Вера наслаждалась отдыхом и тишиной в своем доме в Пуще-Водице. Домик стоял среди соснового леса, и Вера никогда не думала, что в нем могут завестись мыши. Однако же завелись!.. Купить кота или кошку? А как же Пай? Вере вовсе не хотелось, чтоб любимый спаниель стал доказывать другому живому существу, кто в доме хозяин… Матерый, взрослый пес враждебно воспринимал котов, и на то были веские причины. У Пая имелись свои воспоминания детства, не самые приятные — когда бродячая кошка оцарапала нос маленькому любопытному щенку. С тех пор кошки в сознании Пая прочно ассоциировались со злобно шипящими опасными врагами. И поделать с этим ничего уже было нельзя.

Единственным котом, которого Пай дипломатично не замечал, был Кисин, признанный ассистент в ветеринарной клинике Двинятина. В тех редких случаях, когда спаниель оказывался у Андрея, он несколько минут смотрел на Кисина, тот поднимался с привычного належанного кресла в приемной и уходил в ординаторскую с самым независимым видом. Пай же шагал в смотровую, где ему делали все необходимые процедуры, после чего шел на улицу с мамой Верой или Андреем, а умный кот возвращался на свое место. Но ведь такие коты, понимающие, что лучше уйти от конфликта, чем ссориться с собакой своего покровителя, — такая же редкость, как находка сокровищ Трои…

Словом, поняла Вера, избавить дом от мышей можно было только с помощью мышеловки. И она начала искать в Интернете все на интересующую ее тему.

— По образованию я психиатр, по второму высшему — психолог и психотерапевт, — сказала она Паю, который удобно устроился у ее ног. — Недавно стала еще и профайлером. Но мне этого мало, теперь вот начну изучать профессию ловца грызунов…

Пай в ответ шевельнул хвостом. Все эти профессии для него мало что значили рядом с основным предназначением мамы Веры: Хозяйка Белого Спаниеля.

Она нашла в Интернете статью о продвинутых мышеловках и сразу поняла: иногда очень полезно бывает что-то такое найти в виртуальной паутине. Китайская компания «Маустрап» решила проблему кардинально и чистоплотно: никаких вредных химикатов, излучений или вибраций. Изобретенная компанией мышеловка имеет продолговатую форму, как труба. Любопытные мыши при изучении территории непременно залезут в нее, чтобы обследовать трубу на предмет чего-нибудь вкусненького. Тут-то оба выхода герметично захлопываются. Внутренность трубы заполняется углекислым газом, и через минуту мышь мертва.

— Бедная мышка, — пробормотала Вера, впрочем, без особой жалости.

Пай опять сонно шевельнул хвостом, а его хозяйка читала дальше. Причем все более и более удивляясь. Оказывается, мышеловка отправляет текстовое сообщение об умерщвлении грызуна на телефон хозяина! А для большей надежности — и на его электронную почту, это зависит от настроек. Может отправить письмо и в местное отделение санэпидстанции.

— Ну да, — иронично сказала Лученко. — Мышеловок в большом помещении много, а обслуживающего персонала не напасешься.

Она дочитала статью, прочла комментарий какой-то Натальи с вопросом о стоимости мышеловки и координатах для ее приобретения и развеселилась.

— Пай, друг мой, как ты думаешь, какое текстовое сообщение от «Маустрапа» приходит установщику мышеловки? Не знаешь? Вот я думаю, такое: «Ваша мышь издохла, приезжайте на похороны! Скорбящие вместе с вами родственники». А?

Хвост пса задергался туда-сюда, как степная ковылина на ветру.

— Или такое: «Земля тебе пухом, ушастый воришка съестных припасов»… Хотя, учитывая продвинутость мышеловочной компании, они могут написать что-то на сленге: «Мауса кокнули. Чмоки-чмоки!»

И Вера пискнула по-мышиному. Пес радостно вскочил с улыбкой на всю мордаху, с готовностью разделяя с родной душой всплеск веселья. Хозяйка принялась возиться с ним, чесать ему пузо и трепать уши.

Веселье прервал звонок.

— Вера, это Прудников.

— И что? — Она нахмурилась.

— Пожалуйста, давай встретимся. У меня очень срочное, неотложное дело.

Голос его звучал глухо и тревожно. Женщина посмотрела на часы. Был вечер чудесного весеннего дня, она сегодня проработала в своей больнице с девяти до восемнадцати, поскольку количество весенних обострений у больных требовало уже не посменного графика, как раньше, а полного рабочего дня. Как любому человеку, ей хотелось отдохнуть, разогреть ужин к приезду Андрея и провести вечер втроем: она, любимый и пес, тоже любимый. А чьи-то чужие проблемы, тревоги, заботы — пусть все это будет завтра.

Вера спокойно сказала в трубку:

— Завтра приезжай в клинику, я весь день на месте.

— Это вопрос жизни и смерти! — напирал милиционер.

Доктор Лученко терпеть не могла, когда на нее пытались давить. В таких случаях она давала отпор сразу, безо всякого либерализма.

— Я сказала завтра, значит — завтра. Будь здоров!

Ее собеседник услышал отключение абонента и почувствовал холод в ухе, как будто дали заморозку — местный наркоз. На душе у него было противно, гадко, плохо — словом, так ужасно, как еще никогда не было за всю его жизнь…

Через час Вера услышала звонок в дверь. Открыла — на пороге стоял понурый Прудников. Она очень удивилась.

— Но я же сказала…

— Мне не к кому больше с этим пойти, — сказал Валентин тихо. Он посмотрел на нее затравленным взглядом человека, которому нечего терять.

Лученко вздохнула.

— Ладно, проходи. Что случилось?

— Коротко говоря, маньяк — вовсе не тот, кого я арестовал. — И он рассказал ей историю с самого начала.

Вера не перебивала, слушала молча. Она умела слушать профессионально. Когда Прудников закончил, она сказала:

— Не буду говорить сейчас никаких слов. Ты сам знаешь, как называется то, что ты сделал. Ты взрослый мужчина, и точно так же сам решишь, как тебе с этим быть. С близкими Филиппа, с начальством, с премией, женой и куклой. Сам разберешься. Но я помогу тебе с одним — с маньяком, этим демоном, пока он еще кого-нибудь не убил. Мы его возьмем, устроим на него ловушку, поставим капкан.

— Как? — хмуро спросил Прудников.

— Я подумаю…

…Давно уехал майор Прудников, мрачный, запутавшийся, но с надеждой на «волшебницу» Веру Лученко, на то, что она каким-то образом все устроит и разрулит. Уже уснул накормленный, уставший в своей клинике Андрей Двинятин. А Вера с Паем устроились внизу, на просторном первом этаже. На диване женщина уже разложила розовый поплин, белый лен и кучу журналов. Ей не терпелось сшить себе весенний ансамбль из розовой пышной юбки и белой изысканной блузки под условным названием «Комплект а-ля Оскар де ля Рента». А пока она будет шить, в голове у нее должна появиться схема мышеловки посложнее, чем та, китайская. Правда, и зверь в нее должен угодить куда опаснее мыши.

— Идти нужно от жертв, — сказала себе доктор-сыщик, оглядывая приготовленное к шитью. — Просто потому, что больше идти не от чего. Кто они, жертвы маньяка?

Попрошайка в переходе, маргиналка, отброс общества, которая поит водкой двухлетнего ребенка, чтоб он спал, тем самым убивая его. С точки зрения общественного блага, жалко ли ее? Вроде не жалко, она преступник, тоже своего рода маньяк. Вторая жертва — бывший циркач. Никакой артист, пьянчужка, скатившийся до жонглирования у кафе. Почему плохой артист? Настоящий не уйдет из цирка по своей воле, будет помогать молодым жонглерам, учить их, делиться секретами… Вообще, цирк — это огромный завод по производству удовольствий для зрителя. Там найдется место каждому нормальному артисту. Значит — недобросовестный, так и отметим. Значит, выгнали его, судя по «морде лица» и по печени при вскрытии, за пьянку…

Пай улегся на ткани и журналы и подгреб белоснежный лен под свою сонную мордочку. Спал он так безмятежно, что и мысли не могло возникнуть о том, чтобы его потревожить. Вера с нежностью посмотрела на это сонное родное ушастое существо, тихонечко вытащила из-под мордахи белоснежную льняную тряпочку и принялась рассматривать кружевную вышивку, которую выполнила для нее одна вышивальщица. Тем временем Пай во сне повернулся на спину и сделался еще трогательнее…

По Вериному заказу вышили перед блузы, спинку, рукава и манжеты и воротник-стойку. Все детали были уже вырезаны по выкройке, оставалось все собрать на контрастную нитку, затем примерить перед тем, как строчить. Она выбрала красную нитку, взялась сшивать изделие.

— Итак, красной нитью в деле Кукольника проходит что? Что в двух случаях из трех он просто уничтожает бесполезный человеческий мусор — как он сам считает. Бывшая вокзальная проститутка, она же попрошайка, убивавшая детей, второй — клоун, запойный пьяница. Кто пожалеет об их утрате? Никто. Но как быть с Оксаной Колядой, психологом главка, включенной в следственную группу и помогавшей в расследовании дела? Как она превратилась в муклу Еву в жестоких лапах маньяка и зачем он ее убил? Стоп. Мне Прудников прислал курьером отчет о ее профессиональной деятельности, послужной список. Мнение коллег и подозреваемых, с которыми она работала… У меня не было времени прочесть. Так, это у нас в зеленой пластиковой папочке с надписью «Кукольник»…

Она присела к журнальному столику и разложила перед собой документы.

— Ничего себе! — сказала Лученко вслух, отчего Пай повел ухом и сонно приоткрыл один глаз. — Спи-спи, — погладила его Вера по розоватому пузу, и песик снова погрузился в сладкую дрему.

По документам выходило, что Оксана Коляда была по образованию детским психологом-дефектологом. Это означало, что она должна была разбираться в задержках детского психоречевого и речевого развития всех степеней; в алалиях, в тяжелых дизартриях и других нарушениях, вплоть до аутизма. Не говоря уже о главном диагнозе от родителей: «Что-то не то с ребенком»… Куда же направил свои стопы нужнейший для людей специалист? В отдел кадров министерства внутренних дел!..

Вера вздохнула:

— Ну конечно. Ведь именно там, в МВД, больше всего собралось аутистов, ДЦП-ников и даунов. Что касается задержек речевого развития, то в этой структуре наверняка болезнь поразила каждого второго, если не первого! Только вот беда, у взрослых все эти вещи не корректируются! Как говорит народная мудрость, поздно пить боржоми…

Итак, Коляда была карьеристкой, которую совершенно не интересовала ее профессия, а интересовало тепленькое местечко и министерские привилегии. Что же говорят о ней коллеги? Лученко достала нужный листочек. «Заносчива, высокомерна, недружелюбна, некомпетентна…»

— Зачем же ей понадобилось включаться в следственную группу? Вернее, зачем кому-то ее подключать? Они что там, ополоумели все?! На кой она сдалась в группе, где работают профессионалы? Кому понадобилась эта заносчивая, высокомерная, недружелюбная, некомпетентная особа — и зачем?

Вера продолжала прошивать ровными стежками льняное полотно. Уже передняя полка и спинка были пришиты, оставалось втачать оба рукава.

— Ответ, кажется, лежит на поверхности. Для движения по карьерной лестнице ей было необходимо громкое успешное дело. Помощь в расследовании убийств, дело маньяка…

Теперь нужно понять, почему Кукольник выбрал ее на роль жертвы. Наверное, убийца ждал, когда в группу расследователей вольется настоящий профи — психолог или психиатр. Допустим, ему это было необходимо. Он убил двух людей в Питере, затем двух здесь, в Киеве. Причем в таких местах их поставил, чтобы это сразу же вызвало переполох и подключение самых мощных сил в структуре МВД. Что должны были сделать в верхних эшелонах правоохранительных органов? Привлечь к делу специалиста! А они что сделали? Включили в группу дилетантку. Да не простую, а оголтелую! Реакция Кукольника — гнев. Ярость. В результате имеем труп министерской психологини…

Вера чувствовала вдохновение. Каждая мысль и каждый стежок нити ложились на свое единственное место.

— Разве мало некомпетентных людей работает в органах? Всех, что ли, убивать? Нет, он ее убил не просто так… А почему? Допустим, Кукольник — это я. И мне нужно… Что? Ну, конечно! Это же так понятно! Он ждал сильного профессионала, который постоянно помогает в расследованиях, чтобы вызвать его на своеобразную дуэль. Помериться, так сказать, силами. Не мелкую рыбешку хотел Кукольник, а равного, по его воспаленному самомнению, специалиста. Кто этот специалист?

Пора было примерять блузку. Вера стянула домашнюю футболку и аккуратно, боясь порвать нитку, через голову надела белоснежную вышитую вещь. Посмотрела на себя в зеркало. Блуза сидела точно по фигуре. Можно строчить. Все-таки какая чудесная вышивка украшает это воздушное изделие!

Внезапно, точно из глубин зеркала, прозвучал ответ: «Кукольник ждал тебя!»

Она медленно опустилась в кресло.

Самое простое объяснение обычно и есть самое правильное. Ему для чего-то нужна была она! Именно она! Часто консультирующая милицию. Известная узкому кругу в профессиональной среде. Но откуда он об этом узнал?… Нет. Неправильно и рано так формулировать вопрос. Не откуда он узнал, а для чего ему понадобилось ее участие? Ведь трупы сперва появились в Питере? А она живет в Киеве… Вот, кажется, нащупала правильный вопрос: что ее связывает с Санкт-Петербургом? Судя по всему, для Кукольника эта связь важна!

Вера аккуратно сняла блузку, снова набросила футболку и поставила на журнальный столик свою любимую машинку «Зингер», переделанную одним умельцем в электрическую. Но и модернизированный «Зингер» с одинаковым успехом шил и тончайшую кисею или лен, как сейчас, и брезент при необходимости. Она уже подложила под лапку два слоя блузки и тут подумала: «Единственное, что меня связывает с городом на Неве, — зять Кирилл, петербуржец, который приехал однажды погостить к бабушке в Ворзель и познакомился с моей Олей».

Лученко тут же набрала номер Кирилла. Она знала, что ее молодежь укладывается спать не раньше трех часов ночи, а сейчас всего двенадцать. Но зять не сказал ничего такого, чего о нем психотерапевт и по совместительству «мама-Вера» и сама не знала бы…

«Значит, этот вариант мимо», — подумала Вера, возвращаясь к машинке и пристрачивая швы, затем рукава и потом вшивая их по пройме. И снова мысли ее потекли плавным ручейком.

— Кто, кроме Кирилла, который явно ни при чем, живет в… Боже мой! — Женщина закусила губу, бормоча себе под нос, чтоб не закричать на весь дом. — Ведь в Питере живет Тужилов! Мой учитель, наставник и профессор психиатрии. А до этого Тимур Борисович жил в Киеве и активно занимался врачебной практикой!

Она почувствовала, как лен в ее руках стал теплее, вышивка словно стала объемной и превратилась в 3D-изображение. Под ее руками струились узоры из инея, плыли белые лебеди и ладьи с девицами, русалки смотрели своими зелеными глазами сквозь прозрачную воду озера… Тут, в костюме, остались небольшие детали: притачать манжеты и воротничок, пришить на спине пуговку и петельку, чтобы надевать через голову и застегивать сзади, — и блузка будет готова. А вот в ее голове теперь полностью лег на свое место рисунок преступления. Она разгадала хитросплетение сюжета. Кукольнику позарез был нужен Тужилов, а подобраться к нему вплотную он мог только через Веру. Поэтому тропинку к главной цели он проложил убийствами в двух городах. Пять человек должны были погибнуть, чтобы Лученко привезла в Киев профессора. Ужас…

— В таком случае он не маньяк, — сообщила она Паю, который сладко зевнул и перевернулся на бок. — Он социопат! А это совсем другая история.

Итак, Кукольник социопат, таким сформировался еще в детстве. Он совершенно не умеет сдерживаться, просто не знает, что это такое. Зато отлично умеет временно играть нормального человека, имитировать то, чего у него нет. Лишь оказавшись среди незнакомых людей, от которых он не зависит, такой перестает притворяться. Лученко приходилось работать с подобными людьми, поэтому она знала, чем могут отличаться такие пациенты от других. Социопат во многом напоминает инопланетянина: он пренебрегает общепринятым этикетом и вообще любыми правилами, неспособен выдержать критику и упреки в свой адрес, зато сам легко проявляет агрессию и насилие по отношению к другим. Никакие человеческие эмоции его не задевают, ему не знакомо чувство вины и такое понятие, как «совесть»…

Лученко отложила в сторону готовую блузу — настал черед розовой юбки. Строго по выкройке заколола двумя рядами симметричных складок. Получилось восемь мелких складок навстречу друг другу. Она их прострочила, загладив, но не зашив остальную часть длины. Затем стала набирать объем юбки на крепкую красную нить, чтоб юбка получилась пышной, бокалообразной.

Все это она делала не задумываясь. Теперь, когда профиль убийцы стал ей понятен, она начала выстраивать его возможные мотивации.

— Зачем ему так необходим Тужилов? — Лученко сама задавала себе вопросы и сама же на них отвечала. — Потому что он, во-первых, девиант, то есть по своим личностным и поведенческим характеристикам отличается от общепринятых норм: социальных, психологических, этнических, педагогических, возрастных, профессиональных и прочих. Во-вторых, что-то у него случилось в детстве. Допустим, он попал к Тужилову еще мальчиком. Его мать или отец заметили странности в поведении сына, отвели ребенка к опытному психиатру, и тот поставил правильный диагноз. Что было дальше?

Дальше Вере Алексеевне Лученко все было понятно. Она много раз сама с таким сталкивалась. Мама или папа доктору не поверили. Когда родители не верят хирургу, который говорит: «Срочно необходимо удалить аппендицит, это опасно для здоровья вашего ребенка!» — это кончается перитонитом и летальным исходом. Но сейчас такого не случается, это лет двести назад могло быть. А вот с психиатрами — сплошь и рядом. Когда психиатр заявляет: «Ваш ребенок социопат. Ему необходимо регулярное и срочное лечение. Тогда, может быть, его удастся скорректировать» — родители отвечают доктору: «Вы хотите сказать, что наш любимый и самый лучший ребенок на свете — сумасшедший?! Да вы сами идиоты ненормальные!» Родители либо вообще не верят, либо думают, что лучше отвести его к бабкам, те выкатают ему яйцо на голове, и он станет таким же, как все.

Дальше происходит то, что и должно произойти. Многочисленные бабки выкатывают на голове социопата десяток яиц. Родители скорее себе, чем сыночку, облегченно сообщают:

— Все, наш сыночка здоров! Он теперь полностью выздоровел!

Проходит немного времени, и социопат делает то, что и предполагал опытный психиатр. Он не вписывается в общество, конфликтует с людьми, вокруг него образуется «мертвая зона», в конце концов он совершает преступление и попадает за решетку. Или, если повезет, не попадает — так как уже научился притворяться…

Вера вздохнула. Социопатия в той или иной пропорции разлита вокруг нас. Мы часто видим неадекватное поведение людей на улицах и в транспорте, на работе. Если социопату повезло с возможностями, он становится одиозной фигурой, вроде Калигулы — римского императора, известного своими отвратительными безобразиями. В тюремщики, мучители и прочую опричнину попадают социопаты рангом пониже. Ну и в самом низу это просто уличные бандиты или одиночки-разрушители.

Ученые, как всегда, расходятся во мнениях о причинах этого явления. Одни говорят, что это наследственное заболевание, генетический дефект, мутация. Другие утверждают — нет, проблема воспитания и социальной среды. Может, и то и другое?…

Итак, Кукольник запомнил диагноз, поставленный Тужиловым, и еще тогда решил отомстить. Логично? Да. Что он сделает в ближайшее время? Если он не получит доступ к Тужилову, будет еще один труп, наряженный в кукольные тряпки… Как этому помешать? Опередить его. Думать, думать!..

Вера примерила сметанную юбку. Она поворачивалась то так, то сяк перед зеркалом, чтобы уловить точную линию талии и посадку корсажа. Приложила корсаж телесного цвета, чтобы не просвечивал сквозь тонкую ткань. Затем она представила себе юбку в готовом виде. На широкий корсаж просился кожаный, а лучше лакированный пояс. Только вот каким должен быть цвет пояса у розовой юбки и белой блузки? Карамельного цвета? Это красиво и несколько экстравагантно… А еще такие же туфельки на каблучке, и сумка малиново-розовая, как большая карамелина.

Сняв юбку и нырнув в привычные домашние бархатные штанишки, портниха-психоаналитик снова принялась рассуждать, пока ее руки ловко вшивали корсажную ленту.

— Нужно соорудить продвинутую мышеловку. Такую, о которой я прочла в сети. Чтобы клиент, «обладающий природным любопытством», сунулся в нее, и… Выход захлопнется! Эх, ребята из китайской компании «Маустрап», не знаете вы, на какую затею меня натолкнули! В моей мышеловке все начнется с запаха сыра. Разве не гениально? То есть для Кукольника будет устроена совершенно определенная, несомненная возможность встречи с Тужиловым. Позвоню-ка я снова Кирюше…

— Твоя жена и моя дочь уже спит?

— Спит. А что? Разбудить?

— Боже сохрани! Наоборот, пусть спит. Мы с тобой очень тихонечко пожурчим.

— Всегда готов журчать! — хохотнул парень, которому нравилась тещина манера разговаривать.

— Рассказываю. Мне нужно оповестить через Интернет как можно большее количество людей про семинар выдающегося психотерапевта и гипнотизера Тимура Борисовича Тужилова. Как это сделать?

Кирилл стал сыпать советами, как из рога изобилия.

— Разместить инфу в соцсетях, создать там мероприятие, потом на городских сайтах, на разных афишках…

— Погоди меня давить интеллектом! Ты мне скажи, ты это сделать сможешь?

— Для вас легко!

— И сколько придет народу?

— Это смотря сколько вам надо.

— А это можно регулировать?

— Ясен перец, ценой!

— Это тебе перец ясен, а я плохо шарящий… этот… пользователь. Конкретно?

— Ну, если мы хотим видеть сто человек, мы ставим цену, как на встречу с Хакамадой: двести долларов. А если нам нужен лом народу, то ставим полсотни, придет тысяча.

— Нет, мне лом ни к чему, пусть будет сто человек. Но чтобы о мероприятии знал весь город. Можешь?

— Да не вопрос. Когда начинать?

— Прямо сейчас.

— Площадка семинара?

— Дай подумать… Я недавно была в одном славном местечке. Ресторан «Серебряный век», там, пожалуй, сядет сто человек.

— Хорошо, все координаты возьму в «нете». А они в курсе, что у них будет проходить такое событие?

Кирилл слишком хорошо знал свою тещу. Она была мастером по принятию неожиданных решений.

— Узнают завтра утром. Не вникай, Кирилл, их учредитель у меня проходил курс реабилитации по СЭВу. Он теперь не знает, как меня отблагодарить. А я знаю, проведу в его ресторане семинар своего учителя Тужилова.

— Что такое СЭВ?

— Это синдром эмоционального выгорания. Иногда, если пациент активно хочет вылечиться и работает с тобой, можно избавиться совсем. Или скорректировать.

— Мам-Вера, а можно мы с Ольчиком пойдем на этот семинар?

— Нельзя. И лучше будет, если моя любопытная дочь вообще ничего пока не будет знать ни о самом семинаре, ни о том, что ты мне помогаешь. Все нужно сделать быстро, а на объяснялки у меня времени совсем нет.

— Как скажете.

Одним из приятных качеств Кирилла было то, что он все принимал с первого слова.

— Кирюша, нам с тобой сильно повезло! Вот эти слова передай моей дочери, когда она проснется. До завтра.

— Спокойной ночи.

Теперь, когда мышеловка почти закончена, Вера в последний раз примерила уже готовый комплект из розовой юбки, пышной и воздушной, и белоснежной блузки, в которой хозяйка загородного дома напоминала царевну Лебедь с картины Врубеля.

Осмотрев себя, Вера подумала: «Дело оказалось непростое! Чтобы его разгадать да мышеловку придумать, понадобилось пять часов и шитье обалденного ансамбля на нынешнюю весну». Она улыбнулась своему отражению в зеркале и направилась на второй этаж, в спальню. Верный Пай, зевая, двинулся за ней.

* * *

Через некоторое время три человека начали готовиться к тому, чтобы мышеловка сработала. Прудников с группой оперативников проверил все входы-выходы в ресторане, договорился с его руководством о том, что на этот вечер часть сотрудников заведения заменят его сотрудники. Тужилов готовился к семинару, сидел в медицинской библиотеке, просматривал периодику по своей теме и не знал, что приманка, то есть сыр в мышеловке — это именно он. А Лученко подумала, что на всякий случай неплохо бы убедиться в своих предположениях.

Как это сделать? Она пришла к профессору и попросила, чтобы тот разрешил провести с ним сеанс гипноза. Реакция была бурной и предсказуемой.

— Ты, Вера, совсем сбрендила?! Что ты мне предлагаешь? Захотелось в мозгу старика покопаться, тебе мало пациентов? Ни за что!

— Тимур Борисович, мне надо понять, что за барьер стоит у вас в подсознании. Ведь мы так и не добились вашей стопроцентной чувствительности на смертельную опасность. Вы же сами этого хотели?

— Ну почему не добились, — проворчал профессор. — Наоборот, опыт кончился удачно. Приеду в Питер, сразу начну использовать твою методику. Правда, побочные эффекты… Все эти боли и дистония вегетативной нервной системы… Ну, можно о них не распространяться.

— Но ваше подсознание реагирует лишь на угрозу выстрела. Забыли, Тимур Борисович? А на яд и прочие угрозы — нет. Это неполноценный опыт.

Он ничего не забыл, просто не хотел помнить…

— Нам попросту не хватило времени, — упрямо парировал Тужилов. — Да и к тому же я пожилой человек, другие подопытные добьются большего.

— И все же мне бы хотелось понять, где мы с вами допустили ошибку. — Вера лукавила вдохновенно, желая добиться своего. — Чего вам тревожиться? Я ваша ученица, хороший специалист, все, что я узнаю, останется между нами. Зато, если есть шанс, что мы раскрепостим подсознание, уберем барьер…

Тужилов мрачно засопел.

— Ладно, — сдался он. — Попробуй.

Тимур Борисович был, что называется, «вещью в себе». Не рядовой случай, закрытых людей намного больше, чем открытых. Вере обычно представлялась картинка: пациент становился как будто человеком-луковицей. По мере снятия слой за слоем золотистых луковых одежек открывалась та внутренняя часть луковицы-души, которая была горькой, от знакомства с ней иной раз Вере хотелось плакать. Именно такие овощные ассоциации возникали у психотерапевта Лученко. А может, к профессиональному здесь примешивался еще чисто женский взгляд на вещи, кто знает…

Первые минуты она вела Тужилова осторожной техникой пошагового усыпления. Вначале тщательная словесная формулировка, затем Вера, привычно подражая движениям, мимике, ритму дыхания и угадываемому сердечному ритму, присоединяется к потоку жизни человека. Как обычно, несколько мгновений ожидания — получится или не получится? — и наконец возникает особое ощущение резонанса, единой волны. И как обычно, когда волна поймана, все дальнейшее похоже на полет. Отметила для себя его глубочайшее погружение в гипнотическое состояние.

— Вы меня хорошо слышите, Тимур Борисович, и продолжаете глубоко спать. Вы можете свободно со мной разговаривать. Между нами полное взаимопонимание. Продолжая спать, вы можете двигаться, можете вспоминать и думать, вы все можете, хотя спите. Сейчас вам хорошо, вы спокойны. Давайте поговорим. Вспомните своего пациента, мальчика или подростка, из благополучной семьи. Вы определили, что он социопат, причем не латентный или пассивный, а активный, то есть опасный для себя и других… Попробуйте вспомнить, ведь такая определенность в диагнозе — не частое явление.

— Да, я вижу их, парень приходил с мамой. — Тужилов говорил ровно и спокойно. — Он полненький, розовощекий. Мама домохозяйка. Папа у них начальник, в каком-то строительном тресте работает. А мальчик… да. С мальчиком было нехорошо. Я сказал матери, она не поверила. Стала кричать, возмущаться, дескать, не может этого быть, ее сын вовсе не сумасшедший, он просто переутомился! А я никудышный врач, и меня нельзя на пушечный выстрел к детям подпускать… Я прошу ее не кричать, чтобы парень не услышал, — он ждал в коридоре.

— Как фамилия, имя мальчика?

— Фамилия заурядная, имя как имя, то ли Вася, то ли Петя, не помню. Ничего необычного. Но он ведет себя как типичный социопат. Я мать предупредил, но она меня не послушала. Больше они не приходили.

— Что было дальше?

— Дальше? Дальше я переехал в Ленинград. Новая работа, новый вуз, новые задачи…

Еще некоторое время Лученко пыталась развернуть слои памяти, но больше не нашла воспоминаний, которые могли пригодиться сегодня. Тужилов не подсказал ни имени, ни внешности. Тогда она поняла, что может рассчитывать только на свою хитроумную мышеловку. Впрочем, кое-какие догадки у нее имелись.

— Сейчас, на счет три, вы проснетесь и будете чувствовать себя бодрым, отдохнувшим. Один, два, три.

Взгляд Тимура Борисовича сделался осмысленным.

— Фух… Хорошо! — Он потянулся. — Молодец, что уговорила, прекрасно себя чувствую. Ну что?

— Ничего не нашла, простите, Тимур Борисович. — Она пожала плечами. — Все-таки механизм субсенсорных ощущений для нас пока еще совершеннейшая загадка. Мы можем им пользоваться, но наугад, а как именно работает — увы, не знаем.

С тем она и ушла. И в ожидании назначенного дня решила поступить, как ее любимый книжный герой, детектив Ниро Вульф. Он исповедовал несколько жизненных принципов для достижения комфорта: материальная независимость, тренировка мозгов в процессе раскрытия запутанных преступлений, гурманство и цветоводство. Вере Лученко до материальной независимости было еще пока далеко, но во время подготовки к сложным развязкам своих детективных шарад она любила посетить приятное кафе в недавно сшитой обновке — это раз, и побаловать себя новым ароматом хороших духов — это два.

Кафе «Пироги» пришлось очень кстати. На прилавке лежали аппетитные круглые пироги с разнообразной начинкой. Вера выбрала рыбник — пирог с форелью. Подали его теплым, с эспрессо и клюквенным компотом. Наслаждаясь вкусовыми контрастами — солоноватой рыбой, сладким кофе и кисловатым компотом — женщина прикрыла веки: «Кажется, ничего лучшего уже не придумаешь!»

Тут что-то мягкое коснулось ее руки. Она открыла глаза и увидела трехцветного милого котенка, удивительно пестрого. Мраморный окрас, полосочки, как на тельняшке, еще какие-то живописные пятна. Прямо-таки импрессионизм! Не котенок, а ходячая шерстяная палитра. Вера дала ему кусочек форели, он немножко поел, потом начал играть ломтиком форели как мячиком. Как хорошо, что в таком вкусном кафе есть кошечка! Это придает заведению совсем домашнее ощущение уюта. Официант сообщил, что котенка зовут Тигра, это девочка… Чтобы продлить удовольствие, Вера взяла домой два куска пирога с лесными ягодами — себе и Андрею. Почему бы не устроить праздник вкусных пирогов?

Затем ее путь лежал в «Океан-плаза», где располагался любимый Верин магазин с богатым выбором ароматов. Запахи в ее жизни играли большую роль, и она была согласна с теми, кто считал ароматы не второй, а первой и главной одеждой женщины. А как психотерапевт, она точно знала, как много можно узнать о человеке по его реакции на запахи.

Вера стояла в бутике, у ниши с одним из брендов, чьи утонченные вещи и духи она изредка позволяла себе купить, и продолжала думать о запахах. Забыть на время о мышеловке и поимке убийцы она приказала себе специально, чтобы в нужный момент собрать все силы… С самого рождения, думала Вера, с первого вздоха мы живем в мире запахов. Хотим мы того или нет, но они влияют на нас, даже на тех, кто считает, что обоняние у него слабо развито. Нос не глаза, его не закроешь. При виде безвкусно одетого прохожего вы можете отвернуться или не отвернуться, но сердце ваше не забьется сильнее, не закружится голова. Запах же проникает в самую душу и делает с нами, что хочет. Запах может вызвать тошноту и даже обморок, а может — восторг и неукротимые желания. Еще до нашей эры люди заметили, что приятные запахи оказывают успокаивающее влияние на организм, и вовсю этим пользовались. Назвали их красиво — ароматы, благовония, и с их помощью улучшали себе настроение. Наравне с музыкой духи и благовония были неотъемлемой частью быта древних.

«Наверное, это потому, что нос старше зрения, — лениво размышляла Лученко, переходя от витрины к витрине. — Когда мы были какими-нибудь амебами и неспешно плавали в первобытном море, глаз у нас еще не было. Мельчайшие молекулы разных веществ и существ, попадая в то, что заменяло нам нос, сообщали информацию о съедобности или несъедобности наших собратьев и обо всем новом и важном для нашей жизни. Если человеку дать восковое яблоко, муляж-подделку из какого-нибудь маркета, и предложить его съесть, то даже держа его в руках, он не сразу догадается об обмане — до того красиво нарисованы и румянец, и разные прожилки. Только запах скажет правду. Глаза легко ввести в заблуждение, поэтому нос, как старший и более мудрый брат (как бы ворча «эх, молодо-зелено»), берет в данном случае инициативу в свои руки. Никакую пищу, как бы роскошно она ни выглядела, никто не станет употреблять, если та подозрительно пахнет. Вот что такое запах! А нас, женщин, интересуют те запахи, которые помогают нам быть женщинами. Стоит вдохнуть аромат, и в нас начинают происходить удивительные перемены. Сердце бьется чаще, в глазах появляются живость и блеск, румянец возвращается к щекам, походка делается легкой, движения женственными — и все это тогда, когда вокруг вас облако духов. Это безмолвный язык любви, тайное средство обольщения, самое тонкое и самое проникающее оружие победы. Оно не подвластно логике и здравому смыслу. Минуя глаза и уши, через ноздри попадает прямо в мозг, делая свое колдовское дело. Запах, подобно музыке, способен будить ассоциации, способен создавать картины, подобно живописи…»

Вера увлеклась своими мыслями, но тут к ней подошла девушка-консультант. Она взяла пробник, надушила полоску бумаги и протянула Вере.

— Это новинка! Этот элегантный аромат относится к цветочно-мускусной группе и состоит из нот лотоса, черной смородины, фрезии, красного перца, розы, гардении, жасмина, сандалового дерева, мускуса, кашемира и кедра.

«Нет, милая девушка, — думала Вера, вдыхая приятный аромат, — этот запах не столько элегантен, сколько наступательно-сексуален, гипнотичен. Он обволакивает, увлекает, магнетизирует. Может, в верхних нотах он и элегантен, но внутри него — скрытая нега и страсть».

— Я беру! — сказала она.

* * *

До последнего дня перед семинаром Лученко просматривала, кто зарегистрировался на сайте ресторана. Но знакомых фамилий не увидела. Наконец, настал назначенный день, люди начали съезжаться. Сам ресторан расположился за городом, среди соснового бора, в двухэтажном особняке стиля модерн. При входе сразу бросались в глаза массивная, украшенная золотом лестница и огромное, во всю стену, зеркало в золоченой раме. Гости могли рассмотреть себя в этом зеркале с ног до головы.

Удобные деревянные столы с мягкими диванами должны были располагать к долгим посиделкам с неспешной беседой. На окнах сияли витражи с изображением улиц Киева рубежа девятнадцатого и двадцатого веков, окна обрамляли бархатные шторы. Фотографии людей довоенной и дореволюционной эпохи создавали определенный настрой, уют и ощущение причастности к тому времени.

В комнате управляющего находился пульт с множеством мониторов, весь зал был снабжен видеокамерами. Лученко села в кресло и с этого наблюдательного пункта начала рассматривать входивших в зал людей. Тужилов должен был выйти из гримерной, где его угощали кофе, боржоми и коньяком.

Наконец, в большом зале ресторана «Серебряный век» собралось больше сотни человек. Вера внимательно рассматривала посетителей на всех мониторах, но Кукольника — того человека, в ком она подозревала убийцу, — среди них не было. Она не допускала мысли, что ошиблась в своих расчетах, и все же… Пусть один процент из ста, всего один маленький процентик вероятности того, что он не пришел? Лученко отвернулась от мониторов, чтобы дать отдохнуть глазам. Допустим… Допустим, с самого начала он повел их всех по ложному пути, для того и демонстрировал себя в качестве кукловода, способного манипулировать жизнью и смертью. А на самом деле не имеет к кукольному миру отношения… Мог ли он рассчитать все так, чтоб следствие и Лученко, поскольку это представление было направлено и на нее тоже, купились на подложные обстоятельства? Вера вдруг улыбнулась. Она вспомнила, как гендиректор АКУ назвал ее «живым детектором лжи». Она теперь не только психиатр, она еще и профайлер. Она действительно «живой детектор лжи» и поэтому непременно на каком-то этапе следствия поняла бы, что ее пытаются обмануть. Нет! Она права. Если бы куклы-жертвы и тема «кукольника» как некоего демона, который творит с людишками все, что захочет, не читалась так явно в этой серии преступлений, ей никогда бы не удалось выстроить цепочку умозаключений и догадок. Хотя она и жалела, что у нее не хватило времени процедить через мысленное сито поток людей, который они с Прудниковым «намыли», просматривая тех, кто вращается в мире кукол.

Неожиданно ей в голову пришла ясная, простая мысль — воспоминание.

— Конечно! — воскликнула она.

Сотрудник милиции, сидевший неподалеку и тоже глядевший на мониторы, удивленно вскинул голову.

Теперь Вера уже не сомневалась. Он опаздывает. У него есть такая черта, он совершенно не может совладать со временем!.. На их первую встречу он тоже опоздал, то есть для него это в порядке вещей. Несмотря на тончайший расчет своей преступной комбинации, он не в состоянии рассчитать, сколько времени нужно потратить на поездку из города сюда, в пригород, где находится ресторан «Серебряный век».

Успокоившись, она повернулась к монитору. Тихо произнесла в микрофон-петличку, который прикрепили на ее костюм: «Скажите Тужилову, пусть начинает свою лекцию». Ее слушали оперативники во главе с Прудниковым.

— Он здесь? — Валентин от волнения говорил с хрипотцой.

Вера слышала его прерывистое дыхание у себя в ухе, словно майор стоял рядом, хотя тот находился в служебном помещении, чтобы убийца его не заметил. Сыщик наблюдал за залом сквозь стекло коридора, соединенного с кухней.

— Не волнуйтесь, Валентин Викторович, он обязательно придет! Просто он опаздывает.

Голос ее был спокойным и уверенным. Прудников перевел дыхание и заставил себя собраться.

Тужилов начал лекцию. Прошло двадцать минут. Тут в полумраке зала волной прошло легкое шевеление: вошли двое опоздавших, мужчина и женщина. Лиц их не было видно. Тогда Лученко тихо сказала для Тужилова и группы оперов во главе с Прудниковым:

— Переходите к теме номер один.

Тимур Борисович, которого Вера заранее предупредила, ничего не объясняя, произнес:

— А теперь, друзья, от теории позвольте мне перейти к практике. Речь пойдет о довольно часто встречающемся явлении, именуемом в психиатрии социопатией. Кто такой социопат?

Зал не ответил профессору. Все ждали его формулировки.

— Социопат — разновидность психопата, патология поведения которого лежит исключительно в сфере социального, — вещал Тужилов по памяти. Он недавно открывал и перечитывал медицинскую периодику и не давал себе труда перефразировать своими словами классические формулировки. — Это индивид с клинической неспособностью к адаптации в человеческом социуме. Термин, как и диагноз «социопатия», до последнего времени редко применялся в нашей психиатрии и использовался в практике главным образом европейскими и американскими психиатрами. Однако, хочу подчеркнуть: я, друзья мои, диагностировал социопатию еще тридцать лет тому назад! — Старик забавно выпятил грудь.

— Это болезнь? — спросили из зала.

— Видите ли… Социопат представляет собой личность, чья главная черта — асоциальность. Поэтому он всегда вступает в конфликты, но не извлекает уроков из неприятных переживаний и наказаний, которые являются следствием его собственного девиантного поведения. Он лишен лояльности по отношению к обществу и окружающим, включая самых близких. Его патология заключается в неспособности себя вести, соблюдать принятые в данном социуме нормы поведения, отвечать за свои поступки и уважать чужие права. Иными словами, социопат дефективен социально.

— То есть социопат — это идиот? — снова настойчиво поинтересовались из публики.

Докладчик хмыкнул.

— Не совсем. Базовой этологической особенностью социопата является то, что, какими бы патологическими ни казались его поступки другим людям, сам он не чувствует из-за них вины. Но при этом вполне понимает, что творит. Его идиотизм, если хотите, заключен в том, что он любую ситуацию обращает в свое оправдание.

— Социопат может убить? — Это спросил уже другой, женский голос.

— Для социопата не существует привычной системы ценностей, к человеческой жизни как таковой он относится с полным пренебрежением. Психическое равновесие социопата способна нарушить любая мелочь: любой образ, запах, звук, цвет. Что-то нарушает внутреннее благополучие дефективной личности — и социопат мгновенно приходит в ярость, внешне схожую с проявлениями психоза. Вы спрашиваете, может ли он убить? Полагаю, он может совершить целую серию убийств, причем лишь с одной целью: доказать, что он умнее, хитрее, изворотливее всех тех, кто за ним охотится. Я имею в виду правоохранительные органы. Известны случаи, когда банальный психопат воображал себя этаким мессией, который освобождает мир от скверны. Чем далее прогрессирует патология, тем тверже социопат убежден, что творимое им зло на самом деле есть добро…

В этот момент раздался звук падения тела, за ним — женский вскрик и требование включить свет. Лученко быстро выбежала из кабинета управляющего, через минуту она была уже рядом с лежащим на полу мужчиной.

— Я врач, — сообщила она столпившимся людям. — Поднимите его, пожалуйста, и перенесите в соседнюю комнату. Профессор, продолжайте, пожалуйста! Вы видите, как некоторые слушатели впечатляются лекцией Тимура Борисовича! — Вера посмотрела на взволнованную публику, и тревожное выражение исчезло с лиц. Люди заулыбались и даже стали аплодировать Тужилову, тот раскланялся и продолжил свою увлекательную лекцию.

Девушка, с которой пришел свалившийся мужчина, порывалась оказать ему помощь. Лученко мягко ее отстранила:

— Посидите пока в соседнем зале, а я его послушаю, давление померяю, окажу помощь. Все будет хорошо!

Девушка неуверенным шагом отошла, сопровождаемая двумя сотрудниками милиции.

В той самой комнате, где Лученко наблюдала за залом, на диване лежал человек. Он был уже в наручниках, но оставался без сознания. Коллеги Прудникова рылись в сумке, которая была при нем, доставали из нее какие-то яркие тряпки. Из кармана куртки вытащили шприц с жидкостью.

Майор Прудников смотрел на все это, открыв рот.

— Последняя порция азалептина, — сообщила ему Вера. — Убойную дозу приготовил для профессора.

— Вера, неужели это он? Просто не могу поверить своим глазам!

— А ты поверь. Тот самый Кукольник, которого мы так упорно искали, собственной персоной!

— Ты уверена, что он все еще в обмороке?

— Судя по давлению, пока без сознания. Единственное, чего я не взяла с собой, — это нашатырь. Не думала, что может понадобиться. Впрочем, у меня есть кое-что…

Она достала из сумочки флакон со своими новыми духами и, увлажнив платочек, сунула его под нос преступнику.

— Вот повезло гаду. Приводят в чувство роскошными духами! — Валентин повел носом.

Все в комнате зашмыгали носами, почувствовав аромат жасмина, сандалового дерева, мускуса, кашемира и кедра. Напряжение спало, людям хотелось шутить и дурачиться. Однако дело еще не было завершено.

— Ну все, хватит. Открывайте глаза, — скомандовала Лученко, почувствовав скачок пульса и движение глаз под закрытыми веками.

Преступник открыл глаза и осмотрел комнату. Последней, на ком он остановил ничего не выражающий взгляд, была Вера.

— Я знал, что вы догадаетесь, — апатично сказал он и отвернул голову к кожаной спинке дивана.

— Это невежливо, — усмехнулась Лученко. — Тут все хотят с вами познакомиться, так что прошу. Представляю вам: Сафоненко Авангард Леонтьевич собственной персоной. Он же Кукольник!

* * *

Сафоненко снова закрыл глаза. «Я в обмороке, — подумал он. — Меня нет…» Несмотря на все его желание оставаться спокойным, дыхание участилось, а мысли метались. «Чтобы начать с нуля, до него еще надо долго ползти вверх», — пришла в голову странная мысль. Но он не удивился. Его постоянно посещали абсурдные, непонятные мысли — как будто не его собственные, а чужие.

— Вера Алексеевна, — кивнул на Сафоненко один из коллег Прудникова. — Что с ним?

Она похлопала его по щекам:

— Очнитесь, Авангард. Вы уже пришли в себя и пытаетесь теперь комбинировать, как выйти из ситуации. Напрасно!

— Черт бы тебя побрал, тварь! — прорычал он, открывая глаза. Его взгляд впился в лицо психотерапевта. Ох, с каким удовольствием он уничтожил бы эту Лученко. — Не прикасайся ко мне!

— Ну, я вижу, наш пациент восстановился, — спокойно отметила Вера, не реагируя на выпад. Она ждала чего-то подобного. Теперь ее задачей было разговорить преступника. Но для этого нужен «мальчик для битья»… Прудников, больше некому.

Она подошла к двери и кивнула майору, давая понять, что хочет с ним поговорить без посторонних. Валентин Викторович подошел к убийце, поднял его на ноги, подтолкнул к батарее, пристегнул его второй парой наручников к трубе, выполненной, как и все в ресторане, в стиле модерн (на ножках батареи были посеребренные львиные лапы), и отправился вслед за Лученко в коридор. Хотя в комнате оставались два оперативника, ему было спокойнее, когда такой зверь надежно обезврежен.

Доктор и сыщик совещались не более пяти минут. Они стремительно вошли в комнату, взяли два стула и присели перед злодеем, сидевшим на полу.

— Значится так, — резко выдохнул Прудников. — У тебя есть два варианта! В тюрьму или в дурку. В тюрьме тебя моментально сделают чьей-то женой, морда у тебя вполне подходящая, да и фигура тоже.

Изо рта убийцы полился поток брани. Он попытался вскочить на ноги, но железные браслеты на руках не давали ему встать. Сафоненко задрыгал ногами, стараясь дотянуться до милиционера, все напрасно. Тогда он плюнул в сторону обидчика, но и плевок не достиг цели. В то же время Валентин продолжил «воспитательную» беседу:

— С другой стороны, ты все ж таки староват, считай, сороковник на носу! Кто ж на тебе женится? Будешь общаковской шлюхой, на другое и не надейся!

Майор тоже прицельно сплюнул, и плевок неаккуратно приземлился на борт пиджака Авангарда. Оперативники осклабились.

Новый взрыв буйства сотряс трубу парового отопления. Казалось, Сафоненко сейчас вырвет батарею просто с мясом. Львиные лапы ходили ходуном, матерщина пополам с угрозами лилась на Валентина, который для удобства допроса снял джинсовую куртку.

— Довольно! — резко сказала Вера. Она уселась напротив преступника и презрительно бросила в сторону Прудникова: — У вас, у ментов, одни только крайности! Не доводите его до истерики, а то еще признают невменяемым… И тогда за хорошие деньги он может получить вполне пристойную клинику.

— Злой следователь, добрый психиатр, — презрительно процедил сквозь зубы Сафоненко, демонстрируя, что ему понятны их игры.

— Именно так. Если Валентин Викторович вас посадит, ему дадут следующее звание, премию и путевку в санаторий со скидкой. А мне нет никакого резона облегчать вам жизнь. Ни звания, ни премий, ни санатория.

— Тогда зачем?

— Любопытство. Профессиональное и женское. Вот поделать ничего с собой не могу. Интересно мне!

Вера смотрела прямо в глаза преступнику. Еще секунду назад он бы ускользнул в ненависть, во тьму ярости. Но теперь… Лученко правильно рассчитала: Сафоненко ни за что не захочет в психиатрическую клинику, так как всю жизнь яростно боролся с диагнозом Тужилова. Для него это гибель. Он будет говорить.

— Считайте, ваша взяла! Спрашивайте. — Он выпрямил ноги и уселся поудобней.

Прудников сел за стол и приготовился писать протокол. Вера отошла к окну и закурила.

Все дороги начинаются в детстве. Путь Антона Сафоненко тоже начался в детстве, сперва почти бессознательном. Да, да, не удивляйтесь! Тогда его звали Антоном. Это потом, получая паспорт, он сменил простое и обычное имя на звонкое и претенциозное, словно не имя, а статус — Авангард. И стал Авангардом Сафоненко. Случилось это во многом благодаря книжке «Значение имени», купленной матерью. Антон прочел о своем имени и о себе следующее: «Это имя, вероятно, произошло от древнеримского имени Антоний, что означает “вступающий в бой”». Толкование имени ему понравилось. Дальнейшие сведения стали для него неожиданностью…

«Антон в отношениях с женщинами импульсивен, чувства иногда берут верх над рассудком, и тогда он может нанести обиду близкому человеку».

Это ему не нравилось. Он полистал книгу, в глаза бросилось имя «Авангард», оно означало «передовой, ведущий» — то, что надо! Получая паспорт, он сменил данное ему родителями имя на новое. Тем более что из родителей оставалась только мать, а права голоса он за ней не признавал.

Детство его делилось на две половинки. Одна — дошкольная, время наблюдений и понимания, кто в семье главный и как стать главным. Это было замечательное время копирования. Сперва он строил модель поведения по маме, был тихим, послушным, уступчивым, старался всем понравиться. Ему хотелось услышать похвалу, еще больше — получить за свои маленькие детские заслуги подарочек. Но чем старше он становился, тем яснее понимал, что, несмотря на хлопотунью мать, доминирует в семье молчаливый отец. Он все контролирует, за его деньги все покупается, и муха без его разрешения не взлетит. Антон стал копировать отца. Старался больше помалкивать или говорить так, как обычно высказывался старший Сафоненко. Но и эти его попытки ничем не увенчались, поскольку мать повиновалась одному хозяину, и этим хозяином был его отец.

Потом началась школа. Первое время он ничем особенным не блистал. Среди учеников был неприметен, все не мог сориентироваться — кого же в классе следует копировать? Но уже к седьмому классу все пошло так, как ему хотелось. Он вырос в высокого, стройного паренька с темными, почти черными волосами, светлыми голубоватыми глазами и густыми смоляными ресницами, из-за которых глаза делались очень выразительными. Все девочки класса были в него влюблены, он стал для них непререкаемым лидером. Учительницы тоже были очарованы, увидев в нем юного графа де ля Фер, и часто ставили ему хорошие оценки не за знания, а за внешность. Он ею умело пользовался. Пошла молва, что подросток очень ранимый, тревожный — из-за сложных отношений в семье. Отец — диктатор, мать — просто глупая курица. Слух этот он распустил сам, через некую болтливую девчонку. Вскоре вся школа относилась к нему с сочувствием и дружелюбием.

Он нащупал ту линию поведения с матерью, которая давала наилучший результат. Он врал и закатывал истерики, демонстрировал желание повеситься, изрезать себе вены на руках. Он бился в почти настоящих судорогах, падал на пол — и получал желаемое. Это мог быть велосипед, фотоаппарат или ботинки на рифленой подошве. Мать не делилась проблемами воспитания с отцом, боясь, что внезапное превращение тихого, послушного сына в истеричное чудовище будет поставлено ей в вину. Дескать, недоглядела. Соседка-пенсионерка сквозь тонкую стенку слышала истерики Антона, сочувствовала его маме, утешала ее: «Подростковая перестройка организма, потерпите».

Но когда сыночек стал кидаться на маму с ножом, она перепугалась не на шутку и пошла с ним на прием к психиатру. Им оказался профессор Тужилов. Он поставил диагноз: социопатия. Мать пришла в ужас и перестала водить ребенка к врачам. Сын тоже испугался, но иначе: перед ним замаячили бледные стены психушки… Он возненавидел психиатра и решил отомстить. Поклялся, что непременно поквитается с этим доктором.

Пока Сафоненко рассказывал истории своего детства, доктор Лученко слушала молча, дожидаясь паузы, когда можно будет задать решающий вопрос. Но Прудникову весь этот экскурс в детство был ни к чему. Ему хотелось признания в тех убийствах, которые Кукольник совершил в двух городах, особенно его интересовал Киев.

— Короче! — грубо вмешался он в монолог преступника. — Ваше детство босоногое меня мало волнует. Когда, как и почему вы убили пятерых человек? Вот вопрос, на который я хочу получить ответ!

— А не пошел бы ты в жопу, мент? — сплюнул себе под ноги задержанный.

— Вот я тебя сейчас отправлю в камеру, посидишь с отпетыми бандюганами пару дней, запоешь, как соловей! — Прудникову хотелось ударить кулаком эту самодовольную рожу, но присутствие Лученко и других оперативников не позволяло ему распустить руки.

— Ага! А я найму лучших адвокатов, и ты ничего не докажешь! — куражился Сафоненко.

Майор выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

— Мы остановились на вашем детстве, — сказала Лученко. — Ну хорошо, вы еще тогда, в подростковом возрасте, смогли доказать окружающим, что вы не такой, как все. Меня интересует вопрос, почему через столько лет вы вспомнили про Тужилова и ради того, чтоб заманить его в Киев, наворотили такую кучу трупов? И кстати, как вы выбирали жертв?

— А эта сволочь дала интервью по телевизору, — объяснил Сафоненко. — Конечно, я не забыл бы про него в любом случае… Но ему могло повезти, и он умер бы от инфаркта, инсульта… Или другой болячки, не дождавшись моего возмездия. А этот старый пень вдруг на весь эфир сообщает, что, мол, для специальных подразделений проводит «тренинг на выживание». В чем прикол, вы спросите? Отвечу: этот докторишка якобы нашел методику, позволяющую научиться чувствовать опасность и, следовательно, избегать ее! Как вам это понравится?

— И вы поняли, что месть Тужилову нужно ускорить?

— Ну да! А чего ждать? Когда методика заработает и до него уже невозможно будет добраться?

— Как вы выбирали жертв? — повторила вопрос психотерапевт.

— Я не склеротик, не нужно повторять! — раздраженно пробурчал Сафоненко. — Мне самому интересно вам объяснить, а то с вас станется, вы еще свою версию под эти мои поступки подведете. Я выбирал гаденышей рода человеческого, андестенд?

— Нет. Не андестенд, — намеренно заявила Вера, чтобы побудить его сообщить все подробности. Ведь диалог явно записывался кем-то из оперативников, а отсутствие Прудникова помогало создать более раскрепощенную атмосферу для убийцы.

— Объясняю для особо непонятливых. Киевские типы: девка, изображавшая мать с младенцем, а на самом деле убийца этих младенцев, использовала их в своем бизнесе. Клоун, пьяница циркач. Он дискредитировал уникальную профессию жонглера. Вы знаете, сколько лет нужно учиться, жонглировать по десять часов в сутки, чтоб идеально освоить эту профессию?

— Не знаю.

— То-то и оно. Ну а третья, психолог из главка, так она такой же психолог, как я балерина.

— Послушать вас, так вы просто Робин Гуд. Избавляли мир от непрофессионалов и маргиналов. Но ведь психолога вы убили совсем не потому, что она плохо выполняла свои обязанности. Вы хотели добраться до меня, а через меня — до Тужилова.

— И у меня это получилось! — В глазах Авангарда зажегся сатанинский огонек.

— Даже собак вы травили для того, чтобы через Двинятина выйти на меня. И Коляду убили, чтобы я продолжала заниматься убийствами сама, чтобы привезла в Киев Тимура Борисовича. Слишком вы все усложнили, вот что я вам скажу. Перехитрили сами себя. И в результате ничего у вас не получилось. Стоило ли ради пшика сеять столько зла, неудачливый вы демон? Нет, вы не демон, вы злобный чертик самого низшего ранга…

Вера посмотрела на него с жалостью, и огонь в его глазах потух. Сафоненко прикрыл веки, тело его обмякло, чудовищное нервное напряжение дало о себе знать: он сделался безразличен ко всем раздражителям.

— Кончено, — вздохнул майор. — Ты все записал? — Он вопросительно взглянул на своего подчиненного. Тот кивнул. — Грузите Кукольника! Вера, ты куда? Подвезти?

— Я пойду к Тужилову, до конца лекции еще десять минут. Вспомню свою студенческую юность…