Женщина вошла в вагон метро и сразу почуяла неладное. В воздухе, кроме обычного транспортного недовольства, когда люди вынужденно терпят тесноту, неудобство и долгое ожидание, была разлита тревога. Причем тревога наэлектризованная, когда так и ждешь вспышки от любого пустяка. Она прислушалась к своим ощущениям, присмотрелась к людям — и на следующей станции перешла в другой вагон.
Однако и в соседнем вагоне она не нашла покоя. Люди возбужденно о чем-то разговаривали, сквозь шум поезда донеслось слово «трупы». Женщина прислушалась.
— Трупы так и валяются, просто ужас! — горячилась женщина с двумя сумками и тремя пакетами. Чтобы подчеркнуть ужас, она старательно округлила глаза.
— Да ладно вам.
— А я говорю — мертвецы!
— Вы еще скажите — мертвые с косами стоят, — хмыкнул пожилой, аккуратно подстриженный мужчина.
— Это не шутки, я сам читал, — поднял глаза от своего смартфона высокий молодой человек. — В Интернете…
— Ха! Нашел, где новости читать! Там одно вранье, мусор и порнография.
— Ничего подобного! Это в телевизоре вашем вранье, а в газетах порнография! — гневно воскликнул молодой человек.
— Да кого убили-то? — спросил сидящий неподалеку мужчина в спортивном костюме. До этого он мирно дремал, теперь проснулся, разбуженный переполохом. — Где, когда?
Тут наперебой заговорили все:
— Уличного клоуна зарезали!
— Не зарезали, и вовсе не клоуна. Убили несколько человек, а потом нацепили на них одежду из бутика!..
— А я говорю, убили автомобилем, на остановке…
— Тогда при чем тут маньяк?
— А кто тут говорил про маньяка? Не маньяк, а обычный олигарх.
— Я говорил! — подпрыгивая от возбуждения, воскликнул маленький бледный человечек, абсолютный блондин. Казалось, он светился. — Маньяк в городе! И никто об этом не сообщает, так что будьте осторожны!
— Насчет осторожности — это точно, — вступила в дебаты молодая женщина. До этого она сидела с двумя телефонами в руках и что-то сосредоточенно переписывала с одного на другой. — А в Интернете действительно много чего писали про зверское убийство человека, одного или двух, не помню точно. Нарядили его, уже убитого, в какой-то костюм и выставили на всеобщее обозрение…
— Да вы что? — испугалась нависшая над ней женщина, крашенная в ослепительно-рыжий. — Убили и нарядили?
— Я же говорила! — торжествующе воскликнула женщина с сумками. — Ужас, как есть ужас!
Женщина, которая перешла из другого вагона, шагнула было к двери, но остановилась. Наверняка и там то же самое. Возможно, кто-то другой не стал бы так остро реагировать на людскую взволнованность: ну подумаешь, люди взбудоражены, приближается вечерний час пик, все устали, возбуждены и недовольны. Но только не психотерапевт Вера Лученко. У нее, как у животных, чующих грозу, землетрясения и прочие природные катаклизмы, было обостренное чувство опасности, откуда бы та ни исходила. Сейчас она ощущала не опасность, а лишь дискомфорт. Эмоции пассажиров, бьющие через край, она воспринимала как горячий ток воздуха — так бывает, когда стоишь у костра и кожу лица обдает легким жаром.
«Что-то случилось в городе, видимо, — подумала она. — А вообще досадно… Не хватало мне в метро отделения психотерапии! Отработала с утра свою смену, а тут она продолжается».
Разговоры о трупах, смертях и маньяках не прекращались. Рассказчики входили в азарт и начинали спорить.
— Вот вы ругаете Интернет, а только из него мы узнаем, что случилось. Власти не хотят говорить правду!
— Какую еще правду?
— Что в городе появился серийный убийца, маньяк! Они хотели скрыть, чтобы не сеять панику! Они всегда все скрывают!
Пассажиры возбуждались все сильнее, перекрикивая грохот вагонов в туннеле.
— Так все-таки кого убили? Если и так, то пусть милиция этим занимается…
— Маньяк — это психопат какой-нибудь! — вскричал интеллигентного вида старичок.
Остальные на некоторое время оторопели от категоричности формулировки, а старичок, воспользовавшись паузой, энергично продолжил:
— Мы все превращаемся в монстров! Вы только оглянитесь, посмотрите вокруг!..
Люди завертели головами. Кругом действительно были малоприятные физиономии. Ненадолго наступило молчание, пассажиры будто набирались сил. Поезд остановился, кто-то вышел на станции, кто-то вошел.
— Еще пишут, — сказала женщина с двумя телефонами, — что перед убийством человек был отравлен. Не знаю, правда или нет…
— Мама дорогая… — со страхом сказал кто-то.
— То есть ясно, что это не просто убийство, — резюмировала женщина.
— Само собой, — кивнул высокий парень. — Можно еще понять, когда убивают из ревности, страха или просто когда крыша поехала. А тут — заранее подготовленное, мерзкое, садистское убийство. Прямо как в кино.
«Хуже, чем в кино, потому что в жизни», — невольно подумала Вера.
— Поймать ублюдка и растерзать! — взвизгнул кто-то.
— Милиция поймает, как же, дождешься от нее…
— Детективов вы начитались, граждане, — веско произнес некий серьезный мужчина с портфелем. — И давайте не будем верить на слово Интернету, да и другим средствам массовой информации. Это же их работа — кошмары штамповать. Как наши парламентарии законы, с той же примерно скоростью.
«Так. Уже и до законов добрались», — вздохнула Вера Лученко. Ей очень хотелось сказать попутчикам, что любое преступление, особенно убийство — это ужасно, но то, что устроили тут они, мирные граждане, — кошмар ничуть не меньший. Прокричав «Ату его!», человек сам становится монстром. Вообще, складывается впечатление, что люди пребывают под воздействием массового психоза, а в транспорт специально заходят, чтобы всласть повыть и поплеваться. Сейчас они взбудоражены, по всей вероятности, каким-то преступлением и заражают друг друга беспокойством. Цепная реакция… Однако хорошо, что ей уже пора выходить…
После метро Вере Лученко предстояла поездка на трамвае. В загородный район Пущу-Водицу, где с недавних пор они с Андреем поселились, можно было доехать и на автобусе, причем быстрее. Но она часто садилась в дребезжащий трамвай на Подоле, который напоминал ей детство. К тому же за полчаса можно много всякого передумать, а это занятие Вера любила.
Вот наконец и дом. Вдоволь наобнимавшись с любимым мужчиной и любимой собакой, Вера сразу спросила:
— Андрюша, ты не знаешь, что за паника в городе? Я сейчас в метро ехала, как будто в приемной психиатрической клиники. Что случилось?
— Ну да, — усмехнулся Двинятин, — ты же Интернет не читаешь.
— Я телевизор смотрю.
— А по телевизору об этом ни звука не было.
— Так где же было, в Интернете твоем?
— Да. На «Фейсбуке», в «ЖЖ», в «Твиттере» и прочих блогах. Какое-то невероятное убийство.
— Странно, что об этом не сообщают… Рассказывай. Хотя нет, вначале ужинать.
Андрей включил чайник, открыл холодильник, вытащил кастрюлю. Ужин сегодня состоял из куриных крыльев в особом соусе и печеной картошки.
— Я могу рассказывать параллельно, — заметил он, открывая дверцу микроволновой печи.
Пай, белый спаниель, улегся у Веры под ногами, но внимательно следил за руками Андрея: вдруг какой-нибудь кусочек упадет.
— Ну говори тогда, не томи, — сказала хозяйка, опустив руку и поглаживая Пая по гладкому выпуклому лбу.
— Учти, я пересказываю в основном со слов своей ленты в «Фейсбуке». Так что за точность не ручаюсь. Но ведь факт, что этот случай пытаются замять.
— Ты давай, рассказывай, а потом уж выводы вместе сделаем.
В общем, в Киев на очередные гастроли приехал «Cirque du Soleil» — то есть «Цирк Солнца». Горожане, естественно, повалили валом, как обычно на гастроли этого знаменитого цирка с его знаменитыми представлениями. Впечатления начинались уже в фойе: там стояли куклы цирковых персонажей в полный рост. Люди напропалую с ними фотографировались, даже не зная толком, действительно ли это куклы или искусно загримированные артисты-аниматоры. Есть такой жанр, его еще называют «люди-скульптуры». Они неподвижно стоят в разных, порой довольно причудливых образах в городских парках, на главных улицах и площадях в праздники, развлекают народ и собирают деньги за свою работу. Когда представление окончилось и все ушли, сотрудница цирка начала убирать в фойе, протирать пол. Уборщица отодвигала куклы, переставляла их с места на место, дошла до клоуна… А он взял и рухнул на пол! Когда женщина попыталась его оттащить, сразу поняла, что это труп, завизжала, позвала охранников. Набежали люди из охраны Дворца спорта и охранники цирка, вызвали руководство цирка, те позвонили в милицию…
— И что? — спросила Вера.
— А те сделали такой вывод: дескать, поскольку публики в цирке уже не было, то это маньяк-убийца, психопат и все такое, дело ясное. Только строго потребовали никому не говорить, не распространять панические слухи, а иначе привлекут к ответственности.
— И ты все это узнал в «Фейсбуке»? — недоверчиво спросила Вера.
— А что тебя удивляет? — в свою очередь удивился и Андрей. — Кажется, дочь этой уборщицы написала, ее сообщение подхватили, и понеслось. Так что информация из первых рук, так сказать, свидетеля преступления.
— Но это же та самая паника! Люди действительно в шоке, я только что ехала в метро, ты уж мне поверь!
Андрей нахмурился.
— Лучше знать правду, чем вообще ничего не знать. Нам очень часто врут, но есть, к счастью, Интернет… Его тоже надо фильтровать, однако, по крайней мере, можно делать собственные выводы на основе множества сообщений. А люди, они такие — всегда пугаются.
Вере Лученко и все рассказанное, и реакция Андрея очень не понравились. Ей казалось, что шокирующие новости надо подавать бережно, а не раздувать из них черт знает что. Но она промолчала. Это было ей несвойственно, однако в последнее время она делилась с Андреем не всеми своими мыслями. Как говорить о сокровенном с человеком, пусть самым близким, но неспособным тебя полностью понять? Хотя она и сама себя понимала не всегда. Странный и трудный период наступил в жизни Веры…
Это началось осенью. Коллега по клинике, физиотерапевт Марина, как-то раз дождалась Веру после окончания приема и робко сказала:
— Верочка Лексевна, надо поговорить…
Они зашли к Марине, так как собственный кабинет психотерапевта уже утомил. Дело оказалось в следующем: у Влады, младшей сестры Марины, пропал близкий человек. Жених. Вот исчез — и все, и концов не найдешь. Девочка, естественно, сунулась в милицию, куда же еще? А ее на смех поднимают — сбежал, мол, от невесты парнишка, известное дело. Влада теперь в депрессии, все глаза выплакала…
— Так в чем дело? Приводи ее ко мне, справимся с депрессией.
Марина смутилась, и Вера сразу поняла, что она не того хочет. Эх…
— Найди его, а? Верочка, мы же все знаем, что ты можешь… Пожалуйста!
Вот она, так называемая «слава». Все ее коллеги были в разной степени наслышаны о необычных способностях Лученко. Некоторым она в свое время помогала выпутаться из каких-то жизненных передряг, лечила их самих и членов их семей. А как иначе, свои ведь люди. Конечно, они слышали что-нибудь краем уха о тех историях, которые обрушивались на Веру время от времени: то она помогает найти сбежавшего из тюрьмы убийцу, то к ней обращается девушка, у которой десять лет назад умер в тюрьме отец, и Лученко выясняет, что он был невиновен… Но ведь она сама их не искала, эти истории, она просто помогала людям в конкретных ситуациях! Как же не помочь, если знаешь, что можешь?
— Он мог просто передумать, — сказала Вера.
— Нет, что ты! Там такая любовь — огонь прямо! Не мог он просто взять и уйти, с ним что-то случилось. Ну хоть скажи, жив он или нет, ты же умеешь…
Вера всегда считала, что если тебе дано — то используй свои способности, иначе их могут отобрать или они ослабнут. И она почти никогда не отказывала…
— Так ты что, Марина, и фото принесла? — Вера покачала головой. — Ладно, давай, попробую.
Женщина торопливо достала из кармана халата фотографию, Вера взяла ее, положила перед собой, посмотрела внимательно. Молодой человек, вихрастенький такой, немного смешной — на пуделя похож. Она закрыла глаза, прислушалась к себе.
— Ну? Что? — Марина привстала от нетерпения.
Лученко молчала. Как сказать то, что словами не выразить? Не для всех чувств придуманы слова, к сожалению. Но сказать что-то надо.
— Знаешь, Марина, не всякого человека нужно искать… Нет, ты не перебивай, ты послушай. Иногда кажется: непременно надо найти, но в итоге ничего хорошего из этого не выходит.
— Боже мой, он что, погиб?!
— Нет, он жив, успокойся.
— Значит, с ним ничего не случилось? Тогда обязательно надо его найти!
— Ты меня вообще слушаешь?
— Верочка, пожалуйста! Влада будет счастлива.
— А что, если им обоим станет от встречи только хуже?
Марина хлопала своими ресницами, в изумлении глядя на Лученко.
— Не может быть! Они же так любят друг друга. Его что, похитили? Удерживают силой, да? Давай скорее его найдем!
Вера прикрыла глаза. Бесполезно. Не слышит и не понимает ничего. А отказать коллеге нельзя.
— Это будет непросто, — сказала она. — Мне нужно время.
На самом деле такой поиск не просто труден, а чудовищно труден. Однажды Вера вот так, практически по «запаху мысли», нашла похищенного бандитами мальчика, сына коллеги из другой клиники, но тогда это потребовало огромного напряжения всех сил. Она ведь не волшебница, не может показать зрелищный фокус, совершить чудо щелчком пальцев. У человека всего пять чувств, хотя, конечно, на самом деле больше, только они так забиты и заглушены, что добраться до них порой невозможно. А когда доберешься, они тебе отомстят.
Нужно забыть себя, на время стать тем человеком, которого хочешь найти. Сознание сопротивляется… Нужно больше информации. Вера потребовала, кроме фотографии Максима, жениха Влады, принести какие-то его вещи.
— Вот все, что осталось, — извиняющимся тоном произнесла Марина, кладя перед Верой пакет. — Там спортивные журналы и бейсболка…
— Действительно мало, — покачала головой Вера. — Мне нужно поговорить о Максиме с твоей сестрой.
Но толку от Влады было маловато. Необщительная, печальная и бледная, она вся ушла в свое горе. Про любимого ничего интересного рассказать не смогла. Ну, такой, прикольный парнишка, классно катается на доске…
— На какой доске? — удивилась Вера.
— На скейтборде…
— Есть у него в городе любимые места? Друзья? Куда он предпочитал ездить в путешествия? Что читал, смотрел? — продолжала допытываться Лученко.
Влада почти ни на один вопрос не ответила. Пожимала плечами, сидя на диванчике в Верином кабинете, и только время от времени почесывала продетое в ноздрю колечко — видимо, недавно сделанный пирсинг. Вся она была какая-то неоформленная, недопроявленная, несозревшая. Оживилась только один раз.
— Вера Алексеевна, а вы правда сумеете найти Макса?
— Попробую.
— Пожалуйста, найдите! Я жить без него не могу.
Вера вздохнула. Сколько она таких перевидала у себя, которые «не могут жить без», — из них армию можно сформировать. В итоге часто оказывалось, что прекрасно могут жить без кого угодно.
— А как вы это делаете? Вы экстрасенс? Такой, как по телевизору, в этих битвах?
— Нет, у меня развитая интуиция.
— И все? — разочарованно протянула девушка. — У всех есть интуиция… Как вы находите, что делаете?
«Может, это ее отвлечет», — подумала Вера и принялась объяснять:
— В одной книге мне попалось описание китайских банкирских домов девятнадцатого века. Это сейчас, чтобы взять кредит, нужен десяток справок, а тогда дело решал гадальщик на палочках.
Влада словно проснулась, слушала с интересом о том, как гадальщик бросал палочки веером, смотрел на получившийся узор и по нему определял характер и благонадежность клиента. Конечно, это было только внешним эффектом, на самом деле «гадальщик» — опытный психолог и физиономист с сильной интуицией. Он смотрел на человека и отождествлял себя с ним, вживался в него настолько, что практически становился им. «Я — это он, он — это я. Вот с такими глазами, губами, веками — что я чувствую? С таким носом, щеками — о чем думаю? Как двигаюсь, как смотрю, как говорю… Говорю ли правду? Жулик я или нет?»
— То есть он входил в состояние, похожее на транс, и почти никогда не ошибался в характеристике человека, — сказала Вера.
Девушка смотрела на нее зачарованно.
— Вы тоже входите в транс?
— Обязательно. Поэтому мне и нужно узнать про Максима побольше.
Она все-таки расшевелила Владу, расспросила, узнала минимум из необходимого, начала смутно что-то ощущать. Как и в тот раз, у Веры разболелась голова.
— Я уже говорила твоей сестре и тебе скажу, Влада. Ты можешь пожалеть о том, что нашла своего парня. Если человек уходит и не подает о себе вестей, то это значит: он не хочет быть найденным.
— Вера Алексеевна! Как это не хочет?! Он так любит меня, что ни минуты без меня не может! Вы уже знаете, где он? Куда нужно ехать? Ну пожалуйста, не молчите!.. Что с вами?
Лученко положила руки на стол, а на них уронила голову. Тяжело. Она пожалела, что согласилась помочь коллеге. Лучше бы Марина на нее обиделась, чем влезать в неприятное…
Сквозь пульсирующую боль в висках и глазных яблоках проступали картинки.
— Такие деревянные прутики… — бормотала Вера. — Нет, бамбуковые, а по ним вьется виноградная лоза.
— Что вы говорите?!
— Целые густые заросли винограда, и посредине в них как будто дырка — окно с веранды в сад… В саду ничего нет, один желтый подсолнух, окруженный пожухлыми лопухами… Яркий среди тусклого… Я на него сейчас смотрю… — Вера выдохнула. — Влада, тебе это о чем-то говорит?
Девушка долго смотрела на Веру, моргая, потом сказала с удивлением:
— У подруги Таньки заросшая веранда… Она на Совских прудах живет, в частном домике. И, кажется, подсолнух есть точно. А что?
— Поезжай туда.
— Ой, поедемте вместе, пожа-а-алуйста! А зачем? Макс там?
Ну что ж, взялась за дело — доводи до конца. Пришлось Вере ехать на вызванном такси вместе с девчонкой, хотя предстоящее не вызывало у нее энтузиазма. Но она смирилась, заставила себя расслабиться перед неприятной неизбежностью — как, например, в кресле у стоматолога.
Они подъехали, подошли к калитке. Из-за забора послышался грозный лай, потом окрик: «Пальма, пошла вон!» Вышла девушка, удивленно посмотрела на Владу и ужасно смутилась.
— Ты?!
— Тань, мы к тебе. — Влада смотрела на нее с подозрением, но старалась быть приветливой. Она и не верила докторше, и не могла не заметить растерянности подруги. — Впустишь?
Девушка молчала. Отворилась дверь домика, и к ним подошел встрепанный юноша. Влада смотрела на него, открыв рот. Тогда девушка, вздохнув, сказала ему:
— Я же говорила тебе: лучше во всем признайся, спокойнее будет.
Максим смотрел себе под ноги и ничего не отвечал. У Веры уже раскалывалась голова, ломило не только виски, но и затылок. Что она здесь делает?
— Владочка, прости нас, — тихо сказала Татьяна, видя, что от Максима слов не дождаться. — Мы полюбили друг друга, так получилось, а тебя не хотели расстраивать…
Влада завизжала:
— Выыыыыыыы!!! Гады, твари мерзкие!!!
Лученко подошла к таксисту, уселась на заднее сиденье и сказала:
— Пожалуйста, поехали скорее отсюда.
Два дня ей пришлось проваляться дома с головной болью, ознобом, дрожью в руках и полной утратой сил. Взяла больничный. Звонила Марина, кричала в трубку что-то — Вера не слушала, отключалась. Бесполезно говорить, когда тебя не слышат. Да, есть такие люди: вместо того чтобы выслушать честные, хотя и неприятные объяснения, они прячутся от всех и сами от себя. Таким оказался этот женишок. Напоминать коллеге о том, что она предупреждала? Это как-то недостойно…
Влада впала в еще большую депрессию, а Марина перестала с Верой разговаривать.
— Получается, что вместо благодарности я получила от коллеги упреки за то, что жених оказался последней сволочью, — поделилась она с Андреем.
— Милая, — ласково ответил он, — чего же ты от них хотела? Это всего лишь живые люди…
— Я тоже живой человек! Мне надоело.
— Что именно?
— Быть «скорой помощью» для всех и каждого. Расплачиваться здоровьем за применение своих способностей. Такое ведь не в первый раз! Осенью, помнишь, с соседкой… Теперь не здоровается…
— Погоди, — перебил ее Двинятин. — Ты о своих предчувствиях? О вот этом самом «слуховидении», о чтении людей «с лица»? Ты хочешь сказать, что теперь не будешь…
— Да! Хочу сказать. От моей помощи становится только хуже! Смотри, я вроде сделала благое дело — нашла исчезнувшего человека. И что? Я умножила добро в этом мире? Наоборот, навлекла на себя недовольство, гнев, разочарование — то есть спровоцировала негативные эмоции.
Андрей отрицательно покачал головой.
— Твоей задачей вовсе не было умножение добра…
— Ты меня не слышишь? Пойми, я не об этом. Зачем вообще кому-то помогать? Для чего использовать свои способности? Ведь становится только хуже — и людям, и мне. Может, лучше, чтобы они, эти способности, сами атрофировались без применения? Ты же должен радоваться! Я не стану больше влезать в криминальные расследования, тебе не придется меня спасать, бояться за мою жизнь! Ну? Почему ты сидишь с кислой физиономией?
— Потому что не верю.
Она почувствовала волну раздражения. Не веришь, и не надо. Влез бы в мою шкуру, сразу бы поверил…
* * *
Природа в этом году сошла с ума: зима стояла теплая, а весной начались морозы, повалил снег. Шел он, точно дождь: непрерывным потоком, пеленой, так, словно закутывал каждого прохожего в белый саван. Ненадолго прекращаясь, снег открывал картину в штрихах, графику старого города. Деревья и кусты украсились толстыми шубами, ажурные кружева инея повисли на проводах. Среди белого спокойствия изредка посверкивали алые фонарики снегирей. А меж тем на дворе стоял март, горожане уже истомились по теплу, и эта зимняя сказка совсем не радовала душу — она лишь оттягивала приход долгожданной весны.
«Когда в природе все наоборот, то и люди начинают вести себя странно, иной раз убийственно странно… Может, потому и случилось в городе это дикое, невообразимое убийство?» — думал майор милиции Прудников. Он возвращался от начальства хмурый, злой и подавленный и уже готов был принять за рабочую версию любую чушь. Вот и состоялось еще одно совещание, «экстренное» и совершенно бесполезное. Одни слова! Указания, предупреждения, крики об ответственности — то есть видимость полезной деятельности. Первоначальные действия, отработка малейших зацепок пока ни к чему не привели. Возможно, потому, что убивал скорее всего маньяк, серийный убийца, — а с такими всегда непонятно, как быть и с чего начинать. Только абсолютно ненормальный, извращенец какой-то может человека лишить жизни, а потом переодеть, загримировать — так, чтобы труп выглядел как кукла. Как все эти современные «Dolls», у которых имеются этикетки со специальной графой, куда предполагаемый владелец куклы может вписать имя. Так делают изготовители кукол в разных странах…
Непостижимо, как такое могло прийти в голову, пусть даже затуманенную безумием. Человека убили, чтобы превратить его в куклу, навесить ярлык и выставить на всеобщее обозрение. Убийца намеренно оставил это «произведение» безумного цинизма в популярном общественном месте. Он просто-напросто издевался над теми, кто должен был охранять этот город.
Прудников вошел в кабинет с перекошенным лицом. На него сочувственно глянул капитан Ревенко.
— Что, Валя, влетело?
— Не то слово, Гриня, — вздохнул Прудников. — Ну что там эта уборщица, пришла? Дала показания?
— Ага. Но толку от нее никакого. Истеричка.
— Гриня, будь человеком, — строго сказал майор. — Не каждый день видишь трупы, да еще такие.
Гриша Ревенко пожал плечами. Ему было все равно. Тем более дело — стопроцентный висяк, сколько начальство ни бейся, закрыть не удастся. Это вам не бытовая кража, не разбой или бытовое убийство. Всегда есть хоть какие-то свидетели, мотивы. А тут…
Закончилось представление «Цирка Солнца». В зале — ни одного свободного места. Киевляне пришли получить новые впечатления, и их умело «впечатляли». А потом, когда отгремели заключительные аплодисменты и публика вышла из Дворца спорта, в фойе второго этажа обнаружили труп.
Выехавшая на происшествие группа попала в странную ситуацию. Их не пускали дальше фойе. Заместитель директора цирка внушительно объяснил:
— Сценическая площадка «Цирка Солнца» — это арена, вывернутая наизнанку. Зрители находятся ниже основной сцены. Артисты падают или спускаются сверху, появляются из запутанной системы лабиринтов и люков. Исполнив свою роль, незаметно растворяются в искусственном тумане или среди многочисленных декораций. Все это — огромное количество техники, специально устроенные механизмы для трюков! Мы не можем пускать посторонних и открывать свои секреты!
— На вашей территории произошло убийство! — пытался возражать капитан Ревенко. — И мы имеем право…
Из-за спины администратора вышел человек.
— Я адвокат, — сказал он. — И позвольте вам заметить, что мой клиент прав: у вас нет полномочий на доступ в святая святых…
Спор длился долго и ни к чему не привел. Будь это какая-нибудь обычная контора, менты давно сами вошли бы и всех на уши поставили. Но у цирка имелась своя охранная фирма, серьезные молчаливые ребята. Тут так просто не войдешь.
Тело увезли, дело открыли, начали следственные действия. Тут и поступило негласное указание сверху: никакого разглашения, о происшествии молчать, особенно при журналистах. Валентин Прудников сунулся было в цирк, отрабатывать версии. Самая первая была очевидной: клоуна убил кто-то из своих. Мотивов могло быть сколько угодно. Например, он своей карьерой кому-то перешел дорогу, не давал другим клоунам выступать столько, сколько им хотелось, а это ведь заработок. Но майора в «Цирк Солнца» не пустили. Опять явился этот адвокат и, мило улыбаясь, выразил готовность ответить на все вопросы. Убитого они не знают, и пусть следствие отрабатывает другие версии.
— Вы точно не можете его опознать? — хмуро допытывался Прудников.
— Нет.
— Не может быть. А мне кажется, он из ваших.
— Зачем мне вас обманывать, господин майор?…
— Вы можете ошибаться. Поспрашивайте у коллектива, а вдруг убитого кто-нибудь вспомнит. В конце концов, мы же должны от чего-то оттолкнуться!
Адвокат был невозмутим и непреклонен.
— В этом коллективе никто и никому не желает неприятностей. Очень трудная работа, знаете ли.
Прудников скрежетал зубами от ярости, но дело не продвигалось. Начальство, с одной стороны, требовало результатов, а с другой — не желало даже слышать, чтобы майор самовольно и грубо потревожил уважаемых людей. А как прикажете расследовать убийство, если не быть грубым?
* * *
— Что с тобой происходит, Верочка?
— Ничего, все нормально.
— Но я же вижу…
— Просто все надоело.
— Ты снова про Марину и ее сестрицу вспоминаешь? — удивился любимый. — Тебе ли не знать, что мы, люди, — существа неблагодарные, особенно по отношению к пророкам. Нам скажешь правду, а мы еще и недовольны, что она такая… неудобная. Мы желаем, чтобы нас ласкали, чесали за ушком…
В этот момент из-под дивана, царапая когтями по полу, выбрался Пай. Он все слышал и сразу согласился, чтобы его приласкали. Андрей, сидя на диване, задумчиво потрепал собачий загривок, и спаниель мгновенно оказался рядом с ним, положил морду в его ладонь и блаженно в нее засопел.
— И потом, как же ты будешь жить, если не станешь заниматься вот этим всем, что ты делала до сих пор? Помощью, спасением утопающих, утешением и тому подобным.
— Спокойно буду жить, — мрачно ответила Вера.
Андрей растерялся. За все время их совместной жизни такого еще не было. Как бы расшевелить любимую женщину? Может, ее приведет в чувство простой прагматический аргумент? Он сказал:
— Послушай, я все понимаю. Но как же мы, твои близкие? Оля, Кирюша, я, в конце концов? Ты не хочешь быть волшебницей, ладно. А если с нами что-нибудь, тьфу-тьфу, случится, как ты тогда нам поможешь? Кто же нам поможет, если не ты? Ты не имеешь права лишаться своего таланта! Иначе мы погибнем, и…
Он замолчал.
— Договаривай, — тихо произнесла Вера. — Ты хотел сказать, что виновата в этом буду я. Ну так вот, для тебя, для дочки и зятя я уж как-нибудь постараюсь. А все остальные пусть дадут мне отдохнуть от их проблем.
Тогда Андрей начал применять другие приемы, с его точки зрения эффективные. Он выждал пару дней, потом бодро сказал:
— Да не парься ты, это жизнь! Не кисни, ведь весна на дворе. Давай съездим куда-то, что ли, на природу. А?
— Не хочу на природу.
Как всякий мужчина, Андрей был упрям и продолжал свои попытки. Однажды вечером он принес Верин любимый «Пражский» торт, заварил чай. Она вяло поковыряла ложечкой кусочек торта, ей в эту минуту не хотелось сладкого.
— Вот допьем, — бодро сказал Андрей, — и давай в кино сходим. Как раз вышла новая комедия. Тебе пора развлечься, я считаю.
— Нет! — резко ответила Вера и тут же понизила голос. — Не хочется, спасибо.
Двинятин обиженно насупился, подергал себя за ус.
— Ну, зайчонок, сколько можно киснуть? Я тебя утешаю, вот, тортика принес, стараюсь для тебя… А ты меня не понимаешь.
Вера изумилась:
— Я?! Это ты меня не понимаешь! В кино зовешь, когда у меня такое настроение… Комедии мне только не хватало! Что с тобой?
Вере и так было не по себе, а от того, что Андрей неуклюже пытался ее своим бодрячеством утешить, становилось еще тоскливее. Он совершенно не понимал, что у нее на душе, и от этого отдалялся все больше… Она прекрасно видела его растерянность, но помогать не собиралась. Вера и сама не знала, как ей быть. Внезапно она почувствовала острый приступ одиночества — такого одиночества, когда вокруг тебя множество людей и общения с ними вполне, казалось бы, достаточно для радости. Но никто ее не понимал полностью, до самого дна, и у нее создавалось впечатление, что она парит где-то в космосе и за тысячи световых лет нет ни одной родной души. И вовсе не потому, что она высшее существо, боже упаси. Просто никто не в состоянии влезть в ее шкуру и понять, каково это — расплачиваться проблемами со здоровьем за свои умения. За предчувствие опасности, «чтение» людей по голосу и лицу. Но главное — за те неприятности, которые сгущаются и скопом приходят, наваливаются на Веру во время очередного ее «расследования», помощи человеку в его жизненной проблеме.
Шло время, непонимание между Верой и Андреем не исчезало, и все чаще она задумывалась о том, что просто хочет быть нормальной женщиной. Не видеть, не слышать, не ощущать лишнего. Избавиться от своего «слуховидения». Она постепенно даже научилась намеренно отключать свою гиперчувствительность, но получалось у нее это далеко не всегда и слабо. Потому что совесть не уберешь, милосердие не отключишь и особенно сочувствие не выключишь — нету такой кнопки…
Андрей не унимался.
— Поехали в музей, — настаивал он. — Искусством лечиться. На выставку сходим, я слышал, привезли какие-то механизмы самого Леонардо да Винчи. Ну давай, возьми себя в руки!
Ей хотелось растерзать его за такие советы. Она даже испугалась: никогда не испытывала таких яростных чувств к любимому человеку. Хотя… Наверное, как раз к нему и естественно их испытывать. Как психолог, она давно была знакома с правилом: если вам хочется кого-то задушить, дать по голове, уничтожить и больше никогда не видеть — значит, скорее всего, перед вами близкий человек. А если любимое существо вас не раздражает год за годом — то, наверное, вы собака…