чем при извержении, то ненамного.

   - Война? - спросила она.

   - Да, примерно с одиннадцати часов утра до часа дня наши спутники зафиксировали мощные вспышки, которые просветили пылевой слой. Около сотни на территории Индии и в два раза меньше в Китае. Мощность зарядов по нашим оценкам составила от ста до трехсот килотонн. Мы сделали запросы по выделенным каналам, но ни индийцы, ни китайцы нам на них не ответили.

   - И что теперь?

   - А черт его знает! - ответил муж. - Скорее всего следует ожидать массового наплыва беженцев из Китая. Мы привели в полную боеготовность все войска в районе границы. Приказ один: никого на нашу территорию не пускать. Выбор средств на усмотрение командования. Они почти все обречены и в скором времени умрут. Вот и пусть это делают на своей земле!

   - Тяжело? - спросила она, взяв его руку в свою.

   - Гораздо тяжелей, чем я думал, - ответил он. - Кто-то сказал, что гибель одного человека - это трагедия, а миллионов - статистика. Его бы на мое место! Легко быть добреньким, попробуй одним росчерком пера лишить жизни миллионы людей! Я понимаю, что должен так поступить, но все равно чувствую себя мерзавцем!

   - Что еще случилось? Ты сказал, что было что-то хорошее.

   - На фоне этой войны все остальное выглядит мелким. Кое о чем ты должна была слышать в секретариате. Детей из Японии вывезли, поэтому сейчас вывозим с дальневосточного побережья рыбу и оленей.

   - Нет, не слышала. Насчет оленей понятно, а что за рыба?

   - В прошлом году мы на Дальнем Востоке выгребали всю рыбу, до которой смогли дотянуться. Все это морозилось и хранилось на побережье в термоконтейнерах. Сейчас по железной дороге вместе с мороженными оленьими тушами перевозим вглубь страны. Население с побережья, видимо, будем убирать. Оставим только самый минимум, чтобы присматривать за городами и охрану границ с Китаем. Слишком упали температуры и очень сильные ветра. Зачем мучить людей, когда есть куда их переселить. Просто возьмем немного меньше чужих. Беженцы, кстати, пошли валом. Это еще пока не американцы, а те, кого вытурили из ФРГ, Франции и некоторых других стран. Хотя попадаются и те, кого никто не выгонял. Находятся умные люди, которые трезво оценивают обстановку и рассчитывают укрыться у нас. А на подходе вторая волна. Вот то будут уже американцы и часть брошенных англичан. Поляки их не хотели пропускать через свою территорию, но немцы чем-то пригрозили. Им не улыбается задерживать беженцев на своей территории. По беженцам еще две новости. Во-первых, болгары решили обойтись своими силами. Просят только поставить им нефть и помочь с производством БВК. Естественно, что поможем. Я их, если честно, особо и не рвался брать. Второе - это то, что по всем вопросам договорились с бразильцами. Детей уже начали доставлять, а скоро приедут и их специалисты. Документацию по реактору им отправили, пусть изучают.

   - А девушки от них будут?

   - Зная твою реакцию на девчат, я на них внимания не акцентирую, тем более что они все чертовски красивые, почти как ты. Присылают бразильцы девушек, как и все остальные. Мы уже детей больше брать не будем, эти последние. Я имею в виду специально большими партиями. Если придут с беженцами, отказа не будет.

   - А что у тебя еще есть такого, о чем я не знаю?

   - Сегодня на удивление было много самых разных хозяйственных вопросов, которые вынесли на правительство, но ничего интересного среди них нет. Разве что принято решение о строительстве большегрузных экранолетов. Это те же "Ковчеги", только грузовой вариант. Если интенсивность осадков не уменьшится, нам будет очень сложно очищать все железные дороги и автострады. Все равно будем строить дополнительные реакторы, а при наличии энергии это самый удобный в теперешних условиях вид транспорта. Полностью от дорог, естественно, не откажемся, но использовать будем только тогда, когда без этого трудно обойтись.

   Требовательно прозвучал вызов коммуникатора. Звонил министр иностранных дел.

   - Извините, Алексей Николаевич, за то, что беспокою так поздно, - сказал он. - К нам по одному из выделенных для Штатов каналов пришел вызов от командующего американским седьмым флотом вице-адмирала Гарри Крейга. С нами он разговаривать не захотел, просит соединить с вами.

   - Соединяйте, Алексей Павлович, - сказал Самохин. - Несколько необычный вызов. Посмотрим, что он скажет. Пусть на канале больше никто не сидит, я сделаю запись.

   - Мне уйти? - спросила Лида.

   - Ни в коем случае, - возразил Алексей. - Наоборот, твое присутствие будет нелишним.

   На экране коммуникатора появилось изображение мужчины лет пятидесяти в черном адмиральском мундире. Он сидел в кресле за небольшим столиком и, увидев на экране Алексея с женой, привстал и поклонился.

   - Вы говорите по-английски, ваше превосходительство, или мне включить переводчик? - спросил он на родном языке.

   - Говорите, что хотели, адмирал, - сказал ему Алексей. - Здесь вас все хорошо поймут.

   - Прежде всего хочу поприветствовать вас и вашу супругу! - наклонил голову Крейг. - Я много о вас слышал и никогда не верил тому бреду, который печатали газеты. Я имею в виду козни дьявола.

   - Мы вас тоже приветствуем, адмирал, - сказал Алексей. - Я знал, что ваш флот должен был уцелеть. Но все системы слежения, кроме одной, вышли из строя, а у нее ограниченный район наблюдения. Мы с вами обменялись любезностями, теперь хотелось бы услышать, чем вызвана ваша просьба о разговоре.

   - Я должен решить, что делать дальше, - глядя ему в глаза, сказал адмирал. - Моя страна погибла, и те немногие, кому повезло спастись, ищут спасение у других. Мы сейчас у берегов Японии. Идти в Австралию у меня, если честно, нет никакого желания. Возможности этой страны не так велики, чтобы годы содержать свое население и прибывающих англичан. Скажите, сколько это еще продлиться?

   - Долго, - сказал Алексей. - Без учета выбросов от полутора сотен ядерных взрывов, которыми обменялись Китай с Индией, окончательно посветлеет через два года. А климат станет более или менее нормальным только через пятнадцать-двадцать лет.

   - Да, это долго. Мы знаем о войне в Китае, но думали, что с ними воюете вы. Мы заходили в Японию и узнали о том, что вы приняли к себе миллионы их детей. У них самих дела обстоят плохо, но часть населения спасут. Плохо, что нам среди них места нет. Нас не примут, и среди моих людей мало желающих там остаться. Слишком все у них ненадежно, а мы всегда будем чужими. Вы не скажете, как обстоят дела в Европе?

   - Как и везде, плохо. Вы ведь уже наверняка связались с адмиралом Виллардом? Значит, должны знать, состояние дел в Англии. Франции, по сути, уже нет. Обе Германии должны сохранить большую часть своего населения, но ФРГ освободилась от всех, в чьих жилах не течет немецкая кровь. У остальных все по-разному. У кого-то больше порядка, у кого-то его меньше, то же самое и по продовольствию. Мы еще помогаем болгарам, а остальные вряд ли дотянут до тепла, по крайней мере, большинство населения.

   - Я слышал, что вы себе взяли детей и у норвежцев, - сказал адмирал. - Это очень умно, если у вас есть возможность их вырастить.

   - Мы их взяли и у бразильцев, - усмехнулся Алексей, уже понявший, что ему сейчас скажет собеседник. - И у нас достаточно ресурсов.

   - А вы принимаете только детей или не откажетесь и от взрослых?

   - Сейчас на наших границах с Польшей идет отбор тех, кому мы можем предоставить убежище. Понимаете, адмирал, возможности у нас большие, но нужно чтобы принимаемые люди смогли вписаться в наше общество и не действовали на него разрушительно. Пока разбираемся с теми, кто когда-то иммигрировали в Европу и сейчас оказались в ней лишними, а через пару недель появятся и ваши соотечественники с англичанами. Наверное, из-за морозов и голода доберутся не все.

   - И какие критерии отсева? - невозмутимо спросил адмирал, но Алексей прекрасно видел, что его невозмутимость напускная.

   - У вас сколько людей? - не отвечая на вопрос, спросил он.

   - С остатками персонала наших баз у меня двадцать три тысячи человек.

   - Я не сильно горю желанием брать вас к себе, - откровенно сказал он Крейгу. - Но пойду навстречу, учитывая то, что вы сможете натворить, устраиваясь самостоятельно. Какой состав флота?

   - Один ударный авианосец, три многоцелевые атомные подводные лодки и двенадцать других кораблей разных классов.

   - Теперь слушайте, что я могу вам предложить, - сказал Алексей. - Вы сейчас ведете свой флот во Владивосток и ставите корабли на консервацию. Сдадите все персоналу базы и будете отправлены вглубь страны. С Дальнего Востока почти всех убираем. Не из-за китайцев, а из-за погодных условий. Мало радости десять лет просидеть в зданиях, не высовывая наружу носа без риска его лишиться. Там даже в одежде с подогревом будет некомфортно из-за ветров. Примем мы всех, но тесты все равно сдадите. За теми, у кого результаты будут неудовлетворительными, будем присматривать. Если будут нарушать наши правила, не выгоним, но поселим изолированно. Есть у нас такая возможность. До тепла доживут, а потом поможем добраться, куда захотят.

   - Не все такое примут, - осторожно сказал Крейг.

   - Послушайте, что я вам скажу, адмирал! - перебил его Алексей. - Я вам нравлюсь ничуть не больше, чем вы мне. Но тем не менее вы мне позвонили. Сказать почему? Вам просто некуда податься. Штаты завалены пеплом и трупами. Конечно, можно зайти в один из портов и там переждать. Я даже допускаю, что вы там найдете для своих людей достаточно продовольствия, а атомные реакторы дадут вам тепло. И что дальше? Вы все потеряли своих близких и уже долго третесь друг о друга спинами в своих кораблях. Жить в них еще как минимум десять лет? Без нормального общества, без женщин? Да у вас люди через несколько месяцев начнут сходить с ума, и вы это прекрасно знаете. В Австралию вы идти не хотите и правильно делаете, там и без вас нахлебников хватает. Австралийцы были вынуждены принять беженцев под угрозой применения силы. Вы думаете, что после того как такая угроза исчезнет, они вас будут терпеть? Часть, наверное, оставят, а от балласта освободятся. И решать, кто им нужен, а кто нет, будут они, а не вы. А у большинства ваших людей, кроме флотских специальностей, других нет. И в любой другой точке земного шара вам вряд ли обрадуются. Сейчас почти везде беспорядки и хаос. И мир забит оружием, поэтому расчистить себе место силой у вас тоже не получится. Можно попробовать обменять ваши корабли на право на жизнь, если найдете желающих идти на такой обмен. И не факт, что у них получится выжить и будут держать данное вам слово. А как бы вы к нам ни относились, знаете, что здесь вас не обманут. Я вам уже свое предложение сделал, и других не будет. Поговорите со своими людьми и расскажите им все, ничего не скрывая. Если кто-то не захочет к нам идти, выделите им корабли, и пусть устраиваются самостоятельно.

   - Я поговорю, - сказал адмирал. - А вы, пожалуйста, сообщите о нас своей береговой охране.

   "Проклятые поляки! - думал Патрик Берто, ежась на холодном ветру. - Сволочи и ворюги!"

   Основания так думать у него были. Если при въезде в Польшу его только обезоружили, то теперь за десяток километров до советской границы польские пограничники высадили их всех из машины, которую тут же угнали. Теперь приходилось шагать на своих двоих, мерзнуть и тащить все свои пожитки. Даже восьмилетней Мишель отдали нести небольшую сумку. Хорошо, что вместе с ними идут другие, а то в случае нападения и отбиться нечем! Патрик не имел никакого отношения к эмигрантам, он был чистокровным французом. Не был он и дураком. Когда опустели магазины, он провел ревизию домашних запасов и сказал жене, что нужно уезжать.

   - Никогда не думал, что французы до такого дойдут, - говорил он Николь. - Правительство упустило власть и лучше уже не будет, только хуже. Еды нам хватит на месяц, а потом мне останется только вас застрелить и застрелиться самому. Или открыть окна и замерзнуть. Говорят, это самая легкая смерть.

   - И куда же мы поедем? - спросила испуганная жена.

   - Надо ехать к тетке Марии, - подал голос пятнадцатилетний Алан, слышавший разговор родителей.

   - Твоего мнения пока не спрашивают! - оборвал его отец. - Сестра нам не обрадуется, а в ее доме мы проживем на месяц-два больше. И что потом? Нет, нужно немедленно ехать к русским. Они единственные приготовились к катастрофе и принимают беженцев. Если приедем одними из первых, есть все шансы спастись. Провозимся и протянем время, а они наберут нужных людей и укажут нам на дверь!

   - Они и сейчас не всех берут, - не унялся сын. - Я слушал радио. Поляки передавали на французском. Треть беженцев они заворачивают обратно.

   - Больше верь полякам! - рассердился Патрик. - Они с русскими всегда были на ножах, даже когда жили в одной стране. И они не хотят, чтобы по их Польше бродили толпы беженцев, вот и отпугивают людей такими передачами. А если это даже и так, все равно поедем. Там есть надежда, что хоть пристроим вас, а здесь нас всех ждет только смерть. А на машине мы туда доберемся за пару дней.

   Долго жену уламывать не пришлось, поэтому в этот же день собрали все самое необходимое и все продукты, погрузились в "Пежо" и покинули Париж. Через два часа уже были в Страсбурге, откуда, переговорив с охранявшими границу военными, перебрались в немецкий Кель. Немцы приняли их неприветливо, но, узнав о цели приезда, сразу потеряли всякий интерес. До ночи пересечь ФРГ не успели, поэтому остановились в небольшом городке, откинули кресла и до утра неплохо выспались. Когда из-за горизонта выползло бледно-желтое пятно солнца и стало хоть что-то видно, соорудили себе бутерброды, наскоро позавтракали и двинулись дальше. На границе с ГДР никаких проблем не возникло, а вот на польской у него отобрали револьвер.

   - С оружием на нашу территорию въезд запрещен! - непреклонно заявил польский лейтенант. - Это запрещено даже полякам, а тем более тем, кто едет к русским. Уже были случаи грабежей и убийств наших граждан. Или сдавайте оружие, или поворачивайте обратно!

   Пришлось подчиниться, поэтому вторая ночевка, которую сделали неподалеку от небольшого города Замбрув, прошла на нервах. Если в начале поездки по Польше дорога не внушала страха и подозрений, то во второй половине дня вдоль трассы стали попадаться сожженные машины, а кое-где, лежали и присыпанные снегом тела. Похоже, поляков подобное не волновало. А утром перед самой границей у них отобрали машину. Возле шлагбаума толпилось с полсотни беженцев. Как оказалось, у двух семей точно так же забрали транспорт, а остальные проделали путь от ФРГ на своих двоих.

   - Нужно выйти всем вместе, - говорил один из них. - Идти здесь недалеко, но оружия нет, поэтому могут убить и ограбить те, кого прогнали русские. А на большую группу нападать не станут, оружия и у них тоже нет.

   Так и сделали. До контрольного поста на границе добирались три часа из-за ветра и засыпавшего дорогу снега. Замерзли даже те, у кого еще работал электрообогрев. На полпути Мишель обессилила, села в снег и заплакала. Пришлось Патрику нести дочь на руках. Когда перешли границу, русские пограничники быстро посадили всех в автобус и отвезли к расположенной неподалеку огороженной площадке, застроенной большими зданиями, похожими на надувные ангары. У входа в одно из них всех и выгрузили. Здесь им велели очиститься от снега и дали с час посидеть в тепле, напоив горячим какао. Каждому выдали инструкцию, отпечатанную на трех языках. В ней кратко описывалась процедура отбора. Детей до десяти лет от нее освобождали, для остальных никаких исключений не делалось.

   - Возьмите дочь с собой, - сказал Николь один из проверяющих. - Пусть девочка все время будет с вами, чтобы ее потом не искать. Это у нас сегодня затишье, обычно людей намного больше.

   Все прошли в большой зал, уставленных столами, на которых стояли то ли компьютеры, то ли терминалы. Время прохождения тестов каждому считалось отдельно, начиная с первого ответа. Все выбирали родной язык и быстро проставляли напротив вопросов один из предусмотренных тестом ответов. Если кто-то начинал не укладываться в отпущенное время, система подгоняла его звуковыми сигналами. Первый тест все прошли быстро, на второй времени отвели гораздо больше. Проверяющие быстро рассортировывали всех на три группы. Человек тридцать безусловно принятых, в число которых вошла вся семья Патрика, кроме него самого, отвели в небольшое помещение и велели ждать. Пятерых, которым было отказано, куда-то увели. Остальных стали по одному вызывать в шесть небольших кабин для беседы. Вызвали и Патрика.

   - И что с вами делать, месье Берто? - спросил его уже немолодой офицер, сидевший за небольшим столом. - Присаживайтесь, побеседуем. Мы уже два месяца ведем здесь прием желающих получить помощь. Как правило, ее получают. Но некоторым приходится отказывать. Не потому что у нас нет возможности их принять, просто они по той или иной причине нам не подходят. С вашей семьей нет никаких проблем.

   - А чем вам не угодил я? - похолодев, спросил Патрик.

   - Вы слишком конфликтны, - пояснил офицер. - Сейчас вы прижаты обстоятельствами и готовы согласиться со многим. Но пройдет совсем немного времени, и эта черта вашего характера даст себя знать.

   - Но мою семью вы примите? - спросил он, поднимаясь со стула. - Они это не я.

   - Сядьте! - повелительно указал на стул офицер. - Я вам еще не отказал, иначе вас бы вывели на улицу с теми пятью бедолагами. Как вы себе это представляете? Мы выгоним вас на смерть и возьмем сына? И он нам никогда не припомнит смерть отца? Да и ваша жена этому вряд ли обрадуется. Безусловно принять я могу лишь вашу дочь. У вас нужная нам специальность и высокая квалификация. Вы безусловно можете стать полезны, но можете принести и вред. Я вам могу предложить следующее. Мы вас принимаем на срок в один год и будем присматривать. Не бойтесь, ходить за вами хвостом никто не собирается. Просто в случае, если вы в ответ на обиду или оскорбление сломаете кому-нибудь руку или выкинете еще что-нибудь подобное, очутитесь опять у поляков.

   - Так что, все терпеть? - вырвалось у него.

   - А я вам такого не говорил, - возразил офицер. - Люди есть люди, и они без конфликтов жить не могут, даже наши. Что уже говорить о недавно принятых эмигрантах. Можете судить по себе. Только настоятельно советую учиться держать себя в руках. Запомните, что во всех местах общественного пользования установлены камеры видеорегистраторов. Раньше такого не было, да и сейчас ставят только там, где селят эмигрантов. По мере того как вы станете своими, аппаратуру будут убирать. В комнатах ничего такого не устанавливалось и не будет. Если у вас возник конфликт, обратитесь в ближайший орган власти или своему участковому работнику милиции. Имея запись, будет легко определить виновного. Если что-то случилось в вашей или чужой квартире, включайте запись комма. Тогда, даже если вас вынудят на рукоприкладство, разбираться будут с обоими по записи. Идите к своей семье, они наверняка волнуются. Через полчаса вас воздухом доставят в Центр, где накормят и поселят на ближайшие десять дней. Это время отведено для начального обучения русскому языку и правилам нашего общежития. После этого дадут уже нормальную квартиру. И сходите за вещами, увозить вас будут через другой выход.

   - Так чем все закончилось с этим флотом? - спросила Лида за ужином. - То, что корабли во Владивостоке, я знаю, меня интересуют моряки.

   - Один корабль адмирал отпустил, - сказал Алексей. - На нем уплыли три сотни сторонников мужской любви. Вряд ли их кто-то примет с распростертыми объятиями, но любовь - это святое! Да, ядерное оружие с него сняли. Слушай, не мешай ужинать, а то я из-за этой рыбы на обеде нормально не поел. Терпеть не могу рыбу, а меня еще уговаривали заняться ее разведением. А речная, по-моему, еще хуже морской: одни кости.

   - Так мы не разводим карпов только из-за того что ты их не любишь? - удивилась Лида. - У тебя совесть есть?

   - Тебе лучше знать: сто лет живем вместе. А не разводим потому что слишком много канители. В открытых прудах рыба дешева и заниматься ею легко. Под землей это сложнее. С курятиной мороки меньше, да и вообще...

   - Ладно, кушай, потом поговорим. Не знаешь, что сегодня в выпуске новостей?

   - Сейчас закончу с ужином, я тебе все новости расскажу не хуже телевизора. Да и нет сегодня ничего особенного, разве что на границе с Польшей появились первые американцы.

   Через десять минут он, уже умывшись, подошел к жене, которая взяла его коммуникатор и забралась с ним на диван.

   - Раз у тебя нет новостей, давай я покажу тебе одну запись, - предложила она Алексею. - Мне ее на твой комм сбросила одна знакомая.

   - Не надо никому давать мои каналы связи, - недовольно сказал муж. - Могла бы записать на мобильную память. Ладно, показывай, что у тебя такое интересное.

   - Мы с тобой, - пояснила Лида. - Узнаешь?

   - Ты в роли мамаши, - прокомментировал запись Алексей. - А это волки. Как я забыл о регистраторах! И давно это смотрят?

   - Уже пару месяцев, если не больше. И мне никто не говорил, сама случайно увидела. Я еще думала, чего это на меня все таращатся, теперь ясно. Как же - обезьянья Мадонна!

   - Мне, между прочим, тоже никто даже словом не обмолвился. А ведь наверняка смотрели. Я еще кое с кем разберусь. Плохо, но раз это пошло по рукам, нужно использовать для дела. Дам команду кому нужно, чтобы ненавязчиво распространили эти записи среди иммигрантов и довели до их сведения, что животные настолько страшные, что к ним даже обслуживающий персонал боится подходить.

   - Ты серьезно?

   - Абсолютно. Помнишь, что о нас писали в западной печати? А ведь они одну ее и читали. Что-то в голове наверняка отложилось. Как ты думаешь, много у них будет уважения к стране, в руководстве которой такая одиозная личность, как я? Они ведь к нам сюда прибежали не от большой любви, а из-за страха смерти. Благодарны, конечно, но благодарность имеет обыкновение проходить. Уважение мы у них заработаем, а нам надо чтобы не только уважали, но и любили. Не нас с тобой, а наш народ, нашу страну. Только тогда они станут своими. А пока пусть смотрят. Наши-то ни в какую божественность не поверят...

   - Ты уверен? - спросила Лида. - Подержи комм, я сейчас приду.

   Она ушла на кухню и через пару минут вернулась с ножом в руке.

   - Вроде чистый... - с небольшим сомнением в голосе сказала она. - Смотри!

   Зажмурившись, она провела ножом по ладони. Порез сразу же окрасился кровью.

   - С ума сошла! - Алексей отбросил комм, схватил у нее нож, порезав при этом палец. - Черт! Пойдем смоем кровь и продезинфицируем!

   - Не суетись, - сказала Лида. - Тоже порезался? Так даже лучше. Смотри, вытираю все платком. Вуаля! Теперь давай свой палец. Как тебе?

   - Давно узнала? - спросил он, с удивлением рассматривая палец, на котором не было и следа пореза.

   На ладони жены виднелась тоненькая ниточка шрама, которая исчезала прямо на глазах.

   - Вчера порезалась и обалдела. Хороший факт в копилку нашей божественной природы? Что молчишь?

   - Вспоминаю, когда я порезался прошлый раз.

   - Ну и когда же? Мне что-то не вспоминается. Было, наверное, но давно.

   - Я с готовкой почти не вожусь, поэтому вроде не резался, а вот руку хорошо ободрал года три назад. Только когда все затянулось, я не знаю. Наложили повязку, и через час я об этой ране забыл. А сняли только через пару дней. Врач еще удивился отсутствию шрама, но я тогда этому не придал значения.

   - Но ведь не на глазах же затянулось? Вот я и говорю, что мы изменились. Может обследоваться?

   - Я все сделаю сам, - пообещал Алексей. - У меня есть лаборатория, где проведут анализы и ничего никому не скажут. Может быть, и накапаем что-то полезное для других, но мне что-то сомнительно. Прошлый раз ничего не нашли, не найдут и в этот.