Трясогузка бойко торговал свечками. Было воскресенье. Народу пришло в церковь много. Он уже знал в лицо почти всех богомольцев и мог отгадать, кто и какую свечу купит. Эта старуха в чёрном платке возьмёт самую тоненькую - грошовую. Если судить по свечке, слабо она верит в бога. А вот этому солдату потолще приготовить надо. Он не пожалеет гривенника. Только не поможет! Всем семёновцам крышка будет!

Пришёл и трактирщик, у которого работал Цыган. Давай, давай полтину - не жалей! Трясогузка отобрал большущую витую свечу. Покупай, пока деньги водятся! Скоро ликвид-нём твоё заведение в пользу народа!

А зачем это Нинка вдруг заявилась?

Последнее время дочка священника сторонилась Трясогузки. Увидит его - и убежит. А в первые дни отбоя от неё не было: куда Трясогузка, туда и она. Даже церковь подметать помогала.

Нина подошла к стойке, за которой хозяйничал Трясогузка, и как-то странно потупилась, замялась.

- Батя подослал? - ехидно прищурился мальчишка. - Деньги проверяешь?

- Дурачок ты! - робко произнесла девочка, сунула ему какую-то бумажку и убежала.

Трясогузка прочитал: «Ты мне очень-очень нравишься! Только никому не говори!» Он сердито засопел, скомкал в кулаке записку, но потом разгладил её, положил во внутренний карман и забыл про свою торговлю.

- Заснул? - спросил у него Лапотник.

Он через день заходил в церковь, чтобы узнать, нет ли чего от Платайса.

Трясогузка торопливо протянул Лапотнику две свечи. Если бы он дал одну, это означало бы, что никаких поручений пока нет. Свеча потолще была с «начинкой», предназначенной для отправки на партизанский телеграф. Платайс передавал кое-какие новые данные и просил командование фронтом как можно скорее сообщить точное время начала наступления, чтобы приурочить к этому дню захват станции Ага.

Толстую свечу Лапотник засунул под зипун, а с тонкой подошёл к иконе, зажёг и вставил в многоместный подсвечник, в котором уже горело штук десять разнокалиберных свечек. В это время сзади громыхнула об пол медная тарелка, в которую Трясогузка клал деньги. Зазвенела покатившаяся во все стороны мелочь.

Обернулись молившиеся в церкви люди. Священник замер на секунду с приподнятой рукой, качнул головой, глядя на Трясогузку, собиравшего рассыпавшуюся мелочь. И только Лапотник знал, что тарелка упала не случайно.

Он перекрестился несколько раз, подошёл к другой иконе, вынул из-за пазухи толстую свечу, зажёг и поставил перед плоским, бестелесным и холодным ликом святого. Можно было дождаться конца службы, но Лапотник понимал: если за ним пришли, то и они дождутся, не уйдут, не упустят. Он ещё раз перекрестился и, повернувшись к выходу, увидел в дверях офицера и двух солдат. Они, как и все, стояли с благочестивыми лицами, без фуражек. Но по их острым взглядам Лапотник понял, что Трясогузка недаром подал сигнал тревоги.

Не взглянув на мальчишку, он пошёл прямо на солдат. Они расступились.

- Сам идёшь? - насмешливо шепнул офицер.

- Ноги есть пока, - спокойно ответил Лапотник. - Иду.

Они вчетвером вышли из церкви…

- Здравствуй, борода, здравствуй! - приветливо встретил Лапотника подполковник Свиридов.

- Здравствую пока, ваше благородие.

- Почему пока? - возмутился Свиридов. - Будешь честным - будешь здравствовать и дальше.

- Чести сроду не занимал! - ответил Лапотник.

- Вот мы и посмотрим! - воскликнул подполковник. - Садись, борода!

Лапотник сел в кресло. Подполковник сидел за столом, а адъютант подошёл к Лапотнику, встал над ним и, скрестив на груди руки, спросил:

- Помойку у господина Митряева ты выгребал?

- Помойки не было, - покачал головой Лапотник и подумал: «Дознались-таки! Откуда?»

Но он не разгадал эту загадку. Да и Платайс потом так и не узнал, как свиридовская контрразведка напала на след.

- А что было? - спросил подполковник.

- Мусор был: щепа, опилки, сучья…

- Кто же тебя позвал?

- А ентот… управляющий митряевский.

Лапотник не сомневался: живым его отсюда не выпустят, и потому он решил умереть, но с пользой. Решил своими показаниями подтвердить «бегство» управляющего.

- Ну, ну, рассказывай! - поторопил его Свиридов. - Позвал, значит, и что дальше?

- Позвал и - сотенную…

Лапотник испуганно умолк - сделал вид, что сболтнул лишнее.

- Смелей! Смелей! - подбадривал его подполковник.

- А чего смелей? Позвал и заплатил!

- Сотенную? За воз мусора?

Оба офицера рассмеялись.

- По сто рублей за возик! Ты же миллионер! Зачем в лаптях ходишь? - подполковник постучал пальцем по столу. - Проговорился ты, борода! За что же он тебе сотенную сунул?

Лапотник промолчал. Подполковник встал.

- Ты припомни! Может быть, не он, а сам господин Митряев отвалил тебе этот кусочек от щедрот своих?

- Не-е… Управляющий…

- Да за что? - крикнул адъютант.

Лапотник махнул рукой.

- Ладно… Скажу… Велел он, как уезжать буду, флигелек во дворе подпалить.

- Кто велел?

- Да ентот… управляющий.

- А где он сам был?

- Где ж ему быть-то!… Убег! Как Митряев ушёл с офицером из дома, так и он - тигаля!

- Один?

И опять замялся Лапотник. И уже по этому хорошо разыгранному замешательству можно было догадаться, что управляющий убежал не один.

- С кем? С кем? - нетерпеливо спросил подполковник.

- С кем ещё?… Да с ентой - с дочкой митряевской… Руки-ноги повязал, в мешок - и пофитилил!

- Куда?

- Не знаю.

- Не ври, борода! Говори, куда? - подполковник снова постучал пальцем по столу.

- Куда? - повторил за ним адъютант, вытаскивая из кобуры пистолет.

Левой рукой он схватил Лапотника за бороду и заставил встать, а правой ткнул ему в лицо дуло пистолета.

- А етто зря, ваше благородие! - прохрипел Лапотник. - Не пужливый!

Быстро, рывком он заломил руку с пистолетом офицеру за спину и, как железным обручем, сдавил его до хруста в костях, перегнул чуть ли не вдвое, отшвырнул в угол кабинета и молча пошёл на подполковника, большой, взъерошенный, с напружиненными руками и растопыренными пальцами.

- Осатанел, борода? Сядь!- довольно спокойно приказал Свиридов и вдруг крикнул: - Не стрелять!

Но адъютант не мог остановиться. Лёжа в углу, придерживая ослабевшую правую руку левой, он с перекошенным от боли и ненависти лицом посылал пулю за пулей в широкую, туго обтянутую зипуном спину.

Лапотник покачнулся, схватился за подлокотник кресла, хотел повернуться к стрелявшему, но подвели колени. Он устало осел в кресло, будто решил отдохнуть после трудной работы, по-хозяйски выставил ноги в лаптях и больше не пошевельнулся.

Со стоном выполз из угла адъютант. Подполковник недовольно посмотрел на него.

- Какая нелепость!… Зачем вы стреляли?… Такого медведя уложили!

Офицер виновато молчал и, приохивая, ощупывал себя.

- Земля без мужика - не земля! Пустыня! - сказал Свиридов. - А нам пустыня не нужна!… Хотя… - Он нахмурился и с усмешкой произнёс: - Нам!… А где мы будем завтра? На какой земле?…