Прежде чем двинуться вперед, Толька вытащил пробку с цифрой I из трубочки, на которой действительно было написано «Орк», готическими буквами, но по-русски, так же, как на злополучном диске. Внутри оказалась какая-то мазь, похожая по цвету на тавот, которым Толька как-то раз здорово испачкался, помогая одному дядьке ремонтировать машину во дворе. Толька намазал наконечники двенадцати стрел снадобьем против орков на случай, если какой-нибудь свиноподобный встретится ему еще в поле. После этого он попробовал, легко ли лук вынимается из налучия, а стрелы из колчана, а затем зашагал по дороге в направлении таверны.
Ничего интересного в поле не оказалось. Росли какие-то злаки, не то рожь, не то ячмень — Толька их плохо различал. Дорогу изредка перебегали мелкие зверюшки, не то мыши, не то хомяки какие-то, типа Чипа и Дейла. Один раз довольно крупный заяц проскочил.
Немного не дойдя до таверны, Толька увидел в траве большой камень, очень похожий на тот, который лежал в ущелье, и, обойдя который, Лаптев встретился с Трундаксом. Только этот был гораздо меньше и на нем имелась красная надпись русско-готическими буквами: «Миссия 1-я». Итак, ему напомнили, что он продолжает находиться внутри компьютерной игры. Но волноваться от этого Толька меньше не стал, и есть ему хотелось совсем не по-виртуальному.
Таверна оказалась довольно большой деревянной избой, обнесенной невысоким частоколом с настежь распахнутыми воротами. Над крыльцом было прибито грубо вырезанное из дерева изображение поросенка, приплясывающего с пивной кружкой в лапах, а чуть ниже висела вывеска, написанная по-русски готическими буквами:
«Таверна «Веселый поросенок».
На самом крыльце стоял румяный, круглолицый толстячок в белом колпаке и фартуке с полотенцем на левой руке.
— Милости просим! Милости просим, доблестный рыцарь! Добро пожаловать в таверну «Веселый поросенок»! — улыбаясь во весь рот, забормотал толстяк. — Не желаете ли откушать? Меня зовут Хлюпс, я хозяин этой таверны, и мой первейший долг — накормить путника досыта!
«Интересно, — подумал Толька, — отчего это он сразу решил, будто я рыцарь? У меня ведь ни меча, ни коня, ни даже шпор нету. Один лук да деревянные сандалии, в которых здесь все простолюдины разгуливают. Ну и всякие простые воины, копейщики, лучники, оруженосцы. А он меня с порога рыцарем назвал. Может, потому, что уже знает, как выглядят те, кого Трундакс отправляет спасать принцессу?»
Вот тут-то Лаптеву и вспомнилась первая фраза, которую свиноподобный орк, сидевший в клетке, выцарапал когтем на доске:
«Я БЫЛ ТАКИМ ЖЕ, КАК ТЫ. НЕ ВЕРЬ ТРУНДАКСУ!»
Может, тут и верно какой-то обман? И все, кого Трундакс отправляет спасать принцессу Астру, превращаются в свиноподобных орков? На какое-то мгновение Тольке захотелось вытащить зеркальце, подышать на него и сказать Трундаксу все, что oн о нем думает. Конечно, уже через секунду Толька остыл и понял, что этим он дела не поправит но все равно, надо держать ухо востро…
Хлюпс почтительно отодвинул с дороги упитанное пузечко и с поклоном пропустил Тольку внутрь своего заведения, откуда веяло очень вкусными запахами. Пожалуй, даже более вкусными чем из маминой кухни, когда она готовила снедь на вчерашний день рождения.
В небольшом зале стояло всего четыре дубовых стола, но за каждым из них на длинных грубо струганных лавках разместилось бы десять человек. Но ни одного посетителя, кроме Тольки, в зале не было.
— Что желает отведать молодой рыцарь? — спросил Хлюпс, когда Лаптев уселся на лавку. — Свежайший студень из свиных ножек? Гороховой суп с грудинкой? Молочного поросенка с гречневой кашей? Жареную колбасу с тушеной капустой? Свиные отбивные с пареной репой? Ветчину с горошком? Могу так же предложить наши лучшие напитки: клюквенный морс, яблочный квас, ячменное пиво. Прекрасно утоляют жажду в такую жаркую погоду!
Толька с удовольствием заказал бы все сразу. У него от одних названий блюд слюнки потеки. Пожалуй, только пиво его не прельщало, оно было горькое, Толька больше уважал пепси. Если что и удерживало Лаптева от того, чтоб заказать Хлюпс и то, и другое, и третье, и четвертое, так это недоверие к Трундаксу. А вдруг тот его кинул с этим неразменным талером?
Пока Толька раздумывал, сзади, со стороны крыльца послышались старческое кряхтенье, шлепанье босых ног и скрип двери. А затем добренький Хлюпс, глянув в ту сторону поверх Толькиной головы, резко сменил тон и визгливо заорал:
— Пошла! Пошла прочь, старая карга! Здесь приличное место! Убирайся!
— Ваша милошть, — жалобно прошамкал старческий голосок. — Подайте бедной нищенке! Хоть корочку хлеба, хоть малую кошточку… Я три дня ничего не ела! Шмилуйтешь, ради Айбиэма и Майкрошофта!
Толька обернулся и увидел маленькую, тощую, как скелет, сгорбленную старушонку в грязном и драном платье, которая стояла на пороге таверны, опираясь на суковатую клюку, и умоляюще протягивала за подаянием корявую и костлявую ладошку.
— Прочь! Нет у меня корочки хлеба для грязных оборванцев! «Корочку хлеба, косточку…» Как ты их жевать будешь, беззубая?! Вон отсюда! У тебя что, уши заложило, мерзкая попрошайка?! — Хлюпс уже схватил какую-то скалку и угрожающе замахнулся.
«Вот жадина этот Хлюпс!» — возмутился Толька.
— Вам что, жаль накормить старушку? — спросил он вслух.
— Господин рыцарь, — воскликнул Хлюпс, — я сам очень бедный человек! У меня нет возможности задаром кормить оборванцев. Самая дешевая чечевичная похлебка стоит пять грошей, а у этой беззубой карги даже половинки от гроша никогда не было!
— Вот вам талер! — объявил Толька, выкладывая монету на стол. — Дайте этой бабушке все, что она пожелает на эти деньги!
— Господи! Великий Айбиэм! — вскричал Хлюпс. — Целый талер! Да вы цены деньгам не ведаете, высокородный господин! На эти деньги можно купить большую, откормленную свинью!
— Мне не надо швинью, гошподин Хлюпш! — прошамкала нищенка. — Одну мишку похлебки и два ломтика хлеба! Шпашибо, благородный гошподин, да пребудет ш вами милошть богов!
— С вас шесть грошей, — сказал Хлюпс. — Прошу прощения, господин рыцарь, извольте немного подождать. Сейчас я принесу похлебку и хлеб. Пусть эта ведьма забирает их и идет есть во двор. Я не могу терпеть исходящего от нее смрада!
Хлюпс удалился в кухню, а нищенка, подойдя к Тольке, сказала:
— Ты воиштину благороден, молодой рычарь! Я знаю, что ты голоден не меньше меня, но не пожалел денег на еду для нищей штарухи! Я не могу отдать тебе долг деньгами, но помогу добрым шоветом. Жапомни: как бы ни хотелошь тебе поешть швинины, не прикашайшя к ней! Ибо тогда швиноподобные орки раштержают тебя на чашти…
— И никакое снадобье не подействует? И лук со стрелами? — встревожился Толька.
— Нет, — помотала седыми космами старуха, — они подейштвуют, но орков не две дюжины, как штрел в твоем колчане, а гораждо больше. Конечно, ты можешь шпаштишь бегштвом, но тогда шюда, на опушку прибежит уже не человек, а орк!
— Но ведь Трундакс говорил мне, что если я убью Короля Орков, то они мне больше не встретятся! — воскликнул Толька.
— Трундакш — обманщик, — прошептала старуха, опасливо косясь на дверь кухни, где возился Хлюпс. — Он нарочно жаманивает молодых рычарей, которые желают шпашти принчешшу Аштру. Наш король штар, а принчешша его единштвенная нашледнича, и ешли король прештавитша, то нашим королем штанет Черный Дракон…
Толька хотел еще кое-что спросить, но в это время появился Хлюпс, который принес деревянную миску чечевичной похлебки и два ломтя черного хлеба.
— Мне то же самое, — сказал Толька, — и кружку клюквенного морса.
— И все?! — поросячьи глазки Хлюпса аж округлились, как медные пятачки, да еще и выпучились. — Разве это обед для воина? А поросенок с хреном и гречневой кашей? А холодец? А гороховый суп с грудинкой? А пиво?
— Чечевичную похлебку, хлеб и морс! — с непреклонностью в голосе потребовал Толька и сделал вид, что хватается за лук.
— Сию минуту, высокородный господин! — съежился Хлюпс и побежал обратно в кухню.
Нищенка опять зашептала:
— Прежде чем ешть похлебку, дай ее мне понюхать! В ней может быть швиной бульон! Хлюпш — верный подручный Трундакша!
А сама быстро-быстро принялась есть свою похлебку.
Когда вернулся Хлюпс, нищенка уже успела съесть всю миску и сжевать весь хлебный мякиш, оставив только корки.
Конечно, Хлюпс принес похлебку не в деревянной миске, а в расписной глиняной, и ложку дал не деревянную, а оловянную. И кружка с морсом была тоже явно не для простонародья.
— Приятного аппетита, доблестный рыцарь! — произнес он довольно кислым тоном и, вздыхая, удалился, даже не забрав талер, который остался лежать на столе.
Толька, недолго думая, пододвинул миску старухе. Та хищно вдохнула носом, да как чихнет!
— Это швиная, швиная похлебка! — торопливо вскричала нищенка и стала торопливо наворачивать варево, к которому Толька сразу потерял всякий интерес. Теперь, однако, у него закралась мысль: а не набрехала ли эта старушенция? Может, всю эту сказочку насчет свинины она специально сочинила, чтоб две порции похлебки съесть на халяву?
Тем не менее рисковать Лаптев не стал. Стал есть хлеб и запивать прохладным морсом, стараясь поменьше смотреть на нищенку, ибо ее вид аппетита не прибавлял. Она уж очень поспешала при еде и к тому же все время швыркала носом. Даже если не смотреть, все равно неприятно.
Однако когда Толька все-таки повернул голову в сторону старухи, то тут же раскрыл рот от удивления.
Нищенка исчезла!
Лаптев мог бы поклясться, что бабка не могла бесшумно вылезти из-за стола, пройти по скрипучему полу до двери, отворить эту дверь, висевшую на не смазанных, скрежещущих петлях и, наконец, без шлепанья ногами, спуститься с крыльца.
Но исчезла не только старуха. Со стола будто испарились обе миски, глиняная и деревянная, обе ложки, деревянная и оловянная, и — о, ужас! — серебряный талер, который так и не получил Хлюпс.
«Украла!» — эта мысль заставила Тольку аж застонать от досады. Вот те и «спасибо» за милосердие и благотворительность! Даже уши загорелись от сознания собственной глупости. Ведь слышал же от мамы, что нищим верить нельзя. «Да они больше на этом подаянии зарабатывают, чем мы с папой, вместе взятые!» — сказала мама как-то раз, когда Толька попросил у нее рубль, чтоб бросить в шапку какому-то дядьке в подземном переходе. А в другой раз папа прочел в одной газете, что какой-то корреспондент будто бы сам видел, как нищий, отстояв «смену» на церковной паперти, сменил свое рубище на фирменный прикид и уехал на «трехсотом» «Мерседесе».
Не успел Толька как следует осознать, что произошло, как из кухни вышел господин Хлюпс, который выглядел совсем не так любезно, как прежде. В одной руке у него был огромный кухонный нож, больше похожий на меч, а в другой — огромная поварешка, вполне способная заменить палицу.
— Меня ограбили, благородный рыцарь! — произнес он скорее зловеще, чем вежливо. — Это вы пригласили в мое заведение нищенку и воровку! Кто заплатит мне за обед и пропавшие вещи? Десять грошей за две порции чечевичной похлебки, четыре за кружку морса, четыре за хлеб — итого, восемнадцать только за еду. Теперь вещи: десять грошей за деревянную миску, двадцать за глиняную, пять за деревянную ложку и десять за оловянную — сорок пять грошей. Всего с вас — шестьдесят три гроша.
— Она у меня самого талер украла! — возмущенно завопил Толька. — Мне нечем платить!
— А мне плевать на это! — завизжал трактирщик уже совсем неучтиво и перешел на «ты»: — Отдашь мне свой лук и стрелы! Иначе ты не выйдешь отсюда живым!
— Да при чем здесь я?! — воскликнул Лаптев. — Разве я знал, что она воровка?! К тому же две стрелы из моего колчана больше стоят, чем все ваши миски-похлебки!
— Лук и стрелы! — взревел Хлюпс уже совсем не своим голосом. И угрожающе замахнулся кухонным ножом.
Вот тут произошло вовсе неожиданное. Воздух вокруг Хлюпса заколебался, будто над печной трубой, его контуры стали расплываться, и через несколько секунд трактирщик превратился в какое-то бурое, клубящееся облако, вытянутое по вертикали. Толька почему-то надеялся, что это облако развеется, но не угадал.
Бурое облако не только не рассеялось, а совсем наоборот, стало сгущаться. Через какие-то мгновения Тольке стало ясно, что вместо невысокого пузатенького трактирщика возникает какая-то огромная, неясных очертаний фигура. Толька выскочил из-за стола, метнулся к двери, которая оставалась открытой, и уже собирался выбежать на крыльцо, как вдруг невесть откуда взявшийся порыв ветра захлопнул дверь. Лаптев толкнул ее плечом — безрезультатно! Казалось, будто дверь заперта на замок снаружи. Тогда Толька повернулся и попытался нажать на дверь спиной. Ничего из этого не вышло, но зато он увидел, во что превратилось бурое облако…
Батюшки-светы! Клыкастая, щетинистая морда с кабаньим пятачком! Круглая, как у кота, и со светящимися красными глазами! Пятипалые передние лапы, с огромными, как у гориллы, бицепсами и огромными медвежьими когтями на пальцах! Лошадиный зад и ноги с копытами! Наконец, хвост голый и облезлый, как у крысы! Добренький трактирщик превратился в орка! Но не такого несчастного и затюканного, как тот, что сидел в клетке у Трундакса, а в свирепого, беспощадного, издающего дикий рев, от которого мороз по коже проходил.
Сперва Толька здорово напугался. Бежать некуда, а врукопашную с таким чудищем не справиться. Между тем орк, угрожающе виляя своим крысиным хвостом — он вполне мог бы сбить им Тольку на пол, если б хлестнул по ногам! — стал неуклюже приближаться к мальчику. И копыта его тяжко грохали по доскам. Все! Сшибет хвостом, растопчет копытами, раздерет когтями и клыками…
Орк был всего в паре метров от Тольки, когда Лаптев вспомнил про лук и стрелы, смазанные снадобьем против орков. Правда, лук казался слишком маленьким, а стрела — слишком тонкой, чтоб нанести чудовищу хоть какой-то урон. Не верилось и в снадобье, но иного способа защищаться не было.
Толька выдернул стрелу, поспешно наложил прорезь в ее хвостовике на тетиву, оттянул… Орк издал громовой рев и бросился на Тольку, но тот уже пустил стрелу. Вж-жик! Промахнуться было невозможно…
Как и куда попала стрела, Толька даже заметить не успел.
Сверкнула яркая вспышка, а затем — ша-ра-ра-рах! — будто гром ударил. Вспышка ослепила, гром оглушил — возможно, что Лаптев на какое-то время даже сознание потерял…