Гибель огромной эскадры адмирала Шеклсберри — одно из самых невероятных событий войны; история не знает подобных примеров. Трагичность его усугубляется еще и тем, что об этом событии человечеству не могло рассказать ни одно живое существо. Все, что мы знаем об ужасной трагедии, основано лишь на записях журналиста Джона Ол- тауна, собственного корреспондента газеты «Таймс», погибшего вместе с эскадрой. На некоторые обстоятельства проливает свет также рапорт военно–технической лаборатории адмиралтейства, посвященный изучению образца загадочной торпеды, случайно захваченной неводом траулера «Кингстоун».
С первого взгляда кажется странным, как журналист Джон Олтаун сумел оказаться на дредноуте «Гемпшир», флагманском судне адмирала Шеклсберри. Ведь известно, что адмирал, этот человек, воспитанный на традициях военного флота, настолько не любил прессу, что не терпел даже простого упоминания о репортерах. Однако дело окончательно проясняется тем, что Джон Олтаун был знаком с семьей адмирала Шеклсберри. Только по этой причине Джон Олтаун и получил разрешение быть представителем прессы на флагманском дредноуте; и лишь благодаря этому человечество и получило определенные сведения об ужасных событиях, произошедших ночью 22 и на рассвете 23 апреля.
Пресса, конечно, ничего не знала об отбытии эскадры адмирала Шеклсберри; газеты не могли ничего знать и о задачах эскадры. Джон Олтаун, племянник леди Шеклс- берри, жены адмирала, узнал об этом совершенно неофициально. После долгих споров и просьб ему удалось получить разрешение адмирала находится на дредноуте «Гемпшир», но с категорическим условием отказаться от любых
попыток дать хотя бы одно слово информации в газеты до того момента, когда эскадра отдаст якоря, вернувшись домой после операции.
Поэтому даже в самой газете «Таймс» не знали, куда подевался их лучший репортер, не явившийся в редакцию 20 апреля. Большой неожиданностью стало сообщение, полученное в редакции по телеграфу от одного из корреспондентов на Балтийском побережье:
«Рыбацкие лодки выловили труп Джона Олтауна. В карманах найдены документы и блокнот. Важные записи, которые он вел на борту дредноута “Гемпшир”. Блокнот отправлен в редакцию авиапочтой».
С каким же нетерпением ждала вся редакция — от главного редактора до мальчишки–курьера — этого блокнота! В конце концов блокнот оказался в руках редактора, еще влажный от морской воды. Страницы его слиплись. Однако прочитать можно было почти все. Только теперь редакция «Таймс» узнала о судьбе Джона Олтауна, лучшего репортера газеты, который выполнил свой долг, записывая в блокнот все, до самого последнего момента…
Благодаря этому стечению обстоятельств, газета «Таймс», единственная в мире, получила возможность поместить на первой странице содержание страниц блокнота Джона Ол- тауна, страниц, на которых поспешным почерком, зачастую весьма неразборчиво, была описана история гибели эскадры адмирала Шеклсберри. Редакционное вступление со скорбью сообщало о судьбе самого Джона Олтауна. Его портрет в траурной рамке был помещен в центре страницы.
Итак, мы перепечатываем из газеты «Таймс», без единого исправления или сокращения, записи Джона Олтауна
— представителя прессы на дредноуте «Гемпшир», флагманском судне эскадры адмирала Шеклсберри, которая входила в состав частей, принимавших участие в комбинированном нападении 23 апреля на Советский Союз — совместно с авиачастями и аэроторпедами генерала Ренуара и наземным и авиационным наступлением генерала Древо- ра.
Записи Джона Олтауна
11 часов вечера, 22 апреля. Я решил записывать в этот блокнот все, что смогу. Жаль, что не начал делать этого раньше, как только оказался на борту дредноута «Гемпшир». Ведь, кроме меня, здесь нет ни одного человека, который собирался бы рассказать о событиях, что ждут нас в сумраке будущего. Кстати, уже темно. Эскадра движется на восток. По приказу адмирала все сигнальные огни на кораблях погашены. Эскадра идет в полной темноте. С палубы «Гемпшира» не видно ни единого судна, хотя я знаю, что вся эскадра плывет рядом. Впереди движутся легкие миноноски–истребители. За ними идут крейсеры и дредноуты. В центре эскадры — транспортные суда с десантными отрядами морской пехоты и моторизованной артиллерией. Там же авиаматки с самолетами. Все это я знаю из разговоров с лейтенантом Жантеном, любезно объяснившим мне порядок следования эскадры. Это очень сложно понять мне — человеку сугубо гражданскому. Но мне кажется, что все разворачивается, как на прекрасно организованных маневрах. По крайней мере, так происходило, пока я имел возможность видеть корабли. Однако я уверен, что и теперь, в темноте, все идет хорошо. Ну что ж, бросаю последний взгляд на море (в сущности, не на море, а в темноту, откуда доносится шум волн) и спускаюсь вниз, в каюту адмирала.
12 часов ночи. Все в порядке. Правда, адмирал сказал мне:
— Меня немного беспокоит, что у нас нет никаких сведений о противнике. Конечно, ему ничего не должно быть известно о нашем продвижении, однако… Видите ли, Джон, здесь, в этом районе залива, уже должны были бы встретиться первые советские дозорные корабли. Ведь время для большевиков сейчас тревожное и по всем данным они имеют серьезные основания опасаться нападения. Так что меня удивляет, что они настолько беспечны. Что–то здесь не так. Весь мой опыт говорит о том, что подчеркнутое равнодушие врага всегда скрывает под собой нечто неожиданное…
Адмирал на минуту умолк, а потом добавил:
— После того, как мы приблизились к советским водам, нам не встретился еще ни один корабль.
— Но, может, они и были?.. В такой–то темноте… — нерешительно сказал я.
Адмирал улыбнулся:
— Жаль, что вы, Джон, еще не отказались от представлений о современном флоте, как о чем–то древнем, примерно как об эскадре Нельсона. С тех времен, уверяю вас, многое изменилось. Глупо было бы совершенствовать все рода войск, забыв про военно–морской флот. Неужели вы думаете, что мы до сих пор следим ночью за врагом, забравшись на мачту и высматривая оттуда вражескую эскадру?..
Он рассмеялся: видно, ему самому понравилась шутка. Я почувствовал себя неловко. До чего плохо быть гражданским человеком и ничего не знать про современную военную технику! Адмирал заметил мою растерянность и начал серьезно рассказывать о многих интересных вещах, о которых я до сих пор и понятия не имел.
Получается, что в этой кромешной темноте можно хорошо видеть — и не только непосредственно перед собой, а на много километров вперед. Адмирал коротко рассказал мне, что эскадра, или ее наблюдательные средства, обнаружили бы наличие любых кораблей на расстоянии деся- ти–пятнадцати километров. Это делается чрезвычайно просто и одновременно очень сложным способом. Попробую изложить то, что понял.
Наши передовые миноноски оснащены специальными генераторами, которые излучают невидимые для нашего глаза инфракрасные лучи. Они напоминают прожекторы, которые можно повернуть в любом направлении. Скажем, прожекторы направлены на восток, куда мы двигаемся. Их лучи отражаются от предметов так же, как и обычные световые. Следовательно, если бы на нашем пути, на расстоянии до пятнадцати километров (таков обычный радиус действия инфракрасного генератора) оказался бы какой–то корабль, лучи отразились бы от него и вернулись бы обратно к нашей эскадре. А рядом с прожекторами генераторов расположены чувствительные экраны, фиксирующие отраженные инфракрасные лучи. Так что этот сложный прибор сразу известил бы нас о любой опасности или о наличии кораблей на пути. Генераторы работают, прожекторы непрестанно посылают вперед инфракрасные лучи, но экраны приемников не отмечают ни одного случая возвращения этих лучей назад. Получается, что на нашем пути ничего нет.
— Тем не менее, — добавил адмирал, — враг мог попытаться защититься минами. Это ужасное оружие. Нет ничего легче, чем установить мины и защитить ими свои воды. Мины закрывают путь, сквозь их паутину нельзя пройти, не зная узенького фарватера, который оставляют при установке мин. Но этот фарватер известен лишь штабу страны, защищенной минным полем.
Поэтому адмирал уже приказал отправить впереди наших миноносок минные тральщики. Это — особые корабли специального назначения, они очень неглубоко сидят в воде и легко проходят над минами, которые рассчитаны на большую осадку тяжелых военных судов. Итак, тральщики идут впереди эскадры, толкая перед собой или таща сзади стальные канаты или сети, которые захватывают мины, срывают их с якорей и собирают. Но тральщики до сих пор не нашли каких–либо признаков минных преград. Путь свободен… Это облегчает нашу задачу, хотя…
Адмирал Шеклсберри обеспокоен. Это неприятно.
1 час ночи. Все тихо. Я стоял на палубе и удивлялся: до чего бесшумно продвигается дредноут вперед! Никакого грохота — ничего. Только едва заметно подрагивает и вибрирует палуба от работы дизелей. Можно подумать, что наш «Гемпшир» один среди этой черной тьмы. Ниоткуда не слышно никакого шума, кроме плеска волн. И все же я знаю, что вокруг — целая эскадра. Хорошо. Через несколько часов мы будем у цели.
Вторая столица большевистской страны не ждет нашего нападения. Она не знает, что на нее движется большая эскадра из миноносок, крейсеров, дредноутов, десантных кораблей и авиаматок, несущих в своем чреве десятки самолетов. Тем лучше. Забавно — начало их революции, их власти связано с именем Ленина; даже этому городу они дали его имя. И разрушение их власти начнется опять же с этого имени, — ибо мы нападем на город имени Ленина. Недурное вступление к моей следующей статье!..
3 часа ночи. Меня вызвали в каюту адмирала. Явившись туда, я заметил, что у адмирала испортилось настроение. Он ходил по каюте широкими шагами, заложив руки за спину. Не говоря ни слова, взял со стола рапорт и подал мне. Вот что там было написано:
«Докладываю, что радиорубка приняла неизвестные импульсы на очень большой частоте. Эти импульсы не модулированные, непрерывные и не поддаются расшифровке. Думаю, что они не являются передачей, которая несла бы определенные сигналы. Похоже на испытания какого–то передатчика. Направление передачи с юга на север. Импульсы появляются ежеминутно, длятся две минуты и вновь пропадают. Главный радист Джормен».
Прочитав, я в недоумении посмотрел на адмирала. Тот сердито сказал:
— Джон, это очень плохо. Нас обнаружили. Это какое- то устройство, напоминающее наш инфракрасный локатор, только большего радиуса действия. Я специально распорядился перенести резервный приемник из рубки на северный борт дредноута. И приемник почти не уловил этих чертовых импульсов. Значит, они не проникают сквозь металлические массы. Приемник оказался в тени лучей. Вполне возможно, что они также отражаются от наших кораблей и возвращаются обратно. А может, еще что–нибудь… ведь мы не знаем…
Так как я молчал, адмирал Шеклсберри добавил:
— Думаю, дело будет серьезное. Мне с самого начала не понравилось это подчеркнутое равнодушие большевиков. Они вылеплены не из того теста, чтобы заранее не подготовиться к защите против возможных десантных операций. Что же, я рад, что вы оказались на моем дредноуте, Джон. Будет кому рассказать про все это…
Он взял телефонную трубку и отдал приказ: как только рассветет, выслать вперед разведывательные самолеты с авиаматок. В этом районе уже можно ждать нападения на эскадру.
Отмечаю: впервые, сколько я знаю адмирала Шеклс- берри, он положительно высказался о роли прессы, представителем которой я имею честь быть… Интересно: неужели действительно дело оборачивается так плохо?..
4 часа утра. Радиорапорты наблюдателей с разведывательных самолетов говорят о том, что на нашем пути ничего нет. На горизонте все чисто. Это непонятно. Как будто большевики спрятали все, что у них есть в этих водах…
Между прочим, какой замечательный рассвет в открытом море! Волны медленно приобретают ярко–зеленый оттенок; украшенные легкой белой пеной, они бьются о стальные борта дредноута. Необычайная картина! Не менее роскошный вид имеет наша эскадра. По обоим бортам «Гемпшира» до самого горизонта видны наши суда. Какая мощь! Такое зрелище не забыть никогда.
Странно, но я чувствую себя словно на приятной морской прогулке. Я не могу вообразить какую–либо опасность здесь, в сердце великой эскадры, упорно движущейся вперед. Только что–то тревожное осталось от разговора с адмиралом о непонятном отсутствии сопротивления большевиков. Это немного портит настроение. Правда, я не очень разбираюсь в предсказаниях и догадках. Пойду–ка к адмиралу, может, узнаю что–нибудь новое.
4 часа 30 минут. Ужас! Невероятно! Наши передовые миноноски вместе с двумя тральщиками погибли. Они взлетели на воздух посреди чистого моря. Похоже на взрывы мин или торпед. Однако — тральщики докладывают, что якорных мин не обнаружено, самолеты не находят каких–либо признаков присутствия врага. И все–таки несколько наших судов взорваны…
Мины это или торпеды — мы не знаем. Возможно, как сказал мне лейтенант Жантен, это были шальные мины; они могли быть сорваны штормом с якорей и волнами унесены в море. Это неизвестно. Да и сам лейтенант Жантен добавил:
— Но как могло случиться, чтобы сразу несколько кораблей наскочили на случайные мины… Не понимаю…
Эскадра остановлена. Адмирал Шеклсберри отдал приказ «Стоп!» Нельзя двигаться дальше. Вперед вновь отправлены минные тральщики. Что они найдут?..
…Новый рапорт: взорвались четыре передовых крейсера и еще два тральщика. Стоя на палубе, я сам слышал далекий грохот взрывов. Это были они. Теперь все ясно: мы имеем дело не с минами, а с торпедами. Ведь эскадра стоит на месте, не продвигаясь ни на метр. Но — откуда эти торпеды?.. Кто их выпускает?.. Горизонт чист, на море нет ничего, кроме нашей эскадры…
5 часов утра. Мы снова плывем вперед — медленно, но плывем. Я ничего не понимаю. И, кажется, не я один. В течение получаса ужасными взрывами, которым нет объяснения, уничтожены восемь миноносок, шесть крейсеров и четыре тральщика. Невероятно, но факт.
Я видел дислокацию в адмиральской каюте. Все это были суда, которые шли спереди или по бокам эскадры. На адмирала страшно смотреть. Лицо побледнело, челюсти стиснуты. Он постоянно на связи с радиорубкой и следит за ходом передовых кораблей. Я снова пошел на палубу: здесь как–то легче дышать.
Ко мне подошел лейтенант Жантен. Он спросил:
— Слышали взрывы?
— Нет, был в каюте, — ответил я.
— Мне кажется, что линия взрывов приближается к нам, — сказал он и отошел.
С полминуты я стоял, размышляя. Происходило что–то невообразимо ужасное: спокойное уничтожение нашей эскадры неизвестно чем. Словно в фантастическом рассказе, враг надел шапку–невидимку…
Подняв голову, я невольно посмотрел вперед, на восток
— и окаменел. Огромный столб дыма, расходясь в небе черной тучей, медленно закрывал горизонт. Через несколько секунд я услышал страшный грохот: это донеслись звуки взрыва. Но… но там, на расстоянии двух километров от нас, только что гордо плыл дредноут «Виктория». Значит
— теперь и он?.. Я бросился к капитанскому мостику. Неужели «Виктория»?..
«Гемпшир» останавливается. Медленно поворачивает. И я вижу, как вместе с нами медленно разворачиваются и все остальные корабли эскадры. В это мгновение дредноут резко качнуло. Это до нас дошли волны от взрыва «Виктории».
Итак, эскадра возвращается. Адмирал отдал приказ: «Назад!» Даже не спрашивая его ни о чем, я понимаю этот приказ. Нельзя бороться с незримым врагом, который взрывает наши суда. Нельзя идти дальше на верную гибель. Надо бежать назад, хоть это и очень обидно для старого адмирала…
5 часов 20 минут. Ничего нельзя понять. Взрывы звучат один за другим. Я не знаю, сколько кораблей мы уже потеряли. Я не спускаюсь в каюту, а все время сижу наверху, на палубе. Знаю только одно — мы быстро отступаем на запад, убегая от таинственных взрывов. Я не захожу к адмиралу: на него страшно смотреть. В конце концов, все понятно: здесь, в мутных водах Финского залива, он оставляет, вместе с взлетевшими на воздух кораблями своей эскадры, и свою славу железного, непобедимого адмирала Шеклсберри, известного всему миру дерзостью и опытом.
Мы убегаем. Но разве это помогает?.. Незримый враг все равно окружает нас. Он атакует нас с трех сторон. Он движется вместе с нами на севере, юге и востоке, догоняя и взрывая наши корабли. Уже уничтожены все миноноски, находившиеся в авангарде и по флангам. Уничтожено много крейсеров, опять–таки с флангов. Круг словно сужается, круг таинственных ужасных взрывов. Кто знает, не дойдет ли через полчаса очередь и до нашего «Гемпшира», все время плывущего в центре остатков эскадры?..
Да, от гордой эскадры осталось только центральное ядро. Взрывы повторяются каждые несколько минут. Черные столбы дыма и огня и обломки судов медленно кружатся в воздухе и падают вниз, в алчные волны этого адского залива, черные столбы встают со всех сторон. «Гемпшир» плывет в окружении восьми дредноутов. Это — все. Все, что ведет под своим знаменем назад адмирал Шеклсберри, не сделав ни одного выстрела из гигантских пушек своей эскадры, даже не увидев врага, который уничтожил почти всю флотилию.
Отчаяние и мертвая безнадежность царят на «Гемпшире». Очевидно, та же картина и на других дредноутах. Работают машины, радист принимает и пересылает депеши, но количество их адресатов все уменьшается. Все матросы и офицеры на своих местах, артиллерийские расчеты стоят в башнях наготове возле орудий. Но они не знают, куда нацеливать пушки, куда стрелять, как не знают этого и их командиры. А взрывы продолжаются…
Это — невероятное, планомерное, как дезинсекция, истребление. Истребление стальных гигантов–дредноутов, которых мы до сих пор гордо считали уверенными и надежными носителями смерти и разрушения. Дредноутов, что гордо шли в наступление, укрытые толстыми прочными доспехами, вооруженные огромными пушками…
…Вот оно! Я вместе с лейтенантом Жантеном видел врага. Да, я видел его собственными глазами. Я схватил лей
тенанта за руку и показал ему вниз, в волны, недалеко от нашего «Гемпшира». Вот оно!
Мимо нашего дредноута проплыла под водой странная торпеда, стальная рыба. Она плыла, оставляя позади небольшую волну, одетую сверху пеной. Плыла, будто выбирая путь, что проходил змеистой линией. На секунду показалось, что она поворачивает на нас. Я чувствовал, как дрожит рука лейтенанта Жантена. Но торпеду словно что–то потянуло — и она понеслась дальше, к дредноуту «Ноттингем», что был ближе к ней. Еще несколько секунд, и меня толкнуло в грудь воздушной волной: «Ноттингем» разлетелся на куски…
Резкий крен — «Гемпшир» поворачивает в сторону, пытаясь обогнуть огромную воронку, которая образовалась на том месте, где только что был «Ноттингем». Палуба дрожит от усилий машин, работающих на полную мощность. Да, торпеда прошла мимо нас, на этот раз мы спасены. А дальше?.. Лейтенант Жантен отбросил мою руку и молча пошел куда–то. Я посмотрел ему вслед: отчаяние и равнодушная покорность судьбе — вот о чем говорила его поникшая фигура…
…«Гемпшир» остался вдвоем с «Саксией». Только два дредноута. Только два — из целой эскадры. Каждую минуту мы ждем гибели, смерти, что скрывается в этих зеленоватых бурунах. Где–то поблизости (мы не знаем, где именно) под водой ищут нас безжалостные торпеды. Ими кто- то управляет. Кто именно? Я не могу больше. Скорей бы все кончилось.
Будь что будет, я не могу больше выносить эту неизвестность. Мне хочется что–то сломать, мне хочется биться головой об стену, я не могу больше, не могу!..
…Я ошибся. По адскому морю плывут не два дредноута. Нет, не два. Только один «Гемпшир». «Саксии» больше нет. Лишь огромный водоворот, где бешено крутятся обломки того, что было когда–то одним из лучших дредноутов в мире, — лишь этот водоворот указывает место, где я в последний раз видел «Саксию». Широкие волны растут и приближаются к «Гемпширу», который на полной скорости мчится на запад, на запад, на запад…
Я не знаю, доведется ли кому–нибудь прочитать эти строки. Для кого я их пишу? Нет никакой надежды, что мы спасемся… Но я записываю все. Уже нет того безумного отчаяния, мне стыдно за то, что я писал несколько минут назад. Однако — пусть остается. Ведь так оно и было.
Подняв глаза, я вижу адмирала Шеклсберри, который вышел на капитанский мостик. Он стоит неподвижно, опираясь руками на перила, и смотрит на запад, далекий запад. Все вокруг стоят так же неподвижно. Только звенит что- то внутри дредноута от конвульсивных усилий дизелей.
Последнее действие самой крупной в мире и истории человечества трагедии близится к концу. Очередь за нами. Я не знаю, удастся ли мне закончить эту страницу. Немилосердная, незримая смерть приближается к нам, она неутомимо разыскивает…»
На этом обрываются записи Джона Олтауна. Очевидно, в этот момент дредноут «Гемпшир» взлетел на воздух, как и прочие суда эскадры адмирала Шеклсберри.
Далее газета «Таймс» поместила еще одну небольшую заметку под названием:
«Отрывки из доклада лаборатории Адмиралтейства»
Исследование и изучение загадочной торпеды, которую случайно захватил своим неводом траулер «Кинг- стоун», дали следующие результаты:
1. Стальная торпеда начинена взрывчатым веществом большой мощности, типа тринитротолуола.
2. Торпеда перемещается при помощи специального электромотора, который питается от небольшого,
но чрезвычайно мощного аккумулятора большой емкости.
3. Торпеда располагает магнитным оборудованием, управляющим мотором и рулями. Это магнитное оборудование реагирует на присутствие любых металлических масс на большом расстоянии и направляет торпеду на такие массы.
4. Напротив, любая неметаллическая преграда на пути торпеды (камни, скалы, дерево и др.) — вызывает в приборе соответствующий эффект, и торпеда поворачивает в сторону, минуя такую преграду.
5. Отсюда, следует полагать, что данные торпеды
— неизвестное ранее, но очень мощное средство оборонительной войны. Очевидно, торпеды были заранее выпущены в залив, где они все время плавали, неизменно перерезая залив зигзагообразным путем и возвращаясь назад от берегов, пока не попали в зону, где двигались военные корабли. Тогда магнитное оборудование направило торпеды на корабли, представляющие собой большие металлические массы, и суда эскадры взлетели на воздух.
Судя по всему, Советский Союз применил в Финском заливе именно это средство обороны, что и привело к гибели эскадры адмирала Шеклсберри.
Это — все, что могли узнать читатели газеты «Таймс» по поводу трагических событий в Финском заливе на рассвете 23 апреля.