Ромка умел прихвастнуть. На следующий день в школе он так расписал вечерний разговор с директором, что не поверить было невозможно. Из Ромкиного рассказа выходило, что разрешение на остров получено у председателя колхоза и что Вадим Степанович приказал уже сейчас готовиться к лету.

С того дня у семиклассников началась хлопотливая жизнь. Хорошо было Кольке Мысле — он подаст идею и спокойненько отсиживается за своей партой, глядя с отсутствующим видом в окно. А всем остальным приходилось додумывать, как с этой идеей справиться.

Сказал Колька, что в области есть селекционные станции. Вроде бы и не трудно отправить на одну из них письмо с просьбой выслать семена. Сказал Колька, что надо взять на острове пробу земли для лабораторного анализа и по этой пробе определить, какие потребуются удобрения. И тоже вроде бы все это просто сделать. Но когда от слов переходишь к делу, тут всяких мелких трудностей хоть отбавляй! Где узнать адрес селекционной станции, кому именно писать, какие просить семена, как найти для просьбы убедительные слова, чтобы не получить отказ? И с землей для проб тоже: где ее раздобыть, если еще снег кругом, как сделать анализ?

Все было бы значительно проще, если бы ребята обратились за помощью к своим родителям. Но провозглашенные Борисом Кравцовым два нерушимых «эс» — самообслуживание и самоуправление — не позволяли по каждому пустяку бегать к взрослым. Потому и заседали ребята чуть ли не ежедневно.

Борис Кравцов управлял отрядом толково. Он разбил мальчишек и девчонок на небольшие группы и каждой определил конкретное задание. Вскоре был найден адрес селекционной станции, специализирующейся на овощах. Узнали и фамилию руководителя — доктор сельскохозяйственных наук Мекоба.

Зоя Бекетова, возглавлявшая группу, которой поручили написать письмо, прочитала на одном из сборов проект послания на имя Мекобы. Письмо понравилось ребятам. Оно было коротким, деловым и одновременно таким трогательным, что могло пронять даже Скупого Рыцаря. Не хватало в письме только названий сортов семян, что придавало ему дилетантский характер. Борис Кравцов почувствовал эту слабинку и хотел задержать письмо для доработки.

— Напишите: элитные семена, — подсказал Колька Мысля. Зоя снова вслух прочитала послание, добавив в него хитрое Колькино словцо, и даже Борис удовлетворенно кашлянул.

— Хорошо теперь… Давай подпишу!..

В колхозе имелась хорошая агролаборатория. К ней по предложению Бориса подключили Шурку Гая. Задание он получил сложное: разузнать у своей матери, агронома, как проводится анализ почвы, попрактиковаться, набить руку и, когда будет доставлена земля с острова, определить, в каком она нуждается удобрении.

За землей на остров откомандировали самого расторопного — Ромку Изотова.

— Одного? — возмутился он.

— Помощников бери сколько хочешь, — разрешил Борис.

— Фефёлу возьму!

Сеня Сивцев, как всегда, не сказал ни «да», ни «нет», будто совсем не его назвал Ромка, а Борис насторожился. Один чересчур уж расторопный, другой безразличный ко всему — та ли это пара, которой можно доверить ответственное дело? Не схимичат ли они? Накопать земли можно и поблизости — спустись в любом месте к реке, разрой снег и надолби мерзлого прибрежного песку.

— Мысля! — попросил Борис Кольку, которому доверял, как самому себе. — Не сходишь с ними?

— Могу, — отозвался Колька.

— Кого-нибудь еще из девочек надо! — тотчас предложила Катя Шитикова.

Борис понимающе улыбнулся.

— Вот ты и пойдешь.

В первое после разговора с Вадимом Степановичем воскресенье четыре лыжника вышли из Светлячков. С утра еще держался легкий морозец. Снег искрился и весело похрустывал под лыжами. Потрескивал на реке лед, будто просыпался, готовился к весеннему ходу.

Ромка налегке шел впереди — прокладывал лыжню. За ним ехал Колька — тоже без всякого груза. Катя неумело, но напористо шлепала лыжами сзади него. За плечами у нее болтался небольшой рюкзачок. Отстав от нее шагов на десять, тяжело раскачиваясь на ходу, двигался Сеня Сивцев. Он нес все необходимое для экспедиции снаряжение. Лопата была засунута за спиной под ремень. За тот же ремень и тоже за спиной было прицеплено за дужку белое эмалированное ведро. Лопата и ведро то и дело перезвякивались между собой.

— Весело идем — с музыкой! — хохотнул Ромка, взглянув через плечо назад. — Фефёла! Тебе б в звонари податься!.. Говорят, в церквях теперь здоровую деньгу зашибают!

Сеня промолчал, но ведро передвинул на ремне, чтобы оно не стукалось о лопату.

— И насчет ведра хочу спросить! — продолжал Ромка. — Потяжелее не нашлось?.. Ты бы еще чугунный котел из бани приволок!

Сеня и без Ромки знал, что эмалированное ведро больше и тяжелее, чем стандартное оцинкованное, но у него были свои расчеты. Он побоялся взять под землю для анализа железное ведро. Анализ — дело тонкое и точное. Вдруг железо как-то повлияет на пробу. Эмаль надежнее, потому и тащил Сеня это большое белое ведро. На едкие Ромкины замечания он не ответил. Они его не трогали — пусть поговорит и пошутит, если ему это нравится.

Два километра — расстояние небольшое. Вскоре показался и остров. Он был бы совсем незаметен, если бы не маленький лесок, сохранившийся в центральной, самой возвышенной части, недосягаемой для воды даже в сильный паводок. Строго говоря, это был вовсе не остров. В этом месте в широкую реку Стрелянку впадала другая речка — поуже, помельче. Называлась она Вихлянкой, что вполне соответствовало рисунку ее русла. Если Стрелянка текла прямо, как по линейке, то Вихлянка кидалась из стороны в сторону, вычерчивая затейливые петли и зигзаги. Там, где реки сливались в одну, образовался треугольник суши. С двух сторон его омывали воды Стрелянки и Вихлянки, а с третьей — ограничивало топкое, летом не проходимое болото. Во время больших разливов почти весь треугольник и болото покрывались водой. Потому, наверно, все называли этот кусок земли островом.

Поравнявшись с островом, Ромка гикнул, вихрем скатился вниз по пологому склону, еще наддал, пересек Стрелянку и остановился, почувствовав небольшой подъем, по которому определил, что началась земля. Здесь Ромка воткнул палки в снег и стал поджидать своих товарищей, съезжавших с берега на речной лед.

— Здравствуй, остров-островок! — звонко прокричала Катя, с любопытством вглядываясь в темневший неподалеку лес.

— Не очень-то здесь зимой весело! — сказал Ромка. — Поскорее надо!.. Ну-ка, Фефёлушка! Разомни спинку, шевельни ручками!.. Копать будешь тут!

— Нет, — возразил Колька.

Ромка не постеснялся бы при случае поспорить с самим Кириллом Кирилловичем, а с Колькой он не спорил, и тот, не столько для мальчишек, сколько для Кати, не пожалел дополнительных слов и объяснил:

— Здесь грядок не будет — самая кромка острова.

Теперь Колька пошел впереди — повел за собой всех остальных. Он остановился у куста, по самую макушку засыпанного снегом, и опять для Кати сказал:

— Снег глубокий, зато земля не такая мерзлая — легче копать.

Без всякого напоминания Сеня принялся разгребать снег. Силы у него хватило бы на двоих. Он громко засопел, но не оттого, что ему было тяжело ворочать лопатой. Он и за столом, когда ел, посапывал носом.

Пока Сеня работал под небезобидные Ромкины шутки и прибаутки, Колька один отъехал от них и отсутствовал довольно долго. Когда он вернулся, Сеня уже до половины наполнил ведро крошевом из песка и перегнившего дерна. Колька похлопал его по плечу.

— Довольно. Перестарался.

— Я же говорил — хватит! — захохотал Ромка. — Его заставь — так он до самой магмы докопается!

Колька вытащил из кармана полиэтиленовые кулечки с заранее написанными на них цифрами, нашел кулек с первым номером и насыпал в него несколько горстей земли из ведра.

— Больше не потребуется. Пошли за второй пробой.

— Может, хватит? — взмолился Ромка. — Остров же один! Может, не надо больше.

— Надо!

И Колька повел ребят по своей лыжне к другому месту. Всего он решил взять четыре пробы: по одной на берегах Стрелянки и Вихлянки и две с той стороны, где начиналось болото.

Они пересекли остров и вышли к Вихлянке.

— Вот здесь.

Колька остановился у своей отметки — крестообразной вмятины от лыж, и Сеня приготовился — поплевал на ладони и взялся за лопату.

— Это — твоя, — сказал Колька Ромке. — А то замерзнешь… И не бойся — до магмы ты не докопаешься.

И снова Ромка подчинился. Он взял у Сени лопату, но, разгребая снег, все-таки не вытерпел — высказал свое недовольство:

— Главным-то меня послали!.. А ты — при мне, вроде ЭВМ… Твое дело подсказывать, а не командовать!.. Небось в школе ни во что не вмешиваешься: скажешь свое — и сидишь в сторонке!

— В школе Борис командует, — ответил Колька. — У него это хорошо получается.

Вздохнув, Ромка спросил:

— Сколько всего ям копать будем?

— Четыре.

— А места отмечены? — впервые за все это время открыл рот Сеня Сивцев и начал зачем-то расстегивать ремень на шубейке. Под ней на животе была засунута за пояс лыжных брюк маленькая саперная лопатка в чехле. Сеня похлопал по ней ладонью. — Я пошел?

— Иди. — Колька не удивился: он лучше других знал своего соседа по парте.

— Я тоже пойду! — Катя с загадочным видом тряхнула рюкзаком. — Посмотрю, что там, у болота, делается.

— Могла бы и совсем с нами не ходить! — проворчал Ромка, когда Сеня и Катя уже не могли его услышать. — Ты не знаешь, зачем она за нами увязалась?

Ромка не надеялся своим вопросом смутить Кольку. Спросил потому, что не мог не позубоскалить, раз уж подвернулась такая возможность. И ответа он не ждал, но Колька ответил с каким-то даже сожалением:

— Не понять тебе, Ромка. Мал еще…

— Мал? — Ромка озадаченно хмыкнул. — Забыл, что ли?.. Да я на семнадцать дней старше тебя!

— Не в днях дело.

Больше Колька не добавил ни слова, а Ромка не стал уточнять, в чем же дело, — не захотел услышать что-нибудь неприятное в свой адрес. Кольку, как ни старайся, не ущипнешь, а выяснять отношения между Колькой и Катей — и совсем уж глупое занятие.

Добравшись до грунта, Ромка взрыхлил мерзлую почву, размешал ее, подал на лопате Кольке, и тот ссыпал все это во второй кулек.

— Пошли дальше.

Обогнув справа лес, они вышли на болотистую сторону острова. Там их ждал сюрприз. Даже два. Сеня и с маленькой лопаткой уже успел добыть третью пробу. Кучка земли темнела на снегу, а чуть поодаль на пеньке стояли четыре пластмассовых стаканчика и литровый термос. Катя разворачивала вощеную бумагу, в которую были завернуты бутерброды.

— Вот это сервис! — обрадовался Ромка. — Беру свои слова назад — ты не зря пошла с нами! Что там у тебя?

— Чай. — Катя потянулась к термосу. — С сахаром.

— Подожди. — Колька указал рукой в ту сторону, где была последняя отметка. — Возьмем четвертую пробу — тогда.

— Фефёла, за мной! Даешь четвертую! — закричал Ромка и заскользил по снегу вперед.

Термос и бутерброды явно воодушевили его. Он бежал на лыжах и думал про Катю и Кольку. Любовь там у них или не любовь — называй как хочешь, а только приятно, когда о тебе так заботятся. Понимал Ромка, что не для него и не для Сени принесен сюда термос. Не будь здесь Кольки — ничего бы не было: ни чаю, ни бутербродов. Не без зависти посмотрел Ромка назад. Катя и Колька, обгоняя с двух сторон неторопливого Сеню, шли в ту же сторону.

В две лопаты мигом добыли четвертую пробу, а когда возвращались, издали заметили, что у пенька с термосом сидит какой-то человек.

— Пропал наш чаек! — сказал Ромка.

— Кто это такой? — вслух подумал Колька.

Сеня оказался зорче всех.

— Зевс это!

Ребята пригляделись и, узнав директора школы, пустились наперегонки к нему…

Вадим Степанович вышел из Светлячков часом позже. Он собирался побывать на острове и осмотреть его. Он сразу же заметил свежую лыжню. По следам от палок можно сосчитать, сколько прошло лыжников. И Вадим Степанович не ошибся, решив, что было их четверо.

«Школьники вышли на прогулку», — подумал он. Когда же лыжня круто свернула на речной лед и потянулась к острову, у Вадима Степановича мелькнула мысль: «Не мои ли это семиклассники?» А у первой ямки с рассыпанной вокруг землей он окончательно убедился в этом.

Ребят отсюда не было видно — они находились на другой стороне острова, за лесом. Туда же вела и лыжня, подсказывая, где их искать. Постояв у ямки и отгадав, для чего она вырыта, Вадим Степанович пошел дальше по следу. «Вот тебе, директор, экзамен по ребятоведению! — шутливо подумал он. — Определи: кто из семиклассников на острове?»

Страстных любителей лыжных прогулок в седьмом классе не было. Значит, добровольно никто не вызвался пойти за пробами, которые еще надо добыть из-под снега — потрудиться. Пришлось назначать. Кого? Скорей всего послали Сеню Сивцева — он спорить не будет. А с ним, вероятно, пошел и Роман Изотов. Хитрый мальчишка! Почему не пойти, если безотказный Сеня все сделает за двоих — только скажи.

Над второй парой Вадим Степанович думал дольше. Не Борис ли Кравцов? Пробы земли — дело серьезное. Не удивительно, если за ними отправится сам вожак. Тем более что по характеру Борис не очень доверчивый человек. Ну а с ним кто же? Зоя Бекетова?

Вадим Степанович не знал, почему подумал именно об этой девочке. Явной симпатии между Борисом и Зоей он никогда не подмечал. Интуиция заставила его мысленно сблизить этих учеников. Но вспомнил Вадим Степанович про семью Бекетовых и засомневался. Едва ли Зоя в воскресенье уйдет из дома. Да и одноклассники не пошлют ее на остров — пожалеют. У Зои и без этого хлопот хоть отбавляй. Кто же тогда?

Провалился бы Вадим Степанович на экзамене, устроенном самому себе, если бы не заметил издали броско раскрашенный термос. А когда приблизился и увидел четыре стаканчика на пеньке, все стало на свои места. Вместо себя Борис Кравцов для контроля послал Колю Касторомыслова. А где Коля — там и Катя. Она-то и захватила с собой термос и стаканчики.

Вадим Степанович сгреб снег вокруг пенька, утрамбовал его, сверху положил лыжи, сел на эту снежную скамейку и обрадовался, как мальчишка, получивший на экзамене пятерку: из-за деревьев выкатились те четверо, о которых он только что думал.

— Не утерпели? — с улыбкой встретил ребят Вадим Степанович. — Могли бы и подождать с пробами, когда сойдет снег.

— А вы?.. Тоже ведь не утерпели! — бойко ответил Ромка.

— Я не за пробами. Рекогносцировка, как в армии говорят… И погода прекрасная — прогулялся.

Вы могли бы всем отрядом в такую погоду вылазку устроить — поразмялись бы немного.

— Некогда разминаться! — деловито заметил Ромка. — Работы хватает!.. Вот сегодня воскресенье, а все наши мальчишки в мастерской — инструменты для лета готовят. И девчонки тоже — они стаканчики из картона делают для рассады.

О письме, отправленном селекционерам, Вадим Степанович знал, а все остальное было для него новостью. Активность ребят и обрадовала его, и встревожила. Вдруг вся эта подготовка пойдет прахом? И Кирилл Кириллович может не разрешить эксперимент, и сами ребята, столкнувшись с трудностями, могут отказаться от своей затеи. Тогда надолго пропадет у них охота пробовать себя и свои силы. Вместо пользы получится вред.

— Вам что-то не нравится? — спросила Катя, подавая Вадиму Степановичу первый стакан с чаем.

— Спасибо! — Вадим Степанович втянул в себя ароматный парок. — Все мне, Катюша, нравится… Очень даже нравится!.. И все-таки страшновато!.. А вам — нет?

Катя не поняла, что имел в виду директор, и выжидательно взглянула на него.

— Вы про это? — Колька рукой провел по воздуху — очертил остров. — Как мы тут развернемся, да?

— Про это! — подтвердил Вадим Степанович. — Помню, когда учителем стал… Нам всем приусадебные участки положены, но если не хочешь — не бери. Долго я тогда думал… Дороже земли ничего нет. Возьму, а обрабатывать ее времени не хватит. Буду, как та собака на сене… Получил земельку, так уж будь добр, не разводи лопухи да крапиву… Я бы на всех, кому земля дана, запрет наложил: чтобы они не смели брать в лавке или на колхозном складе ничего из того, что на их участке вырастить можно… И все-таки я взял землю, хотя и страшновато было, как сейчас…

Кого-то слушать, а самому молчать, — это Ромка переносил с большим трудом. Язык так и требовал спросить не без ехидства: «Ну и как?» Только этот Ромкин вопрос никому не был нужен. Все знали, что Вадим Степанович от урожая до нового урожая обходится своей картошкой, капустой, морковью. Весной даже соседям дает из своих запасов.

— А мы тоже цветов не покупаем! — выпалил Ромка.

— Вы их даже продаете! — усмехнулся Колька. — И дома, и на рынке.

— Продаем! — вырвалось у Ромки, хотя он и чувствовал, что выгоднее прекратить разговор на эту тему. — Продаем ведь, а не покупаем!.. Вот если бы вы, Вадим Степанович, собрали картошки целых сто тонн, вы бы что, не продали ее?

— Продал бы, наверно, — ответил Вадим Степанович и уточнил: — Государству, по закупочным ценам.

Разговор прервался, потому что от Ромкиных цветов на всех повеяло каким-то холодком. Многое припомнилось ребятам: свадьбы в Светлячках, справляемые обычно осенью, скорбные похороны, не признающие никаких сезонов, день первого сентября. Во всех этих и многих других случаях требовались цветы. И чаще всего они были из огорода семьи Изотовых. Ромкины родители не очень наживались на счастье и бедах односельчан, цену назначали терпимую — в два раза меньше той, по которой они же продавали цветы на рынке. И все-таки была в этой торговле какая-то внутренняя непристойность. Лучше бы Ромка и не говорил о своих цветах.

Вадим Степанович не знал, как помочь ему развеять холодок. А может быть, и не надо помогать? Пусть прочувствует!..

— Да, цветник у вас богатый, — нейтрально произнес он и всю обратную дорогу раздумывал над этим коротким разговором.

Вадим Степанович мог бы поручиться, что, будь здесь весь седьмой класс, реакция на Ромкины цветы была бы такой же отрицательной. От этой уверенности легче думалось о будущем. На первый взгляд эпизод у пенька не имел прямого отношения к летней затее ребят, но Вадим Степанович чувствовал их внутреннюю связь. Не могут мальчишки и девчонки, столь чуткие к оттенкам добра и зла, превратить свою задумку в пустую и даже вредную игру.

Пожалуй, только сейчас Вадим Степанович до конца поверил ребятам.