Милицейская машина вернулась через час. Первым выскочил из нее маленький Котька – такой же нескладный, длиннорукий, с вытянутым лицом и глазами навыкате, как и старший брат.

Взяв на себя полную ответственность, подполковник Клекотов на три дня привез малыша в лагерь, чтобы братья могли побыть вместе.

Нарушив всякие правила и нормы, Клекотов надеялся, что этот день будет для Гришки переломным.

Распутя вылез из машины смущенный и какой-то просветленный. Глаза ожили. Не было в них прежней бессмысленной тугодумности. Исчезла тяжесть в движениях.

– Мне ее снять? – спросил он у подполковника, дотронувшись рукой до звездочки.

– Не я назначал тебя, – ответил подполковник. – Будет Совет – он и решит. . . А брата отведи к девочкам на кухню – скажи, что я просил взять над ним шефство.

– Есть! – гаркнул Гришка так, что Котька вздрогнул.

– И сам там останься, – добавил Клекотов. – Объявляю тебе три наряда по кухне вне очереди, начиная с сегодняшнего дня!

– Есть! – повторил Гришка и, подхватив Котьку на руки, зашагал к столовой.

А по лагерю снова разносился сухой и скрипучий голос капитана Дробового:

– Внимание! Внимание!.. Учитывая ранний подъем и ударную работу утром, штаб разрешает всем, кто не выспался или устал, отдыхать в расположении лагеря. Остальным – по-

строиться и собраться у штаба. . . Сегодня мы начнем новую, рассчитанную на несколько недель работу по расчистке леса. . .

Дробовой твердо верил, что после утренней тревоги, после сильной эмоциональной встряски ребята не могут, не должны расслабиться. Он верил, что мальчишки соберутся так же быстро, как и утром по сигналу боевой тревоги. Дробовой разрешил отдыхать уставшим лишь после долгого спора с комиссаром.

У Клима такой веры в успех не было. Была только надежда. Разговаривая с мальчишками по отдельности, он видел, что каждый из них в одиночку признает его, понимает и верит ему. Должно же когда-то появиться общее коллективное сознание!

Клекотов рассуждал конкретнее: он просто ждал, как отреагируют ребята на новый вид работы. Когда он сам был мальчишкой, лес всегда привлекал его. Неужели нынешние ребята равнодушны к нему?

Через пять минут после выступления капитана Дробового второй взвод плотной колонной вышагал на штабную поляну. Клим прикинул на глаз, сколько в колонне мальчишек, и понял, что его маленькая хитрость удалась. Он настаивал на разрешении не идти на работу всем уставшим и невыспавшимся не только потому, что такие ребята действительно могли найтись. Был у него и тайный расчет на то, что это разрешение подзадорит ленивых. Так оно и получилось.

– Второй взвод прибыл!-доложил командир. – Отсутствующих нет!

Сразу за вторым взводом появились и первый, и четвертый. В них тоже уставших и невыспавшихся не оказалось. Третий взвод примаршировал на девятой минуте. Славка Мощагин нарочно не торопился – видел, что Сергею Лагутину быстро идти трудно. И рапорт Славки отличался от рапортов других командиров.

– Третий взвод прибыл! – доложил он. – Отсутствуют двое: Распутин – в наряде на кухне, Забудкин пишет с сержантом письмо домой.

Еще минут десять ушло на то, чтобы разобрать пилы и топоры. И под командованием подполковника Клекотова, который решил сегодня сам сопровождать ребят, лагерь – колонна за колонной – тронулся в путь к ближайшему леспромхозу.

– Песню! – крикнул с крыльца Дробовой, и кто-то из третьего взвода запел про полевую почту.

– Ну как?-не без самодовольства спросил капитан у комиссара и поспешно добавил: – Все мы, конечно, поработали немало!

– Это только начало! – отозвался Клим.-Всего лишь начало.

Громкий пронзительный свист долетел из столовой и испортил Дробовому настроение.

– Было бы еще лучше, – помрачнев, сказал он, – если бы вы с подполковником не стремились превратить наш лагерь в детские ясли!

– Вы малыша видели?-с улыбкой спросил Клим. – Я не видел. Идемте – посмотрим!

В столовой Ната кормила Котьку манной кашей. Увидев незнакомых мужчин, он высунул длинный, белый от каши язык. Дробовой строго погрозил ему пальцем. Котька проглотил кашу и, сердито выкатив глаза, пролепетал:

– Тли наляда тебе вне отеледи!

Капитан Дробовой погрозил ему еще строже. Тогда Котька сунул два пальца в рот и протестующе засвистел.