— Ракета застряла заднею частью!..

— Стабилизаторы целы и не повреждены!

— У правой дюзы помята одна сторона!

Василий произносил эти отрывистые фразы, каждый раз поворачивая перед тем маленький выключатель у себя на груди. Каждый раз выключатель включал переносный передатчик у него на спине. Радиоволны несли его слова в ракету, где внимательно слушал возле громкоговорителя Николай Петрович. Да, Василий, Сокол и Гуро не могли рассказать ничего утешительного академику… Ракета, упав на поверхность Венеры, катилась по скалам. Об этом свидетельствовали все повреждения. Правда, они были невелики, нестрашны, — ведь наружная стенка нигде не была пробита. Однако, помятого было не мало.

Теперь корабль лежал в каменных объятиях. Возвращение домой, на родную старую Землю, превращалось в сложную проблему. Разрешить ее будет вероятно не легче, чем найти элементы, за которыми они прилетели сюда.

Три человека в скафандрах обходили ракету, изучали положение, в котором очутился их корабль. Это была первая вылазка Сокола и Василия. Гуро держал себя, как человек, который уже знает кое-что на Венере. Он рассказал товарищам про встречу с насекомыми, с пауком и т. д. Однако, и без этого рассказа путники обратили бы внимание на то, что поверхность Венеры была густо населена насекомыми. Они кишели, роились повсюду.

— Может быть, наше ущелье почему-нибудь особенно нравится насекомым?.. Может быть, это излюбленнейшее их место? — задумчиво сказал Сокол. — Иначе — чем это объяснить?…

Опыт ночных приключений и встреча Гуро и Рындина с пауком не прошли бесполезно. Все трое товарищей были вооружены. Гуро решительно сказал перед выходом из ракеты:

— Нужно быть готовыми к опасностям.

Сам Гуро взял свою любимую автоматическую винтовку, в магазине которой скрывались тридцать зарядов, тридцать стальных смертоносных шмелей, готовых в любую минуту вылететь туда, куда их направит крепкая рука охотника. Василий был вооружен тоже автоматом на двадцать пять зарядов. И лишь Сокол, и без того нагруженный снаряжением геолога — молотком, киркой, лопаткой, — ограничился лишь большим пистолетом, который висел у него на поясе в кожаной кобуре.

Сначала было решено так: ввиду того, что вода еще не вполне сошла, путники лишь осмотрят, в каком положении очутился ракетный корабль, и сейчас же возвратятся обратно. Но затем Николай Петрович согласился все-таки на первый вариант, согласился, чтобы путники хотя немножко ознакомились с районом, куда попал корабль. Василий взял с собой переносный передатчик; а так как постоянный передатчик на ракете при падении немного попортился, разладился, то Николай Петрович условился:

— Разговаривать с вами, друзья мои, я не смогу. Буду только слушать то, что будет рассказывать мне Василий. Если же мне понадобится, чтобы вы немедленно возвратились, то я сделаю один за другим два небольших взрыва. Это будет сигналом к немедленному возвращению. А теперь идите. Желаю успеха!

Едва выйдя за двери ракеты, едва ступив на вязкую еще от недавнего дождя почву Венеры, — путники остановились, пораженные. Остановился даже Гуро, который уже выходил раз из корабля. Но тогда картина была не такой. Нет, не такой!

Ливень освежил все краски пейзажа, заставил их блистать всеми цветами радуги. Глаза путников, привыкшие к сумеркам каюты, привыкшие к однообразным сероватым краскам всего, что было с ними на корабле, — невольно зажмуривались теперь под стеклом шлемов, ослепленные буйной красочностью девственной природы чудесной планеты. Нигде и никогда, даже в самых богатых ботанических садах, не мог бы никто увидеть этого. Венера была действительно сплошной гигантской оранжереей с теплым и влажным воздухом под ее облачным покровом!

Грандиозные вечнозеленые деревья, похожие на араукарии, поднимали высоко вверх яркие шапки своих вершин, покачивавшихся под порывами ветра. Казалось, слышен был шелест их огромных перистых листьев, среди которых виднелись крупные шишки величиною в две-три человеческих головы. Вот с ближайшей араукарии сорвалась одна из таких шишек. Большой коричневый шар пролетел в воздухе, ломая на своем пути ветви, — и скатился по склону к ракете.

Василий невольно отступил на шаг и осмотрелся: не готовит ли еще какое-нибудь дерево неожиданного подарочка, способного убить на месте неосторожного человека?..

Громадный девственный лес окружал ракетный корабль со всех сторон и тянулся до самого горизонта. Кое-где над лесом возвышались зеленые мохнатые шапки араукарий на длинных прямых стволах. Иногда виднелись яркие, длинные конусы каких-то родных братьев земных кипарисов, и высоко поднималась, покачиваясь в прозрачном воздухе, широкая веероподобная листва своеобразного и красивого дерева, напоминавшего редкое на земле дерево гингко. Высокие стволы араукарий стояли поодаль один от другого; и почти все пространство между ними покрывали густые непролазные заросли растений, которые почти ничем не отличались от пальм.

И действительно, это были настоящие цикадеи с их толстыми невысокими стволами, покрытыми шероховатой корою. Прямо из стволов цикадей буйной развесистой метелкой расходились во все стороны длинные перистые листья, переплетаясь с соседями, едва находившими себе место. Через несколько минут привыкший глаз уже начал отличать цикадей от их соседей — доисторических беннетитов, тоже похожих на пальмы, но с листвою то перистой как у цикадей, то прямой и ровной.

Еще ниже, под перистыми метлами цикадей, в густой влажной тени раскинулись заросли папоротников разнообразнейших форм. Под их причудливо-разрезанными, как тончайшее кружево, листьями не росло уже ничего, потому что эти растения создавали на почве Венеры постоянную темную ночь, вбирая своими листьями последние остатки солнечного света.

Но и здесь, в густой темноте, была своя кипучая жизнь. Мириады насекомых копошились тут, охотясь одно за другим, борясь, выполняя всемирный закон борьбы за существование. Василий сказал Соколу истинную правду во время разговора о драконе, который заглядывал в окно ракеты: юноша в самом деле очень не любил насекомых. И теперь, после того как он убедился, как велико насекомое население Венеры, Василий с радостью, удовлетворенно смотрел на свои резиновые сапоги, покрытые металлической сеткой, на крепкие непроницаемые перчатки, на прочный скафандр. Все это позволяло ему избегать непосредственного прикосновения к противным насекомым, которыми были переполнены и чащи, и деревья, и самая почва. Никогда и нигде не видел Василий такого бесчисленного количества представителей царства насекомых!..

Заросли вокруг путников стали совсем непроходимыми. Приходилось время от времени даже браться за топор, захваченный Гуро: охотник сделал выводы из утренней прогулки с Рындиным!

Вот Гуро остановился и положил руку на плечо Соколу:

— Нечто похожее на это мне довелось видеть в Австралии, — сказал он. И его голос, переданный радиопередатчиком в шлемы и принятый приемниками Сокола и Василия, звучал для путников так близко и естественно, что, казалось, и не было на их головах металлических шлемов с большими стеклянными окнами.

Василий удивленно взглянул на Гуро: при чем тут Австралия? Однако, Гуро уже продолжал, словно припоминая:

— Вот такие же самые непролазные чащи… Правда, не из таких растений, но не менее густые и дикие. Там новичка всегда предупреждают, чтобы он не пробовал ходить один, потому что вряд ли ему удастся выбраться назад…

Девственный лес спускался по склону вниз, на дно ущелья, где лежала ракета. Безусловно, это было старое русло какой-то реки. Сверху нависали большие скалы, по которым кое-где, отдельными группами и деревьями, зеленели растения. Но дальше, ниже деревья исчезали, оставались сначала только цикадеи, а затем и одни папоротники. Внизу было сыро и темно по сравнению со светом здесь, наверху.

Ракетный корабль скатился сюда сверху, перекидываясь по скалам и ломая, очевидно, на своем пути деревья. Его след был виден: сломанные пальмы, несколько помятых кипарисов, раздавленные папоротники, которые лишь теперь начинали раскрывать свои резные листья, освеженные дождем…

Ракета лежала, сдавленная между двумя скалами, в самом низу ущелья, две серовато-зеленые скалы стояли под углом одна к другой; ракета словно умышленно втиснулась между ними задней частью. На ее почерневших от нагревания боках отчетливо виднелись свежие царапины: это были оставленные скалами следы.

— Застряли! — высказал общую мысль Сокол, осматривая ракету. — Как-то придется извлекать ее отсюда?..

Гуро покачал головою в шлеме, и от этого шлем комично качнулся тоже, вместе с верхней частью всего скафандра. Это было так смешно, так неуклюже, что Василий не сдержал улыбки. Несуразное чудовище с круглым шлемом вместо головы, — и это ловкий, подвижной, энергичный охотник и путешественник Гуро!

— Да, не легко будет, — сказал наконец Борис, — вероятно, придется взрывать скалы, хотя бы частично. Другого способа я не вижу. Так застряла, что дальше и некуда!..

Он сделал такой взмах рукой, словно хотел почесать в затылке.

Рука остановилась, дотронувшись до шлема. И Василий опять усмехнулся: нелегко человеку привыкать к новым условиям, к постоянному пребыванию в скафандре. Однако, у него неожиданно возникла важная мысль. Он еще раз оглянулся на ракету. Для чего взрывать скалы? Можно же…

— Товарищи, — крикнул Василий. — Есть другой способ, не взрывая скал!..

Сокол и Гуро повернулись к нему. Их глаза вопросительно смотрели сквозь окна шлемов на экспансивного юношу. Но он продолжал:

— Посмотрите, куда направлена ракета? Куда смотрит ее нос? А?

Два шлема послушно повернулись опять к ракете. Нижняя часть ее была сдавлена скалами. Но вся она лежала на почве под углом. Нос ее был направлен вверх.

— Разве не напоминает это вам трамплин? — радостно говорил дальше Рыжко. — Да, да, самый обыкновенный трамплин, вот какие бывают в гимнастических залах. Вы только представьте себе, как это будет. Ракета направлена вверх под углом. Если Николай Петрович даст взрывы нужной силы, целую серию взрывов, то ракета полетит вверх по касательной к почве. Полетит точно так, как поднималась она с поверхности озера на Земле. И все. Не нужно ничего взрывать, это же все равно, что эстакада. Факт!

И опять две головы в шлемах повернулись к ракете, словно взвешивая то, что говорил Рыжко, и проверяя его выводы. Затем шлемы повернулись один к другому, один из них качнулся так же неуклюже, как и раньше. А после этого шлем повернулся к Рыжко, сильная рука пожала его руку, и суровый голос Гуро проговорил:

— Мальчик мой, я не жалею, что ты очутился в нашей ракете!

Его серые, холодные глаза на этот раз смотрели на Рыжко с заметной и непривычной лаской.

— Да, Василий, это превосходная мысль! — откликнулся и Сокол. — Обязательно нужно будет ее проверить. Сегодня же обсудим ее с Николаем Петровичем.

Вот теперь Василий растерялся. Он почувствовал, как краска заливает его лицо, шею, заливает спину, спускается ниже, ниже… Как хорошо, что сквозь стекла шлема это все равно незаметно!..

Они пошли дальше. Дойдя до подножья скалы, на которой было установлено знамя, Гуро на минутку сел на скалу и оглянулся назад. Это было чудесное зрелище, фантастическое по самому своему содержанию.

На небольшом клочке почвы, в узком и глубоком ущелье собрались представители разных эпох развития живой природы вместе с самыми усовершенствованными образцами достижений человеческой техники.

Высоко вверху тянулся густой лес, девственные заросли юрского периода, где свободно росли, зеленели и буйно цвели растения, которых уже не видит и никогда не увидит живыми старая Земля. На Земле они давным-давно уже вымерли, отдали свое место в жизни другим видам, известным современному человечеству. Среди этих девственных зарослей, наверно, прятались дикие и невиданные животные, чудовищные драконы, ящеры, птицы. Где-то там, в зарослях, они сидели, ожидая ночи, поджидая свои будущие жертвы.

Нависшие скалы спускались от леса сюда, ближе к оврагу. На них сидели под большим красным знаменем, с золотыми серпом и молотом люди — три человека в скафандрах и с оружием в руках, готовые защищаться, чтоб иметь возможность выполнить свои задачи. Поблескивало толстое стекло шлемов, матовыми пятнами играл свет на вороненых дулах винтовок.

А еще ниже, среди скал, неподвижно лежала длинная металлическая сигара, межпланетный космический ракетный корабль аргонавтов вселенной — самое последнее достижение человеческого ума, принесшее сюда, на чужую и далекую планету, перебросившее в заросли юрского периода четырех представителей человечества, представителей наилучшей части этого человечества — советского общества.

Араукарии, цикадеи, беннетиты — и автоматическая тридцатизарядная винтовка! Доисторические чудовища, драконы, ящеры, — и ракетный межпланетный корабль! Поистине, это была благодарная тема для поэта!

Все почувствовали это — и никто не удивился, когда Сокол мечтательно сказал:

— Какая замечательная картина! Словно на фантастической машине времени Уэллса мы спустились вниз, в неведомые недра существования земной жизни — и теперь смотрим на то, чего никогда не видел ни один человек. Дикий, буйный, страшный пейзаж — и как он все-таки манит глаз! Хочется смотреть, смотреть без конца, вбирая в себя как можно больше, заполняя каждую клеточку памяти.

Шлем Гуро повернулся к Соколу. С минуту охотник присматривался к товарищу. Сквозь толстое стекло Гуро видел мечтательное лицо Сокола. Геолог был настроен лирически. И иронический голос Гуро подействовал на него, как душ холодной воды.

— Кажется, один мой знакомый еще на Земле никак не мог оторваться от земных пейзажей. Едва слезы удерживал. А когда я сказал ему, что, по-моему, перед нами развернутся еще более интересные виды, он вскипел. Не помните ли вы такого случая? И кто был прав?..

— Ну, ладно. Правы были вы. Но я все-таки опять скажу: не поэтичная у вас душа. Душа сухаря, — полусердито ответил Сокол.

— Насчет души протестую, — заметил Василий. — Это устаревшая терминология. Факт! Душа, как говорится, это — пар. И больше ничего. Даже у самого лучшего поэта.

— Тогда у Бориса это даже не пар, а какой-то черный дым! — уже шутливо отозвался Сокол.

— Ладно, пусть будет дым, — спокойно согласился Гуро. — Но пойдем дальше. Нам нужно осмотреть все вокруг. Двигайтесь за мною!

Один за другим путники поднялись между большими, мокрыми еще от недавнего дождя скалами. Сочная листва папоротников с хрустом ломалась под ногами. Сапоги время от времени погружались в гнилую листву, устилавшую почву. Гуро внимательно приглядывался: ему очень хотелось показать товарищам что-нибудь вроде того потока насекомых, какой они с Николаем Петровичем встретили в первый раз. Но, по-видимому, это было и в условиях Венеры редкостным зрелищем. Правда, насекомых они все же увидели очень много. Даже испытали нападение тех самых летучих насекомых, что нападали только в тени и боялись света. Однако эти насекомые водились лишь в скалах ущелья. Выше, ближе к ровной поверхности, их уже не было: должно быть, здесь для них был слишком сух воздух; хотя вообще-то он был, как везде на Венере, насыщен влагой, словно в оранжерее.

Теперь Гуро двигался вперед быстрыми, но мерными шагами, все время держа наготове свою винтовку и внимательно поглядывая во все стороны. Он выбирал дорогу между кустами, иногда отламывая ветки и складывая из них на дороге кресты. Василий, который точно так же держал винтовку наготове, услышал его тихий голос:

— Нужно обеспечить себе возможность быстрого возвращения домой, чтоб не блуждать потом. Я очень рад, что нам ничто не препятствует, Вадим. Но странно, почему мы не видим ничего похожего на ваших юрских чудовищ? Куда они все подевались? Насколько я помню все предположения и ваши, и ваших товарищей геологов, — этих животных тут должно бы быть немало. А вы послушайте — тут даже тихо, если не принимать во внимание жужжанья насекомых…

Все прислушались: действительно, тихо. Ничего, кроме однообразного шелеста листвы, ровного дуновения ветра, качающего верхушки деревьев, и назойливого жужжания насекомых. Сокол задумчиво ответил:

— Не знаю… Может быть, население Венеры не любит дневного света и показывается лишь по ночам?..

Никто ничего не ответил ему. Ибо Гуро внезапно остановился и, сжимая винтовку, прислушался. Теперь услышали все: где-то вдали что-то гудело. Это напоминало гул самолета — мерный, ровный, на самых низких нотах. Гул постепенно усиливался, потом также постепенно начал утихать, и наконец, затих совсем. Казалось, что где-то справа пролетел и исчез большой многомоторный самолет. Гуро вопросительно, взглянул на спутников.

— Ну!

А так как все молчали, он двинулся дальше. Никто не мог дать объяснения странному звуку — первому сильному звуку природы Венеры.

Через несколько минут путешественники окончательно выбрались наверх. Среди леса поднималась высокая скала. Гуро решительно направился к ней. Василий сообразил: с этой скалы будет хорошо видно все вокруг.

Ожидания оправдались. Однако, ничего нового не увидели путники и со скалы. Те же самые необъятные леса, над которыми возносились горделивые верхушки араукарий и кипарисов. Да еще поблескивала вдали серебром река — широкая, светлая полоса среди зеленого моря зарослей. Гуро показал на нее:

— Сколько воды, а?

— И мы не можем использовать ее для безопасного обратного старта? — с сожалением сказал Сокол.

— Смотрите! — воскликнул Василий.

— Что? — перебросил винтовку к плечу Гуро.

Над рекой, далеко за лесом, что-то летело. Да, в воздухе, почти касаясь верхушек деревьев, медленно пролетало что-то странное. Казалось, можно было рассмотреть большие крылья, неподвижное длинное туловище. Но что именно — напрасно было и пытаться рассмотреть. Это одинаково мог быть и большой самолет, и чудовищный летучий дракон. Быстрым движением Гуро опустил винтовку и поднес к глазам бинокль. Но, чтобы смотреть сквозь окна шлема, нужно было хорошо приладить бинокль. Тем временем странная летучая вещь — или чудище — медленно опустилась ниже и исчезла за зарослями, — очевидно, у реки.

Гуро раздраженно кашлянул:

— Не успел. Что это было?

— Самолет, — сказал Василий.

— Летающий ящер, — возразил Сокол.

Но дискуссия, едва начавшись, внезапно оборвалась. Далеко внизу, с той стороны, откуда пришли сюда путешественники, тревожно прозвучали два коротких громких взрыва. Люди в скафандрах застыли. Неужели это… да, ничего иного не может быть. Это — взрывы. Это — сигналы опасности. Их подает Николай Петрович, который остался в ракете. Что случилось?

— Вниз, за мною, — скомандовал Гуро, перехватывая винтовку в другую руку.

Перепрыгивая через камни, ветви, ломая на своем пути жирные листья папоротников, едва замечая кресты из веток, которые положил перед этим Гуро, люди в скафандрах бежали вниз, назад, к ракете, куда их звали тревожные сигналы Николая Петровича.