Давно известно: стоит дать слово не делать чего-нибудь, как моментально захочется сделать именно это. Говорят, что у людей с сильной волей так не бывает. В таком случае, у Саньки воли не было ни на грош. Шея у него сама поворачивала голову в сторону Кати. Глаза то и дело косились на нее.
Санька с утра рыл силосную траншею вместе со всеми ребятами и пытался разобраться в совершенно новых для него ощущениях.
Подумать только! В городе этих девчонок — табуны! И хоть бы раз он снизошел до мало-мальски дружеских отношений с одной из них! Он разговаривал с ними лишь на пионерских сборах, да и то снисходительным тоном. А в обычные дни Санька воспринимал девчонок как неизбежное, но совершенно ненужное окружение.
«Это все из-за Гришки! — думал Санька. — Если бы не он, я и не взглянул бы на Катьку! Очень она мне нужна! Просто обидно! Что я — хуже Гришки?..»
— Санька! Послушай-ка!
Но Санька, занятый своими мыслями, не слушал. Тогда Вовка похлопал его по спине и прошептал на ухо:
Может, сгоняем вечером в Обречье? Помнишь? К учительнице!
Санька помолчал, хотел сказать: «Нет!» — а сказал неожиданно для себя:
— Ладно!
Почему он согласился? Зачем? Кто знает! Может быть, потому, что не отказался в первый раз — во время болезни. А может быть, потому, что это предложение застало его врасплох.
Опасная вечерняя вылазка в Обречье отвлекла мысли. Предстоящую операцию требовалось обдумать со всех сторон. Уж если совершить набег, то красиво, без неприятных последствий! И Санька стал разрабатывать подробный план. Он постарался предусмотреть любую неожиданность. Конечно, остались неясными кое-какие мелочи, но уточнить их можно было только на месте. Например, овчарка. Вовка клялся и божился, что она и не тявкнет.
— Я же две кости ей принес! — уверял он. — Она теперь что кошка — замурлычет от радости, когда меня учует!
— А меня? — спросил Санька.
— Ты ж со мной!.. Она не дура! Поймет! Овчарки — самые умные собаки!
— Посмотрим! — сказал Санька. — Если она не узнает тебя, я один приемчик применю! Живо успокоится!
Вовка навострил уши, но Санька не стал объяснять. Слышал он когда-то, что надо стоять спокойно и смотреть в глаза собаке, тогда она не залает и не укусит. Но как это сделать в темноте? Глаз-то не видно! Потому Санька и решил не вдаваться в подробности.
После работы усачи обычно уходили домой, а потом собирались в штабе. Но сегодня Санька заявил, что не придет в штаб.
— Отец просил помочь в одном деле, — серьезно сказал он.
— А мне велели печку побелить! — тотчас добавил Вовка.
Мишук распустил звено до завтра. И — странное дело — как только мальчишки стали расходиться, Санька испытал что-то похожее на сожаление. Это чувство усилилось, когда он вспомнил, что так и не успел расспросить об автомате. Все некогда было: то мост, то еще что-нибудь. А ведь Гришка дал понять, что автомат починен.
— Гриша-а! Подожди! — крикнул Санька. По деревенской улице они пошли вместе.
— Что ты тогда подмигивал? — спросил Санька. — Починил?
— Очистил от грязи, смазал — пружина и заработала!
— И... стреляет?
— Как пулемет! Только... Мишук зажал патроны и не дает ни штуки! Говорит: «Разорвет — отвечай за тебя!» Грозился председателю сказать, чтобы он забрал оружие!
— Трус несчастный! — выпалил Санька.
— Да не трус он! — возразил Гриша. — Мозги у него вывернуты, и думает он не как все мальчишки! Но меня ему не перехитрить! Я знаешь что сделал?
— Что?
— Перепрятал автомат!
— Куда?
Гриша не торопился отвечать.
— Ты что — мне не веришь?! — воскликнул Санька.
— Тебе скажу! Но без меня не трогай! — предупредил Гриша.
— И ты тоже! — поспешно вставил Санька.— Давай договоримся: пусть автомат будет нашим — твоим и моим, моим и твоим! И больше чтоб никто! А патроны мы выудим у Мишука!..
— Согласен! — ответил Гриша.
— Ну? Где ж ты его спрятал?
— Под полом в штабе... Под третьей от окна доской... Не проговорись!
— Ты сам не проговорись! Особенно этой... Катьке!
Гриша остановился и подозрительно посмотрел на Саньку.
— При чем тут она?
— Очень уж ты с ней... это... самое! — Санька повертел в воздухе пальцами.
— А что ты так беспокоишься? — прищурившись, спросил Гриша. — Влопался в нее, что ли?
Санька громко расхохотался. Пожалуй, слишком громко.
— Нашел что сказать! Мне они надоели вот так! — Санька провел ребром ладони поперек горла. — В городе их — как травы! Так под ногами и снуют! Ходить мешают!
— Тогда и вспоминать о ней нечего! — сказал Гриша. — Мне она тоже... как... дождь на сенокосе!
— А про гажу узнал? — вспомнил Санька.
— Ой, забыл!
— Узнай! — буркнул Санька. — Это что-то деревенское.
И они разошлись не очень довольные друг другом.
В сумерках на чердак к Саньке забрался Вовка, одетый во все темное.
— Так незаметнее! — пояснил он. — Пошли!
— Подожди! — шепотом ответил Санька. — Мои заснут — тогда! Сиди тихо!
Вовка устроился на полу, а Санька потушил лампу и сел на кровать.
— Ты лег, Саня? — послышалось снизу.
— Лег, мам! — крикнул Санька.
— Спокойной ночи, сынок!
— Спокночи, мам!.. Спокночи, пап!
— Спи, спи! — ответил отец.
Санька поерзал на кровати, чтобы родители услышали скрип железной сетки, и замер. Вовка терпеливо ждал.
Потом они крадучись спустились по лесенке, выбрались за околицу и растворились в темноте.
До Обречья было два километра. Когда мальчишки прошли больше половины, Санька спросил:
— Кость взял?
— С собой...
Еще минут десять они молча двигались по дороге. Нагретая за день пыль скрадывала шаги. Впереди пролаяла собака.
— Это не та?
— Может, и та, — сказал Вовка, — От нечего делать... Сидит, караулит и тявкает!
— Что она караулит? — насмешливо спросил Санька. — Может, в огороде, кроме крапивы, ничего нет!
— А вдруг там клубника! — вкрадчиво произнес Вовка.— Тебе хочется ягод?
Санька подумал. Нет, ему не хотелось клубники!
— Не очень! — сказал он.
— И мне! — признался Вовка. — Я бы в этот огород и не полез! Из-за собаки все! Интересно, когда сторожат, а когда открыто, тогда и пачкаться не хочется!
Санька не ответил. Он рассуждал. В самом деле, какая сила тащит их в огород к учительнице? Усмехнулся Санька в темноте, удивленный странностью своего и Вовкиного характера. Он даже попытался подвести под эту странность научную базу. «Так жили в доисторические времена! — подумал он. — Мужской инстинкт охотника и воина. Совершается обычный набег на соседнее племя!» Саньке стало беспричинно весело, и он быстрее зашлепал босыми ногами по мягкой пыли.
Домик Марии Петровны стоял пятым слева от дороги, сразу же за колхозным клубом. Окна в доме, да и почти во всей деревне не светились. Только из клуба доносился шумок, слышалась музыка — там еще был народ. За клубом тарахтел движок.
— Картину крутят! — сказал Вовка. — Давай поскорей! Проскочить надо, пока сеанс не кончился!
Но проскочить не удалось. Двери клуба распахнулись, и люди стали выходить на улицу. Вовка потащил Саньку в какой-то узенький проулок. Там они и присели под забором в темном углу.
По дороге к Усачам прошли два человека.
— Переждем! — шепнул Вовка.
Но остальные не торопились расходиться. У многих были фонарики. Веселые огоньки бегали туда и сюда по улице точно играли в пятнашки. Слышались крики ребятишек.
— Мальчики! Девочки! Спать пора! — раздался у клуба властный голос.
— Она! — шепнул Вовка.
— Кто? — спросил Санька.
— Да учительница! Не понимаешь! Мария Петровна! Теперь долго ждать придется — пока она не уляжется!
Голоса притихли. Санька понял, что учительницу уважают и побаиваются.
На дороге показался мальчишка с фонариком. Светлый зайчик метнулся вперед — мимо проулка, в котором прятались Санька и Вовка. Потом, описав широкую дугу, луч умчался назад — к клубу. Мальчишка остановился, похлопал себя по ноге и крикнул:
— Шарик! Шарик!.. Домой!
Откуда-то из придорожной канавы выкатился темный клубок и побежал следом за хозяином. Был пес обычной дворняжкой, но все же уловил косматым ухом подозрительный шорох и, повернув голову к проулку, повел носом.
— Никак заметил! — шепнул Вовка.
— Молчи! — тоже шепотом произнес Санька.
— У тебя же... приемчик! — ответил Вовка. — Попробуй! А?..
— Тихо! — Санька зажал ему рот. — Приемчик! Понимать надо! Он на таких собак не рассчитан! Это же дворняга! Глупая как пробка! Ты ей смотришь в глаза, а она тебя — за ногу!
Шарик ощетинил шерсть на загривке и с лаем бросился в проулок. За ним заскользил по земле светлый зайчик фонарика. Когда он коснулся Вовкиных ног, Санька понял, что им не отсидеться. Он вскочил и пнул подбежавшую собаку. Лучик фонарика переметнулся с Вовки на Саньку и на мгновение ослепил его.
— Усачи! — удивленно воскликнул обреченский мальчишка.
Санька по голосу признал в нем одного из тех, с кем подрался у силосной ямы.
— Ребята-а-а! — заорал мальчишка. — Я усачей поймал! Сюда! Ко мне!..
— Где? Держи-и-и! — долетело от клуба.
— Бежим! Не отставай! — крикнул Санька и кинулся прямо на мальчишку.
Шарик, заливавшийся лаем, шарахнулся в сторону. Его хозяин отчаянно завопил:
— Скорей! Скорей! Уходят!
Но Санька был уже рядом. Он ударил кулаком по выставленному вперед фонарику, вышиб его из рук мальчишки.
— Направо! — крикнул Вовка.
Санька повернул направо и помчался по дороге к Усачам.
Пронзительно орали мальчишки. Кто-то свистел, Саньке показалось, что проснулась и высыпала на улицу вся деревня. Потом прозвучал уже знакомый властный голос учительницы:
— Что происходит? Что за свист? Свистеть и кричать перестали.
— Жми! Жми! — сдавленно шептал сзади Вовка.— У них велосипеды есть! Могут догнать!
Довод был веский, и Санька быстрей заработал ногами. Больше мальчишки не услышали ничего — в Обречье стало тихо. Но они продолжали бежать, пока из-под дуба, одиноко росшего на обочине дороги, их не окликнули:
— Вы куда бежите, мальчики?
Санька и Вовка испуганными зайцами перемахнули через канаву на противоположную обочину. И только здесь, поскользнувшись и свалившись в густую траву, Санька осознал, что ничего страшного не произошло, что спрашивала женщина.
— Г-г-гнались за нами! — ответил Вовка и добавил, обращаясь к Саньке: — Вставай! Это не они!
Возле дуба раздался веселый задорный смех. Саньку обдало жаром: смеялась Катя.
— Я думала, вы смелые! — долетело до Саньки.
— Ну, хватит! — произнесла Катина мама. — Посмеялась и довольно!
Но Катя успокоилась не сразу.
— Идите к нам, трусишки! — сквозь смех сказала она.— Мы вас проводим до дому!
— Сама, смотри, не заблудись! — зло выкрикнул Санька и, перескочив через канаву, побежал по дороге.
Его гнал уже не страх. Стыд и обида несли его вперед. «Подожди! — думал он. — Я покажу тебе трусишку! Ты еще увидишь! Узнаешь!..»
— Отдохнем! — взмолился Вовка. — Ты как с цепи сорвался! Плевать на них!.. Эта косастая смеется, а сама небось испугалась! Знаешь зачем они под дуб забрались? Услышали, как мы бежим, и струсили!
Санька перешел на шаг, но до самых Усачей оглядывался и ворчал какие-то угрозы.
Показалась силосная траншея.
— Дома! — произнес Вовка, словно вернулся в деревню после кругосветного путешествия. — Повезло нам: не попались! Обреченских учительница задержала! Слышал, как ее боятся? Ее и взрослые слушаются!
— Почему? — спросил Санька.
— По привычке! Они ведь тоже у нее учились! Говорят, она еще до войны сюда приехала. В колхозе полно ее учеников! Старая, а злющая! Минус вместо плюса поставишь — все: пара обеспечена!
Санька повернулся к Вовке.
— До войны?
— Чего? — не понял Вовка.
— До войны она приехала?
— Говорят... Я не видел! А в войну она на Урале жила, сама рассказывала...
— И больше в колхозе школ нет?
— А куда их? Одной хватает.
— Поздравляю! — насмешливо произнес Санька. — Лопухи вы все до одного! И не простые, а развесистые! И ты — лопух!
Вовка остановился, пораженный тем, что произошло с Санькой: то молчал всю дорогу и ничего не слушал, то вдруг ругаться начал! А Санька возбужденно сказал:
— Завтра же пойдем к учительнице! Все пойдем! Вместе!
— Так тебе Мишук и пойдет! Скажи спасибо, если он про нас не узнает! — усмехнулся Вовка. — Да и глупо! Такую ораву любой заметит! А овчарка лопнет от злости и всю деревню переполошит!
— Иди ты со своей овчаркой! — добродушно ругнулся Санька. — Дела есть поважнее! Если она приехала еще до войны, то должна знать Димку Большакова! Дошло? А про огород забудь! Нашел к кому лазать!
Санька, посвистывая, пошел к дому. Вовка как стоял, так и остался посреди дороги напротив силосной траншеи.
На следующее утро Вовка и Санька выкинули фокус. Мальчишки ничего не понимали, когда увидели смешную пару. Взявшись под руки, Санька и Вовка торжественно подошли к траншее.
— Внимание! — важно произнес Санька. — Когда будете качать, не поломайте нам ноги: они пригодятся. Вчера мы выяснили, что в колхозе есть еще один человек, который хорошо знает Диму Большакова! — Затем Санька небрежно добавил:— А теперь можете качать.
— Кто? Кто? — закричали ребята.
— Кто? — заинтересованно спросила Катя и подошла поближе.
Но Санька игнорировал слова Кати полностью. Он и бровью не повел в ее сторону. Он обращался только к мальчишкам:
— Ваша учительница — Мария Петровна!
— В войну ее тут не было! — после короткого замешательства возразил Гриша.
— А перед войной? — спросил Санька.
— Ах, вот зачем вы в Обречье ходили! — воскликнула Катя. — Неужели учительница так вас напугала? Бежали, как от волков!
Санька предвидел этот коварный вопрос и по дороге к траншее научил Вовку, как ответить на него.
Вовка, подражая Саньке, тоже не взглянул на Катю и сказал мальчишкам;
— На нас все обреченцы навалились! Собак даже натравили! А мы чуть их клуб не разворотили! Дрались н-на смерть! Я двоих...
Видя, что Вовка увлекается и, завравшись, может испортить все, Санька прервал его:
— В общем, есть такое предложение: сегодня после работы пойдем всем звеном в Обречье — к учительнице! Как, Мишук, поведешь?
— Конечно! Это по-моему! — ответил Мишук.
Выполнив дневную норму, усачи выступили в поход.
Шли той же дорогой, по которой бежали вчера Вовка и Санька.
Сегодня ночные происшествия казались не столько страшными, сколько смешными. «Хорошо, что нам помешали забраться в огород! — мелькнуло у Саньки в голове. — А что Катька трусом обозвала — ничего! Я ей покажу, какой я трус!»
Слева от дороги зеленел лужок. От него шел пряный медовый аромат. Пчелы деда Евсея густо летали над цветами. В воздухе висел легкий гул, словно высоко-высоко в безоблачном небе летел невидимый самолет.
Катя шла по обочине впереди мальчишек и собирала цветы. Она остановилась у дуба, окунула лицо в душистый букет, большой, как сноп, и крикнула, прислонившись к стволу дерева:
— Мальчики! Как жаль, что у вас нет фотоаппарата!
— Очень жаль! — насмешливо сказал Вовка, подделываясь под ее восторженный тон. — Я просто плачу! Волосы на себе рву! Такая картина — и не снять... Ужас...
Вспомнил Вовка, что как раз около этого дуба ночью произошла неприятная история, потому и нагрубил Кате.
Но та не осталась в долгу.
— Конечно, жаль! — повторила она. — Фотоаппарат и вчера бы пригодился! Отличная была картинка!
Катя рассмеялась, стрельнув глазами в сторону Саньки. Вовка не нашел, что сказать. Но Санька не мог оставить без ответа этот выпад.
— Помолчала бы лучше, глупая! — холодно произнес он. — Не понимаешь! Заваруха была серьезная! Догнали б нас, так и тебе заодно всыпали!
Катя выскочила из-под дуба, подбежала к мальчишкам и с поклоном протянула букет Саньке.
— Герою-защитнику! От меня и моей мамы!
Санька отшвырнул букет в канаву. Катя взглянула на рассыпавшиеся цветы. Глаза у нее потемнели, но потом в них снова забегали озорные огоньки. Она опустила голову и посмотрела на Санькины ноги. Лицо стало озабоченным и немного испуганным.
— Ой! Что это у тебя? — произнесла она и указала пальцем вниз.
Все посмотрели туда же. Санька невольно переступил с ноги на ногу.
— На левой! На левой! — тревожно сказала Катя. Санька растерянно приподнял левую ногу.
— А-а-а! — разочарованно воскликнула Катя. — Да это душа! Она у тебя так и сидит со вчерашнего дня в пятке!
Мальчишки рассмеялись.
Санька сначала похолодел, а в следующую секунду сжал кулаки. Сема на всякий случай вышел вперед и заслонил Катю, а Мишук строго сказал ей:
— Еще такую штуку выкинешь — исключим из звена! Это тебе — первое предупреждение!
— Не буду! — тотчас согласилась Катя.
Она уже поняла, что ее шутка получилась очень злой и обидной. Озорные огоньки в ее глазах превратились в теплые искорки.
— Давай мириться! — предложила она Саньке и протянула руку.
Санька обжег Катю презрительным взглядом и пошел вперед.
— У-у! Косастая! — прошипел Вовка и зашагал за Санькой.
За ними потянулись и другие ребята. Гриша и Катя остались на дороге вдвоем.
— Ты не обижайся! — сказал Гриша. — Он парень ничего, только гордый больно и задавала!
У самого въезда в деревню Обречье стоял председательский газик. Около машины Павел Николаевич разговаривал с Санькиной мамой.
Увидев ребят, он дал пронзительный гудок и строго спросил:
— Почему не на работе?
— Норма выполнена! — ответил Мишук. — А сюда мы по своим делам!
— Проверю! — пригрозил председатель и сказал Дарье Петровне: — Видала, свои дела завелись! Мост без спроса разломали!
— Мост?.. — Она взглянула на сына.
— Ну да... Гнилой, старый... На телегах опасались ездить! — пояснил председатель. — А построили — хоть на танке кати!
— Чем же ты недоволен! — спросила она.
— А кто недоволен? — удивился председатель и засмеялся.
Они сели в машину и помчались по дороге на ферму. Дарья Петровна приветливо помахала ребятам рукой.
Миновав клуб, пионеры подошли к светлому нарядному домику с невысоким редким забором. Между реек высунулась большая собачья голова с умными глазами.
— Плюс! — крикнул Вовка.
Пес присел, без разбега перескочил через забор и с достоинством подошел к Вовке.
— Видал? — спросил тот у Саньки. — По-омнит! Он днем шелковый, а ночью — не знаю!
— А ты узнай! — предложил Мишук.
Вовка замолчал, сообразив, что сболтнул лишнее.
Плюс обнюхал ребят и затрусил к калитке. Там он тявкнул пару раз. Открылось окно. Выглянула старая, седая, но еще крепкая женщина.
— Здравствуйте, Мария Петровна! — нестройным хором произнесли ребята.
— Здравствуйте, дети! Если ко мне, — заходите!
— К вам! — ответил Мишук.
— Заходите! — повторила учительница и отошла от окна.
— Дети! — проворчал Санька.
Ребята поднялись на крыльцо и по одному прошли в дом. Мария Петровна усадила их за стол. Наступила неловкая тишина. Комната чем-то неуловимым напоминала класс, и Санька поежился, как перед контрольной работой.
— У вас новенькие? — спросила учительница.
— Да! — ответил Мишук. — Один насовсем. С нами учиться будет. А другая — на лето только... К осени уедет.
Мария Петровна повернулась к Саньке.
— Как тебя звать?
— Санька!
— Такого имени не знаю!
— Александр Крыльев! — поправился Санька и встал, как на уроке.
— Класс?
— Шестой окончил!
— Математику любишь?
— Люблю! — соврал Санька.
— Сколько будет, если разделить единицу на ноль?
— Ничего! — выпалил Санька, и уточнил: — Ничего — в смысле ноль!
— Не любишь! — определила учительница. — Но полюбишь! Это я обещаю твердо! Садись!
Мария Петровна посмотрела на Катю. Не ожидая, когда ее спросят, девочка встала и сказала:
— Катя Иванова.
Ей повезло: Мария Петровна не задала ни одного вопроса. Она велела ей сесть и вызвала Гришу Лещука.
— Может быть, ты разделишь единицу на ноль?
— Будет бесконечно большое число! — уверенно ответил Гриша.
— Докажи!
— Один разделим на одну десятую — будет десять, на одну тысячную — будет тысяча... Чем меньше делитель, тем больше частное. Если делить на ноль, частное будет бесконечно большим.
Мария Петровна удовлетворенно кивнула головой.
— Сейчас меня! — шепнул Вовка.
— Владимир Груздев!
Вовка вскочил.
— Как твои задачи, которые ты обещал решить летом?
— Решаю, Мария Петровна! Честное слово, решаю!
— Покажи правую руку.
Вовка растопырил пальцы. На среднем сбоку, в том месте, куда ложится перо, виднелось чернильное пятно.
— У меня больше вопросов нет, — произнесла Мария Петровна,— Я готова ответить на ваши.
Ребята облегченно вздохнули. Теперь можно было приступить к самому главному. И Мишук прямо спросил учительницу, знает ли она что-нибудь о Диме.
Мария Петровна помнила всех своих учеников, где бы они ни находились.
— Славный был мальчик! — сказала она. — А в отношении слухов, я уверена — ложь! Кто знал Дмитрия, тот не поверит этой клевете!..
Учительница надела на нос старомодное пенсне и посмотрела в окно, припоминая далекие довоенные годы.
— Дмитрий был не в ладах с математикой... Мы не раз с ним ссорились, прежде чем он оценил ее по достоинству. И с вами мира не будет, пока вы не почувствуете вкус к математике! В наше время...
Мария Петровна села на своего конька и могла бы говорить о математике до самого утра, но, заметив, как поникли ребята, она понимающе улыбнулась.
— Ладно, не буду. Каникулы еще не кончились... Только один пример — с тем же Большаковым.
Это вполне устраивало ребят. И перед ними раскрылась маленькая страничка из биографии Димы.
Большаков был из тех мальчишек, которые с ранних лет определяют свою будущую профессию. Он хорошо играл на гармошке, потом на баяне, но стать музыкантом не собирался. Дима твердо верил, что будет мелиоратором. В колхозе до войны не многие знали, что скрывается за этим словом. А из всех возможных мелиоративных сооружений в деревнях встречалось одно — канава. Почему у Большакова появилась тяга к этой профессии, никто не мог объяснить.
Дима строил запруды на Болотнянке, делал стоки у коровников, установил на чердаке бак для дождевой воды и провел трубу к умывальнику. И еще он любил географию, а математику и физику учил кое-как: думал по-наивности, что эти науки мелиоратору не нужны. Мария Петровна не прощала пренебрежения к своему предмету и упорно воевала с Димой.
Он постоянно носился с какими-то картами, а в седьмом классе удивил учителя географии подробным планом болота за Усачами. Географ похвалил Диму и поинтересовался, почему тот выбрал именно болото.
Разговор происходил после уроков рядом с учительской комнатой. Подошла Мария Петровна, а Большаков горячо, убежденно доказывал, что болото можно осушить. Для этого он и чертил карту.
— Как ты думаешь, сколько в болоте воды? — спросила Мария Петровна.
— А это неважно! — ответил Дима. — Надо расширить и углубить русло Болотнянки — и вода сама вытечет постепенно!
— На сколько углубить и расширить?
— Чем больше, тем лучше! Скорее осушится!
— Значит, ты хочешь работать вслепую! Как крот! — жестко сказала Мария Петровна. — Я предполагала, что ты задумал серьезное дело! Можно было бы в правлении поговорить — земли колхозам очень нужны!.. А у тебя — пустая фантазия! Маниловщина! Цифры, цифры давай!
И Мария Петровна отошла.
— Ничего не скажешь — правильное требование! — произнес учитель географии. — Дело серьезное, и подход серьезный должен быть!
Дима обиделся, но обида не заслонила главное. А оно заключалось в том, чтобы подкрепить свою мысль математическими расчетами. Задача непосильная для самого блестящего ученика седьмого класса, а тем более для Димы. Но он был настойчив и засел за учебники по геометрии и алгебре.
В восьмом классе Большаков догнал ребят и даже ушел вперед — стал заглядывать в программу девятого и десятого классов. А на весенних экзаменах Дима второпях вместо квадратного корня написал на листке контрольной работы знак интеграла. Мария Петровна поняла, что ее ученик добрался до высшей математики, и в порыве радости вывела жирную пятерку с плюсом...
— Верю, — сказала учительница усачам, — если бы не война, Дмитрий сделал бы расчеты по осушению болота!
— А той карты... не сохранилось? — спросил Санька. — Иль, может, тетради какие?
— Карты у меня не могло быть, а тетради... — Мария Петровна посмотрела куда-то вверх. — Возможно... На чердаке. Там архив всякий... Давно надо бы разобраться!
Ребята повскакали со скамеек.
— Разрешите, мы вам поможем! — воскликнула Катя.
— Тихо, дети! Тихо! Я понимаю ваше нетерпение! Сейчас подымусь наверх и посмотрю, а вы пока идите в сад — погуляйте.
— А Плюс? — спросил Вовка.
— Плюс верит людям и никогда на них не набрасывается.
— И ночью?
— Ночью он спит у моей кровати.
Вовка и Санька смущенно переглянулись.
Весь приусадебный участок Мария Петровна заняла под цветы. Особенно много было роз: красных, белых, черных — всяких.
Ребята разбрелись по саду. А Плюс, как радушный хозяин, расхаживал между клумбами и будто показывал, где растут самые редкие сорта роз. Но цветы сейчас не привлекали ребят. Найдет учительница что-нибудь или не найдет — эта мысль волновала каждого.
Ждать пришлось недолго. Архив у Марии Петровны был в порядке. Тетради учеников, устаревшие учебники, письма — все это хранилось в большом сундуке, который стоял на чердаке с довоенного времени. Слой за слоем из года в год накапливались здесь всякие бумаги. На дне, среди пожелтевших тетрадей, Мария Петровна нашла контрольную работу Димы с жирной пятеркой и пару его тетрадок с домашними заданиями.
Не трудно понять, с каким чувством прикоснулись ребята к этим тетрадям. На одной из них было написано: «Дмитрий Большаков, ученик 7-го класса Обреченской школы» Надпись на другой отличалась только классом — Дима перешел в восьмой класс. Но внутри это были совершенно разные тетради. Первая пестрела поправками, сделанными твердой рукой Марии Петровны. Отметки не превышали тройки. Вторая отличалась чистотой. Помарки встречались редко, а к концу они совсем исчезли.
Ребята больше рассматривали тетрадь восьмого класса. Она переходила из рук в руки. А вторая тетрадь, с двойками и тройками, осталась у Саньки. Он перелистал ее до конца и на последней странице увидел странные знаки. В нижнем углу была нарисована ладонь с пятью пальцами, чуть выше — крутая горка с елками, еще выше — что-то вроде дерева с большим кольцевым наростом на стволе. Все три значка соединялись пунктирной линией, которая тянулась до верхнего обреза страницы. Вдоль пунктира выше дерева было написано незнакомое слово: «белоус».
У Саньки захватило дух. Кто-кто, а уж он-то в таких делах ошибиться не мог! Он сразу догадался, что это не простые рисунки. Пунктир — это тропа, а пальцы, горка и дерево с наростом — ориентиры.
Санька захлопнул тетрадь и присоединился к остальным ребятам, которые рассматривали контрольную работу с жирной пятеркой.
— Это и есть интеграл? — спросил Гриша, указав на завитушку, отдаленно напоминающую знак параграфа.
Учительница что-то ответила, но Санька не слышал. Он думал о своем открытии. Убедившись, что никто на него не смотрит, Санька вырвал страницу с рисунками и спрятал в карман. Он решил пока никому не рассказывать о находке.
Случайно рядом с Санькой очутилась Катя. Он с вызовом посмотрел на ее косы, отошел в сторону и подумал: «Ты узнаешь, где у меня душа: в пятках или... где ей положено!»