#img9236.jpg

За минуту до того, как Даша с Верой рванули на БМВ с заснеженной лесной поляны, на другом ее конце, у костра, Эльза и Рудольф Миркин безжизненно поникли в руках у абдуловских бойцов, как два опавших листа. Сам Черный Абдулла не показывался, но им хватило и вида оружия, чтобы испугаться до спазмов в кишечнике. Потому что один из мужчин достал пистолет и продемонстрировал похищенным. Дал вдоволь полюбоваться оружием, мерно покачивая его перед бледными лицами, и задал вопрос:

— Кто из вас разговаривал с Вероникой последним?

Насмерть перепуганные дизайнерша и ее сотрудник не смогли ответить на такой простой и понятный вопрос. Казалось: если вот сейчас произнести «Мы все вместе разговаривали, разыскивая спрятанную Рудиком сумку» — их тут же пристрелят. Поэтому они молчали, болтаясь на морозном ветру двумя тряпичными куклами.

— Кто из вас разговаривал с Вероникой последним? — повторил охранник Абдулова, как магнитофон.

Видимо, ему велели именно так и спросить. Возможно даже, что ему велели последнего разговаривающего просто доставить к хозяину. Чтобы тот мог послушать ее последние реплики, вспоминая свою ненаглядную. Кто знает… Но такая простая мысль не могла прийти в голову ни Эльзе, ни Рудику по той причине, что в сжатые судорожным страхом мозги вообще никакая мысль не протиснулась бы.

Человек у костра задал им в третий раз один и тот же вопрос. Потом с жутким звуком снял пистолет с предохранителя. В эти страшные секунды заложники остро, точно два зверька, почуяли, как что-то меняется в лесном воздухе. Что-то, притаившееся в оврагах и лощинах, стало уверенно выбираться из потаенных уголков. Это был ветер. Сила и направление его менялись, крадущаяся походка ненастья то убыстрялась, то замедлялась. Вначале, когда пленников вытащили из машины, это было пиано неуверенного певца, пробующего силу голоса среди сосен. А через несколько минут, во время допроса, ненастье перешло в неистовое крещендо. Синий вечер нахмурился, резко потемнело, хотя все было ясно видно благодаря перламутру укрытой снегом земли. Огромные сосны вокруг Эльзы и Рудольфа потрескивали и постанывали под натиском приближающейся непогоды. В тихом лесу назревала буря.

Человеку Абдулова наскучило упорное молчание мужчины и женщины, и он выстрелил над самым ухом у Эльзы. Та повалилась в снег, а Рудик решил, что ее уже убили, и вжал голову в плечи. Тут оказалось, что Эльза вовсе не лишилась чувств.

— С ней доктор Вера разговаривала последней! — вдруг заорала она прямо в лицо стрелявшему.

Мужчины оглянулись на «бээмвэшку», где остались две женщины, и с изумлением увидели свой автомобиль выезжающим с лесной опушки. Водитель тупо стоял посреди разрыхленной колесами снежной каши. Охранники бросились следом, кто-то еще несколько раз выстрелил, матерясь, после чего вся команда запрыгнула в «крайслер». Какое-то время они преследовали беглянок на шоссе, но когда Дарья развернула машину в сторону города, водитель «крайслера» растерялся. Время было упущено, хотя погоня не закончилась, а перешла в поиски хотя бы украденной машины. «Хозяин голову оторвет», — уныло думали молодчики, петляя по Львову, но тут, к их радости, БМВ нашелся на стоянке у «Гранд-отеля»…

Эльза и ее арт-директор несколько минут еще стояли у гаснущего в темноте костра, будто не верили, что их оставили в покое. Но радость избавления от мучений придала похищенным новые силы. Они кинулись по проселку в сторону главной дороги и почти сразу сумели остановить направлявшийся в город грузовик.

Вскоре тихие коридоры городской прокуратуры заполнили Эльзины причитания, стенания и всхлипы. Дежурные долго не могли понять, чего хотят от них эти двое без верхней одежды. В конце концов прибыл какой-то милиционер, назвался дежурным по городу и попросил изложить.

Эльза опустилась на стул и осипшим голосом произнесла:

— Нас вывезли в лес и чудом не убили!

И рассказала о случившемся в сочных выражениях. Миркин дополнял ее повествование подробностями, которые она, как ему казалось, упустила. Им выдали бумагу, ручки и попросили записать суть жалобы. Пока они описывали свои злоключения, милиционер звонил кому- то и тихо разговаривал, непрерывно кивая. Принесли горячего чаю для пострадавших, дежурный заверил Эльзу и Миркина, что разберется с их делом, и попрощался.

К счастью, он успел распорядиться, чтобы им дали что-нибудь теплое и отвезли домой. От благодарности к родным правоохранительным органам у них даже слезы выступили на глазах.

Утром в сумочный бутик Эльзы позвонил следователь прокуратуры и сообщил, что им отказано в возбуждении уголовного дела.

— Вы утверждаете, будто вас вывезли в лес и там пытались расстрелять. Но подтверждений вашим словам нет. Свидетелей нет. Господин Абдулов говорит, что ничего подобного не было. Тем более вы сами признались, что не видели его в лесу, а лишь незнакомых вам мужчин. На указанное вами время у Дмитрия Петровича были назначены переговоры, где он присутствовал вместе со своими охранниками. Его деловые партнеры это подтверждают.

— Подождите! Как это нет свидетелей? У нас есть два свидетеля. Моя знакомая доктор и ее подруга. Их тоже вывезли в лес! — закричала дизайнерша.

—Не факт, — спокойно возразили в трубке. — Ваши свидетели обознались, ошиблись. Им показалось.

—Что вы такое говорите?! — В голосе Эльзы уже нарастала обычная истерика. — Нас чуть не убили!

— Но ведь не убили же, — сказал следователь со скукой. — Вот если бы убили, тогда другое дело… И вообще, мой вам совет. Не нужно ссорится с теми, кто намного сильнее и влиятельнее вас. Дмитрий Петрович Абдулов — уважаемый предприниматель и законопослушный гражданин. Рекомендую вам, пани Эльза, помириться с ним. Если, конечно, вы хотите спокойно жить и работать в нашем городе. Будьте здоровы.

И собеседник отключился. Сумочница смотрела на трубку, и в глазах ее собиралась нерешительная влага, не определившаяся пока, пролиться ли ей горючими потоками или высохнуть.

Рудик слышал разговор по громкой связи. Он покачал головой, страдальчески закатил глаза и нервно прикурил очередную сигарету. Жалобщики молча курили, потому что любое просящееся на язык слово нельзя было употреблять в приличном обществе.

Открылась с мелодичным звоном и захлопнулась входная дверь. В сизое от дыма помещение бутика вошел незнакомец в дорогом кашемировом пальто. Он аккуратно положил на ломберный столик перед Эльзой прозрачный полиэтиленовый пакет, где покоилась пачка зеленых дензнаков со знакомым любому человеку портретом. Президент Франклин издевательски ухмылялся.

—Дмитрий Петрович просил извинить за доставленные неудобства. — Проговорив ясно и четко одну эту фразу, посланец развернулся и вышел из помещения.

Вновь хрустально взыграли и затихли металлические висюльки у двери. Они сидели и смотрели на пакет. Наконец Миркин достал пачку долларов, положил ее на стол и пробормотал:

— У меня странное ощущение. Будто меня сперва изо всех сил пнули в зад… А потом поцеловали. В то же самое место.

—Рудик, — вздохнула Эльза. — В каком мире мы живем?!

* * *

Ночью тикающие часы напоминали Вере звук шуршащего маленького скребка. Должно быть, домовой чистит окна, подоконники и балкон от снега. Шур-шур, шур- шур — шурует он в ее сонном ухе. Домовичок днем спит, а по ночам трудится. Его ночная работа нужна, чтобы днем в окна можно было смотреть. Чтобы в них хотелось заглянуть солнцу.

Часы тикали, домовичок шуршал, Вера не могла заснуть. Теперь уже не только от страха, что ей приснится очередное убийство. Рисунки в блокноте… Они все время стояли у нее перед глазами. Ветров мучил ее своими рисунками-шарадами. Нет, только одним рисунком, последним — чашкой кофе. Кофе… Ну какая тут может быть отгадка? Ведь она есть где-то рядом…

Она не заметила, как уснула. А спросонок не разобралась, отчего проснулась. От щекотавшего щеку солнечного зайчика? Или от тихого стука? Она вскочила, крутанула ключ, распахнула дверь и увидела Андрея Двинятина. Он стоял на пороге, такой знакомый — и в то же время новый, полузнакомый. От него пахло заснеженным лесом и огнем вечернего костра. Кусочек пластыря над глазом… У Веры заныло в груди. Они обнялись и долго стояли так, впечатываясь друг в друга. В ее плечо стучался барабанчик его сердца.

Едва захлопнулась дверь, как он стал сбрасывать с себя одежду — синюю куртку-аляску с песцовым капюшоном, стильно протертые джинсы и высокие черные ботинки на толстой подошве. Веру эта торопливость почему-то очень развеселила. А он уже старался поскорее снять с нее байковую пижамку, чей верх словно нарочно был застегнут на целую кучу пуговиц. Его холодные пальцы щекотали Верину горячую со сна кожу, и она рассмеялась. Ни в чем не повинная пижама уже трещала от Андреева нетерпения, когда послышался стук.

—Ты кого-то ждешь в такую рань? — удивился Двинятин.

Вера пожала плечами и спросила:

— Кто там?

За дверью забубнили, Вера прислушалась, сморщив нос, потом хлопнула себя по лбу:

—Господи! Совсем забыла… Это курьер с ксерокопией Ветровского альбома. Я просила сделать и прислать. Оденься, пожалуйста, милый.

—Ты тоже, — недовольно буркнул распаленный мужчина. — Что еще за альбомы?..

Он схватил в охапку свою одежду, скрылся в ванной комнате. Вера попросила пришедшего подождать, накинула халат, причесалась и открыла.

Когда одетый возлюбленный зашел в номер, Вера сидела на кровати и рассматривала какие-то листики с рисунками.

—Слушай, я соскучился, — сказал он. — Не боишься, что я тебя съем?

—Да… — рассеянно сказала Вера. — То есть нет. Сейчас…

Она рассеянно поцеловала Андрея, не отводя взгляда от последнего рисунка, чашки, нарисованной точными размашистыми линиями. Невозможно было поверить, что этот рисунок сделал умирающий с кинжалом в груди.

— Написал бы имя, и все, — недовольно пробормотала Вера. — И никаких загадок…

—Так, — Андрей взял ее за плечи, развернул к себе. — Что происходит? Ты мне не рада?

— Ну что ты! — Она опять поцеловала его, улыбнулась. — Рада и ждала тебя. Знал бы ты, как мне нужен… Просто…

—Что просто?

—Тут такая ситуация, в двух словах не скажешь… Но благодаря твоему приезду я теперь всех победю!

— Ага. Ну-ка, подробно. Давай, рассказывай, моя детективщица.

Лученко уже очнулась, отвлеклась от рисунка и стала самой собой.

—Сначала расскажешь ты о своих приключениях. Для затравки. Тем временем мы пойдем куда-нибудь поесть, и я тебе тоже все расскажу.

Андрей откинулся на широкую спинку кровати.

—Ну, если ты больше ничего не хочешь…

Ему показалось, что Вера непривычно холодна. Ведь всегда после разлуки изголодавшиеся любовники набрасывались друг на друга, спеша утолить первый сексуальный голод. Потом отдыхали и занимались любовью уже долго, вдумчиво… А сейчас она занята чем-то своим и не обращает на него внимания. Очередное «дело»? Прекрасно, он не возражает и даже готов помогать. Но это никогда не мешало… Двинятин помрачнел. Вспомнил, как они расставались. Уезжал он, надо признаться, почти в состоянии ссоры с Верой. Как она ему тогда сказала? «Уезжай уже». Или нет… «Давай ты уже поедешь, хватит рассиживаться». Как-то так. Обиделась… Но и он тогда обижался, правда, сейчас уже не вспомнить на что. А не появился ли у нее кто-нибудь? Он помрачнел еще сильнее.

Вера улыбнулась при виде насупленного любимого, шутливо потрепала его по щекам.

—Эй, не скисать! Я тоже соскучилась, и я тебя люблю, — ласково сказала она. — Просто сейчас совершенно нет времени. По многим причинам. К вечеру все решится… А я должна подумать, ухватить ускользающее, сплести все нити в одну, организовать все и всех. Ты же меня знаешь. Да, милый?

— Эх, — вздохнул Двинятин. — Поведешься с психотерапевтом-спасителем — научишься длительному воздержанию.

—Ага, — фыркнула Вера. — Будучи в состоянии воздержания длительностью в целую неделю, безвременно загрустил один выдающийся ветеринар… Ой! — Андрей схватил ее голую ногу и принялся целовать. — Щекотно. Усы щекочутся…

Андрей энергично вскочил и заявил, что готов идти за ней куда угодно и ловить каких угодно преступников, но пусть она учтет… Он не сказал, что именно, но по его шаловливому взгляду было и так ясно.

Пока она слегка подкрашивала ресницы и наносила на губы жидкую помаду из красивого итальянского длинного флакона, Андрей побрился. Из отеля они отправились в «Венское кафе». Там она заказала себе и ему блинчики с красной икрой. А Двинятин вдобавок объявил, что ему давно хочется шоколаду и что без шоколадных трюфелей он не согласен существовать на свете. Особенно такой холодной осенью, которую правильнее назвать зимой… Подошедший официант улыбнулся и принес кофе с шоколадными трюфелями.

— Милый, ты шокоголик, — подтрунивая, сказала Вера.

— И горжусь этим! — заявил Андрей. Видимо, он твердо решил всячески шалить. Раз уж ему не дают самого главного.

— Если верить дедушке Фрейду, — нравоучительно сказала Вера, — корни шоколадной зависимости нужно искать в твоем детстве. У тебя шоколад ассоциируется с праздниками… С приятными воспоминаниями, чувством защищенного от напастей внешнего мира ребенка…

Она продолжала думать о своем. Андрей возразил:

— Ничего подобного. Если хочешь знать, шоколад у меня ассоциируется с тобой. Цвет волос, аппетитность форм — вкусно! Какая же ты вкусная, шоколадная моя, — подкручивая усы донжуанским жестом, развлекался Андрей.

—Ты хулиган, — деланно возмутилась Вера.

—Ни в коем случае! Просто слишком радуюсь, что мы наконец встретились.

Вера решила увести разговор из рискованной плоскости.

—Ну, как там птицы? Укротили птичий грипп?

— Работа продолжается. Укротим. Знаешь, даже анекдот появился, такой черноватый: «Пап, а что это по телевизору показывают? — Это, сынок, птичек убивают. — А зачем? — Чтобы не болели…» Примерно так в основном выглядела наша работа. Как лечить — неизвестно, поэтому проще уничтожать… Давай не будем на эту тему. Расскажи лучше про укрощение преступников. Много их у тебя тут во Львове скопилось?

Вера вздохнула, прикоснулась пальцем к шраму над его глазом. Попросила вначале его рассказать о полученной травме. Оказалось, в замерзшей бухте плавали два лебедя. Один из них был заражен, с почерневшей шеей. Он умирал. Другая птица, лебедушка, беспокойно хлопала крыльями возле умирающего друга. Когда сотрудники МЧС и Андрей стали отлавливать зараженного лебедя, его подруга взлетела и набросилась на Двинятина. Он не успел закрыться, и птица рассекла ему бровь клювом. Чудом не "выклевала глаз. Ну, его отвезли в сельскую больницу, наложили шесть швов. Больница находится в ложбине среди гор, и там не работал мобильный телефон… Вернувшись, Андрей узнал, что его коллеги спрятались от разъяренной птицы под навесом кафе. И там упаковали умершего лебедя в черный полиэтиленовый мешок. Лебедушка долго парила высоко над морем, а потом бросилась на обледеневшие скалы у берега… И разбилась.

Двинятин вздохнул:

— Я-то думал, что все эти песни про лебединую верность — просто поэтические метафоры. Здоровый скептицизм ветеринарной профессии подсказывал. Оказывается, жизнь намного сложнее и разнообразнее. Вот тебе и метафора… Теперь твоя очередь. Рассказывай, наконец, — добавил он с улыбкой, желая немного снизить пафос лебединой истории.

Они шли по заснеженному центру Львова, по проспекту Свободы, на радость приезжим в воскресенье превращенного в пешеходную зону. Прошли мимо музея этнографии, часовни Боимов, по Галицкой вышли на площадь Рынок. Обошли площадь со всех сторон и присмотрелись к домам — все они, словно застывшие в архитектуре портреты давних времен, рассказывали о вкусах и стилях своих владельцев. И только тут Вера решила познакомить Андрея со львовскими событиями.

Она рассказывала ему и о вампирофобии, и об убийствах, и о включенных в эти странные события людях. О загадочных снах тоже рассказала, и о Ветровской «Истории дуба»…

Двинятин слушал, не задавая лишних вопросов и не мешая ей выговориться. А Вера рассказывала и вновь, в который раз, так и эдак прикидывала, примеряла картинки последних событий друг к другу. Казалось, еще один, последний пазл — и… Почему книги так возбуждают убийцу? Ведь это не случайно. Маньяки всегда кладут на тело жертвы именно то, что их задевает, волнует, к чему они имеют особые претензии в своем искаженном восприятии. Что такого в книгах для убийцы плохого? Известны, правда, случаи убийств за книги. Но только убийцей оказывался, как правило, коллекционер-собиратель, чья собирательская страсть переросла в болезнь. Грустно, если коллекционер в ослеплении страстью становится сеятелем зла, и совсем непонятно, как любитель книг, то есть духа самой гуманности, может лишить ближнего жизни. Но бывало, бывало. Однако здесь другой случай…

Лученко пыталась поставить себя на место человека, который ненавидит книгу. Не получалось. Тогда… Наверное, легче ненавидеть человека. Проще и привычнее.

Человека с книгой? А за что его можно ненавидеть? Можно ненавидеть ближнего с полным денег кошельком, если у тебя пустые карманы. Можно его даже убить. Но тогда ты у него кошелек заберешь. Иначе какой смысл? Ведь ты убил, чтобы завладеть деньгами, а не наказать за богатство… Стоп!..

Теплее, теплее…

Наказание?.. Вера изо всех сил старалась перевоплотиться в маньяка. А если он за что-то наказывает людей с книгами? Так-так… Неужели? Он мстит. За что можно мстить? Если тебя били в детстве, ты вырос и стал сильным, но отомстить умершему обидчику уже нельзя, ты будешь избивать других, кого сможешь. Если ты маниакален, конечно. Если тебя изнасиловали, возможно, и ты станешь насиловать. Если у тебя что-то отняли… Не кормили… Будешь мучить голодом других? Начнешь убивать тех, у кого в руках увидишь еду?..

— Ух ты, — сказал Андрей и спугнул догадку. — Вот это да! Ты была здесь?

Они, оказывается, вышли к витрине Эльзиного бутика. За стеклом красовался яркий сумочный парад, он и привлек Андрея. Или он просто хотел заполнить паузу? Ведь она уже молчит некоторое время, слишком увлеклась своими размышлениями…

Вера не стала приглашать Андрея в гости к экстравагантной дизайнерше, рассказала про Абдулова, про похищение их с Дашей, Эльзой и Рудольфом. Тут уж Двинятин не сдержался. Он потребовал, чтоб Вера ему немедленно дала адрес Абдулова, и готов был уже отправиться разбираться с похитителем любимой женщины.

Ничуть не стесняясь прохожих, Вера кинулась к нему на шею и страстно поцеловала. Ей ужасно нравилась эта его юношеская готовность вступаться за нее в любую секунду.

— Берем такси — и в гостиницу! — потребовал обрадованный возлюбленный.

— Непременно. Только здесь все близко. Пройдемся пешком? — Она взяла его под руку и повела в нужную сторону. — Знаешь, Андрюша… У меня в голове какая- то каша. Картинка из пазлов не складывается…

—Это ты об убийстве режиссера? — Андрей попытался сосредоточиться.

— Не только. Вероника Абдулова — еще одна жертва «вампира» и жена того самого похитителя, Черного Абдуллы. Он ведь нас украл совсем не для того, чтоб причинить вред. Это я очень скоро сообразила. Он таким пещерным способом пытался выйти на след убийцы жены.

— Пещерные способы не одобряю. Так что у тебя не складывается? Ведь ты только что так складно объяснила мне про всех этих богемных тусовщиков. Они ради Гран-При маму родную порешат! И твоя версия «Моцарт — Сальери», по-моему, достаточно убедительна. Даже мне, никакому не сыщику, понятно: Ветрова убили из-за главного приза фестиваля и денег. Все-таки пятьдесят тысяч «условно дохлых енотов» на улице не валяются. А жена Абдулова… Говоришь, менты сочли это бизнес-разборками? Готов согласиться.

— Ох, Андрей! На этот раз все совсем не так просто, как всем вам кажется.

—Это мне и ментам, что ли? — усмехнулся Двинятин.

— Понимаешь, у меня есть такое чувство, что кто-то очень хитрый все нарочно так нам подставляет… Чтобы самое очевидное казалось самым правильным. А на самом деле все совсем не так…

—А как?

— Ну… Я чувствую как, только сказать не могу. Это все равно что рассказать сон: щелкаешь пальцами, а слов нет. Только времени, чтоб разобраться, понять, сложить все картинки, почти не осталось. Фестиваль заканчивается.

Двинятин помолчал, осторожно шагая и бережно придерживая Веру на скользком снегу.

— Есть у меня одно соображение, как тебе помочь понять, — нерешительно сказал он. — Только ты не смейся, это одна идея из восточной философии. Называется коан.

—А что такое коан?

—Давай ускорим шаг, а то у меня ноги замерзли… Две ладони, ударяя друг о друга, производят звук. А каков звук хлопка одной ладони? Вот один из коанов. Если ты скажешь, что такого звука нет, то откажешься от неповторимой возможности… Или лучше другое. Я задам странный вопрос: как, не разрезая яблока, достать из него семечки?

Лученко с интересом заглянула в синие глаза Двинятина, на несколько секунд задумалась. Неуверенно предложила:

— Сварить яблочное варенье? Какое-то из яблочек разварится. И косточки сами повылазиют.

— О! Какая ты все-таки у меня умница. Будем считать, что это и есть решение коана. Хотя классический ответ в случае с яблоком — оставить его лежать на земле. Через некоторое время мы увидим эти семечки и сможем их взять без проблем. Но твой вариант мне нравится даже больше. Особенно момент, когда семечки «сами повылазиют»! — Андрей чмокнул ее в нос.

—А еще? — явно заинтересовалась Вера.

—Ты про поцелуй или про коан?

— И то и другое. — Ее глаза озорно заблестели. — «И можно без хлеба»… Только учти, мне некогда ждать это твое «некоторое время», пока яблоко сгниет.

— В том-то и дело. Здесь не оговаривалось, через какое время можно взять семечки. Обычно подразумевается, что сразу же, но в данном случае это не так. Для работы над коаном с точки зрения дзен необходимо, чтобы ты изо всех сил старалась разрешить его, но так, чтобы просто рассматривать задачу, не размышляя о ее решении.

— Наверно, для тех, кто далек от дзен, коан кажется просто бредом.

—Ты тоже далека. Но тебе же нравится?

—Разве что как интеллектуальная гимнастика. Чтобы заставлять работать мозги и воображение. Погоди… В сущности, это тоже, что действующий образ события у Леви!..

— Я так и думал, что тебе подойдет. Это как раз о картинке с пазлами. Когда задача неразрешима в обычной форме мышления… Вообрази, на бумаге нарисована окружность с точкой в центре. Как переместить точку за пределы окружности, не пересекая линии? На плоскости — невозможно. А если поднять точку над плоскостью, перенести куда надо и опять опустить на плоскость — это уже решение для незашоренного сознания. Выход за рамки, понимаешь?

—Да-да, за рамки… — рассеянно покивала Вера. — Для выхода за обычные, прямолинейные способы решения задач…

—Я тебе помог? — Андрей поцеловал ее руку. — Ты опять думаешь о своем?

— Ага. — Она постучала пальцем по виску. — Что-то тут варится. Посмотрим.

—Я тебя так хочу, что у меня аж голова кружится, — прошептал он ей на ухо.

—Тогда пошли быстрей.

Входя в Верин номер, Двинятин предусмотрительно повесил на ручку двери табличку «Don't disturb!», что означало «Не беспокоить!». Они вошли — и замерли. Оба почувствовали постороннее присутствие, но не успели даже насторожиться — из-за угла просторною номера в холл, нисколько не скрываясь, вышел мужчина.

—День добрый, Вера Алексеевна и Андрей Владимирович, — любезно сказал мужчина. На сгибе локтя он держал кашемировое пальто.

Двинятин нахмурился, сделал шаг вперед и заслонил собой женщину. Он мгновенно, без всякого видимого перехода сделался собран и сосредоточен для отражения любого выпада. Пальто на руке ему не понравилось. Что под ним прячется?

Вера все поняла и хотела успокоить Андрея, но не успела.

— Не волнуйтесь, — улыбнулся кашемировый. — Видите, господин Двинятин, я не делаю никаких резких движений. Наслышан о вашем мастерстве. Я только посланец. Мне велено сказать: «Срок истекает сегодня вечером». Вот и все. Разрешите откланяться?

—Пропусти его, милый, — спокойно сказала Вера. Когда тот вышел, она пояснила: — Абдуловский курьер, видимо. Чтобы не забыла. Хотя я и так помню.

Она села к столу, потерла пальцами виски. Информированы хорошо. Опасные люди, надо поторопиться…

—Прости, Андрюша. Мне нужно подготовиться к такому экзамену, от которого зависит не оценка, а жизнь.

Андрей вздохнул. Надо же, им никак не дают побыть вместе! Долго это будет продолжаться?.. Пока всех маньяков не переловят?

—Дай тогда почитать что-нибудь, — сказал он с некоторой обидой.

— О, я же тебе приготовила сюрприз! — вдруг вспомнила она о своем подарке. Книга английского ветеринара Джеймса Хэрриота лежала в прикроватной тумбочке. Лученко достала ее и протянула Двинятину.

— Как давно я искал эту книжку! — воскликнул он, пролистывая ее. — Веруня, где тебе удалось раздобыть такой клад?

— Места надо знать, — гордо вскинула носик его подруга и откинулась на спинку дивана, очень довольная тем, что смогла угодить. Натянувшаяся ткань тонкого джемпера обрисовала ее выпуклые формы.

— Прекрати немедленно принимать такие позы! Это меня возбуждает! — зарычал Андрей.

— Слушай, а есть такие позы, которые я могу принимать без риска для… Ну, когда ты при этом не возбуждаешься? Ладно-ладно, все! Я — само целомудрие! — Она шутливо прикрылась халатом. Но уже через минуту стала очень серьезной.

Андрей читал, утонув во втором мягком кресле, Вера замерла в своем. Коан, коан… Войти в ткань обстоятельств, но забыть о них, раствориться — и решение придет само. Ярко и во всех деталях представить нужный результат — но забыть о нем. Думать не словами, а образами. Вообще не думать. А что делать? Во всяком случае, не дзенькать звонкими восточными терминами. Применять свои собственные, доморощенные коаны… Конечно, шить!

Недавно она здесь, во Львове, попала в «Бляхарню», где в полумраке крохотного помещения мерцали и переливались на стенах, прилавках и в витрине сотни, а может, тысячи всевозможных пуговиц. Целая лавка этих, на первый взгляд, невинных вещиц. Лежат себе милые плутовочки и строят глазки женщине, вдруг остро возжелавшей сшить платье с застежкой на спине — целым рядом меленьких, очень меленьких пуговок, скользящих под пальцами нетерпеливого Двинятина… Мысленно представила цвет ткани, фактуру. Фасон самый простой должен быть, чтобы легко сшилось руками, без машинки…

Конечно же, в этом кофейном городе ей нужно купить отрез цвета шоколада — не простого, а изнутри золотистого, который сам себе тенденция и стиль. Готовьтесь, знакомые, друзья и пациенты Веры Алексеевны Лученко, принять порцию горького шоколада! Но не бойтесь, все же знают, шоколад — мощный антидепрессант.

Она купила пуговки, похожие на круглые ягоды черники, безупречно темно-коричневые, с золотистым внутренним проблеском. Затем в магазине тканей попросила подобрать к ним тонкого тактеля нужного цвета. Загоревшись идеей сшить новое платье поскорее и надеть его в последний день фестиваля, Вера сразу же раскроила ткань прямо в магазине…

Она достала из пакета скроенные кусочки, коричневые нитки, иглу и ножницы — и принялась шить. А шить она любила. Шитье позволяло не только одеваться модно и выглядеть стильно, оно помогало разгадывать психологические загадки. Толи искусство портнихи помогало ей лучше сосредоточиться, то ли занятые пришиванием, наметкой и другими пошивочными операциями руки были сами по себе, а ее пытливый ум работал сам по себе, лишь с неким внешне невидимым ускорением… Но именно за шитьем приходили в голову Веры наиболее верные решения многих проблем, профессиональных и криминальных загадок, какие подбрасывала ей жизнь.

Известно, что многие герои детективного жанра для решения своих задач пользовались различными методами. Шерлок Холмс играл на скрипке, Мегрэ выкуривал трубку, мисс Марпл вязала, Ниро Вульф шел в оранжерею к своим орхидеям, а Эраст Фандорин занимался каллиграфическими и физическими упражнениями по-японски. Вера Алексеевна Лученко шила. У нее имелся внутренний, никому не известный шитьевой хронометр. Продумывая очередную загадку, она могла сказать сама себе: «Эта история потянет на блузу и брючный костюм». Если же определяла «Здесь только рукав втачать», то в переводе на нормальный язык это значило, что в проблеме можно разобраться достаточно быстро.

Сейчас Вера решила, что львовские преступления потянут на полноценное вечернее платье с застежкой на спине из десяти мелких пуговиц. Объяснить читателям- мужчинам, почему к вечернему платью необходима такая замысловатая застежка с немыслимыми мелкими петельками для каждой крохотной пуговки — даже нам, авторам, не под силу. Героиня живет своей собственной жизнью и делает что хочет!

…Андрей незаметно задремал в мягком кресле. Вера несколько раз искоса поглядывала на него и замечала хмурую складку между бровей. Недоволен… Даже он, такой понятливый — раздражен ситуацией. Сколько раз ей помогал, сколько раз именно от него зависел важный исход — и все-таки… И в этот раз, чувствовала Вера, от него многое будет зависеть. Что ж… Ей все ясно. Еще несколько штрихов, еще пара стежков — и на все вопросы будут ответы.

Мысли текли сами, куда хотели, не направляемые волей. Сейчас они заплыли в город, обволокли его. Львов… Здесь красиво. Но уже понятно, что надо приехать сюда еще раз. Когда он не будет в ее сознании окрашен смертью… Мысли перескочили на каменных городских львов. Уважают в этом европейском городе символы власти. Львы здесь перед парадными входами в разные здания сидят, лежат и стоят.

В воображении Веры, клавшей ручную строчку стежок за стежком, словно в рисованном анимационном фильме смонтировались три фазы: лев лежит — лев сидит — лев встает. И снова, но в уже ускоренном темпе. И еще раз. И еще… Получилось — лев вскакивает. А теперь город зарычал… «Лев готовится к прыжку», — подумала она.

Вера закончила шитье. К этому моменту из ее подсознания, как из куколки-шелкопряда, вытянулась тонкая ниточка, ведущая к разгадке. Она развесила готовое платье на вешалке в шкафу, погрузилась в кресло и почувствовала, что тоже хочет спать. Спать днем, когда так мало времени осталось до решительной развязки? Ну и что. Сон укрепляет силы.

Она велела себе проснуться через полчаса. И стала смотреть сон — зная во сне, что спит. С высоты птичьего полета Вера видела Львов и узнавала полюбившиеся его уголки. Она спала, но во сне чувствовала этот промозглый хмурый день с мелким сеющим снегом — ранним зимним приветом в ноябре. Снегопад усиливался, словно бесконечная белая кисея накрывала город. Спящая Вера ощущала каждый выстуженный дом, пронизанный сыростью и полузимней стужей.

Над старыми львовскими домами, над разноцветными черепичными крышами летело существо в плаще. Никто, кроме нее, не замечал человека — летучую мышь. Он пролетел подворотню, увидел освещенную дверь кнайпы… Она узнала помещение и поняла, что сейчас произойдет. Ей стало грустно, но она не испугалась, как тогда, в первый раз. Сейчас это только кино, сказала она себе. «Все уже давно случилось, — сказала она парню за барной стойкой, — это только реконструкция. Образ. И нет страха, есть только аромат кофе — естественный первый утренний запах…»

Бармен пил кофе и читал. Увидел первого посетителя, угостил его кофе. Не просыпаясь, Вера напряженно вглядывалась в лицо вошедшего. И стертые до этого черты послушно проявились, будто неизвестный оператор протер объектив видеокамеры. Теперь она могла вдоволь изучать обыкновенное голубовато-бледное безбровое лицо с такими глубоко посаженными глазами, будто их и не было вовсе. Знакомое.

Вот посетитель выпил горячую ароматную филижанку, оглядел пустой в этот ранний час зал кнайпы и коренастую фигуру бармена неприятно скользящим, ощупывающим взглядом. Все так же молча человек — летучая мышь направился к служебному входу в глубине кофейни. «Постой! Не иди за ним!» — подала свою реплику Вера. Но крика ее бармен не услышал, а услышал тот, другой. Он на секунду обернулся… Пустой взгляд, точно окончательный приговор, обжалованию не подлежал.

Гигантская летучая мышь словно обволокла свою жертву. Ножа Вера не видела. Ей захотелось рассмотреть оружие, и сцена послушно замедлилась, развернулась, ракурс поменялся, рука убийцы приблизилась… Она узнала этот инструмент. «Как все просто», — горестно вздохнула она. И почему-то махнула рукой, сказала: «Можно». Кому? Она не знала… Вдруг налетели люди, человек- мышь забился беззвучно в их руках. И это уже было другое помещение, и не было никакого бармена, мелькали руки, ноги, неподвижным было только лицо убийцы — он смотрел на Веру не отрываясь, спокойным страшным взглядом, и у ног его лежал…

—Андрей!!! — вскрикнула Вера и проснулась.