Конечно же, после удачного сражения они отправились в ресторан Портоса. Настроение у всех четверых было прекрасное, даже у Атоса, который решил расстаться со своей Эвелиной. Чтобы отвлечься от печальных мыслей, он рассказал друзьям историю, которую привез из недавней поездки к друзьям в город на Неве.
У друзей Атоса во дворе многоквартирного дома работал дворником парень по имени Сапар, выходец из Средней Азии. Атос с друзьями пошел в Сбербанк – ему нужно было получить деньги, которые ему перевели из Киева. В соседней очереди они заприметили Сапара, которому сотрудница Сбербанка как раз оформляла пластиковую карточку и просила придумать пароль. Сапар не понимал, что от него требуется.
– Вам нужно придумать секретное слово, – объяснила девушка.
– Нет такого, – ответил Сапар.
Сотрудница принялась растолковывать:
– Для пароля нужно такое слово, которые вы легко запомните, а никто другой не угадает.
– Нет у меня такого, – упорствовал Сапар и, увидев знакомых (друзей Атоса), попросил их помочь придумать секретное слово.
Он хорошо говорил по-русски, и они не могли взять в толк, в чем проблема. Друзья сказали, что слово секретное, что это его тайна и он должен справиться с заданием сам. Сапар растерялся. Сотрудница банка пришла ему на помощь:
– Какое слово для вас самое важное в жизни? Напишите мне его на листочке.
Сапар помолчал, потом взял листок бумаги и написал большими трогательными буквами: «МАМА». Карточку оформили.
Д’Артаньяна-Поташева эта история натолкнула на мысль позвонить Нине Анатольевне.
– Мам, привет, я соскучился!
– Я тоже. Привет, непутевый сын!
– Почему это я вдруг непутевый?
– Давно мне анекдоты не рассказывал! – ответила его непредсказуемая мать.
– Ну, слушай тогда. – У Алексея в запасе всегда имелась небольшая порция анекдотов к месту, а Нина Анатольевна обожала слушать их в артистическом исполнении сына. – Умер человек. Его пес рядом лег и тоже умер. И вот душа человека стоит перед небесными вратами, а с ним – душа собаки. На вратах надпись: «В рай с собаками вход воспрещен!» Не вошел человек в эти врата, двинулся дальше. Идут они по дороге, вдруг – вторые врата, на которых ничего не написано, только рядом старец сидит. «Простите, уважаемый…» – «Апостол Петр я». – «А что за этими вратами?» – «Рай». – «А с собакой можно?» – «Конечно!» – «А там, раньше, что были за врата?» – «Это ад. До рая доходят только те, кто не бросает друзей».
Мать оценила историю. Потом они обменялись новостями и распрощались. Тогда Алексей набрал еще один дорогой для него номер.
Разговор с Лизой затянулся, поскольку ей непременно нужно было рассказать любимому обо всех подробностях выставки, подготовка к которой как раз сегодня была благополучно завершена.
– Представляешь, Лешенька, после всех моих усилий, после того, как я договорилась с итальянской стороной, что они привезут в Киев девять работ первого ряда, они привозят только три! И какие три? У меня просто начался истерический хохот. Из серии «десятая вода на киселе»… Одна зареставрирована так, что на нее смотреть страшно, две другие еще ничего, но не самые лучшие, не те, которые мы отбирали и согласовывали. Ты представляешь?.. Завтра это все, конечно, с помпой откроется, но я настояла, чтобы мою фамилию сняли с плаката. Какой же я куратор, когда привезли совсем не то, что я отбирала, о чем составляли кучу документов! А мне еще интервью давать газетам и телевидению! Лешенька, ну что я им скажу? Придется выкручиваться, вот позор-то! На выставку придут специалисты, коллеги из других музеев, мои преподаватели, я пригласила Итальянский институт культуры в Украине и посла Италии! Как я им буду в глаза смотреть? Они-то сразу увидят, что мы получили совсем не то, о чем договаривались полгода назад. Прямо не знаю, что делать!
– Во-первых, успокойся. Во-вторых, помнишь, ты мне еще в Италии говорила, что это картины шестнадцатого – начала семнадцатого века, которые обычно не покидают стены итальянских музеев. Это же правда! Раз они никогда не покидали Италии, значит, они особо ценны и важны для искусства!
– Лешик, ты прелесть! Ты всегда умеешь в нужный момент найти нужные слова! Так и скажу. А то, что на картине Тициана, написанной в шестнадцатом веке, шапочку пририсовали реставраторы в девятнадцатом веке, я упоминать не стану. Это будет моя маленькая итальянская тайна!
– Вот видишь, ты уже шутишь! Это хороший знак. Когда человек смеется над своей проблемой, она уже почти решена.
– Ты меня сегодня куда-нибудь поведешь, чтоб мозги переключить? – просительным голосом прожурчала Елизавета.
– Как ты смотришь на то, чтоб сходить в гости к Топчиям?
– Это нужно для твоего расследования? Слушай, я тут со своей выставкой совсем перестала работать Ватсоном! Как у нас дела, милый Холмс?
– Элементарно, Ватсон! Я рад, что ты отвлеклась от своих неурядиц! По телефону говорить не могу – мало ли, вдруг нас прослушивает Мориарти. Только при личной встрече. Я заберу тебя в шесть, договорились?
Ровно в назначенное время он остановился напротив высокого крыльца Городского музея, и Раневская нырнула в салон, пахнущий натуральной кожей и парфюмом Поташева. Поцелуй был долгим, словно они не виделись год. Джип двинулся вниз по улице Горького и буквально через пять минут остановился во дворе старого дома постройки конца девятнадцатого века.
– Уже приехали? Так быстро? – удивилась Лиза. – Могли пешком пройтись! Это же рядом с музеем.
– А мы можем прогуляться по бульвару! – предложил Алексей.
В начале улица Горького представляет собой бульвар с лавочками и старыми каштанами. Хотя по календарю был март, в городе царила самая настоящая снежная зима. На ветках каштанов лежали белые подушечки, скамейки покрывали толстые, словно ватные, снежные одеяла, но бульвар расчистили, и по нему можно было гулять.
– Я хотел тебя попросить, Ватсон! – обратился он к Лизе с улыбкой.
– Слушаюсь, мой детективный гений! – улыбнулась она в ответ.
– Пока я буду разговаривать со старшими Топчиями, побудь с малышкой Ангелиной.
– Ты уверен, что у меня есть педагогический талант?
– Никаких сомнений! Ты могла бы работать Мэри Поппинс, если бы не твоя преданность музею!
– Ты хочешь сказать, что я подхожу на роль гувернантки?
– Вовсе нет. Это я в том смысле, что ты – само совершенство! – обнял ее Поташев.
– Ты страшный человек! – сообщила она, наградив его поцелуем.
– Что же во мне такого страшного?
– Тебе невозможно отказать! Ты действуешь на меня, как удав Каа на бандерлогов!
– А что, похож?! – Он скорчил смешную рожу.
– Нет. Ты похож на моего любимого, самого любимого… – И снова они принялись целоваться.
Редкие прохожие, идущие по заснеженной аллее, смотрели на них с улыбкой.
Наконец, они отправились в апартаменты семейства Топчий.
Их принимала Марта Васильевна, поскольку Аркадий Леонидович не мог пока добраться из-за снежных заносов, он застрял на окружной и только время от времени перезванивал.
После небольшого общего чаепития Лиза отправилась к Ангелине в детскую, а Алексей остался в гостиной с хозяйкой дома.
– Я хотел поговорить с вами, Марта Васильевна, о детстве Стаса. Каким он был ребенком? Во что играл? С кем дружил?
– Это нужно для расследования? – с сомнением посмотрела на него Марта, которую несколько коробило обращение к ней по имени-отчеству – ведь они с Поташевым были почти однолетками. – Можете называть меня просто Марта…
– Видите ли, Марта, я не смогу докопаться до причин этого преступления, пока не пойму, каким ваш сын был ребенком, как он рос, формировался.
– Сейчас принесу наш семейный альбом, – сказала женщина и вышла из гостиной.
Тем временем в детской шла серьезная дискуссия, темой которой стал этикет. Вместе с Лизой и Ангелиной в комнате девочки находилась ее гувернантка, пожилая дама с гренадерской внешностью, тремя подбородками и злыми глазками тролля. Она представилась: «Зинаида Владимировна, в прошлом преподаватель наук о Земле». Раневская смутилась, она не понимала, что это за отдельные такие науки, но ее выручила Ангелина, которая перевела на понятный язык туманное представление гувернантки:
– Слободянюк была учительницей географии. Это она для важности туману напускает.
– А почему ты свою учительницу называешь по фамилии? – спросила девушка.
– Ее так папа с мамой называют. Это же короче, чем Зи-на-и-да Вла-а-адимировна! – В глазах девочки плясали озорные искорки.
Слободянюк всем своим видом демонстрировала, как она оскорблена и как ее в этом доме обижают. Лиза почувствовала, что и сама нарушает этикет, обсуждая учительницу с ребенком, да еще в ее присутствии. В планы Раневской не входило участие в мелких семейных дрязгах, но ей хотелось понять, какие возникли споры из-за этикета. Она спросила у Ангелины:
– В чем суть ваших разногласий?
– Слободянюк говорит, что по этикету я не должна первая знакомиться или сама начинать разговор, если мне хочется. Для этого нужен третий человек, то есть она! А я говорю, что сама могу с кем угодно познакомиться. И мне для этого, кроме меня самой, никто не нужен. А вы что думаете?
Раневская оказалась в затруднительном положении. С одной стороны, Алексей попросил ее занять Ангелину беседой, пока он общается с Мартой, поскольку речь пойдет о гибели ее брата и девочке совсем не нужно еще раз переживать тот кошмар, который произошел на Рождество в зáмке. С другой стороны, гувернантка злобно зыркала на нее своими глазками-буравчиками. О таких людях мама Лизы Маргарита Николаевна говорила: «Амбиции – последнее прибежище неудачника». Лиза рассчитывала на откровенный разговор с ребенком, и ей очень мешало назойливое присутствие бывшей географички.
Лизавета вспомнила свой опыт проведения детских праздников в музее и решила вместе с Ангелиной устроить маленький спектакль. Она сообщила, что на все вопросы об этикете будет отвечать Кот Ученый, и попросила для воплощения своей театральной идеи немного акварели. Девочка дала ей краску, и вскоре перед зеркалом появилась симпатичная кошачья мордочка. Девочка тоже попросила ее раскрасить, и теперь уже две кошечки смотрели друг на друга с нескрываемым интересом.
Старшая кошка, она же Кот Ученый, она же Елизавета Раневская, начала свой моноспектакль.
– Речь в нашей пьесе пойдет о королевском дворе. Это история про испанскую королеву и упрямого короля. – Лиза подтянула повыше свои сапоги-ботфорты, которые принесла из прихожей, и превратилась в бравого Кота в Сапогах. – Мяу! Я поступил на службу к ее величеству испанской королеве. Она без ума от котов, особенно от тех, которые в сапогах.
Ангелина захлопала в ладоши. Как все дети, она обожала всякие представления. Слободянюк еще больше надулась, как сыч.
– Я не буду, – продолжал Кот в Сапогах, – упоминать здесь разные пустяки, вроде того, что по этикету нельзя сидеть в присутствии короля и королевы или что нельзя просто подойти и вмешаться в чью-то беседу. А вот, например, правило посерьезнее: прикасаться к ее величеству королеве строго-настрого запрещено! – При этих словах Раневская округлила нарисованные кошачьи глаза. Девочка с открытым ртом слушала, не пропуская ни одного слова. – И вот однажды королева захотела показать придворной знати, какая она отличная наездница, и села на очень резвого и строптивого скакуна. Конь поднялся на дыбы, и королева, как и следовало ожидать, упала. Это было бы еще полбеды, но ее нога застряла в стремени, а строптивое животное помчалось, волоча бедную королеву за собой. Это случилось на дворцовой площади, где было полно знатных господ. Но никто не решился помочь несчастной королеве, потому что, как вы помните, дотронуться до ноги ее величества, чтобы выпутать ее из стремени, нельзя было никому. Но разве, – тут рассказчица приняла горделивую позу, – кот-джентльмен может допустить, чтобы на его глазах волочили в пыли царственную особу, тем более обожающую котов? Конечно, не может. «Пусть даже ценой собственной жизни, – подумал я, – но я спасу ее величество!» Я мгновенно сбросил сапоги, прыгнул на шею скачущего коня, вцепился в его загривок и прошептал ему на ухо всего лишь одно слово. Отгадайте какое?
Послышался тихий ропот. Ангелина стала выкрикивать:
– Стоп, что ли?
– Стоять! – подала реплику географичка.
– Ни с места!
– Копыта вверх!
Кот в Сапогах отрицательно покачал головой.
– Нет, господа, вы не угадали. Я сказал только одно слово, и конь остановился как вкопанный. Это слово – мышь!
Кот обвел притихших слушателей хитрым взглядом и продолжал:
– Лошади, как и слоны, боятся мышей. Что поделаешь, – Кот пожал плечами, – так уж бывает, что мы часто боимся не тех, кого следовало бы… Именно поэтому скакун ее величества и остановился. Я едва успел вытащить из-под коня полумертвую королеву и разрезать своим кинжалом запутавшуюся упряжь. – Вместо упряжи Лизавета использовала серпантин. Но тут произошла заминка, поскольку никакого кинжала у Раневской не было.
– Сейчас, подождите! Я спасу королеву! – закричала Ангелина, помчалась в свою спальню и принесла оттуда набор «Маленький доктор». Она быстро открыла его, достала скальпель и перерезала серпантиновые путы воображаемой испанской королевы.
Тут географичка с удивительной для ее комплекции скоростью метнулась к детскому набору и, выхватив из рук девочки скальпель, стала выговаривать Раневской:
– Эти ваши игры опасны! Ваши спектакли опасны! Зачем пачкать лица? Это же негигиенично! А правила ребенок гораздо лучше усвоит без этих ваших представлений! Достаточно сказать, чего нельзя делать, и повторять это до тех пор, пока…
– Пока ребенка не стошнит, – спокойно ответила Лиза. – Я, кажется, поняла, почему Ангелина обращается к вам по фамилии.
– Слободянюк, верни инструмент на место! – подскочила к гувернантке девочка.
Между ними завязалась борьба, в которой явно должна была победить более сильная, взрослая женщина. Однако она внезапно вскрикнула, и из раны на ее руке брызнула кровь. Лиза ничего не понимала. Ангелина отскочила в сторону, перепуганная. Слободянюк тихо выла, с ужасом глядя на руку. Кровь хлестала из раны, очевидно, была задета вена. Раневская, схватив девочку за руку, помчалась в гостиную, где Поташев беседовал с Мартой.
– Алеша! Срочно нужна аптечка! Вызови «скорую»!
– Что случилось? – всполошилась Марта и, перехватив своего ребенка, стала рассматривать ее со всей материнской пристальностью. На клетчатом красном платьице девочки были брызги, но не очень заметные, а вот на розовых колготках пятна крови видны были вполне отчетливо. Мать стала тормошить и ощупывать девочку, истерически вопрошая: – Ты порезалась? Тебе больно? Где болит?
На пороге детской появилась гувернантка, бледная как полотно. Алексей решил взять ситуацию под свой контроль. Он наклонился к Ангелине и спокойно спросил:
– Ты порезалась?
– Нет! Это Слободянюк руку поранила.
– Марта, успокойтесь, с девочкой все в порядке. У вас в доме есть аптечка? Вашей гувернантке нужно оказать помощь!
Женщина побежала в спальню, где в ее ванной хранились медикаменты. Алексей оставил Лизу успокаивать Ангелину и подошел к Зинаиде Владимировне. Она стояла едва живая, возле ее ног уже натекла лужа крови, запачкав платье женщины и ковер.
– Поднимите руку вверх! – скомандовал Поташев.
Она беспрекословно подчинилась.
– Лиза, найди какую-нибудь веревку или пояс, что-то, чем можно перетянуть вену.
Ангелина бросилась в детскую и принесла одну из своих шелковых лент, которых у нее было изрядное количество. Алексей взял ее и перетянул руку пострадавшей. В этот момент пришла Марта, и они достали из аптечки перекись водорода, бинты, какой-то импортный крем для заживления ран.
– Давайте я вас в больницу отвезу! – предложил Поташев гувернантке.
– Ой! Я так много крови потеряла, я сейчас упаду в обморок! – жалобно проговорила та.
– Что же делать? И Арика, как назло, нет! – волновалась Марта.
– Учитывая заносы, «скорая» сюда будет час ехать. А я на своем внедорожнике вас быстро довезу, тем более тут совсем рядом больница № 22, возле университета, – как можно мягче говорил Алексей.
Он видел, что опасность миновала, кровь уже не хлестала из раны, а медленно текла. В больнице пострадавшей наложат пару швов, и она сможет вернуться домой, выспаться, а завтра будет в порядке. Но было очевидно, что несчастная бывшая учительница действительно нуждалась во внимании и заботе, которые она и получила от окружающих. Ей хотелось оставаться в центре внимания как можно дольше.
Алексей посмотрел на Лизу, которая понимала ситуацию так же, как и он.
– Я вот что предлагаю! Давайте подвезем Зинаиду Владимировну в травмпункт, подождем, пока ей обработают рану, а потом доставим домой. А завтра она возьмет отгул. Вы ведь не будете возражать, Марта Васильевна?
– Конечно, конечно. У нее же, можно сказать, производственная травма. Пусть отдохнет. Может, даже несколько дней, сколько понадобится.
Так и сделали. Поскольку травмированная жила в Голосеевском районе, Алексей доставил ее в травмпункт Десятой поликлиники, а потом к ней домой. После этого решено было заехать в ресторан к Белогору и расслабиться после трудного дня. Хозяин ресторана был, как всегда, на месте и колдовал на кухне над новым блюдом. Он встретил друзей словами:
– Вы приехали как раз вовремя – я готовлю нечто совершенно особенное!
– Не томи, угощай! – весело ответил Алексей, знавший: когда Портос лично колдует на кухне, получается что-то необыкновенно вкусное.
– Вы пока выпейте аперитив, съешьте салатик… А потом получите лазанью с баклажанами по моему собственному рецепту.
– Ой! Я обожаю лазанью! Но в Киеве я еще никогда ее не ела, тем более с баклажанами! – Лизавета заулыбалась Валерию, поскольку ей нравились друзья ее возлюбленного.
Белогор расправил плечи и гордо прошествовал на кухню. Официант принес клиентам бутылку «мартини бьянко» и красный салат из мелко нашинкованной капусты, сладкого маринованного перца и лука, заправленный яблочным уксусом.
Под такую закуску можно было беседовать, дожидаясь лазанью.
Раневская была не в курсе последних событий, поскольку полностью погрузилась в выставочные дела. Поэтому Поташев пересказал ей все, начиная со встреч с киевскими партнерами и друзьями Топчия. Он объяснил Елизавете, что сразу заподозрил ложь, когда они все трое говорили, что почти не знали сына своего влиятельного товарища, но отзывались о нем исключительно положительно. Почему же одесситы, причастные к событиям в зáмке, говорили совсем противоположное? Галина Кусочкина рассказала просто душераздирающую историю о том, как из-за Стаса едва не погиб маленький Коля. А садовник пытался вразумить мажора и был уволен. Так не бывает, чтоб в одном городе кто-то вел себя, как подонок, а в другом был порядочным человеком. Такое несоответствие заставило Поташева снова связаться с Запорожцем, который находился в одесском КПЗ. Благодаря связям генерала Зимы ему удалось поговорить с задержанным. Сто Баксов признался, что они со Стасом шантажировали киевскую троицу друзей Топчия, но наотрез отказался сообщить, где находится компромат на этих людей. Парень полагал, что если эти материалы найдутся, то он получит пожизненный срок. Поэтому Алексею самому пришлось проявить смекалку. Поташев не стал рассказывать любимой женщине о том, что за ним была установлена слежка. Про драку с работниками охранной фирмы он тоже не стал говорить. Зачем волновать близкого человека, если уже все хорошо и теперь за ним никто не следит? Правда, поверженные противники признались архитектору, что побывали и в квартире Запорожца, и в его гараже и ничего там не нашли. Поташев понял, что он сам должен попытаться найти эти материалы. Ему это было нужно, чтобы отыскать железные аргументы о причастности Грачевой, Зеленевича и Кримца к убийству Топчия-младшего.
В этот момент принесли лазанью. Портос присел рядом с ними, поскольку ему не терпелось услышать их вердикт его продукту.
Лиза отрезала и положила на вилку кусочек лазаньи, откусила и посмотрела на Белогора с восхищением. Алексей проделал ту же процедуру, свой восторг он выразил короткой фразой:
– Ну, старик! Ты даешь!
– Это что-то невероятное! – пробормотала Раневская, когда прожевала еще кусочек. – Что там внутри? Это вообще не еда, а какое-то колдовство!
Портос сидел рядом с ними, страшно гордый тем, что его стряпню оценили столь высоко. Он достал из кармана поварского халата листок с записями и торжественно зачитал:
– Рецепт такой! Двенадцать листиков лазаньи, растительное масло, одна луковица, пятьсот граммов консервированных помидоров, две столовые ложки сахара, щепотка сухой зелени, перец, соль, два небольших баклажана, четверть стакана тертого твердого сыра, два стакана мягкого сыра типа моцареллы. Чтоб лазанья таяла во рту, нужно ее листья подержать десять минут в горячей несоленой воде, а потом откинуть на дуршлаг. Ни лазанью выложить половину баклажанов, полить сверху соусом «маринара», посыпать тертым твердым сыром и моцареллой. В той же последовательности – баклажаны, соус, сыр – сделать еще два слоя. Выпекать сорок минут до золотистого цвета – и будет вам счастье!
Лиза послала ему воздушный поцелуй, не в силах оторваться от лазаньи. Белогор вернулся к своим обязанностям радушного хозяина ресторана, поскольку на пороге появились новые посетители.
– Что было дальше? Только давай выпьем! – попросила Лиза.
– За что? – спросил Алексей, наливая ей и себе мартини.
– За успешную разгадку…
Они чокнулись, и Алексей продолжил свой рассказ:
– Мне удалось отыскать эти диски с компроматом. Ты не поверишь! Пригодились мои архитектурные навыки. В прихожей квартиры, где живут мать и сын Запорожцы, среди старых обоев я увидел новую полоску, которая закрывала нишу для счетчика. Именно в этой нише и лежали три запечатанных конверта с фамилиями трех партнеров Топчия.
– Ты их вскрыл? – Глаза Лизы зажглись любопытством.
– Нет, милый Ватсон! Мне не нужно этого делать. Я и так знаю, что там какие-то материалы, компрометирующие этих людей. И потом, читать чужие письма не позволяет этикет, не так ли? – Алексей весело смотрел на свою собеседницу.
– Тогда зачем же тебе эти конверты, если ты их даже не вскрыл?
– Для того, чтобы наша троица призналась, как они это сделали!
– Ты уверен, что это именно они? Не супруги Кусочкины из поместья? Не Ариадна Гусева или ее подруга? Не садовник, которого уволили? Он ведь мог вернуться и отомстить, тем более он бывший афганец, прошел войну! – Внезапно раздался звонок Лизиного мобильника. – Да! Да, могу говорить! Как вы себя чувствуете? Очень хорошо! Что беспокоит? Это действительно странно, нужно попросить Марту Васильевну быть повнимательней. Выздоравливайте! Передам!
Раневская посмотрела на Поташева и, пожав плечами, сказала:
– Звонила Слободянюк!
– Это я понял. И чем же она тебя удивила?
– Она говорит, что раньше в игрушечном наборе Ангелины, в «Маленьком докторе», который Марта привезла ей из Милана, был игрушечный пластмассовый скальпель, а теперь там лежит настоящий, из нержавеющей стали. Остро наточенный, словно подготовленный к операции. Гувернантка боится, как бы девочка им не порезалась. Просит предупредить Марту.
– А почему она сама не хочет сообщить это Марте?
– Боится, ее будут упрекать в том, что это она недоглядела. И она понятия не имеет, кто мог положить такой опасный предмет в набор «Маленький доктор»!
– Слушай, Лизка! Надоела мне эта история хуже горькой редьки! Я не знаю, что Портос засунул в эту лазанью, но она на меня действует, как афродизиак. Давай я за двоих быстро попрощаюсь, и поехали домой.
* * *
Чем был для Поташева секс с Лизой? В свои тридцать семь он был мужчиной с богатым сексуальным опытом. И, если говорить обо всех его женщинах до нее, то любовные утехи с ними были такими, как у большинства искушенных мужчин. Для мужчины, у которого нет недостатка в женском внимании, – это рядовое и сиюминутное удовлетворение желаний. Как и многие другие, Поташев не затруднял себя игрой, не водил кружевных словесных хороводов вокруг объекта своих влечений, не старался произвести впечатление. Все эти «не» с одной стороны были продиктованы ленью, а с другой – он понимал, что и так понравится. Бесхитростное овладение партнершей, быстрое наслаждение и, уж если ей сильно хочется, – импровизация. К партнершам у него были определенные требования. Упругая грудь и попка, плоский живот, длинные ноги, маленькие ступни. Но даже важнее внешних параметров для Алексея было то поведение в постели, которое совпадало с его ощущениями. Стоны не должны быть имитацией, их издают только тогда, когда без них уже никак, царапанье спины и других частей тела не приветствовалось, а засосы отвергались в принципе. Его возбуждение и оргазм были подчинены логике. Женщина должна соответствовать заданным параметрам, а далее в дело вступает простая механика. Эстетика была ему нужна только на этапе знакомства. Во всем остальном его мужская порода была проста, примитивна, где-то даже груба. Нужно признать, у Поташева не было особого взгляда на женщин. Это его многочисленные партнерши пытались по-особенному преподносить себя и различить в его глазах нечто большее, чем банальное удовлетворение.
Но с появлением в его жизни Лизы Раневской все переменилось самым чудесным образом. Он словно переродился. Она вдруг стала интересна ему не просто как сексуальный объект, но как женщина, во всей ее первозданной прелести. Его прикосновения словно оживляли бутон цветка, который в его руках, в его трепетных пальцах превращался в роскошный цветок. Этим благоухающим цветком было ее тело. Он испытывал доселе незнакомое упоение ее нежным телом. И если прежде момент бесстыдства добавлял в его отношения с женщинами яркую эротическую краску, то теперь имела значение ее природная стыдливость, которая сводила его с ума. Потому что это качество делало ее во сто крат желанней, чем доступная раскрепощенность его предыдущих подруг.
Лиза была не очередной, а той единственной, в которой он всегда нуждался.
Утро было восхитительное. Белое, чистое, напоенное ароматом кофе и гренок. К тому моменту, когда Алексей открыл глаза, перед ним на маленьком столике уже стоял поднос со свежими гренками, кофе, ветчиной, сыром и стаканом яблочного фреша. Сама утренняя фея застыла в дверном проеме в лучах солнечного света, которые золотом подсвечивали ее фигуру через синюю хлопковую ткань рубашки.
– Какие у нас планы? – с улыбкой спросила Лиза. – У меня вечером открытие выставки. Мне нужно потусоваться там примерно час, а потом я могу тихо смыться, если ты хочешь!
– Еще как хочу! – Алексей выскочил из-под одеяла, схватил ее и крепко обнял.
– Тогда давай вместе позавтракаем! Потом ты отвезешь меня в парикмахерскую, где из меня сделают немыслимую красотку, а потом я уже сама поеду в музей. А ты?
– У меня тут свои мальчиковые дела. Потом я тебя умыкну с работы после открытия, и мы что-нибудь придумаем!
Он отвез Лизу в парикмахерскую, затем отправился в свой офис. Ему предстояло сначала решить свои профессиональные вопросы, а уж затем сесть и сложить все пазлы сложной детективной головоломки.
Итак, приехав в офис, он пригласил в комнату для совещаний Настю Аликову – начальника архитектурного отдела. Она уже подготовилась к тому, чтобы изложить ему свое видение нескольких объектов, которые их архитектурное бюро взяло в работу после Нового года.
Им были заказаны: молодежное креативное пространство – гремучая смесь клуба, лектория, кафе и бизнес-центра, офис для новой ІТ-компании и квартира банкира.
Во всех трех случаях предстояло создать интерьер нового стиля, соответствующий духу времени. Склонившись над эскизами, они оба думали над тем, что жизнь в двадцать первом веке развивается с ускорением, неведомым в прошлые эпохи. Промышленное производство набирает обороты, появляются новые материалы, новые технологии, новое отношение к жизни. В архитектурных новациях чувствуются пестрота постмодерна, урбанизация и тяга к экологичности. Жизнь пульсирует в бешеных ритмах, а люди хотят тишины. Все это следует выразить в новых стилях, которые понравятся заказчику, дадут стимул для творчества архитекторам и, возможно, станут новой ступенью развития архитектурного бюро.
Настя предложила обсудить для начала молодежный центр.
– Предлагаю рассмотреть это пространство в стиле контемпорари. Основной девиз контемпорари прост и понятен – удобство, простота, функциональность, доступность. Существование в контемпорари в первую очередь модульное, легко трансформируемое, и оно вписывается в любые причуды предложенного жилого или нежилого помещения.
– Какие тут подводные камни? – спросил шеф.
– Этот стиль требует скрупулезного расчета пространства, «подгонки» предметов, предельного внимания к функции, к тому, кто и как в таком интерьере будет функционировать, что будет делать.
– Минусы? – Поташев понимал, что это лишь в эскизах все красиво, просто и ясно. Но Аликова пришла не просто обсудить общую стилевую концепцию, она хотела поделиться сомнениями. – Настена! Говори о наболевшем!
– Леш! Видишь, в чем весь прикол. Кажущаяся демократичность современного стиля неизбежно несет в себе и все характерные недостатки «массовки» – определенную безликость и однообразие. Меня тревожат мебельные модули. Обычные шкафы-купе, в которых можно спрятать все, что хочешь! Но в них нет ничего фантазийного! Наши продвинутые заказчики могут упрекнуть нас в том, что мы слишком уж упрощаем. Вот чего я боюсь!
– Погоди, давай разберемся! Ведь контемпорари не исключает вмешательства других стилей! Наоборот, данный стиль может служить хорошим фоном для штучных вещей другой стилистики. К тому же трансформирующаяся, раскладная, модульная мебель предоставляет возможность менять свой интерьер так часто, как им этого захочется. Не заморачивайся ложными страхами, готовь эскизы для заказчика! Дальше.
Они проговорили еще несколько часов, споря, обсуждая разные точки зрения и выбирая наиболее интересные решения. Наконец, Настя ушла с ворохом своих и поташевских новых эскизов. Настало обеденное время. В бюро обычно заказывали обеды в соседнем кафе – их приносил курьер. У архитекторов в офисе была кухня, где они ели в обеденный перерыв. Поташев тоже спустился на кухню и, не очень замечая, что ест, отобедал борщом, отбивной с гречкой и узваром. У него в голове назойливой мухой крутилась какая-то важная мысль, связанная с расследованием, которая у него мелькнула в тот момент, когда они с Аликовой обсуждали ближайшие проекты. Мысль не желала всплывать из недр подсознания. Алексей зашел в комнату Насти, где, кроме нее, сидели еще три сотрудницы.
– Настя, не прими меня за склеротика! Но я хочу, чтоб ты повторила то, что ты мне говорила, когда мы обсуждали этот молодежный проект. Ты еще в чем-то сомневалась. А я тебя урезонивал. Повтори, пожалуйста, у меня там важная мысль мелькнула, но я ее потерял.
Сотрудники оторвались от своей работы и стали смотреть поочередно на Аликову и Поташева.
– Я сказала, что у нас банальные модули, просто шкафы-купе, без всякой фантазии, – спокойно повторила Настя.
Алексей подошел и чмокнул ее в щеку:
– Вспомнил! Спасибо!
Девушки-подчиненные заулыбались, ведь шеф нравился им даже тогда, когда не являл собой совершенство, а, как сейчас, становился беспомощным. Это было очень мило и делало его еще привлекательней.
Архитектор поднялся к себе в мансарду, на дверь повесил табличку, как в отелях, «do not disturb», что означало «не беспокоить» или «шеф думает».
«Ну конечно же! – думал сыщик-любитель. – Я на время отложил разматывание первого убийства. Скелет в шкафу появился три года назад. На это Рождество убили Стаса. И я в самом начале расследования был уверен, что эти два убийства связаны друг с другом. А если посмотреть на это по-другому…»
Он не просто размышлял. Его привычка мыслить образами сейчас ему очень пригодилась. Он взял большой лист ватмана и стал набрасывать на нем все мысли, приходящие ему в голову. Вот шкаф со скелетом внутри, а тут Стас с перерезанным горлом в бассейне. При въезде в усадьбу расположен флигель, в нем живут работники поместья – горничная, садовник и сторож. Стас три года назад приезжает в поместье и устраивает в нем оргию с алкоголем и наркотиками. Тут находится свинарник на птичьем дворе, где два недоумка чуть не скормили ребенка свиноматке. Вот мать ребенка, которая увозит его в Лукашевку… Постепенно лист ватмана покрывался рисунками, стрелками, набросками зáмка, герба, человечков и предметов. К тому моменту, когда оба преступления вырисовались в предельной ясности и последовательности, весь большой лист представлял собой единое творческое полотно, оставалось лишь поставить подпись и число. Поташев так и сделал, потому что гордился своей работой. Он размотал сложнейший узел преступлений и теперь готов был отчитаться о проделанной работе перед заказчиком. Он набрал номер Топчия и сказал:
– Аркадий Леонидович! Я выполнил вашу просьбу и могу назвать вам имя человека, который убил вашего сына.
В трубке винного олигарха стыло ледяное молчание, затем телефон ожил:
– Имя!
– Уважаемый Аркадий Леонидович! Чтобы я все объяснил и рассказал, мне нужно, чтоб в зáмке собрались все те, кто был в тот вечер у вас на празднике.
– Играете в Пуаро! – хмыкнул Топчий.
Игнорируя иронию, архитектор продолжил свою мысль:
– Впрочем, нам вряд ли удастся добраться до «Озерков» из-за заносов и снегопадов. Предлагаю всех собрать в ваших апартаментах в Киеве.
– А как из Одессы приедут подружки Марты? – ехидно спросил Топчий.
– Пошлете за ними самолет. Да, еще. Обязательно привезите ваших работников Галину и Григория Кусочкиных. И еще мне нужно, чтоб на нашей встрече присутствовал Юрий Запорожец. Это очень важно. Я думаю, при ваших связях в милиции это сделать можно. Юрий был предан вашему сыну, как пес. Не забудьте также пригласить Ивана Петровича Зиму, ведь именно он настоял, чтоб этим преступлением занимался я.
– Разрешите выполнять? – бросил бизнесмен.
– Если вас что-то не устраивает, я могу все рассказать Зиме, и он вам передаст! Гонорар мой оставьте себе, мне этот случай был просто интересен. И я вам благодарен за то, что вы разрешили мне им заниматься.
– Алексей Максимович! Простите мою невоздержанность, вы же понимаете, после убийства сына у меня нервы ни к черту. Когда мы всех собираем? Назовите число!
– Через три дня. Как раз будут выходные и все смогут оторваться от служебных дел.
* * *
Все собрались в доме Топчия. В гостиную принесли кресла, диваны, банкетки из других комнат. Кроме того, поставили столики, на которых теперь стояли напитки, фрукты, конфеты и тарталетки.
Первым к гостям обратился хозяин дома. Он сказал, что нарочно выстроил так декорации, с мебелью и угощением, чтобы это напоминало разоблачения, которыми Агата Кристи снабдила романы с великим сыщиком Эркюлем Пуаро. В реальной жизни в качестве частного детектива выступил господин Поташев, и теперь он готов назвать имя убийцы. Топчий демонстративно зааплодировал, но его не поддержали. Присутствующие смотрели на архитектора с тревогой и опасением.
Поташев посмотрел на Лизу и встал перед собравшимися.
– Надеюсь, моя разгадка этого запутанного преступления покажется всем вам убедительной. Прошу вас об одном. Пока я буду рассказывать, не перебивайте меня, поскольку картина преступления собиралась мной из очень хрупких пазлов. Если у вас хватит терпения меня выслушать, я потом отвечу на все ваши вопросы. – Алексей заметно волновался, и у него даже слегка дрожали руки. – Особенно прошу вас, Аркадий Леонидович! Вы с трудом себя контролируете, но, если вам хочется услышать разгадку смерти вашего сына, прошу, не перебивайте меня!
От этих слов магнат скривился, как от горькой пилюли, но ему было некуда деваться.
– Итак. Незадолго до Нового года в зáмке поместья «Озерки», в шкафу был обнаружен скелет.
Топчий дернулся было что-то сказать, но Марта положила свою руку на его ладонь, и бизнесмен сдержался.
– Эксперты определили, что труп находился в шкафу примерно около трех лет. Значит, нам известно, что три года назад в замке произошло убийство. Что же происходило в поместье в это время? Была начальная стадия ремонта – завозились стройматериалы, рушились старые и возводились новые стены, шла реставрация фасада, замена окон и дверей. Но все это происходило не регулярно, а от случая к случаю, когда Аркадий Леонидович перечислял деньги на строительство. Бывали и задержки, и тогда работа останавливалась.
В эти периоды в замке начиналась другая жизнь. Веселая, беззаботная жизнь элитной молодежи. Стас привозил своих друзей, они пили, гуляли и веселились до утра. И в этом нет ничего плохого, уважаемый Аркадий Леонидович! Молодежь ведь должна где-то отдыхать? Но вся беда в том, что кроме горячительных напитков гости принимали наркотики. И вот в один из таких дней Юрий со Стасом под воздействием марихуаны решили позабавиться – захотели проверить, съест ли недавно опоросившаяся злобная свиноматка человеческого детеныша. Подопытным ребенком стал сын Галины и Григория Кусочкиных.
Галя закрыла лицо ладонями и зарыдала – ей вспомнился весь ужас того дня. Григорий насупился, лицо его побагровело. Поташев продолжал свой рассказ.
– Но, на счастье, Галина вовремя услышала крик своего сына и спасла его. Несчастная мать не смогла рассказать обо всем мужу, который был мертвецки пьян (его напоили Стас с Юрием), но зато рассказала обо всем садовнику Николаю Щербенко. Наутро Галина уехала в Лукашевку, чтобы спрятать ребенка от вашего сына у своей матери. А садовник пошел разбираться с юными негодяями. Но когда Григорий проснулся, садовника в доме не оказалось, а Стас заявил, что он его уволил. Я был в той комнате, в сторожке с садовым инвентарем, где три года назад жил Щербенко. Там нет его вещей, но кое-что осталось. Вещь, которую ветеран-афганец никогда не оставил бы, если бы действительно уволился и уехал. – Поташев посмотрел на Юрия Запорожца. Тот вжался в кресло, словно хотел исчезнуть. Побитый воробей. Сто Баксов не поднимал головы.
– Крест «Ветеран афганской войны» лежал на подоконнике, в коробочке со всякими шурупами и гвоздями. Когда вы забирали вещи убитого садовника, вы его просто не заметили! Я хочу услышать Юрия Запорожца!
Воцарилась гробовая тишина. Все глаза были прикованы к другу покойного Стаса. Тот пошевелился и произнес хриплым голосом:
– Так получилось. Мы не хотели убивать. Он кинулся на Стаса, и я…
– Теперь мы знаем, чей труп был в шкафу! Юрий, еще один вопрос: кто вмуровал шкаф в стену? Вы?
– Нас учили в ПТУ. Всяким малярным, штукатурным работам. Я и залепил…
– Мой сын ни при чем! Это все Юрка! Это же он убил садовника, он же сам признался! – сорвалась Марта. Она повторяла: – Он не убийца! Он не убийца!
Раневская встала и пошла на кухню. У нее с собой был пузырек корвалдина (зная о встрече в доме Топчия, она предусмотрительно взяла с собой успокоительное). Накапав лекарство в стакан, она добавила воды и принесла его Марте. Поташев продолжил.
– Ваш сын не убивал. Он был шантажистом. Сперва он шантажировал ваших бывших любовниц.
Те кивнули. Люба опустила глаза, она боялась смотреть на Топчия. А Ариадна взглянула в глаза своему бывшему покровителю совершенно спокойно и добавила:
– Подтверждаю! Шантажировал, пугал, что, если не будем выполнять все его желания, расскажет тебе о нас какую-то гадость! И мы подчинились…
– Затем он стал вымогать деньги. Он заставил платить за молчание ваших компаньонов по бизнесу и ваших друзей.
Топчий снова открыл было рот, но сыщик-любитель опередил его:
– Дело в том, что он узнал о них некоторые компрометирующие сведения и пугал их, что выложит все вам. Прием был опробованный и сбоя не давал! И они ему заплатили.
– Значит, кто-то из них? – тихо проговорил отец Стаса, которого мало интересовало, каким был его сын. Его интересовало, кто убийца.
– Я сперва тоже так думал. Но потом оказалось, что это было не убийство.
В комнате словно взорвали тишину. Все закричали. У Марты началась истерика. Топчий топал ногами, тряс кулаками и извергал проклятия. Жертвы шантажа выпучили глаза и издавали какие-то нечленораздельные звуки. Лишь один генерал Зима был спокоен, по-военному подтянут, и его командирский голос перекрыл все остальные голоса:
– Есть доказательства?
– Есть факт, – ответил ему Поташев. – Марта Васильевна привезла дочурке Ангелине подарок из Милана. Детский игрушечный набор «Маленький доктор». Там все предметы были пластмассовые. Совершенно безопасные. Но однажды в этом наборе вместо пластмассового скальпеля, которым нельзя было даже оцарапаться, появился настоящий хирургический скальпель, остро отточенный, просто хоть сразу оперируй!
– Этого не может быть! – прошептала Марта.
– Может быть. И мне о подмене рассказала ваша гувернантка. Именно этим скальпелем она случайно порезала себе руку. Вы помните, Марта Васильевна, как в тот самый день, когда Аркадий Леонидович не мог доехать до дома из-за снежных заносов, мы с вами смотрели семейный альбом и вы рассказывали о детстве Стаса.
– Помню… – побелевшими губами произнесла жена олигарха.
– Вы мне рассказывали, что между вашими детьми разница в восемь лет и что Стас в детстве безумно ревновал вас, особенно отца, к маленькой сестричке. Вы мне говорили, что когда кто-то из взрослых при нем восхищался сходством вашего мужа и вашей дочери, он просто из себя выходил!
– Да. Но когда он вырос, он перестал… Он понял, что Ангелиночка не такая, как другие дети, что она… Что ей нужны забота и внимание… Она же не совсем… здорова! – Марта пыталась сопротивляться очевидному.
– Он просто научился контролировать свою неприязнь к сестре. В тот вечер Стас сам подложил в ее набор настоящий острый скальпель. Он знал, что Ангелина беспрестанно бегает и всех «лечит», и решил, что она обязательно кого-нибудь порежет острым скальпелем. Он заранее предвкушал, как он будет веселиться и как ей достанется от родителей, но все вышло по-другому.
– Что вышло по-другому? – хриплым голосом спросил хозяин дома.
– Вспомните жест, которым Стас пользовался чаще всего, когда шантажировал, или пугал, или показывал, что ему надоело и его достали.
– Он проводил большим пальцем по своему горлу, – четко ответила Арина Гусева.
– Думается, этот жест он часто демонстрировал своей сестре, таким образом давая понять, как она ему надоела. И в тот день, в бассейне, он снова показал ей этот жест, а она его повторила, проведя по горлу брата скальпелем. Она сама не понимала, что делает, – и нечаянно перерезала ему горло. Поэтому я и говорю, что гибель вашего сына – не убийство, а несчастный случай.
Повисла такая тишина, словно в комнате не было ни души. Гости смотрели на Поташева как завороженные. Все ожидали чего угодно, только не такого финала. Милиционеры, которые привезли Запорожца и сидели в холле, ожидая, когда все закончится, только головами качали.
Тишину прорезал внезапно ставший скрипучим голос Топчия:
– Я даже не знаю, как мне теперь ко всему этому относиться.
Поташев и Раневская шли по ночной аллее заснеженного города. Алексею не хотелось разговаривать. От нервного напряжения голос его слегка осип. Усталость навалилась на него так, словно он сдавал невероятно сложный архитектурный объект. Лиза шла рядом, чувствуя, как ее переполняют совершенно противоречивые чувства. Ей было его жалко, она им гордилась, и хотела оградить его от всех проблем, и мечтала всегда находиться под его защитой. Он был ее ребенком, ее отцом, ее возлюбленным, ее другом. Поэтому она обняла его и, когда он уткнулся горячим лбом в ее губы, сказала:
– Знаешь, какой самый лучший способ сделать мужчину счастливым?
– Какой? – спросил он, оживая.
– Не выпускать его из объятий.