До края поляны — то есть первые десять шагов или, может быть, одиннадцать — Женька прошел вполне благополучно. И первую пару кустов, окаймлявших поляну, тоже миновал спокойно. До них еще доходил серебристый свет, который излучала Ледяница-Студеница. А вот дальше ничего, кроме тускло-серебристых искорок дорожки, путь не освещало. Зато по обе стороны от Женьки сгустилась жутковатая, почти непроглядная тьма, в которой что-то громко шуршало, шипело, попискивало и даже, кажется, шевелилось. Хотя днем, разыскивая Белую Змею, Женька уже проходил по этому месту и даже, может быть, не один раз, сейчас он почти не узнавал его. То, что Женька днем эту змею не нашел, его лишь немного успокаивало. То, что змея оказалась одним из воплощений Ледяницы-Студеницы — тоже. Больше всего Женька надеялся на то, что все происходящее ему просто снится. Если будет уж совсем страшно — проснется и все. Вместе с тем, как это ни странно, просыпаться ему не хотелось. Почему — это он бы и сам объяснить не смог бы. Он ощущал примерно то же, что тогда, когда по телевизору шел какой-нибудь фильм ужасов. Вроде бы и страшно, даже хотелось на другую программу переключиться или вовсе от телевизора убежать, но в то же время интересно досмотреть до конца, чем кончится. И Женька не переключался на другой канал и не убегал, а продолжал смотреть. Правда, если мама замечала, что Женька смотрит ужастик, то сама прогоняла его от телевизора и отправляла спать. Именно поэтому Женька всегда испытывал определенную радость от того, что ему удавалось досмотреть все ужасы до конца.

На третьем или четвертом шаге, сделанном после того, как Женька миновал кусты на краю полянки, справа от тропки в темноте загорелась пара зеленых глаз — не то кошачьих, не то волчьих, не то даже тигриных, хотя тиграм здесь вроде бы водиться не полагалось. Потом такие же глаза загорелись и слева от серебристой дорожки. Женька сделал следующий шаг, и число глаз с обеих сторон удвоилось. Еще шаг — и теперь из темноты на Женьку хищно смотрели по восемь глаз с каждой стороны.

— Р-р-р! — угрожающее рычание вырвалось сразу из нескольких невидимых Женьке пастей.

«Если это настоящие волки… — мелькнула мысль у Женьки. — На кусочки разорвут! А я даже нож с собой не взял…

Сразу же после этого зловещие огоньки зеленых глаз заметно приблизились к серебристой тропке. Будто почуяли, что Женька их боится. А рычание стало гораздо злее и громче.

Женька почуял инстинктивное желание бежать, спрыгнуть с дорожки и взобраться на дерево, которое просматривалось в двух шагах от дорожки. Если он не поддался этому желанию, то только по одной причине — вспомнил наставления Ледяницы-Студеницы: «Иди по дорожке смело и никуда не сворачивай, чего бы тебе по сторонам в лесу ни привиделось…» И хотя страх звал его на дерево, Женька все же сделал следующий шаг вперед. Рычание мигом оборвалось, огоньки глаз погасли, а вот дорожка, по которой топал Женька, засветилась заметно поярче.

Обогнув два или три больших дерева, Женька увидел в нескольких шагах от себя лежащий поперек тропы старинный меч в красных сафьяновых ножнах, богато украшенных золотом и самоцветными камнями. Рукоять меча была увенчана огромным бриллиантом, а концы перекладины, защищающей пальцы, украшали еще два, немного меньших по размерам. Вокруг меча загадочно светился и мерцал таинственный голубовато-фиолетовый ореол.

Вот это да! Настоящий меч-кладенец, которыми в сказках змей-горынычей разят, кащеев бессмертных и всякую иную нечисть! С таким никакие волки не страшны! Женька уже готов был бегом бежать к мечу и хватать его в руки, но все-таки не спеша пошел вперед, потому что и на этот раз вспомнил, что Ледяница говорила. «Коли будет что на самой дорожке лежать, прежде чем поднять или перешагнуть — меня спрашивай…»

— Ледяница! Ледяница! Вижу меч поперек дороги, — произнес Женька так, будто в рацию говорил. — Можно его брать или нет?

— Перешагивай через него, будто и не заметил, — отозвалась она. — Да примечай наперед, чем худую вещь от доброй отличить!

Хотя от того места, где стояла Ледяница-Студеница, до Женьки было уже несколько десятков метров, голос ее слышался так, будто она прямо в ухо ему говорила.

Женька перешагнул через меч и на всякий случай оглянулся. Голубовато-фиолетовый ореол тут же померк, контуры меча заколебались, и он прямо на Женькиных глазах превратился в здоровенную толстую змею! Вот тебе и «кладенец»! Схватил бы в руку — и получил бы ядовитый укус. Женька на секунду испугался, что змеюка за ним погонится, но, как видно, это было не предусмотрено. Уже в следующее мгновение после превращения змея вспыхнула синим пламенем и сгорела не оставив даже кучки пепла.

Еще пять шагов Женька прошел относительно спокойно. Правда, по обе стороны тропы во тьме продолжали слышаться всякие таинственные шорохи, шуршания и шипения, но никаких огоньков больше не загоралось и рычать тоже никто не пытался. А вот на шестом шаге по левую сторону от тропы из-за толстого ствола сосны вдруг показалось зеленовато-белесое свечение. Сделав седьмой шаг, Женька увидел такое же свечение и справа, а когда еще раз шагнул, то из-за деревьев с противным костяным бряканьем вышли два огромных двухметровых скелета с кривыми саблями в руках… Зеленовато-белесое свечение испускали именно они. Дзанг! — скелеты взмахнули саблями, и сталь ударила о сталь.

«Зарубят!» — мурашки в который раз пробежались по Женькиной спине. Но поскольку до того места, где скелеты решили заняться фехтованием, оставалось еще шагов пять, все-таки сделал шаг. Дзанг! Дзик-дзанг! — скелеты еще два раза рубанули саблей по сабле, да так, что от клинков искры отлетели. А Женьке опять захотелось соскочить с дорожки и обойти этих костлявых рубак. Причем гораздо сильнее, чем при встрече с волками. Но он напряг волю и сделал еще два шага вперед. Вообще-то Женька надеялся, что они после этого исчезнут, но вместо этого скелеты отчаянно быстро замахали саблями: дзик! дзанг! дзик! дзанг-дзик-дзанг! дзанг-дзик-дзанг! дзанг-дзик-дзанг! Причем казалось, что если Женька еще хоть на один маленький шажок к ним приблизится, то скелеты непременно рубанут его саблей по голове. Даже не нарочно, а нечаянно. Вместе с тем Женька хорошо помнил, что с серебристой дорожки сходить нельзя. Он почти не сомневался, что если сойдет хоть на шаг в одну или другую сторону, то скелеты изрубят его на куски. И Женька, решив еще раз поверить Ледянице, сделал шаг к сверкающим саблям. Зажмурившись, но сделал.

Вообще-то, и в этот раз Женька надеялся, что, даже если скелеты его «зарубят», он сумеет проснуться. Однако не исключал и того, что, закрыв глаза, больше никогда их не откроет…

Именно потому, что Женька сделал этот шаг с закрытыми глазами, он лишил себя удовольствия увидеть, как оба скелета роняют свои сабли и рассыпаются на отдельные косточки. Сразу после этого и кости, и сабли вспыхнули таким же синим пламенем, как давешняя змея — и порошинки пепла после себя не оставили.

Так что, когда Женька, так и не дождавшись сабельного удара по голове, все же рискнул приоткрыть глаза, то увидел только серебристую дорожку, которая светилась ярче прежнего. После этого он облегченно вздохнул и двинулся дальше. Женька догадывался, что вскорости на тропе должен появиться еще какой-нибудь предмет, наподобие меча, превращающегося в змею. И он не ошибся.

Действительно, протопав с десяток шагов и пройдя между двух толстых берез, Женька увидел на тропе зеленый, точнее, малахитовый ларец, отделанный чеканными золотыми украшениями. Ларец, как и меч, был окружен голубовато-фиолетовым ореолом. Крышка ларца была откинута, и Женька даже за пять шагов при очень слабом освещении мог разглядеть, что он доверху набит бриллиантами размером с куриное яйцо. Наверно, если б ларец Женьке попался на глаза даже раньше, чем меч, он его бы не стал трогать. А теперь и подавно.

— Вижу ларец! — доложил он Ледянице-Студенице. — Перешагивать?

— Перешагивай! — подтвердила та. — И примечай, чем худая вещь от доброй отличается!

Однако просто так перешагнуть через ларец Женька не мог. Мешала открытая крышка, а ноги у Женьки были коротковаты. Начнешь перелезать — непременно коснешься. Закрыть крышку нельзя по той же причине. В общем, Женька догадался: разбежался и прыгнул! Р-раз — и перескочил, а затем оглянулся и только поежился. Ларец и все его содержимое на несколько секунд превратились в огромную, свирепую и, скорее всего, бешеную собаку с огромными клыками. Собака было рванулась к Женьке, но тут же вспыхнула синим пламенем и исчезла.

Серебристая дорожка неожиданно свернула вправо, и тут откуда-то справа, прямо из темноты, выдвинулась огромная, когтистая лапища, похожая одновременно и на человеческую, и на медвежью. То ли эта лапа из какого-то дерева выросла, то ли прямо из воздуха — не поймешь, но только когти ее едва не вцепились в Женькину рубашку. От неожиданности Женька шарахнулся в сторону и наверняка соскочил бы с серебристой дорожки, если б не поскользнулся и не шлепнулся набок. Руки и голова у него оказались вне дорожки, а ноги остались на тропе Должно быть, в таком положении он все еще не считался сошедшим с нее. Правда, слева из тьмы высунулась вторая когтистая лапа, но она цапнула только воздух над Женькиной головой. Не иначе, эти лапы были запрограммированы на то, чтоб хватать жертв на определенной высоте, и ниже ее опускаться не могли.

Женька этот момент сразу просек. Он встал на четвереньки и пополз по тропе на карачках. Лапы продолжали высовываться из мрака то справа, то слева, но теперь не то что достать, а даже испугать Женьку не могли. В общем, после того, как он прополз метров пять на четырех точках, лапы перестали высовываться, а дорожка засветилась еще ярче — в знак того, что «добрый молодец» и с этим испытанием справился.

Дальше серебристая дорожка провела Женьку через кусты, за которыми обнаружилась небольшая ложбинка, шириной всего в пару метров. Однако дорожка не спускалась в нее, как нормальная тропа, а висела над ложбиной горизонтально, будто мостик. Наверно, будь на месте этой дорожки пара бревнышек такой же ширины, Женька легко и без рассуждений перебежал бы на ту сторону Падать, если что, невысоко, метра даже не будет, камней внизу нет.

Но Женька прекрасно знал, что падать или даже спрыгивать с серебристой дорожки никак нельзя. Нет, равновесие на этом «мостике», шириной сантиметров сорок, он вполне мог бы удержать. Но вот в том, что дорожка, натянутая над ложбиной, выдержит его вес в сорок килограмм, он сильно сомневался. Ведь толщина-то у нее оказалась не больше, чем у фольги, в которую заворачивают шоколадки! Одна надежда на то, что Ледяница не обманывает.

Тем не менее Женька все-таки ступил на висячую дорожку и, хотя она заметно прогибалась и пошатывалась под его ногами, двинулся вперед. Конечно, он внимательно смотрел под ноги, а заодно и вниз, на дно ложбинки. Когда он сделал первый шажок, то серебристый свет, исходивший от дорожки, ничего, кроме травы, на дне ложбины не высвечивал. Однако когда Женька сделал второй шаг, то увидел, что там, внизу, копошится огромное скопище гигантских крыс, каждая размером с поросенка! Все эти супергрызуны вытягивали вверх злые остроконечные морды, хищно скалили длинные передние зубы, топорщили усы и гнусно попискивали, явно предвкушая, что Женька свалится с дорожки и попадет к ним на поживу. Некоторые особенно наглые крысы даже подскакивали в воздух, пытаясь цапнуть Женьку за ноги, но это им не удавалось — тропа, должно быть, имела какое-то защитное поле, которое отбрасывало этих мерзких тварей от Женьки.

В общем, он благополучно перебрался на другую сторону, раздвинул кусты и… чуть не шарахнулся обратно.

Прямо на тропе, всего в пяти шагах от него, сидел маленький — размером с овчарку, не больше! — крылатый дракончик, сверкающий золотистой, как у карася, чешуей, от которой исходило оранжево-красноватое свечение. Дракончик злобно разевал пасть, скалил клыки, которые были гораздо длиннее, чем у той же овчарки, шипел и высовывал длинный, раздвоенный на конце змеиный язык, угрожающе хлопал своими перепончатыми, как у летучей мыши, крыльями — словом, всем своим видом показывал, что к нему лучше не подходить.

Перешагнуть или даже перепрыгнуть через дракончика Женька однозначно не сумел бы.

Хоть голова у чудища была всего одна, шея вытягивалась метра на полтора. А Женька на физкультуре выше, чем на метр двадцать, еще не прыгал. Да если б он даже рекордсменом мира был, который чуть ли не два с половиной метра прыгает, этому крылатому и зубастому ничего не стоило бы сцапать его в воздухе!

— Вижу дракончика! — взволнованно доложил Женька. — Он мне дорогу загородил! Что делать?!

— А иди как шел, — сказала Ледяница. — Как подойдешь — по голове погладь, да возьми с собой — пригодится!

Издевается она, что ли? Или уже превратилась в Обманщицу?! Нет, вроде рано! Даже часа не прошло с момента ее появления.

Тут Женьке пришло на ум, что, возможно, Ледяница и не врет. Ведь те, прежние предметы, которые он видел на тропе, то есть меч-змея и ларец-собака, прикидывались неживыми и полезными, а на самом деле оказывались живыми и вредными. А этот с самого начала показывается драконом — живым, злым и опасным. Стало быть, он, возможно, на самом деле неживой и полезный!

Но одно дело — рассуждать, и совсем другое — подойти близко к этому маленькому, но довольно крутому чудовищу, которое шипит, зубами щелкает да еще и дорожку когтищами царапает. Да и на крыльях когти просматриваются, и хвост зубчатый, как пила — иди, погладь такого по головке! Тем более что на этой самой голове еще и гребешок имеется, только не мягкий, как у петуха или курицы, а костяной, острый и колючий, на манер плавника у ерша.

Так что Женька приближался к дракончику предельно медленно и осторожно. Тем более что тот начал еще и дым пускать из ноздрей, а из пасти один раз даже клубок огня выскочил, прав да, до Женьки не долетел и тут же погас.

— Дракоша, дракоша, — забормотал Женька, когда до зверюги осталось всего два шага. — Дракоша хороший, не кусается…

Как ни странно, дракончик сразу после этих слов перестал щелкать зубами, пускать дым и даже хвостом завилял, как добрая дворняжка! Осмелевший Женька подошел к нему вплотную и осторожно, чтоб не поцарапаться, погладил по голове…

Щелк! — сверкнула оранжевая вспышка, от которой Женька непроизвольно зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел, что никакого дракончика впереди нет, и путь свободен. Однако еще больше Женьку удивило то, что произошло с его собственным обликом.

Откуда ни возьмись на нем появилась чешуйчатая кольчуга, судя по всему, стальная, но позолоченная, с маленьким круглым щитком на груди — зерцалом, где имелось чеканное изображение дракона. На голове возник шлем-шишак с забралом-личиной, как у Александра Невского в фильме, на руках железные перчатки, а на ногах красные сафьяновые сапоги со шпорами. Даже штаны оказались железными, выкованными из металлических колечек! Вот это да! В таком бронированном виде Женька себя гораздо уверенней почувствовал. Правда, все эти доспехи немалый вес имели, и прыгать в них Женька навряд ли сумел бы, но зато был почти уверен, что если какая-нибудь змея или крыса попробует тяпнуть его за руку, то враз обломает зубы о железные перчатки.

Женька смело направился дальше по серебристой дорожке и вскоре, раздвинув последние кусты, оказался всего в трех метрах от берега озера.

Однако эти три метра надо было еще пройти.

Дело было в том, что на этом коротеньком участке пути лежало сразу три предмета, которые пришлось бы либо поднимать с дорожки, либо каким-то образом миновать — перепрыгивать или перешагивать через них. А спрашивать у Ледяницы-Студеницы на сей раз было нельзя. Женька хорошо помнил ее слова: «Три раза подскажу, что делать, а вот на четвертый и далее — сам угадывай, как быть…» Помнилось ему и то, о чем Ледяница дважды напоминала: «Примечай, чем худая вещь от доброй отличается!»

После того как две с виду очень красивые вещи превратились в опасных животных, а страшный дракончик преобразовался в позолоченные доспехи, Женька, как уже говорилось, сделал кое-какие выводы. Однако то, что он увидел на последних трех метрах серебристой дорожки, сильно поколебало его уверенность в том, что он уже знает, как отличить «худую» вещь от «доброй».

Ближе всего к Женьке, окруженный оранжево-красноватым ореолом, лежал точно такой же меч, как тот, что впоследствии оказался гадюкой. Дальше, внутри такого же ореола, лежал красивый круглый щит с точно таким же чеканным изображением дракона, как на зерцале Женькиных доспехов. Наконец, почти у самой воды, под ореолом голубовато-фиолетового цвета, стояла золоченая клетка, в которой сидела гигантская сова.

Исходя из тех выводов, которые Женька сделал на основе предыдущего опыта, надо было перешагнуть через меч и щит, посмотреть, во что они превратятся, а потом взять с тропы клетку с совой. Однако что-то удержало его от поспешного решения. И уже через секунду или две Женька осознал, что именно.

Обе «худые» вещи, которые прежде попались ему на пути, излучали голубовато-фиолетовый свет, а «добрый» дракончик — оранжево-красноватый. Уж не здесь ли разгадка?

Впрочем, прежде чем Женька принял окончательное решение, откуда-то сзади, со стороны полянки послышался гулкий, звенящий, очень громкий удар колокола:

— Бом-м!

А вслед за тем в ушах послышался знакомый голос, только более бойкий, чем у Ледяницы-Студеницы:

— Час пробило — обличье сменило! Ледяница испарилась — Болотница появилась! Ха-ха-ха-ха!

И впереди, не очень далеко от Женьки, но уже на самом озере, в прибрежных камышах, прямо из воды вырвался высокий язык зеленого пламени…